Читать книгу «Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том VII. Финал «времени незабвенного, времени славы и восторга», или «Дорога» в Бессмертие! - Яков Николаевич Нерсесов - Страница 5

…25 февраля 1815 г. со всей своей «армией» (генералами Бертраном, Друо, Камбронном, тысячью солдат (700 гвардейцев, польскими уланами и четырьмя пушками) «эльбский узник» (коим он никогда не был) покинул на бриге «Энкостан» («Непостоянный») о-в Эльба. По пути во Францию ему повстречался французский дозорный фрегат «Зефир», чей капитан сквозь туманную мглу поинтересовался о здоровье Наполеона, получив в ответ от… него самого, что лучше не бывало!

Корабли разошлись разными галсами и «побег-полет корсиканского орла» продолжился.

…Кстати сказать, кое-кто из историков предполагает, что для истории был бы предпочтительнее переезд-«побег» Наполеона в любой франкоязычный город в… США, например, в Новый Орлеан. Там, он, наверняка, стал бы фигурой номер «Раз!!!». Недаром ведь, после Ватерлоо у него была весьма здравая мысль ретироваться за океан к своим американским соотечественникам, но он явно опоздал с этим «марш-броском через океан»…

1 марта генерал Бонапарт со своей «бригадой» высадился на юге Франции в бухте Жуан, неподалеку от мыса Антиб, где он когда-то провел полмесяца в каземате небольшого форта в ожидании… гильотины. Через четыре дня об этом знали в Париже, а спустя еще пять – в Лондоне! «Полет корсиканского орла» начался: конечная точка его полета – шпиль Собора Парижской Богоматери!

…«Маленький капрал» считал, что еще может повернуть колесо Фортуны вспять, пустившись в свою последнюю, решающую игру. Ему было нечего терять – ему казалось, что он может выиграть все! И он обратился к французам с прокламацией:

«Солдаты! Находясь в изгнании, я услышал ваш голос и прибыл к вам через все препятствия и опасности. Ваш командующий, взошедший на трон по воле народа и поднятый вами на щит, возвратился. Сорвите это отвергнутое нацией знамя, под которым в течение двадцати пяти лет собирались все враги Франции. Наденьте снова трехцветную кокарду, которая была на вас в дни великих событий…

Солдаты! Встаньте под знамена вашего командующего. Победа будет продвигаться вперед с быстротой атакующих войск. Орел с национальным знаменем будет лететь от колокольни к колокольне, и так – до самых башен Собора Парижской Богоматери. И тогда вы сможете гордо показывать ваши шрамы и рассказывать о том, что вы совершили, – вы станете освободителями Родины. А в старости, когда окружающие вас сограждане будут почтительно внимать рассказу о ваших подвигах, Вы сможете с достоинством сказать им: «Я был в той самой Великой Армии, которая дважды брала Вену, входила в Рим, Берлин, Мадрид и Москву и которая избавила Париж от позорного клейма, оставленного предательством и пребыванием врага»»…

Пораженная Европа оцепенела от страха – «дьявол сорвался с цепи»!

Наполеон сам идет во главе своих солдат, опираясь на палку, иногда спотыкаясь на заледеневшем камне или снежном бугре. «Ни одного выстрела, – отдает он приказ, – ни одной капли крови!»

Причем, он намеренно идет на Париж окольным, горным путем – прямая дорога через роялистским настроенные области могла сулить ему малоприятные последствия. Действительно, по началу местные жители встречали его достаточно напряженно. Массового энтузиазма и всенародной поддержки явно не наблюдалось: обескровленная генералом Бонапартом страна не хотела больше воевать, но и Бурбоны с дворянством ее уже успели «достать по полной программе»! Одни были потрясены случившимся, другие – встревожены, и лишь третьи – обрадованы.

Правда, уже первая встреча с солдатами короля показала, кому в действительности принадлежит армия. Одна из многочисленных версий этого судьбоносного для Франции и Европы события гласит следующее.

