Читать книгу Падение в небо - Янина Хмель - Страница 4

Восстанавливать душу, которая разбилась и разлетелась по Вселенной неисчисляемым количеством осколков, сложно только в самую первую реинкарнацию. Потому что душа не знает, ни что её ждёт, ни как собирать себя, ни где искать свои разлетевшиеся части. Она потеряна, ей страшно, её раны ещё не успели затянуться в шрамы, а некоторые трещины ещё кровоточат. Но в следующий раз эти осколки уже будут тянуться друг к другу, чувствовать тот, который должен быть рядом, притягивать его.

В течение жизни складывается первоначальная картинка. Вот только она уже никогда не будет совершенной… Потому что вся в трещинах, исцарапана и испачкана. Одни детали слишком потёрты, иные выглядят как новые, а некоторые утеряны – и на их месте зияют чёрные дыры.

Одно дело – помнить каждую рану, которая появилась на душе в детстве, и совсем другое – перебирать в памяти все ушибы и шрамы, которые тянутся с других, прожитых раньше жизней.

Я вспомнила свою прошлую жизнь и увидела ту ошибку, за которую в настоящем вынуждена расплачиваться. Вся боль из прошлого разом обрушилась на мою неготовую к этому душу. Моё будущее надвигалось на меня, как тёмная бездна, медленно поглощая сознание.

Никто не мог ответить на вопросы, которые зудели внутри. Я была вынуждена молчать и наивно пытаться самостоятельно во всём разобраться и всё исправить. За эти попытки была заперта в темнице и приговорена к казни. Возможно, именно это спасение было и нужно моей истерзанной душе.

– Зои? – услышала тоненький неуверенный голосок Агаты.

Я подобралась в темноте к решётке и просунула в щель руку ладонью вверх. Агата ухватилась за неё, сжимая холодными дрожащими пальцами.

– Зои… – повторила она, облегчённо выдохнув, как будто уже не надеялась застать меня тут. Я уловила слёзы в её голосе. Она изо всех пыталась не расплакаться, но уже спустя мгновение громко всхлипывала, содрогаясь вместе с моей рукой.

– Он уже принял решение? – тихо спросила я.

– Вас повесят… – прошептала Агата и разрыдалась в голос, прижимая мою открытую ладонь к своей горячей щеке. Такие же горячие, как раскалённое железо, слёзы капали на мои пальцы, оставляя там невидимые ожоги.

– Тише, милая, не плачь, – а я улыбалась. Но моя улыбка была облегчённой: всё же лучше знать о своей судьбе, чем пребывать в неведении.

Германа настолько оскорбил мой поступок, что он уже два месяца держал меня в заточении, никак не распоряжаясь дальнейшей судьбой и не навещая. Гордый. Однажды я полюбила его за эту гордость. И я бы всё отдала, чтобы не задевать её…

– Зачем вы так безразличны к себе, Зои? – сквозь всхлипы шептала Агата, не отпуская мою руку.

– Зачем ты рискуешь навлечь на себя немилость Германа, приходя сюда? – Каждое её посещение повторяла этот вопрос, но раз за разом он оставался без ответа.

Я пыталась насильно оттолкнуть её. Была с ней холодной и чёрствой, чтобы потом она легче переживала неминуемую потерю. Но Агата успела привязаться ко мне не видимыми глазу, но крепкими нитями. А я знала не понаслышке, что лучше умирать и быть уверенным, что тебя ненавидят, потому что умирать в любви – больно. В этот раз я хотела уйти легко, ведь изменить что-либо здесь уже не могу. Я видела свою казнь во сне и знала, что Герман уже принял решение. Пусть оно далось ему с трудом: через страдания и боль, он сопротивлялся, но не мог поступить иначе.

– Мне не страшен его гнев! Я буду молить, чтобы он пощадил вас! Если вы сами не хотите этого сделать… – выкрикнула Агата.

После высказанных слов в её голове стали мелькать картинки, на что она готова пойти ради меня. Я всё видела её глазами, и моя душа разрывалась от горя, металась в моём теле, как бессонными ночами я металась по своей темнице.

С первой минуты заточения здесь я знала, что меня ждёт. Хотела подготовить к этому Агату, но она упрямо цеплялась за меня, как сейчас цеплялась за мою руку. Приходила каждый день, скорее всего, втайне от Германа. Хотя не уверена, что что-то могло проскользнуть мимо его глаз. Я знала о своей участи и пыталась настроить девушку на худший исход. Но это было бесполезно: она отказывалась принимать неизбежное.

– Я же не смогу без вас, Зои… – простонала Агата и опустилась на колени. Прижалась виском к холодной решётке, прокручивая в голове моменты нашей совместной жизни втроём, и мысленно хоронила эти воспоминания, нежно поглаживая мои пальцы.

Я вздохнула, резко выдернув ладонь из её рук. Мне тоже было больно от этих воспоминаний. Агата задержала дыхание, но сильнее вцепилась в железные прутья.

– Ты будешь единственной женой, – строго, выговаривая каждую букву, ответила я.

