Читать книгу О чём поют цикады - Яна Лари - Страница 8

Когда я проснулась, было ясное, летнее утро. За открытым окном, выходящим на разбитый ещё при маме цветник, послышалась возня, будто что-то тащат по земле. Любопытство взяло верх, и, преодолев сразившую тело слабость, я выглянула на улицу. Прогретый июньским солнцем воздух благоухал тонким ароматом роз, которые вились по всей стене, до самой крыши. Их цветущие бутоны украшали эту часть дома до самой поздней осени. В детстве я часто спускалась прямо через окно, чтобы полюбоваться сказочным видом на свой маленький «замок». Когда мамы не стало, за цветником начал ухаживать Гришенька. Именно он сейчас шумел, выдирая сорняки и утаскивая их на небольшую кучу. Его нескладная фигура то и дело мелькала среди цветущих наперстянок и лилий. Гриша жил в небольшой, уютной постройке, которую выделил ему папа, когда обнаружил его умирающим от голода в лесу. Грише было лет 25 на вид, кто он и как тут оказался, мы так и не узнали. Он был болен и очень плохо говорил, таких в народе называют юродивыми. В благодарность за еду и кров, Гришенька стал охотно помогать по хозяйству и казался вполне довольным жизнью.

Накинув на себя хлопчатобумажное голубенькое платье, я выбежала в цветник, чтобы попросить Гришу срезать растущий у забора чертополох. Никогда не понимала, почему мама так старательно за ним ухаживала и запрещала его выпалывать. По мне, так он только портил всю красоту.

Однако Гриша мою просьбу воспринял в штыки. Он трясся, кусая до крови свой мизинец, и яростно мотал головой, притоптывая на одном месте. Мои нервы, изрядно потрёпанные событиями прошлых дней, резко взбунтовались. Меня разозлил его непонятный протест, прибавленный до кучи к необъяснимой чертовщине, которая творилась вокруг. Это был мой цветник! И всё в нём должно было быть как я того захочу.

Плохо соображая, что творю, я подобрала выпавшие из Гришиных рук садовые ножницы, и собственноручно стала кромсать ненавистное мне растение. Кожа горела от новых заноз, прибавившимся к старым порезам и царапинам.

– Плохо, не надо так! Легко пройти! – Громко бормотал Гриша, периодически переходя на завывания. – Она пройдёт. Теперь можно.

– Да кто пройдёт то?! – раздражение затопило мой разум, я резко повернулась к несчастному, нетерпеливо сверкая глазами. – Кто "она" такая? Ты можешь мне нормально ответить?

– Она! – Гришенька бешено вращал бледно голубыми, почти бесцветными глазами и в испуге озирался по сторонам. – Она. З-з-заберет. Души.

– Зачем кому-то наши души? – скептически спросила я, удовлетворённо оглядывая результаты своих трудов. Высокие, стебли больше не росли тонкой полосой вдоль забора, а, увядая, стелились по земле, как им и было положено.

– Еда. Еда… – будто не слыша меня, заладил Гришенька. – Голод.

– Пошли, там блины должны были остаться с завтрака, – я потянула дрожащего парня за рукав потрёпанной, ядовито-фиолетовой куртки, с синими полосками. Он категорически отказывался с ней расставаться. Сколько бы новых вещей мы ему ни давали, он вцепился в неё как клещ, не снимая ни зимой, ни летом. Гришенька спотыкаясь, шёл за мной, но когда я подвела его к небольшому столику, под сенью раскидистой липы, он снова замотал головой.

– Еда! – он вцепился руками в свои спутанные каштановые волосы и смотрел на меня полными ужаса глазами. – Еда! Сила!

Недоумённо провожая взглядом его ковыляющую со двора фигуру, я пыталась подавить в себе плохое предчувствие. Грише удалось меня напугать.