Читать книгу Малахитовый царевич. Сказки проклятых царств - Яна Демидович - Страница 5

Он пришёл, когда она уже собиралась спать. Вышел из Мёртвого леса, где не было слышно ни зверей, ни птиц, робким котёнком потоптался на обочине, вздохнул – была не была… И, встряхнувшись, двинулся к железному столбу, что высился у сгоревшей мельницы.

Он ступал по земле мягко, невесомо – для человека, конечно. И почти не дышал от волнения, что столь красило юные щёки. А уж пахло от него…

Баюнка чуть улыбнулась. Шевельнула влажным носом, провела острым язычком по клюквенно-алым губам.

Вкусный молодец. Очень вкусный.

Да и лакомства в кузовке несёт: пахнет жирными сливками в запотевшей крынке, умело закопчённой уткой и чем-то ещё. Не с пустыми руками пожаловал. По делу важному.

Глаза Баюнки, что прищурилась в ночи, сверкнули колдовским пламенем. Человек тотчас остановился, увидев это, замер, укрощая взбудораженное, заячье сердчишко. Потом сглотнул и всё же шагнул вперёд. Склонился в низком поклоне, коснувшись рукой земли.

– Здравствуй, госпожа Баюнка. Изволь выслушать да принять дары!

На высоте в три человечьих роста блеснула кошачья улыбка. В следующий миг Баюнка мягко спрыгнула вниз, заставив парнишку побледнеть и отступить. Хмыкнула и подбоченилась, уперев одну руку в крутое бедро.

– Ну, добрый молодец? С чем пожаловал?

Гость, онемевший при виде её, наконец-то справился с потрясением. Поспешно встал на колени, хрипловато заговорил, опустив голову:

– Просьба к тебе, госпожа. Больше не на кого надеяться…

– Так ли не на кого? – промурлыкала Баюнка, лениво ступая к нему. Вытянув длиннопалую руку, легко провела железными коготками по мякотке его левой щеки, покрытой цыплячьим, юношеским пушком. Парень дрогнул, но не отстранился.

«Смелый. Славно».

– Встань, – шепнула Баюнка.

Помедлив, гость неловко поднялся. Скользнул-таки взглядом по ней, одетой в простую рубаху и портки. Приметил оловянный ошейник, что скрывал шрамы на шее, бархатистые, кошачьи ушки в густых волосах. Быстрее быстрого, точно стыдясь, пробежался глазами по ладной фигуре и испуганно отпрыгнул от длинного хвоста, что насмешливо качался, отражая её настроение.

Она знала, что была недурна, пускай уже четыре года, как ей минуло тридцать. Красота эта была и даром… и проклятьем.

– Рассказывай. Или речи дар потерял? – улыбнулась Баюнка. Обошла его кругом, мимоходом игриво коснувшись хвостом.

Парень выпрямился, кое-как развернув плечи. Заговорил, будто через силу:

– За батюшку мстить хочу. Помер он, на днях… От Ярослава Косого, змея проклятого…

Баюнка сузила миндалевидные глаза. Перед внутренним взором тут же появился жестоколицый витязь: как он, сидя на коне, отталкивает торговца, что предлагал купить новую уздечку. Как тот падает, с размаху ударяясь головой о придорожный камень. А витязь смеётся, глядя на его кровь.

– Ярослав в дружине городской верховодит, – глухо добавил парень. – У князя нашего на хорошем счету… А я мстить не могу: пока делу ратному обучусь, он сам, от старости, помрёт. А сейчас сил не хватит. Убьёт он меня, госпожа Баюнка, как пить дать убьёт! А дома сестрёнка мелкая, мать больная… Как они без меня?

– А может, я тебя убью? – мягко спросила Баюнка, наклоняясь к нему.

Парнишка задержал дыхание.

– Разве тот, кто надоумил тебя найти меня, не поведал об опасности?..

Резкий кивок.

– Поведал.

– Так что же?

– Ты справедливая, госпожа, – твёрдо сказал парень. – Абы кого без причины не убиваешь. А Косой наш – та ещё сволочь. Девок без стыда портит, слуг без вины порет, купцам угрожает, чтоб мзду давали… Нет ему места на нашей земле!

Уголок рта Баюнки приподнялся.

– А что ты дашь мне?

Гость встрепенулся, скинул кузовок с плеч. Стал доставать оттуда: и сливки, и утку, и шапчонку песцового меха, и даже камешки – мелкую бирюзу, собранную на нитке браслета.

Видать, много золота потратил. Быть может, и в долг брал.

