Читать книгу О чём поют цикады - Яна Лари - Страница 17

Загнанно озираясь по сторонам, я прислушалась. Тишина. Можно было облегчённо выдохнуть – собаки меня не учуяли. Для этого мне пришлось перелезать частокол на заднем дворе. Он был достаточно высоким и, чтобы забраться на него, я прихватила с кухни папину плетеную табуретку. Даже с её помощью подтянуться наверх получилось не с первого раза, ступни так и норовили соскользнуть с шаткой поверхности.

Но, всё-таки вершина была покорена, и теперь, я висела на обратной стороне забора, нелепо болтая ногами в поиске опоры, чтобы слезть. Мышцы ныли от напряжения, а особенно сильно болели пальцы, ведь, фактически, только ими я и удерживалась. Ноги царапали разросшиеся внизу поросли дикой сливы. Времени придумывать выход из положения совсем не осталось, поэтому, прикусив губу, чтоб не закричать, я разжала руки.

Приземление отдалось острой пульсирующей болью в левой пятке. Горящими ладонями я зажала рот и проглотила рвущийся наружу крик. Стерев стекающую по виску струйку пота, я обернулась на звук шагов.

Кутаясь в свою неизменную куртку и беспокойно кусая мизинец, на меня уставился Гришенька. Мы с вечера договорились встретиться на этом месте.

– Конфеты. Где конфеты? – бормотал парень, азартно блестя глазами.

– Тише, а то нас услышат! – одёрнула я его. – Подай лучше руку.

Гришенька неуклюже помог мне выбраться из цепких зарослей. Заноза так и осталась в моей ноге, проникая всё глубже с каждым шагом. Я плотнее сжала челюсти, но из глаз всё равно брызнули слезы. Бедный парень захныкал как ребенок и неумело попытался вытереть мои щёки рукавом своей дурацкой куртки. В его наивных глазах нашла отражение вся моя боль. Меня будто ведром помоев окатили. Какая же я себе отвратительна!

– Пошли, Гришенька, – позвала я его севшим голосом, – я отведу тебя в страну конфет.

– Ы-ы-ы… Конфеты! – радостно захлопал в ладоши доверчивый сладкоежка.

Гриша был одержим нездоровой тягой к сладкому. Шоколад, печенье, джем, да чего уж там – любой продукт с добавлением сахара вызывал в нём лихорадочное оживление и желание его немедленно заполучить.

– Мира хорошая! – он поднёс к щеке мою руку и потёрся об неё.

Я дёрнулась, как от пощёчины. Мира не хорошая, мой добродушный мальчик. Уже нет.

– Не отставай, – отвернувшись, бросила я сухо. Должно быть проще, если не смотреть на него.

В свете убывающей луны, узкая, полустёртая тропинка уже не так хорошо угадывалась. Всё было каким-то блёклым и двухмерным, а клубящийся в ногах ватный туман только добавлял искусственности. Гришенькины бормотания утихали по мере продвижения в глушь и вскоре сменились отбиваемой зубами дробью. Ему было страшно. Бедняга не ныл и не просил вернуться. С застывшим в глазах ужасом он следовал за мной. Гришенька доверял мне…

Неожиданно сырой, замогильный холод лизнул голую кожу рук и клубком свернулся между лопаток. Я резко вдохнула – из под полуистлевшей, прошлогодней листвы выползала тень. Пришлось ускорить шаг. Западая на одну ногу, я до боли сжимала кулаки, чтоб не проронить ни звука. Гриша в любой момент мог помчаться домой. Нельзя было спугнуть его

– Там ещё рулет есть, с разноцветной глазурью! – умышленно громко "восхитилась" я и обернулась к своему спутнику.

– Глазурь! – повторил Гриша, но уже без прежнего блеска в глазах.

– А начинка с кусочками фруктов и шоколадом, – я содрогнулась, увидев как тени собрались над его головой в разинутую пасть и прошлись раздвоенным языком по лохматой макушке.

Под ногой громко хрустнула ветка. Её треск разбежался ознобом по телу и вздыбил волосы на затылке. Сонный лес вдруг ожил. С тягучим скрипом зашевелились вековые дубы, будто оборачиваясь нам вслед. Листва, с сухим шелестом приподнялась над землей, закручиваясь в небольшие воронки. А среди них с пронзительным свистом заскользили тени. Этот свист, сковал страхом все суставы, настолько зловеще он прозвучал. Подобным кличем подначивают оголодавших псов, чтоб те нагнали свою добычу.