7 марта у селения Лаффре близ Гренобля, прикрывавшего вход в ущелье, рота саперов и батальон 5-го линейного полка преградил дорогу отряду «генерала Бонапарта». Батальонному командиру майору Делессеру (Делассару) был дан строжайший приказ немедленно «вести огонь на поражение», если мятежный император не остановится. Наполеон пошел на сближение с королевскими войсками и, казалось, начавшийся 1 марта «полет орла» над просторами Франции будет прерван на узкой пролегающей в ущелье альпийской дороге.

Нам известно, что дальнейшее развитие событий проходило примерно так.

…Оказавшись в поле видимости правительственных солдат, Наполеон отдал приказ гвардейцам своего маленького отряда переложить ружье из правой руки в левую. Наполеон умел рисковать: его солдаты приблизились к королевской армии, в сущности, безоружными, держа в левой руке ружье, опущенное вниз.

Два батальона стоят лицом к лицу. Солдаты, возможно бившиеся плечом к плечу под Маренго и Аустерлицем, Прейсиш-Эйлау и Ваграмом, Бородином и Лейпцигом, настороженно смотрят друг на друга. Малейшая неосторожность – и прольется кровь. Стоит тягостное молчание…

Не сбавляя шага, смертельно бледный Наполеон спокойно идет навстречу нацеленным в него ружьям. Жестом руки остановив своих «ворчунов», сняв свою потертую, обкуренную порохом всех армий Европы и продутую всеми ветрами (от Мадрида до Москвы и от Брюсселя до Милана), знаменитую треуголку, он пошел к противнику один, без охраны, и, подойдя на расстояние пистолетного выстрела, намеренно медленно расстегнул свою старую серую длинную шинель гвардейских конных егерей, так чтобы был виден орден Почетного легиона и голосом, в котором ничто не выдавало внутреннего волнения, сказал: «Солдаты 5-го пехотного полка, узнаете ли вы меня? Кто из вас хочет стрелять в своего императора? Я становлюсь под ваши пули. Цельтесь лучше в своего „маленького капрала“…»

Это был верно рассчитанный ход!

…Впрочем, кое-кто утверждает, что на самом деле никакой тягостной тишины не было! По приказу Бонапарта было развернуто знамя французской республики – триколор, а гвардейский военный оркестр заиграл музыку под которую 20 с лишним лет назад революционные французы шли умирать за Отечество, которое оказалось в Опасности – легендарную «Марсельзу», при первых звуках которой французы и сегодня встают и… поют ее, как государственный гимн Франции! Если все – так (о «Марсельезе» и триколоре пишут редко), то «генерал Бонапарт» тогда применил три очень сильнодействующих на солдатскую психику «маневра»: «обезоружил» своих гвардейцев, «прикрылся» национальным трехцветным знаменем блестящих побед предыдущей эпохи борьбы со всей монархической Европой, воздействовал звуком – берущую за душу музыку великих перемен. По всему получается, что Наполеон, вернувшись во Францию, наглядно всем показал: «клыки его были все еще крепки, а зубы – остры»…

А ведь если бы тогда пуля французского солдата поразила Наполеона, то это была бы не просто по театральному «красивая точка» в его фантастической карьере, а по истине Легендарная Смерть! Но никто никогда (кроме, пожалуй Александра Македонского!?) не оказывал такого поистине мистического влияния на солдатские умы, как Наполеон. И все же, гробовое молчание повисло над ущельем, участникам этого невероятного события, особенно с наполеоновской стороны, оно показалось длиною в вечность.

…Кстати, сегодня на месте этого исторического события разбит небольшой парк с памятным знаком и мемориальной доской с крайне доходчивыми словами «маленького капрала» своим «детям-солдатам»…

«Огонь! – еще пытается скомандовать какой-то офицер-роялист. Все напрасно. Солдаты, расстроив ряды, бросились к Наполеону. Они плакали от восторга, падали на колени, целовали его руки. Для солдат он всегда оставался «стриженным малышом», которого они любили с грубоватой и наивной нежностью.

