Читать книгу История болезни коня-ученого - YBS - Страница 7

В то время, когда я стал понимать такие вещи, как «турнир в два круга» и «игра навылет», то бишь году в 55-м, все было расписано четко: играли в классе «А» 12 команд с почти непременными пятью московскими командами, питерским Зенитом, динамовцами Киева и Тбилиси, Шахтером из Сталино [17], часто – куйбышевскими [18]Крылышками, остальные – как придется.

1-го мая народ в Москве был на параде [19]и демонстрации трудящихся, а на следующий день, с чувством выполненного долга – пожалте на трибуны на «Праздник открытия футбольного сезона». Перед главным матчем часто проводились всякие эстафеты с мячом и игры мальчишек клубных команд, иногда добавляли какие-нибудь забеги легкоатлетов или выступления гиревиков… А однажды вывели с полсотни фехтовальщиков с красными и синими султанчиками над масками. Задача состояла в том, чтобы срубить у противника султанчик, тогда условно убитый боец вставал до конца побоища на колено, а его «убивец» помогал товарищам разобраться со следующими противниками. Самое настоящее гладиаторское сражение в вегетарианском варианте.

Насколько я могу судить, никакого коммерческого смысла в этом «разогреве» не было – трибуны и так ломились. Скорее, это были пережитки еще дореволюционных клубных спортивных праздников, когда показывали себя разные секции. Потом традиция угасла, потому что настали времена, когда всем стало лень, а появление разогрева нынче связано с тем, что развлечений теперь полно, и надо выигрывать конкуренцию за зрителя.

Заканчивали в октябре, вылетал, как правило, тот, кто только что влетел – мелькали всякие «Торпедо» (Горький), ОДО (Свердловск), «Трудовые резервы» (Ленинград), «Спартак» (Минск). Вошел – вышел. Интрига была наверху. Верх держали спартаковцы и динамовцы. Конечно, именно у них тогда, объективно, был собран цвет советского футбола. В середине 50-х у «Спартака» чуть не весь состав в сборную входил, армейцы же в эти годы подразумевались как «вечно третьи», даже когда и не занимали этого места.

В 55-м у меня случился первый повод для настоящей радости – мы и Кубок у «Динамо» отобрали, и бронзовые медали в первенстве добыли. В финале Кубка мы с отцом были по одну сторону баррикад – он болел вместе со мной за армейцев, во всяком случае – против «Динамо». Игра была сделана в первом тайме – мы забили, нам забили, а под самый перерыв правый край ЦДСА Владимир Агапов с пенальти сделал 2:1. И тут же в ответ на его язвительное замечание, вратарь Динамо ударил его ногой. Потом мальчишки передавали страшные рассказы, что у Агапова на груди отпечатались все шипы Яшина! И мне, пятилетнему пацану, было, как обухом, как же это так – вратарь советской сборной Сам Лев Яшин ударил нашего Агапова! И Яшина, как шпану какую, выперли с поля!

Под трибунами из-за этого разразился скандал, и перерыв между таймами затянулся чуть не на полчаса. Тогда в Кубке замены были запрещены, я предвкушал, как сейчас наши наколотят этим противным динамикам десяток банок. И вот их хав Байков, напялив вместо своей майки яшинскую, весь второй тайм стоял в воротах и ничего не пропустил. Динамики, понимая, что у них за голкипер, отодвинули игру подальше от своих ворот, прихватывая армейцев у центральной линии и ложась под мячи у штрафной. Атака ЦДСА была ослаблена тем, что Агапов после яшинского удара почти не мог бегать, и до динамовских ворот долетело немногое, но пару мячей, точно помню, Байков отбил в бросках.

При 60 000 зрителей армейцы победили 2:1. Вот состав тех, кто принес нам первый на моей памяти трофей: Разинский, Порхунов, Гришин, Перевалов, Беца, Петров (к), Агапов, Рыжков, Федоров, Емышев, Беляев.

Скандал продолжился и после окончания матча, да такой, что торжественное вручение Кубка и круг почета были сорваны. Объявили, что Кубок вручат позже. По малолетству тогда подумал, что – не страшно, выиграем еще, а на самом деле, чтобы воочию увидеть вручение Кубка армейской команде пришлось ждать целых 36 лет и сделать это в компании собственного 15-летнего сына…

Между прочим, вполне мог и не дождаться… В то лето 55-го моим киевским деду и бабке удалось то, что больше не удавалось никогда – они меня, пятилетнего, раскормили до 19-ти килограммов, так что врач потом написал в истории болезни «ребенок хорошо упитан». В Киеве это надо заслужить!