– Мы в-вернёмся, – Гришенька клещом вцепился в край моей футболки. – в-вернёмся, п-правда?

– Конечно, – нервно сглотнув, соврала я и добавила с напускной уверенностью, – Я обещаю!

Парень покорно замолчал и продолжил плестись следом. От его медлительности во мне заклокотало раздражение. Время стремительно ускользало. Что если вход в лабиринт захлопнется, до того как мы доберемся? Что в этом случае станет с Яром? Леденящий ужас обвил горло, перекрывая кислород.

– Ну, что же ты еле ноги волочишь? – дёрнула я Гришеньку. Затем, осознав, чего мне может стоить такая грубость, закончила с мнимым восторгом, – Там даже шоколадный фонтан есть! Мы ведь не хотим, чтоб он иссяк?

– Нет? – неуверенно переспросил он, сотрясаясь от дрожи, пока парящая сбоку тень оплетала его грудную клетку.

– Нет! – я развернулась и проникновенно уставилась ему в лицо, стараясь не акцентировать внимание на ползущий в его ноздрю отросток. – Мы очень хотим туда успеть. Очень.

Гришенька закашлялся от попавшей в нос едкой субстанции. Как же всё провоняло серой!

– Идём.

Он так и не отпустил моей футболки, но ногами стал перебирать заметно усерднее.

Мы миновали знакомый мне бурелом, переступив границу Бесовых сетей. Почти на месте. Я посвятила фонариком на часы, без десяти пять, скоро проход исчезнет.

– Скорее!

Мы бежали, не смотря под ноги, хрипя от нехватки воздуха. Бежали гонимые уродливыми тенями, которые бесновались в предвкушении пира. Они питались страхом, упивались предсмертной агонией, вгрызаясь не в плоть, но в разум. Под усиливающийся свист и протяжное шипение, мы добежали до цели. Я глянула на часы.

У меня было 3 минуты на то, чтоб передумать.

– Гришенька, – было невообразимо сложно стоять напротив парня и смотреть в его доверчивые глаза, – ты должен пойти один. Мне нельзя с тобой.

Я сжала его предплечья и опустила голову. В полумраке от его паха расползалось едва различимое пятно. Парень обмочился от страха.

– Прости, мой хороший…

– Ты м-меня тут не оставишь? – Его подбородок дрожал, а глаза в исступлении шарили по моему лицу.

– Нет, родной, – прошептала я, с трудом задушив в себе желание завыть. Я смотрела в его блеклые глаза, и видела вместо них совершенно другие. Голубые, как бескрайнее небо. Бесценные, как сама жизнь. Передо мной были глаза Яра. Как бы ужасно это ни звучало, но я не могла рискнуть им. – Я тебя буду ждать на этом же месте. Ступай.

– Не оставляй меня. Жди. – Гришенька быстро облизнулся и шагнул в лаз. – Я п-принесу конфеты!

Думаю что-то похожее можно испытать, если на запредельной скорости сорваться с моста и врезаться в обмелевшее дно. Сначала медленно придёт осознание необратимости, оставляя за собой укор и панику, а следом рассыпятся и они. Не останется ничего, одна пустота.

Я сорвалась с места назад, под сень деревьев. Эхо донесло до моих ушей полный нечеловеческой боли крик.

Она выпьет его душу и отдаст плоть на растерзание.

Господь Всемогущий! Пусть он умрёт быстро…

Все звуки смазались, потонув в одуряющем комарином звоне. А может это трещат по швам и рассыпаются мои совесть и достоинство. Я бежала к дому так, как спринтеры не бегают. Хваталась за остатки сил, чтоб продолжать бездумное движение. Пребывая в каком-то полусне, я, казалось, наблюдала за собой со стороны.

За редеющей стеной деревьев, показался забор родного дома. Припав к нему, я обернулась. Мирно покачивались осины и дубы, шелестела трава, стрекотали кузнечики…

Обычная безмятежная ночь, овеянная привычным ароматом маттиолы. Ночь, когда Гришеньки не стало. Я единственный очевидец и виновник его смерти, а стало быть, никто, никогда об этом не узнает.

Всего лишь ещё одна ночь…

Земля не разверзлась, мир не перевернулся с ног на голову. Пройдя через точку невозврата, изменилась лишь я. Сломалась.