…Кстати, этот драматичнейший момент в ярчайшей на события военно-политической биографии Последнего Демона Войны очень емко, лаконично и доходчиво запечатлен в лучшей исторической киноленте посвященной Наполеону Бонапарту – во все том же легендарном «Ватерлоо» С. Ф. Бондарчука, снятом давным-давно – полвека назад…

«Да здравствует император!» – вопили в восторге королевские (вернее, уже бывшие!) солдаты, и батальон в полном составе перешел на сторону Наполеона. Припадок массового умопомешательства был столь силен, что не скоро удалось успокоить солдат, построить и повести на Гренобль. По дороге к войскам французского императора присоединился 7-й линейный полк, отправленный было на подкрепление гарнизона Гренобля, но его полковник Лабедуайер перешел на сторону «маленького капрала», дав, правда, при этом тому очень доходчивый совет: «…Вашему Величеству следует отказаться от завоеваний и стремления к чрезмерному могуществу, составившему несчастье Франции и Ваше собственное». А ведь переход на сторону «корсиканского орла» будет стоить молодому Лабедуайеру после краха «Ста Дней» очень дорого…

…Потомственный граф, участник наполеоновских войн Шарль-Анжелик-Юше де Лабедуайер (17 апреля 1786, Париж – 19 августа 1815, там же) поступил на военную службу в 20 лет. В 1806—07 гг. участвовал в войнах с Россией в Польше и Пруссии и был назначен адъютантом к маршалу Ланну. В 1808 г. он сражался в Испании и был ранен при Туделе. Выздоровев, в 1809 г. находился в штабе Эжена де Богарне и за отличие был назначен командиром 112-го линейного полка. В 1813 г. отличился при Люцене и Бауцене и был ранен при Кольберге. После Первого Отречения Наполеона и реставрации Бурбонов Лабедуайер снова вступил в армию: ему был пожалован орд. Святого Людовика и он был отправлен в Гренобль командовать 7-м линейным полком. После того, как в марте 1815 г. Лабедуайер примкнул к нему с частью своего полка к вернувшемуся с Эльбы императору и своим примером увлёк всю армию, его назначили бригадным генералом и включили в число пэров Франции. В битве при Ватерлоо он будет сражаться в качестве генерал-адъютанта императора.

…Кстати, в очень профессионально снятом советско-итальянском художественном фильме «Ватерлоо» (1970, режиссёр С. Ф. Бондарчук) образ Лабедуайера создал французский актёр Филип Форке…

Затем он поспешит в Париж, где на заседании палаты пэров 22 июня будет резко возражать против Бурбонов, отстаивая наследственные права сына императора – Наполеона II. После Второй Реставрации Лабедуайер намеревался бежать в Америку (министр полиции Фуше выдал ему паспорт, чтобы он выехал в Швейцарию), однако вернется в Париж, чтобы участвовать в заговоре против Бурбонов. 2 августа 1815 г. генерала арестуют, передадут военному суду и, несмотря на яростную защиту известным писателем и политическим публицистом Бенджаменом Констаном, осудят и расстреляют. При расстреле потомственный аристократ, как и многие из его приговоренных перепуганными событиями «Сто дней» Бурбонами к смерти «братьев по оружию» -бонапартистов, проявит необычайную твёрдость. Ему было всего лишь 29 лет и 9 из них он отдал армии, пройдя за этот срок путь до бригадного генерала. Его похоронили на знаменитом генеральском участке кладбища Пер-Лашез. Наполеон не забудет одну из своих многочисленных без лести преданных шпаг и завещал детям казенного Лабедуайера 150 тыс. франков…

Гренобль был взят без единого выстрела.

«До Гренобля я был авантюристом! В Гренобле я стал правящим принцем!! Через десять дней я буду в Тюильри!!!» – говорит своей ошеломленной случившимся маленькой свите счастливый Бонапарт. Позднее он писал, что это был один из самых запоминающихся моментов в его феерической жизни.