– Мне всегда нравилось быть второй! – У неё были свои козыри: она любила нас обоих и не скрывала своих чувств.

– Ты родишь наследника огромной империи! – продолжала давить я.

– Зачем вы так со мной… – взмолилась Агата, хлюпая носом.

– Ступай, – мягче сказала я, отходя в самый дальний угол своей темницы. Чтобы Агата не видела моё искажённое страданиями лицо. И слёз, которые тяжёлыми каплями стекали по щекам.

– Вас же повесят! – взвизгнула она, подскочив с колен, пытаясь рассмотреть мой силуэт в темноте. Эти слова повторялись в её мыслях, как будто каждое слово кто-то отбивал молотком. Я видела своё бездыханное, болтающееся в петле тело её глазами.

Я присела на край койки. Моё сердце сжималось, выплёскивая жалость и сострадание, которое отравляло всё нутро. Но я молчала. Агата не могла видеть моё лицо из-за темноты. А плакала я беззвучно. У меня было много времени, чтобы научиться подавлять предательские слёзы, не впадая в истерики.

– Зои… – прошептала Агата в темноту. Её голос отдавался кротким эхом.

– Возвращайся к Герману, – тоже шёпотом ответила я, до боли прикусив нижнюю губу.

– Не оставляйте меня… – Агата давила на жалость. По живым ранам. Каждым словом, каждым воспоминанием, каждой мыслью, словно солью посыпала их.

Но я была холодна, как сталь, и неприступна, как Метеора1. Два месяца тренировок не прошли зря. Я поднялась, вытерла щёки и губы рукавом рубашки и медленно подошла к решётке, снова протягивая ей руку.

Она схватила её и посмотрела мне в глаза.

– Всё кончено, милая. Ты должна позаботиться о нём.

– Это всегда делали вы! – громче ответила Агата, больно сдавив мою ладонь. А потом тише добавила дрогнувшим голосом: – В-вы всегда заботились о нас…

Я стерпела боль: и моральную, и физическую. Эхо её голоса отдавалось в каменных стенах.

– Теперь это твоя обязанность, – лишь сказала я, выдернув свою руку. – Прощай.

– Зои?! – взволнованно позвала она, когда я снова исчезла в темноте.

– Прощай! – громко повторила я, вернувшись к койке, съёжилась в углу, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками.

Агата не уходила: я слышала её дыхание, всхлипы и мысли.

Как же больно, чёрт возьми! Агата страдает вместе со мной – искренне. Она сопереживает. Эмпатия другого человека – это роскошь. А я осознанно разбрасывалась ей: отталкивала и топтала.

На мгновение у меня проскользнула мысль о том, чтобы отступить. Просить милосердия Германа: упасть перед ним на колени и молить о той пощаде, которую Агата хотела выпросить для меня. Я могла бы это сделать – и Герман простил бы меня. Потому что его любовь ко мне безумна и сильна. Она делает его слабым и уязвимым. Даже несмотря на то, что я растоптала его гордость, он всё равно готов простить мне всё.

Но моя гордость и моральная сила подавляли во мне желание быть слабой женщиной. Я не могла и не хотела поддаться, сама наказывая себя за ошибку из прошлой жизни, которая стоила мне души сына…

Закрывая глаза, я грезила о времени внутри бездны, чтобы переосмыслить свою оплошность, а потом переродиться и всё исправить.

После замужества, вернее, после первой брачной ночи во мне открылся дар. Приобретённые способности были неправильными для реального мира. Они разрушали человеческое сознание, но были слишком сильными, чтобы я могла им сопротивляться.

До первого соития с мужем я была нетронутой: не знала, что такое заниматься сексом и что такое заниматься любовью. И то и другое я познала в браке. А замуж меня отдали рано – едва исполнилось семнадцать, как мне на палец надели обручальное кольцо. Хрупкая и ещё не познавшая жизнь, я была отдана мужчине, который был старше меня на двенадцать лет.

Однако Герман оказался не таким, как мне его описывали в родительском доме. Для своего народа он был суровым и твердолобым воином, не поддающимся эмоциям и слабостям. А для меня он стал заботливым и нежным мужем – моей первой и единственной любовью.

После ночи, в которую Герман лишил меня невинности, я переродилась. Стала старше его на много десятков лет. Мы как будто поменялись ролями: уже не он, а я опекала его. Я полюбила своего мужа. А вместе с любовью обрела «третий глаз», который мешал мне смотреть на мир вокруг прежним взглядом.

Я видела людей насквозь: распознавала ложь среди тонкой правды, если таковая вообще имелась. Легко отличала хорошего человека от плохого, потому что слышала не только слова, но и мысли. Это не упростило мне жизнь, а наоборот – сделало её тяжёлой и мучительной.

Я разочаровывалась в людях слишком часто: как в близких, так и в малознакомых. Мне открывались их души, заточённые в красивых телах. Я вспомнила свою прошлую жизнь. А потом увидела своё будущее: я знала, чем поплачусь за грех, который совершила. Я была слишком слаба духовно, чтобы что-то изменить. Только видела, что меня ждёт – и так боялась этого…