А писал это врач уже в больнице, куда меня доставили с токсической дизентерией в крайне тяжелом состоянии. Самой больницы уже не помню – был без сознания, а вот дорогу туда помню очень хорошо: лил какой-то невероятной силы дождь, из водосточных труб хлестали потоки в эти самые трубы толщиной, но, главное, я видел все это со стороны, как бы с улицы – и машину скорой помощи, и себя самого в ней…

Вероятно, это был такой бред, и, спустя годы прочитав, что многие умиравшие и реанимированные рассказывали, будто бы видели себя так – из «вне себя», не очень удивился… Я потом у мамы сверил свои воспоминания об этой дороге в больницу и получил подтверждение, по крайней мере, насчет сумасшедшего ливня и машины «Скорой помощи» – автобусика, смонтированного на шасси МАЗовского грузовичка.

В больнице, действуя по схеме, мне всадили противодизентерийную сыворотку, но, поскольку в течение двух суток улучшения не наступило, всадили ее же повторно в двукратном объеме. Помирать от дизентерии я перестал и на четвертые сутки пришел в сознание, зато, как и полагается при повторном введении сыворотки, получил анафилактический шок и чуть не помер от него. В моем случае это выражалось в невозможности согнуть ни один сустав, потому что это вызывало невыносимую боль. Пожалуй, это был второй серьезный шанс не написать эту книгу.

Вот так, живой, но неподвижный, я провел несколько дней. Периодически пробовал пошевелиться, и получал за это… Потом все-таки стали появляться кое-какие успехи – задвигались пальцы на руках, стали сгибаться локти. Наконец, однажды без всякой боли согнулось правое колено! Это была такая радость! Как самый тяжелый я лежал не в палате, а в ординаторской, и когда дежурная увидела мой успех, она созвала всех врачей отделения, и они меня поздравляли (а про себя, наверное, решили, что теперь отписываться за летальный исход в детском отделении уже не придется).

Только вот все это время я ничего не ел, и от «хорошей упитанности», которой так гордились дедушка и бабушка, остался 12-ти килограммовый доходяга, наполненный, однако, соответствующим возрасту оптимизмом. Врачи его несколько поубавили, заявив, что в ближайшие два года есть можно только протертое и вареное, несоленое и неперченое – в общем, все то, что я терпеть не могу по сию пору. И для начала с большого красивого ярко-красного яблока срезали кожуру, а потом протерли его на терке. И красота на глазах превратилась в кучку быстро ржавеющей мерзости, на которую смотреть-то было противно, не то, что в рот брать…

Ничего, я все равно через полгода начал колбасу есть и ем до сих пор…

…И, раз остался в живых, продолжил болеть за армейцев.

Объявление состава в те времена начиналось так: – Команда ЦДСА, номер первый – Разинский… Разинского не запомнить было невозможно. Он – один из немногих, кто был в составе постоянно из года в год. Начав в молодежке еще до разгрома ЦДСА в 52-м, перекантовался где-то годы безвременья и вернулся в воссоздаваемую команду. Стабильно считался третьим вратарем страны – после динамовских Яшина и Владимира Беляева, ездил на мельбурнскую Олимпиаду. Играл он очень красиво – прыжок у него был замечательный, таскал из углов бесподобно, но, как тогда говорили, был у него дефект – чаще мяч парировал, а не забирал наглухо. Черт его знает, может и так, но на мой мальчишеский вкус был лучшим.