Теперь уже и народ встречал своего императора ликованием. Он как бы олицетворял для них революцию двадцатипятилетней давности со всеми ее новациями и в первую очередь, ощущением свободы. Понятно, что его возвращение – возвращение героя – стало захватывать их воображение все сильнее и сильнее. Старые солдаты с радостью вливались в ряды наполеоновского войска. Они же приводили новобранцев.

Становилось понятно, что остановить «генерала Бонапарта» уже невозможно. События развивались словно снежный ком – стремительно и неукротимо!

Форсированным маршем маленькая наполеоновская армия быстро продвигалась на север. Страна пришла в величайшее смятение. Ненависть к Бурбонам, прокладывала дорогу Наполеону на Париж, на стенах которого по ночам стали появляться все более и более угрожающие надписи: «Долой дворян! Смерть роялистам!! Сансон, вспомни свое ремесло!!! Бурбонов – на эшафот!!!».

…Между прочим, при каждой остановке Бонапарт очень умело обращался с речами к местным жителям, весьма искусно применяясь к их разным вкусам. Крестьянам – одного из самых недовольных Бурбонами, готовящимися возвратить вернувшимся на родину дворянам их земли, сословий населения Франции – он гарантировал владение их землей, доставшейся после революции 1789 г. Горожанам – финансовые реформы. И, наконец, самое главное – для всех – он не хочет войны, теперь Франция будет миролюбивой! В общем, всем говорил то – что надо! Пользоваться особенностями момента Наполеон умел…

Наступил момент истины и для «легатов» генерала Бонапарта, т.е. его маршалов. Некоторым из них, оказавшимся на службе у Бурбонов, выпала нелегкая честь попытаться остановить «стремительный полет корсиканского орла»! Ставкой стала их дальнейшая судьба: на кого поставить и не прогадать!?

Первым из них на пути у Последнего Демона Войны оказался самый из них хитроумный и дальновидный – старина Массена, командовавший 8-м военным округом в Марселе – тем самым, на территории которого высадился бежавший с о-ва Эльба Наполеон. Он очень ловко сманеврировал: пропустил «вражескую» колонну (небольшой отряд!) вперед (на север – на Париж) и только потом начал преследование, вернее, «топтание на месте» – ссылаясь на то, что новобранцы не столь хороши на маршах, как их «отцы», которых «генерал Бонапарт» положил костьми по всей Европе – от Лиссабона до Москвы. При любых раскладах у него получалось почти идеальное алиби: для короля – он… не успел, для императора – он тому… не противодействовал. Он дает также советы герцогу Ангулемскому, пытавшемуся организовать на юге Франции сопротивление «узурпатору», но сам проявляет полную пассивность, демонстративно оставаясь в стороне от тогдашних бурных политических событий. Правда, такое явно двусмысленное поведение Массене впоследствии не простят ни роялисты, ни бонапартисты.

Удино, командовавшему в Меце, повезло еще больше: его офицеры откровенно предупредили своего маршала, что если он вякнет перед строем «Да здравствует король!», то услышит в ответ громогласное: «Виват, император!!!» Бесстрашный гренадер все понял как надо и… сдал командование.

10 марта бывшему наполеоновскому маршалу Макдональду, до последнего служившего своему императору в 1814 г., пришлось спасаться бегством из Лиона, где он по королевскому приказу совместно с королевским братом, графом д`Артуа попытался было организовать сопротивление стремительно двигавшемуся на Париж «генералу Бонапарту». Гробовым молчанием на призыв «Да, здравствует король!» солдаты доходчиво объяснили маршалу, что против своего «маленького капрала» они не пойдут.

От этой новости в Версале начался переполох.

Против «сорвавшегося с цепи дьявола» во главе сильной армии был брошен один из самых прославленных полководцев Франции – маршал Ней. Тот самый, который так многим обязанный своему императору, потом столь энергично подталкивал его к отречению в роковые дни весны 1814 г.

А теперь его и вовсе занесло!

