Читать книгу Падение в небо - Янина Хмель - Страница 9

Сейчас было самым важным, чтобы Агата не передумала и выполнила мою просьбу. Сама покинуть покои и раздобыть яд я не могла по двум причинам: состояние моё оставляло желать лучшего – раны кровоточили и заживали очень медленно, но эту боль я терпела, а вот то, что выход охранялся – было проблемой. Я хотела верить, что дело не в том, что Герман больше не доверяет мне, а в том, что хочет защитить…

Герман управляет целой империей, у него долг перед народом, в стране революция, которая коснулась и нашего города, он не может постоянно находиться рядом и заботиться, поэтому приставил стражу, которая выполняла все мои просьбы и поручения. Которая снова относилась ко мне, как к своей госпоже, обращаясь исключительно на «вы» и понижая голос, не поднимая глаз.

А я слышала их мысли, в которых были только страх и подхалимство, и не покидала свои покои, чтобы не травмировать раны на спине и не видеть их лживые лица.

Агата приходила ранним утром, чтобы промыть раны и помочь одеться. Я отказалась от вышитого домашнего платья, которое она упрашивала меня надеть. Агата разочаровалась, но принесла платье свободного кроя с длинным разрезом от бедра и открытой спиной, чтобы раны дышали.

Я лежала на животе, уткнувшись лицом в подушку. Когда дверь отворилась, я знала, что пришёл Герман. Услышала его шаги: тяжёлые шаги уверенного мужчины. Повернулась и медленно присела на кровати.

– Душенька, почему вы не собираете вещи? Агата должна была вас предупредить, – он прикрыл за собой дверь и остановился в нескольких шагах от постели.

– А я хочу услышать объяснение от вас, – перебила его я.

В комнате стоял полумрак, потому что золотые плотные занавески не пропускали солнечные лучи, а я не разрешала раздвигать их: мне нравилась эта темнота.

Герман устало выдохнул:

– Это всё ради вашего блага. Если вы не заботитесь о себе, позвольте мне это сделать.

Он старался быть строгим со мной. Но у него это плохо получалось. Я не видела его лица в темноте, но слышала учащённое дыхание.

Поднялась на ноги, спина отозвалась болью, я прикусила нижнюю губу. Казалось, я даже услышала, как зажившие раны раскрылись, и почувствовала, как тёплые капельки крови стекли по здоровым участкам кожи. Подошла максимально близко к Герману и снизу вверх заглянула в любимые глаза: там не было ярости.

Я приподнялась на носочки: Герман был на голову выше меня, положила руку на его плечо, всё это время не разрывая зрительный контакт.

Герман схватил мою руку за запястье, оно даже хрустнуло. Я снова прикусила нижнюю губу, почувствовала, как кровь заполнила рот. Сглотнула и задержала дыхание. Он притянул меня к себе, прижимаясь колючей щекой к моему виску. Я медленно выдохнула, чувствуя, как от волнения дыхание ускоряется.

– Моя жена, моя любовь, моя жизнь, – прошептал мне на ухо. Он специально выделил слово «моя» трижды, чтобы я ещё раз прочувствовала, что только его – и ничто не сможет нас разлучить. Он найдёт меня в следующей реинкарнации и снова докажет – покажет – что я его жена, его любовь, его жизнь.

Герман немного отстранился, я задышала чаще, второй рукой он взял мой подбородок и поднял, чтобы заглянуть в глаза. Я не моргала. Смотрела в глаза напротив и тонула в них, как в зыбучих песках. Они затягивали, заставляли не обращать внимания на боль незаживших ран на спине и пальцы Германа, как оковы, сжимающие моё запястье.

Моя боль была другая: всё внимание сконцентрировалось на чувстве вины, которым я отравляла себя каждую минуту.

Герман отпустил подбородок, но моё лицо замерло на том же уровне, на котором его оставила рука Германа. Он убрал волосы с моего плеча и снова приблизился к уху.

– Я хочу, чтобы вы осознавали, насколько пуста будет моя жизнь без вас. Я прощаю вам все пороки. От вас только требуется быть верной женой. В вашей верности я не сомневаюсь. Но ваш долг – подарить мне наследника… Что движет вами? Почему вы никак не хотите исполнить свой долг?! – почти не прерываясь, на одном длинном выдохе прошептал он, иногда касаясь тёплыми губами мо́чки уха.

– Я не могу… – честно ответила я, сдержав крик желания. Его голос доходил до самых нервных окончаний, разжигая мой огонь.

Наши души одновременно вышли из тел и соединились: как будто редкий старинный ключ после долгих поисков нашёл свою замочную скважину. Дверь отворилась, наружу вылились чувства.

Я видела его душу, потому прощала ему всё, что он делал с моим телом. Он тоже видел мою душу, хоть и не понимал этого. Хотел быть строгим и жестоким, но каждый раз поддавался слабости…

– Вы можете рассказать мне всё.