Он не только для меня, видно, был незыблем в армейских воротах – за его спиной в дубле вырос Валентин Ивакин, и оттуда без единой игры за основу, попал во вторую сборную страны – уникальный случай! На следующий год он ушел, потому что считал, что у нас ему ничего не светит, и встал в ворота «Спартака» прочно и надолго. Под самый конец карьеры у нас Разинский повадился пенали бить, забил два гола, по-моему, первым из вратарей в истории чемпионатов СССР. Оказывается, хрустальной детской мечтой нашего вратаря было сыграть в нападении, а место в воротах он занимал только чтобы хоть как-нибудь приблизиться к этой цели. Исторический анекдот об этом мне потом рассказал мой старший товарищ Виктор Иванович Самусенко. [20]

Дело было в 59-м году, когда старшим тренером ЦСК МО снова стал Борис Андреевич Аркадьев, с которым связан первый славный период в истории команды. Во второе свое пришествие в команду Аркадьеву таких успехов добиться не удалось – материал у него в руках оказался поплоше, чем в первый раз, да и годы брали свое… И вот случился конфуз – армейцы довольно крупно кому-то проиграли. Руководство команды вызвал к себе заместитель министра обороны маршал Советского Союза Гречко, который потом, в 1967-м, и министром стал. Его адъютант в приемной шепнул пришедшим старшему тренеру Аркадьеву, начальнику команды полковнику Калинину и парторгу команды майору м/с Белаковскому:

– Ну, ребята, я вам не завидую – злой, как черт!

«Тройка» вошла в кабинет, и штатский (хотя ему и предлагали полковничьи погоны) Аркадьев сел за стол поблизости от маршала, а товарищи офицеры, которым «вольно – садись!» не скомандовали, остались в стойке «смирно».

Маршал все не начинал разговора, а вместо этого брал из стакана на своем столе остро отточенные карандаши и ломал один за другим. Сбавив таким образом внутреннее давление до уровня, когда он мог человеческим голосом разговаривать с интеллигентным Аркадьевым, маршал произнес: – И как это такое возможно?!!! Чего не хватает?!!!

Борис Андреевич своим тихим, слегка заикающимся голосом, ответил, что у команды трудности с вратарями – Борис Разинский не хочет стоять в воротах, а желает играть в нападении, а его дублер – совсем зеленый, и ставить его просто невозможно. А рядовой Басюк в команду не прибыл…

Маршал Гречко, обладавший всеми навыками штабиста, мог похвастать и отличной памятью, и не успел Аркадьев договорить, как замминистра обороны уже прорычал адъютанту: – Командующего Прикарпатским округом!

Через мгновения телефон звякнул, и по громкой связи раздался бравый рапорт:

– Товарищ маршал Советского Союза, по Вашему приказанию командующий Прикарпатским военным округом генерал-полковник танковых войск Гетман!

– С каких пор, генерал-полковник, Вы перестали быть военным человеком?!

На том конце провода поперхнулись и просипели, да как же, он всегда…

– Военным человек остается до тех пор, пока беспрекословно выполняет приказы старших по званию! Вам две недели назад было приказано направить рядового Басюка в распоряжение ЦСК МО! В чем дело? Почему не выполнен приказ?!!!!

– Товарищ маршал, все будет немедленно исполнено!

Оказалось, что зам Гетмана по физподготовке, страстный фанат львовского СКВО[21], просто засунул приказ московского начальства под сукно: всегда есть шанс, что большие чины по прошествии времени забудут, что приказали. Но тут не свезло – с должности зам слетел с громовым треском, потому что из-за какого-то физкультурника и какого-то рядового Басюка генерал-полковник выволочки от замминистра обороны получать не желал. В мгновение ока рядовой оказался в Москве и приступил к тренировкам. Если не ошибаюсь, сыграл он за московских армейцев в трех или четырех матчах, а потом был отчислен – бухал…

В 62-м Разинского в одночасье выперли за компанию с Апухтиным, Линяевым и Орешниковым, тогда говорили – за пьянку на выезде. Сам Борис Давидович как-то объяснялся в прессе, что у него конфликт был с тренером. Так или иначе, его карьера в ЦСКА закончилась, а игра у наших сломалась… Я потом долго спотыкался о фамилию вратаря в составе армейцев, настолько привык к Разинскому. А он «пошел по рукам» – играл за «Спартак», за Киев, за Одессу, там, кстати, пару раз выходил нападающим, но уже никогда не достигал того уровня, на котором держался у нас. Такого стабильного и так долго играющего вратаря в ЦСКА потом не было, пожалуй, аж до самого Астаповского.