Без колебаний он принял это назначение. Прощаясь с королем, бывший славный генерал революционной армии подобострастно поцеловал монарху руку и заверил, что самым счастливым днем его жизни станет тот, когда он докажет его Королевскому Величеству свою преданность. В припадке верноподданнических чувств «республиканец-перевертыш» Ней клянется Людовику XVIII, что выполнит его приказ и привезет Наполеона, как канарейку в железной клетке (J, amenerai l, usurpateur dans le carreau de fer!). Благоразумный король был потрясен рвением одного из любимцев Наполеона и когда тот вышел за дверь, иронически заметил: «Ну и канарейка!»

Обе армии шли навстречу друг другу. Армия Нея могла остановить Наполеона: она была неизмеримо сильнее.

Но Наполеон хорошо знал «Храбрейшего из храбрых №2», чью жену совсем недавно оскорбила придворная камарилья. Он «сделал ход конем»: переслал тому записку с многозначительными словами «Я приму Вас так же, как на следующий день после bataille de Moskova!» Как известно, после того самого страшного из всех больших сражений Бонапарта, Ней публично весьма нелицеприятно высказался о полководческом настоящем императора французов! Тому, естественно, об этом донесли, но он мудро пропустил остроту своего маршала мимо ушей, поскольку прекрасно знал, что Ней всего лишь маршал, а он главнокомандующий и в дальнейшем вел себя с ним, как ни в чем не бывало. В ответ Ней передал свою записку: «Если вы будете править тиранически, то я ваш пленник, а не сторонник!» Ознакомившись с посланием, Наполеон иронично усмехнулся и, покрутив пальцами у виска, задумчиво бросил своей свите: «Похоже, что наш „Les Brave des Braves“ совсем спятил!» Парадоксально, но в чем-то он был прав: то, как безрассудно будет воевать Ней, какие он совершит непростительные для маршала Франции ошибки – все это роковым образом скажется на исходе последней военной кампании «маленького капрала». Но все это будет потом и ни один лишь маршал Ней станет причиной окончательного фиаско «генерала Бонапарта», а пока у Наполеона не было иного выхода, как любыми способами перетянуть одну из легенд французского оружия на свою сторону.

Когда 14 марта обе армии встретились у Осера, Ней, забыл про присягу Бурбонам и громкое обещание поступить с Бонапартом «по-свойски», без колебаний выхватил саблю из ножен и воскликнул: «Офицеры, унтер-офицеры и солдаты! Дело Бурбонов… погибло навсегда!» Когда Людовику XVIII доложили об измене Нея, он с негодованием воскликнул: «Презренный! У него, стало быть, нет больше чести!» Если это и была измена королю и присяге, то она, по всей вероятности, произошла не из-за вероломства его характера, а скорее всего из-за отсутствия такового. Недаром потом – уже на о-ве Св. Елены – Наполеон весьма однозанчно высказался о Нее: «Никто не должен нарушать данное слово. Я презираю предателей. Ней обесчестил себя». Давая там же, оценку Нею как военачальнику, Наполеон высказался так: «Ней – храбрейший человек на поле битвы, но вот и все». Можно, конечно, предположить, что маршала увлекли его подчиненные и он не смог устоять в сложившейся ситуации. «Словно плотина прорвалась, – оправдывался же потом Ней, – я должен был уступить силе обстоятельств». Когда кто-то из про-роялистски настроенных офицеров попытался было упрекнуть маршала в нарушении королевской присяги, то услышал в ответ: «Разве я могу остановить движение моря своими руками!?»

