Читать книгу Эфемериды - Яков Есепкин - Страница 16

И медленно планетная природа

Разделась до кабального ядра,

Дубы гнетет лазурная свобода,

Так грянула осенняя пора.

Могила сокрывает лишь позора

Осповницу на выверенный срок,

Лужению холопского разора

Не властен бойной славы кровоток.

Красна еще магическая трасса,

Но зной уже взорвался на лету

И так нависла солнечная масса,

Что ангелы забыли высоту.

Уран, Нептун, Плутон горящий очи

Следят, а май сравнялся с ноябрем,

Светя дугой вальпургиевой ночи

Поклонным осыпающимся днем.

Закаты над сиреневой паршою

Огромны, перед снегом на воде

И мрак прият оплаканной душою

Сейчас, когда ломает жизнь везде.

Чермы шагов не помнят Командора,

Им каменной десницы не страшно

Пожатье, небеса голеадора

Словесности новейшей, за вино

Лазурное, дешевое, дурное,

Разбавленное снегом ноября,

Четвергом отравленное, хмельное,

Червенное, иродного царя

Позволившее узреть спиртодержцу,

Нельзя ли вновь молиться за него,

За Ирода-царя, как громовержцу,

Дарующее синих торжество

Молний высотных, жертвоприношенье

Свершавшего честно, сейчас корят,

Быть может, впрочем, каждый разрушенье

Свое усугубляет, хоть дарят

Ему нектары ангельские ныне

Служанки Гебы милой, исполать

Хозяйственности горней, ворогине

Черемной мы ответим, но полать

Еще худая терпит нас в затворе

Диавольском, еще мы не прешли

Сукно и сребро, паки в чурном оре

Пием свое горчащие куфли,

Одно теперь полны куферы эти

Сребряные с лепниной колдовской

Четверговым вином, какие нети

Нас ждут, вдали узнаем, из мирской

Тризнящейся юдоли время свечи

Ночные выносить (сам Командор

Был поводом к неровной этой речи

О Веничке, похмелие не вздор,

Не выдумка досужая, народной

Привычки летописцу и певцу

Бессмертие даруем и холодной

Аидской водки штофик, по венцу

И воинская честь, успенной славы

Хватится коемуждо, весело

Гуляй, братия, паки величавы

Мы с ангелами, Божее чело

Не хмурят небодонные морщины,

Елико наши пиры о свечах

Одесные, нет Божеской причины

Печалиться мертвым, у нас в речах

Всеангельская крепость, Петушками

Не кончится дорога, но сейчас

Вальпургиева ночь, со ангелками

Шлем ёре свой привет), небесный глас

Я слышу, Фауст, скоро о морганах

Явятся черемницы, сребра им

Всё мало, на метлах иль на рыдванах

Спешат быстрее, гостьям дорогим

Черед готовить встречу, их задача

Простая, нет в венечной белизне

Урочности, хоть червенная сдача,

А с нас им полагается, в вине

Печаль былую вечность не утопит,

Готическая замковость пускай

Сегодняшнее время не торопит

На требницы, пока не отпускай

Химер вычурных, коих знал Мефисто,

Они сгодятся в брани, воин тьмы

Направить может спутниц, дело чисто

Житейское, поэтому сурьмы

Порфировой мы тратить не заставим

Камен и белошвеек на черем,

Стольницы полны, сами не картавим

Пока, и что грассировать, гарем

Адничный вряд ли выспренность оценит,

Манерные изыски, не хмельны

Еще, так Богу слава, куфли пенит

Засим вино, балы у сатаны

Давно угасли, оперы барочной

Услышать будет сложно вокализ

Иль чернь презреть в окарине морочной

Зерцала, там уже не помнят риз

Честного положенья, ведьмам трезвым

И гоблинам, пари держу, сукно

Из гробов не пригодно, буде резвым

Вращаться ходом дарное вино

Черем не полагает, им стольницы

Зовущие родней глагольных форм,

Алкайте же виновий, черемницы,

Для вас берегся парный хлороформ,

Следим веселье, Фауст, кто преявит

Образия еще здесь, не резон

Уснуть и не проснуться, балы правит

Не князь теперь, альковный фармазон,

Помесь гитаны злой с Пантагрюэлем,

Где дом и где столовье, благодать

Пировская чужда чертям, за элем

С нетенными каноны соблюдать,

Блюсти и ритуал, и протоколы

Нельзя, хоть станет Бэримор служить

Мажордомом у них, обычай, школы

Злословия урок – пустое, жить

Бесовок, роготуров, козлоногих

Гремлинов, тварей прочих, по-людски