За номером «два» (правого защитника) в моей детской памяти осталась вереница имен, начинавшаяся с Алешина, и имя им – легион… А вот стоящий по сию пору перед глазами зрительный образ: во всю широченную спину огромная «тройка», которую носили центральные защитники – это Анатолий Башашкин, столп обороны и ЦДСА, и сборной. Тогда еще доигрывали «дубль-вэ», и номера были довольно строго регламентированы: со второго по четвертый – защитники, «5» и «6» – хавы, «семерка» и «11» – края нападения, «девятка» – центрфорвард, «8» и «10» – инсайды. Даже выход игрока под номером, не соответствующем расстановке, был на полном серьезе тактическим ходом, особенно если это малоизвестный дублер.

Башашкин запомнился несокрушимой скалой, о которую расшибались все вражеские атаки. Странно было потом читать, что вот там Башашкин ошибся, и там. В моей памяти он остался безупречным. Потом, когда он – последний из игроков поколения «команды лейтенантов» – сошел, в центре обороны появились Михаил Ермолаев и Виктор Дородных, позже пробовавшиеся и в сборной. А уже вскоре заиграл совсем молодой Альберт Шестернев, который в моем представлении добился даже большего, чем его великий предшественник.

Тогда через ЦДСА год за годом шла вереница игроков из разных команд, в основном, из окружных и флотских, но даже я со своей отличной детской памятью всех запомнить не мог. Прочно осталась в памяти целая группа из свердловского ОДО, они играли у нас очень долго – Николай Линяев, Дмитрий Багрич, дотянувший аж до 70-го, и Эдуард Дубинский – исключительно злой агрессивный защитник, который первым из армейцев после ухода Башашкина прорвался в сборную. Он стал одним из практически незаменимых игроков, пока на первенстве мира в Чили в 1962-м югослав Муич не сломал ему ногу. Потом Эдуард долго лечился, вернулся, но скоро сошел и умер 35-ти лет от роду от саркомы, возможно спровоцированной тем переломом.

Линяев поначалу играл в полузащите, игрок был скоростной, с неплохим пасом и ударом. При том, что хавы тогда забивали немного, не раз отличался в атаке. Потом его часто стали отодвигать в оборону, и он вместе с Виктором Дородных составил пару центрбеков.

Багрич – тоже редкий случай игрока, который держался у нас при всех тренерах. Сначала – просто крепыш, несколько неотесанный, но с годами – все более прочный, а с середины 60-х – даже безошибочный, с прекрасным отбором. Я его очень любил – и за долголетие службы, и за надежность, и за то, каким он был волевым игроком. И просто мужик был симпатичный – с болельщиками разговаривал дружелюбно, и с нами – пацанами. Он, между прочим, и в атаку по краю хаживал, что тогда было не очень распространено, а чужих нападающих прихватывал плотно и считался одним из самых трудно проходимых. В сборную его приглашали мало – на левом краю все время были сильные конкуренты, а к Багричу прилипла репутация вечно третьего в стране… Последний матч Дмитрий сыграл в чемпионском 70-м году и золотую медаль не получил, а жаль… [22]

Как раз на позиции левого бека в сборной фаворитом был поигравший у нас в нападении Анатолий Крутиков, которого нашли в московском «Химике», но упустили в «Спартак». Ничего сверхъестественного он в ЦДСА не показывал и результативностью не блистал, а вот у красно-белых вдруг оказался в линии обороны – и как будто там и родился. Вот тут его скорость пригодилась и в отборе, и в рейдах по краю, которые он стал предпринимать систематически и остро. Достаточно быстро заиграл за сборную, а я все не мог простить предательства – помнил, что начинал-то он у нас.

Были у нас и классные хавбеки – Иосиф Беца и Александр Петров, хотя с этим у нас всегда было напряженно. Играли у нас и яркие нападающие, тогда и вообще забивали побольше, чем нынче, и идеологически считалось, что дело армейских спортсменов – атака. «Красная Армия будет самой нападающей из всех нападающих армий мира», как говорилось в Полевом уставе 39-го года. В передней линии у нас играли Василий Бузунов, отличавшийся сумасшедшим по силе ударом, и качественные форварды Владимир Агапов, Виктор Емышев и Юрий Беляев. В какой-то год армейцы даже забили больше всех и на радостях учредили приз Григория Федотова – самой результативной команде, да так с тех пор до 2002 года ни разу его и не выиграли. И в памяти у меня крепче всего осела именно игра защитников, может быть, потому, что в самых важных играх основная нагрузка падала именно на них. И в сборную, по большей части, попадали и задерживались там именно наши беки. Уж что-что, а защита у нас тогда была сильна…