– Вот, госпожа! Прими, не откажи в просьбе!

Баюнка сунула коготок в желтоватые сливки, слизнула каплю на пробу. Подняла шапочку, потёрлась лицом о плотный мех, пахнущий зимним лесом. С улыбкой посмотрела на парня: напряжённого, ждущего её решения.

– Маловато будет. Что предложишь ещё? А, добрый молодец?

Парень моргнул от этих слов. Захлопал ресницами, когда Баюнка оказалась к нему вплотную, прижалась всем гибким, горячим, как печка, телом.

– Чего молчишь? Что смутился, как красна девица?

Парень стиснул побелевшие губы. Баюнка усмехнулась.

– Давай, обними меня. Порадуй нечистую тварь.

– Г-госпожа Баюнка…

– Что, лакомый? – жарко выдохнула Баюнка, лизнув его ухо.

– Прости, госпожа… Я невесту люблю…

Баюнка расхохоталась и отступила. Где-то рядом, в лесу, от её смеха сорвался с места испуганный полуночник-филин.

– Ладно, молодец. Так уж и быть. Помогу, – наконец, сказала Баюнка, поразмыслив.

– Благодарю, госпожа! – вновь упал на колени парень. – Век не забуду!

– Да уж конечно, – хмыкнула Баюнка.

«Лапки мои, коготочки… А ведь я давненько не развлекалась в том граде», – подумала она и криво улыбнулась.

Железные когти уже чесались. Зудели зубы, сжималось голодное нутро.

Пора приступать к делу.

***

Ярослав любил посещать весёлые дома. Платить невеликие деньги, чтоб так и эдак мять покорных непотребных девок. Более того, при крутом нраве у него находились и свои поклонницы.

А что? Собой витязь был весьма хорош, хоть и страдал, бедняжка, лёгким косоглазием: волнистые волосы до широких плеч, высокий рост и бугры мускулов, что топорщили кольчугу. Неудивительно, что тем вечером к нему было не протолкнуться: стоило лишь Ярославу появиться на улочке, что прилегала к дому Томных вздохов госпожи Медуницы, как со всех сторон к нему ринулись сразу три девки. Закудахтали, отпихивая одна другую, вот-вот выдранные волосы полетят:

– Здравствуй, сердце моё! Как истомилась я, соскучилась!

– Здрав будь, Ярослав Иваныч! Идём скорее, идём со мной!

– Нет, со мной!..

– Со мной!

– Ах ты, стерва!

– Да я тебя…

Ярослав засмеялся, разнимая девок:

– Тише, любушки! Тише! Никого не обижу. Я… – и осёкся, услышав незнакомый, мелодичный голос:

– И меня не обидишь?

Витязь застыл, чуть приоткрыв рот. Из тёмного переулка, грациозно ступая, вышла четвёртая блудница, чьи удивительно-зелёные глаза сверкали так, что заходилось сердце, а на шее, смотрясь не хуже золотого, виднелся оловянный ошейник.

– Тебя как звать, красавица? – мигом позабыв про трёх зашипевших девок, шагнул к незнакомке Ярослав.

Девушка улыбнулась. Перекинула распущенные, буйно кудрявые волосы через одно плечо, мимоходом обнажив молочно-белую шею.

– А как назовёшь, такой и буду, – промурлыкала она, метнув на него лукавый взгляд из-под ресниц.

Витязь усмехнулся. Уверенно, по-хозяйски взял её за плечо, и, склонившись, шепнул на изящное ушко:

– Чаровница. Покажи мне, что умеешь…

«Ещё как покажу», – мысленно оскалилась Баюнка и, торжествующе глянув на обозлённых соперниц, повела витязя к Дому.

Обдурить госпожу Медуницу было нетрудно: прикинуться новенькой, что пришла к ней на службу, поразить её богатыми внешними данными и как следует припугнуть девок, что сразу наметились устроить ей трёпку, но риск сломанных конечностей и выбитых зубов быстро сделал их шёлковыми. Баюнка мысленно ухмыльнулась, вспомнив, как ранее раскидала девиц тут же, в переулке. А теперь и рыбка попалась на крючок.

Да только рано её есть. Сперва нужно всласть наиграться.

Ярослав облапил её сразу же, как они вошли в свободную для утех горницу: стал мять жёсткими пальцами, слюнявить Баюнкины лицо и шею.

– Торопливый ты. Меры не знаешь, – хохотнула Баюнка и, вывернувшись из объятий, толкнула Ярослава на кровать.

– Раздень меня! – сипло приказал он, прожигая её взглядом.