– Я не могу… – повторила я.

– Зои, вы сомневаетесь в моей любви?

Я молчала, сцепив зубы.

– Отвечайте, – он продолжал шептать на ухо. Шёпот был настойчив и строг, и это возбуждало ещё больше.

– Я не могу любить никого иного. И вы тоже. Я знаю.

– Ох, моя строптивая женщина!

Мои ноги подкашивались. И если бы Герман всё ещё не держал меня за запястье – я бы опустилась перед ним на колени, обессиленная и готовая покориться.

Он чувствовал моё желание. Герман ещё раз убрал волосы с моего плеча, томительно касаясь его пальцами. Потом отпустил моё запястье.

Я не упала – выстояла.

Я знала, чего он ждал. Сама медленно приблизилась к нему и прикоснулась двумя ладонями сразу к его колючим щекам. Я тоже медлила, растягивала ожидание, потому что знала, что он жутко возбуждался, когда я целовала его сама.

Собрав всю страсть на кончиках искусанных до крови губ, я передала её ему.

Одной рукой Герман обхватил меня за талию, не касаясь ран на спине, но всё равно причиняя боль, потому что кожа напряглась и растянулась, разрывая зажившие корочки. Другую руку он запустил в мои локоны и за затылок приблизил лицо ещё ближе к своему.

Я жадно цеплялась за его губы. Ведь это мог быть наш последний поцелуй.

Но он хотел не только поцелуев…

Я отстранилась от его губ, облегчённо выдохнув, спустила руки на плечи, проводя кончиками пальцев по напряжённой шее, едва касаясь. Я дразнила его, в то время как пальцы нерешительно дрожали.

Герман стянул мои волосы на затылке.

Я стала спускаться ниже, лаская грудь и торс. Герман дышал тяжело и медленно. Я запустила ладонь в широкий пояс чуть ниже талии и наткнулась на нож, но мне нужно было другое оружие. Минуя острое лезвие, я достигла желаемого. От моих прикосновений Герман запрокинул голову назад, оставив руки на моих бёдрах.

Я дрожала от желания владеть им.

Герман был хорошим любовникам, умел доставить мне удовольствие, знал, как и к чему прикасаться, чтобы моё тело отзывалось на ласки. Также он научил меня контролировать его тело и правильно обращаться с его мужским достоинством.

Он поднял руки к моей груди, проведя по рёбрам и животу. Я не смогла сдержать стон, который больше был похож на всхлип. Потом он резко схватил подбородок и притянул ближе к себе, накрыл губы ненасытным поцелуем, не давая мне шансов вздохнуть. А я и не нуждалась в дыхании. Я была готова задохнуться и умереть прямо в его объятьях.

Это была бы самая лучшая смерть за все мои жизни.

Я выпустила его мужское достоинство, которое набухло и стучало в моей ладони, как будто я держала его бьющееся сердце.

Герман сначала запустил руку через глубокий разрез платья, провёл кончиками пальцев по тыльной стороне бедра, убедился, что я готова его впустить. А потом вошёл – из моих глаз брызнули слёзы. С губ сорвался ещё один стон – от боли и удовольствия. Эти два чувства одновременно нахлынули, когда я налетела на стену за спиной.

Герман одной рукой сжимал мою грудь, другой водил по внешней стороне бедра. Моё тело – после каждого прикосновения, каждого сжатия и каждого движения во мне – отзывалось дрожью, которая не оставляла свободных участков: я была покрыта мурашками, как второй кожей.

Боль разливалась внутри, сначала раскалённым железом, потом ледяной струёй. Кровь сочилась из ран: я не чувствовала её – спина онемела, я улавливала её запах, вспоминая прикосновения плети с шипами.

А ещё я чувствовала удовольствие. И возрастающее желание. Дрожь волнами сходила и возвращалась.

Герман не спешил подавлять во мне это желание. Он овладевал мной медленно. А я медленно задыхалась от его поцелуев и касаний.

Он отодвинул меня от стены, чтобы я не касалась её спиной, и прижал к себе. Меня пробила такая мощная дрожь, что я боялась рассыпаться на осколки, как со всей силы сброшенная на пол ваза. Герман ускорил темп. Я была настолько поглощена удовольствием, что забыла о том, что он мог нарочно зачать мне ребёнка.

Но он снова показал своё глубокое уважение ко мне: в самый последний момент выскользнул из меня и, тяжело дыша, прошептал на ухо:

– Вы сами дадите мне знать, когда захотите выносить нашего ребёнка.

Я была опустошена. По моим ногам стекали остатки нашего удовольствия. По спине – кровь. По щекам – слёзы.

– Я люблю вас! – выдохнул он мне в лицо.

Я разжала губы, чтобы сказать, что тоже его люблю… Но он зажал мне рот ладонью и улыбнулся:

– Я знаю.