…Кстати, когда Наполеон с Неем встретились, то маршал попал в неловкую ситуацию. Вернувшийся император полушутливо-полуехидно спросил «Les Brave des Braves №2»: «Я думал, что вы сделались… эмигрантом?» Ответ, как и в момент отречения Бонапарта весной 1814 г., был достойным и твердым: «Мне следовало бы им стать, но сейчас это – слишком поздно!» «Это верно, – добавил Ней, – что я обещал королю привезти вас в Париж в железной клетке. Но дело в том, что я уже тогда решил присоединиться к вам, и я считал, что не смогу сказать ничего лучше, чтобы скрыть мои намерения». «Не нужно извинений, – парировал император, – я никогда не сомневался в ваших истинных чувствах». Судя по тому, как развивались дальнейшие события, оба тогда кривили душой. «Храбрейший их храбрых №2» потом публично озвучил главную причину своего перехода на «генерала Бонапарта»: «… я больше не хочу, чтобы меня унижали… Только с таким человеком, как Бонапарт, армия сможет добиться уважения». Вернувшиеся Бурбоны «так ничего и не поняли». Покинув белое знамя Бурбонов и снова встав под трехцветное, а также сыграв решающую роль в повторном возвращении Наполеона на престол, Ней тем не менее не обрел его полного доверия. У императора еще слишком свежи были воспоминания о том апрельском дне 1814 г., когда Ней, изменив своему воинскому долгу и присяге, открыто и при том в довольно грубой форме потребовал от него отречения от престола. Недаром ведь Наполеон прямо высказался о Нее: «У него есть наклонность к неблагодарности и крамоле. Если бы я должен был умереть от руки маршала, я готов бы держать пари, что это было бы от его руки». И вот теперь, когда не прошло и года, маршал снова изменил присяге, на этот раз – королю. Поэтому сразу возникал вопрос – как можно верить такому человеку? Да и сам Ней, по всей видимости, осознавал всю незавидность своего положения, потому после повторного воцарения Наполеона сразу же отошел от дел и удалился в свои поместья…

Теперь уже могучий, неудержимый поток двигался на Париж, и ничто ему не могло противостоять. Рассказывали, что Наполеон даже послал Людовику издевательское письмо: «Дорогой брат, не шли мне больше солдат. У меня их хватает!» (На самом деле таков был весьма остроумный огромный плакат, вывешенный на Вандомской площади!)

Изрядно перетрухнувший непотребно тучный Людовик XVIII, решил не рисковать и 19 марта вместе со всем своим двором кинулся в бега (или, как выражается современная продвинутая молодежь – «ударил по тапкам») к бельгийской границе. Это было единственно правильное решение, когда королевская армия дивизия за дивизией, полк за полком, батальон за батальоном, эскадрон за эскадроном под громоподобные кличи «Виват, император!!!» переходила на сторону маленького плотного человечка в видавшей виды серой длиннополой кавалерийской шинели конных егерей.

…Между прочим, за королем по долгу службы последовали Мармон, Макдональд, Мортье и Бертье. Правда, трое последних на самой границе покинули своего короля, причем, под весьма разными предлогами или причинами. Невозмутимый Макдональд, подобно бесстрашному Удино, предпочел отправиться в свое поместье и уже оттуда наблюдать за дальнейшим развитием событий. Мортье развернул коня в сторону… «генерала Бонапарта», чтобы разделил с ним все перипетии «Ста дней». Но в боях самой краткосрочной Бельгийской кампании «корсиканского орла» наш герой уже участия не принимал. Как только наполеоновская армия начала движение вперед к бельгийской границе Мортье внезапно занемог (его скрутил ишиас?). До сих пор трудно сказать чего было в его неожиданной «болезни» больше: «дипломатии» или… Не исключено, что на смену первоначальной солдатской прямоте все же пришла политическая целесообразность. Бертье под предлогом необходимости проведать свою семью направился в Бамберг и… выпал из окна верхнего этажа своей квартиры, стремясь разглядеть со стула проходившую мимо колонну вражеских войск. Историки до сих пор гадают: то ли Бертье рухнул со стула, то ли сам оттуда сиганул, то ли ему кто-то в этом помог!? Так или иначе, но гений штабной работы теперь уже навсегда покинул своего давнего благодетеля. И лишь самый старый приятель Бонапарта Мармон, совсем недавно сведший к нулю шансы Наполеона оставить свой престол своему малолетнему сыну, не стал испытывать судьбу, отправился вместе с королем в Гент. Как показало время, по началу Мармон крупно выиграл от этого «маневра», вознесшись очень высоко при Бурбонах, но затем все закончилось его личной трагедией – он станет изгоем среди последних еще живых наполеоновских маршалов. Правда, это уже другая история – история маршалов «генерала Бонапарта» – реальных и «виртуальных»…