– С удовольствием, – белозубо улыбнулась Баюнка.

Ловкие пальцы с милыми, короткими ноготками справились с его одеждой быстро. Помедлили, подбираясь к подолу Баюнкиного платья, а затем резко рванули его прочь, вызвав у Ярослава придушенный, восхищённый вздох: ведь под платьем не было ничего, кроме неё, – безупречной, розовой и гладкой, как лепесток шиповника.

– Любо тебе? – мило улыбнувшись, спросила Баюнка, усаживаясь на кровать.

– Чаровница! – прорычал Ярослав, подаваясь к ней, чтобы притянуть и перевернуть. Подмять под себя, как делал сотню раз, как делали и те, другие, и Баюнка, наконец, дала выход накопленной ярости:

– Замри, ублюдок! – грозно прошипел удивительный, мелодичный голос, и Ярослав оцепенел.

Язык его застыл, превратившись в замороженный кусок мяса. Да и сам он – обездвиженный, застигнутый врасплох – сейчас стал мясом. Кормом для неё.

И, щёлкнув зубами, Баюнка стала меняться.

Розовые ногти обратились железными когтями, нежная кожа поросла иссиня-чёрной шерстью, покрылась шрамами, что ныли всякую ночь.

Раковины ушей заострились и вытянулись, клыки сверкнули, предвкушая погружение в чужую плоть.

– А теперь ты умрёшь, – прошипела Баюнка перед тем, как метнуться вперёд.

И Ярослав завопил. Беззвучно, как все, кому выпадало несчастье угодить ей на зуб.

Кусочек за одного, шматочек за другую – Баюнка старательно, вслух перечисляла всех, кого мерзавец когда-то погубил.

Умирать ему, пожираемому заживо, предстояло долго.

***

…Мельница встретила усталую Баюнку тишиной. Здесь давно не звучали мяукающие голоса, полные жизни, и больше не пахло мукой. И каждый раз, стоило ступить на эти обгорелые останки, горло, меченое шрамом, словно сжималось изнутри, а к глазами подступали слёзы.

Да. Кошки тоже плачут. Даже если это большие, убийственные котолюдки, недавно сожравшие человека.

Баюнка опустилась на колени. Ей было плевать, что устроят с весёлым домом, когда найдут там полуобглоданный Ярославов труп. Госпожа Медуница, эта сволочная тётка, что не брезговала заманивать к себе девочек-подростков из числа нищенок и сирот, вполне заслуживала встряску.

Баюнка мотнула головой, отметая ненужные мысли. Достала из кармана мешочек, в который спрятала немного окровавленных костей, и высыпала их на землю у мельницы.

– Я здесь, родненькие, – прошептала Баюнка. – Придите!

Конечно же, ей никто не ответил. Но лишь прищурься, представь – и вот на обломках костей заплясали огоньки. Точно котята, что прыгали туда-сюда, котята, что звали её по имени, хвостиками бегали за старичком мельником, все припорошенные белым.

Другое время. Другая она.

«Братики любимые… Сестрички…» – Баюнка зажмурилась. Прижала к лицу руки, ещё покрытые засохшей, человечьей кровью.

А ведь когда-то эти руки были покрыты их кровью. И виновата в этом…

Баюнка сдавленно зарычала. Воображаемые огоньки метнулись к ней, завертелись, объединившись в клубок, а потом сгинули, вернувшись к месту своего упокоения: на дно Окиян-моря, туда, где не отыщешь костей, не вспомнишь, где случилось то жуткое, невыносимое, страшное…

Сколько бы Баюнка не представляла эти огоньки, сколько бы она ни звала своих мёртвых, они не возвращались.

А синеглазая сука, что погубила всю её семью, до сих пор была жива. И не доберёшься до неё, не дотянешься, даже в Царство её не попадёшь, пока на шее горит этот ненавистный ошейник.

– Я всё равно доберусь до тебя. Я отомщу! – прорыдала Баюнка, корчась среди гари и пепла. Так же, как корчилась среди смеха проклятой дружины, что потешались над ней, пока не продали в рабство на тот корабль. Пока она не обрела новые силы и не вернулась в родные края.

– Отомщу… – упрямо прохрипела Баюнка, отметая мысли о тщетности таких попыток.

Её воображаемые котята больше не мерцали вокруг, не шептали, не мурлыкали успокаивающее. Но вдруг пушок на загривке Баюнки взъерошил ночной ветер. А потом до её тонкого слуха донёсся мягкий голос:

– Значит, мечтаешь о мести?..