Учить бесплодный замысел, немногих

Могли сиречных битв отставники

Слегка принарядить, чтоб мир грядущий

Их зрел, такой лукавостью грешил,

Всегда пиит горчительно ядущий,

Алкающий, я в юности вершил

По-гамбургски их судьбы, но далече

Поры те, Грэйвз, Белькампо, Майринк, Грин,

Толстой Алекс, да мало ль кто, при встрече

С чермами их ущербных пелерин

Лишать боялись, в сребро и рядили,

Ткли пурпур в чернь, с опаскою тлелись

Вокруг, одно читатели судили

Тех иначе, но чинно разошлись

Таких волшебных флейт, дутья умельцы,

Разбойничают всюду соловьи,

Шеврон каких не вспомнит, новосельцы

Из выспренних и ложных, им свои

Положены уделы, Робин Гуда,

Айвенго, темных рыцарей сзывай,

Исправить дело поздно, яд Гертруда

Прелила вместе с Аннушкой, трамвай

Звенит, звенит, не ладно ль в присных царствах

Зеркал глорийных, сумрачной Луны

Ответит фаворит, давно в мытарствах

Нет смысла никакого, казнены

Царевны молодые и надежи,

Их жены, братья царские, роды

Прямые извелись, на жабьи кожи

Лиются мертвых слезы, а млады

Теперь одне мы, Германа и Яго

Еще к столу дождемся иль иных

Греховных, черем потчевать не благо,

Так свечек не хватает червенных,

Чтоб гнать их накопленья за виньеты

Узорные, обрезы серебра,

За кафисты, бежавшие вендетты

Бесовской, амальгамная мездра,

Порфирное серебро и патина

Желтушная сих въяве исказят,

Чихнем над табакеркой и картина

Изменится, и чернь преобразят.

Как высоко Господние эти скрижали,

Выше черной Звезды, чей пожар на земли,

Прежде ангелов статию мы поражали,

Ан теперь во полынь с лебедой полегли.

Всё хранила тебя от смертей Параскева,

Стерегла мя, юродного, подле калек.

Хоть с полатей восстань, хоть со адского хлева,

Ты Марии стопы не омоешь извек.

И почто белый снеже багрово ложится,

Дочке-лебеди царь не подаст ничего,

Не сумели мы звездным уголем разжиться,

Иисуса забыли в его рождество.

Столь нагорный ли свет может быть беспощадным,

Спросишь там – как преломится он для двоих,

И в огне золотом Бог алмазом исчадным

Нас ничто уже не помрачит,

Лишь воскресный багрец вскроет вены

И Господний псалом отзвучит,

Мы уйдем в кущи роз и вербены.

Мы с Юдифию к царским вратам,

Где пеяла церковная дева,

Обращались и паки листам

Доверяли таинства напева.

Платье белое ныне красно,

Горько плачет ребенок прекрасный,

Сталось кровью худое вино,

Этот цвете губительно красный.

Пахнут ладаном персты дьячка,

А твое ледянее гранита,

Обручала нас иже тоска,

Фрида ты иль иродная Нита.

Что искала в каморе мирской,

Разве пиров и скаредной требы,

Вижди остье за левой рукой,

Вдоволь ешь чечевичные хлебы.

Все дешевые вина пречлись,

Расточились чурные демоны,

В пирамидные тьмы разошлись

На иные века фараоны.

От сандаловых тонких дерев

Ароматом аттическим веет,

Толпы резвятся розовых дев,

А за Корою царе червеет.

Мало гончим потравных утех,

Мало ворам кровавой трапезы,

Будет вечеря славной у тех,

Кто лишен инфернальной аскезы.

Будут с нами еще пировать

Наших дней подсадные витии,

Царских братьев легко продавать,

Пусть хотя сторонятся Мессии.

Не нашла чернь в субботу царя,

Вкруг псари да запалые волки,

Хоть посмертною славой горя,

Что ж, украсим престольные полки.

Падом нежить вся ныне сюда

Налетела во гневе ослеплом,

И горит ледяная вода

Не алмазным огнем – черным пеплом.

То Полынь тяжело вознеслась

Над уродцами и образами.

Льдом изгнившим ты и обожглась,

Сиих чудищ гнилыми слезами.

Мы ко Господу позднею ночью придем,

Склоним главы бескровные ниц,

И омоем рамена пурпурным дождем,

Мало света в зерцалах адниц.

Муку смертную эту вольно изваять:

Ею низана каждая весь,

Буде выпало нам у престола стоять,

Всем укажем, кто праведник днесь.

Только что это, Господи, пурпур с венцов

Истекает и льется во сны,

И звонницы горят со червленых торцов,

И двуперстия наши черны.