Парижские газеты весьма симптоматично освещали поход Наполеона на Париж! Согласно мемуарам свидетеля той поры маршала Макдональда это выглядело так: «Тигр вырвался из своего логова!»; «Корсиканское чудовище высадилось в бухте Жуан!»; «Бандит прибыл в Антиб!»; «Людоед идет к Грассу!»; «Захватчик занял Гренобль!»; «Генерал Бонапарт вступил в Лион!»; «Наполеон приближается к Фонтенбло!»; «Император сегодня проследует в Тюильри!» и наконец «Его Императорское Величество ожидается сегодня в своем верном Париже!»

Впрочем, есть и несколько иные трактовки этих лозунгов.

Не прошло и года с момента исторического прощания «маленького капрала» со своими «старыми ворчунами» во дворе Белой лошади, а он уже снова был в Фонтенбло. А затем был Париж – на въезде в который, толпа отставных офицеров подхватила «маленького капрала» на руки и понесла в Тюильри под крики «Да здравствует император!!!» Такого рева Тюильри не слышал никогда! Очевидцы уверяли потом, что под потолком закачались люстры!

В течение 20 дней Наполеон действительно покорил Францию без единого выстрела! Все очень просто: Бурбоны всем надоели, и во время их правления об императоре вспоминали только хорошее, причем, каждый – свое. Создавалось впечатление, что вернувшийся генерал Бонапарт уже одержал свою величайшую победу или заключил вечный мир с поверженными врагами.

…Кстати, во всей Франции так и не нашлось человека, который решился бы одним выстрелом остановить «полет корсиканского орла»! А ведь возможностей было предостаточно, хотя бы у офицеров-роялистов! Но руки способной нажать на курок так и не нашлось! «Маленькому капралу» был уготован иной конец – банальный, в постели, от тяжелой продолжительной болезни…

Такого триумфа он еще не знал! «Народ и армия привели меня в Париж, – говорил он в те дни. – Это все совершили солдаты и младшие офицеры, народу и армии я обязан всем». Растроганный Наполеон предельно лаконичен и доходчив в своем обращении к соотечественникам: «Французы! Я прибыл к вам, чтобы восстановить свои права, которые являются одновременно вашими правами».

…Между прочим, вернувшись в Париж, Наполеон прекрасно понимал, что править страной так, как он это делал прежде – нельзя. Деспотия – это уже прошлое. Взять влево к якобинцам – это было не для него. «Я никогда не буду королем Жакерии!» – говорил он тогда и потом, уже после фиаско при Ватерлоо, когда некие горячие головы предлагали ему поднять знамя национально-освободительной борьбы против англо-прусско-австро-русской интервенции. Предстоял путь ограниченных либеральных реформ, пройти который ему вместе с французами уже было не суждено…

Так на волне патриотического подъема начались невероятные, легендарные «Сто дней» (20 марта – 22 июня 1815 г.) правления императора Наполеона. Казалось, капризная Фортуна решила еще раз повернуться лицом к своему любимцу: дала последний шанс повернуть вспять ход европейской истории! Правда, в «мирного» «генерала Бонапарта» как-то никому не верилось, а кое-кто из наиболее прозорливых полагал, что лимит везения он уже выбрал…

…Между прочим, среди женщин, которых он в свое время облагодетельствовал в прямом и переносном смысле, приветствовали его возвращение очень немногие (Валевска, Фуре, Жоржина, Дюшатель и его падчерица Гортензия). (См. том III, моей книги «Свет и Тени» «генерала Бонапарта»: «Первый диктатор Европы». ) Все остальные либо не хотели рисковать своими состояниями и социальным положением либо активно его осуждали и даже выступали против, причем – агрессивно, как например, де Водэ и Бургуа. (См. там же.) У слабого, но когда надо очень сметливого пола, «от любви до ненависти – один шаг» и, как правило, он – очень короткий, а месть его и вовсе – ужасна, беспредельна и… непредсказуема. «Се ля ви». А после краха под Ватерлоо с ним останутся только две женщины: его мать и его падчерица! Первая по вполне естественной причине, этой был ее гениальный сын, а вторая – в память о ее безвременно усопшей матери, которую он несмотря на все ее «бабские глупости» любил и сделал императрицей, пока не принял рокового решения о династическом браке…

Если до рокового похода 1812 г. все им восхищались, то теперь его магия уже ослабела. Страх перед ним исчез, налицо стали проявления физической слабости того, кто совсем недавно был полубогом. Он растолстел, его жесты стали медлительны, походка – тяжелой. Признавал это и он сам. «…Я старею. В сорок пять лет человек не тот, что в тридцать…» – говорил он в беседе с известным писателем и политическим публицистом Бенжаменом Констаном. Более того, он все чаще начнет сомневаться с принятием своевременного решения, в том числе, на войне… на поле боя! Чего раньше за ним -Последним Демоном Войны – не водилось.

Возродившемуся императору французов пришлось столкнуться с трудностями при формировании своего правительства: почти всех пришлось уговаривать, а кое-кого даже принуждать к сотрудничеству. Многие не хотели рисковать, предчувствуя нехорошие последствия для них лично. И хотя внешне все было похоже на времена могущества империи, но людей вокруг стало меньше и их поведение изменилось. Его воздействие на людей уже не было столь мощным: никто не понимал – по какому пути он пойдет…

Время эйфории и восторгов закончилось очень быстро…

Их сменило волнующее и тревожное ожидание…

Предвестник горьких разочарований?

Так или иначе, но «полет корсиканского орла» продолжился!

В Вене в ту пору проходил Венский конгресс, где решались территориальные вопросы в «обновленной» Европе. Вечером 7 марта в императорском дворце был бал, данный австрийским двором в честь собравшихся государей и представителей европейских держав. Вдруг в разгар празднества гости заметили какое-то смятение вокруг императора Франца: бледные, перепуганные царедворцы поспешно спускались с парадной лестницы, и вообще создавалось впечатление, будто во дворце внезапно вспыхнул пожар. В одно мгновение все залы дворца облетела весть, заставившая всех собравшихся в панике покинуть бал: только что примчавшийся курьер привез шокирующее известие: «Дьявол сорвался с цепи!!! И прямой дорогой идет на Париж!!!»

Потрясенные происшедшим европейские монархи, среди которых не было и не могло быть единства после свержения «корсиканского выскочки», вынуждены были объявить Наполеона врагом человечества. Правда, сначала эта новость вызвала среди них… смех… горький смех! Так или иначе, но всем приходилось снова воевать с «генералом Бонапартом»!

Сам Бонапарт прекрасно это осознавал: «Возможно, для спокойствия человечества было бы лучше, если бы ни Руссо, ни меня никогда бы не было на свете».

…Между прочим, Наполеон весьма оригинально относился к Жан-Жаку Руссо. Вскоре после переворота 18 брюмера он бросил вскользь своей свите: «Он был безумцем, ваш Руссо. Именно он завел нас туда, где мы сейчас оказались». Впрочем, не все с этим согласны, поскольку, как известно, «о вкусах – не спорят»…

Уже 13 (25) марта Россия, Великобритания, Австрия и Пруссия, еще до появления Наполеона в Париже, образовали для борьбы с наполеоновской угрозой новую, седьмую по счету, коалицию, а всем европейским государствам предлагалось присоединиться к ней. Заклятый враг Наполеона Англия – «эта нация лавочников», как ее раздраженно называл Бонапарт – уже пообещала трем великим державам, армии которых должны составить костяк коалиции на борьбу с «корсиканским чудовищем» колоссальные деньги – 5 млн. фунтов стерлингов, еще 3,5 миллиона выделялись для тридцати германских государств, которые были готовы поддержать их своими воинскими контингентами.

Против Франции опять ополчилась вся Европа, чьи общие людские и материальные ресурсы были неодолимы.