Читать книгу Остров святого Сэмюэла - Юлиана Яроцкая - Страница 3

Он плыл бесконечно долго. Умопомрачительно долго в прямом смысле. Весла с каждым взмахом наливались чугуном. Несколько раз перед глазами темнело, и Реймер бросал грести, чтобы прийти в себя. Терять сознание нельзя. Иначе лодку снесет еще дальше.

Тошнота не отступала, но желудок был уже пуст. Озноб усилился. Проклинать Болезнь бесполезно – это не работает. Остались только проклятия и брань. Пару раз Реймер даже подумывал, не утопиться ли прямо сейчас. В этом-вот озере. Но напомнив себе, что так делают только слабаки, он возвращался к монотонной гребле. Еще немного. Или много. Не важно. Надо грести.

Вода действительно была холодной. Очень. Сюрреалистично холодной. Это выяснилось, когда после очередного взмаха веслами брызги с лопастей приземлились великому математику на лицо. Мелочь, а неприятно. Реймер провел по щекам рукавом куртки.

На корме терпеливо ждал высадки единственный пассажир – рюкзак.

Полярное озеро оказалось на удивление чистым. За все свое недолгое плавание Реймер не увидел ни одной пластиковой бутылки. Ни одного целлофанового пакета. И не потому, что видел он паршиво. Мусор попросту отсутствовал в этом суровом северном мире. Его здесь не может быть, как не может быть ничего антропогенного. Не приживается в этих местах антропогенное. Земля, отвоеванная у человека ветром и травами, очистилась.

Озеро принадлежит рыбе. Если Лодочник ежедневно рыбачит и на улов не жалуется – значит, с фауной тут все в порядке. Реймер подумал, что ему и самому было бы неплохо начать рыбачить. Питаться ведь чем-то надо. В рюкзаке лежит пачка вафель. Но не будет же он есть эти вафли на протяжении всего сомнительного отпуска. Даже при самом пессимистичном прогнозе еще должно быть как минимум… недели три. Или месяц.

Он периодически оглядывался посмотреть, куда гребет. Силы быстро заканчивались. Бороться с течением получалось плохо. Реймер старался не столько выровнять курс, сколько грамотно напрягаться. Чтобы не встать на середине озера с колотящимся на грани разрыва сердцем и непослушными от переутомления руками, в абсолютно беспомощном положении.

Вода огибала маленький островок – защищала от большой земли. Издали виднелись только темные силуэты деревьев – голые, острые, неподвижные. Спящие. Здесь нужно спать, чтобы пережить холод.

Где-то в этих деревьях спрятан темный прямоугольник. Дом.

«Доплывешь – не забудь привязать лодку», – всплыл в голове голос Лодочника. Улыбчивый пузач, шагающий вперевалку по пристани. Жирная волосатая спина и странная привычка одеваться не по погоде. Как он может ходить раздетым в ноябре?

«Может, и мне завести коз?» – внезапно подумал Реймер. В последнее время он редко вспоминал о еде, так как вместо голода к нему обычно приходила тошнота. Гурманом великий математик никогда не был, а во время Болезни еда больше мешала, чем способствовала выздоровлению. Поэтому вафли в рюкзаке второй день лежали нетронутыми. «Хотя нет, плохая идея. Добывать козий сыр – это ж столько труда… а самих коз надо чем-то кормить… они-то хотят есть каждый день». Тошнота достигла опасного уровня. Реймер упорно думал о козах: «А вафлями они случайно не питаются?»

Во время каждого приступа головной боли он переставал грести. Череп будто сдавливали железным шлемом. Чем дальше, тем сильнее. Раздавить хотят. Расплющить. Реймер закрывал глаза и сам себя убаюкивал. «Побушует и пройдет. Побушует и пройдет. Побушует и пройдет…»

Он придумывал разные мантры. В первый раз, пятнадцать лет назад, когда Болезнь застала его врасплох, он ничего не знал. Он не знал, что делать. Как к ней относиться? Как относиться к себе в свете взаимоотношений «человек – болезнь»? Кто он в них? Жертва? Воин? Пофигист, которому нужно максимально отстраниться и попробовать быть «выше этого»? Как вообще правильно общаться с Болезнью? Какая стратегия работает?

Ему казалось, что он победил. Сам не понял как, но победил. Точнее, не по-, а у-бедил себя, что сделал верные выводы. Что разобрался в причине. Увидел, откуда оно взялось. Как разрослось и что теперь нужно делать, чтобы оно не повторилось. Но сейчас он не видел ничего. Ни одной причины. Она случайно – случайно! – вернулась. Только ведь случайностей не бывает. В случайности Сэмюэл Реймер не верит. Значит, была причина. А он ее не видит. Он видит только нечеткие полосы цвета вокруг. Сверху – сизая. Это небо. Ниже – цвета прошлогодней травы. Берег. И маленький серый квадратик дома Лодочника с черным сараем.

«Уму непостижимо, как можно так долго грести и так мало отплыть».

Во время очередной передышки Реймеру захотелось сесть лицом к острову. Может, мотивации прибавится. Странно ведь плыть спиной вперед. Озеро большое. Сил мало. Мышц уже нет никаких. Съедены. А так, с визуальным стимулом, хоть на энтузиазме догрести можно.

Как работает «энтузиазм», Реймер тоже не знал, поскольку вещь эта крайне ненаучная и вообще эзотерическая. Ее нельзя ни пощупать, ни измерить, ни пригласить в ресторан с целью выбить интересную сделку. Но то, что в трудную минуту этот самый энтузиазм совершает чудеса, – факт. А в факты аналитик больших данных не верить не может.

Развернуться в лодке на сто восемьдесят градусов – сложно. Особенно когда и прямое сидение большого труда стоит. Вставать и разворачиваться на ногах – глупость. Он свалится, не успев разогнуть колени. А это уже не под берегом. Тут и утонуть можно. Необходим план получше. Простой и короткий – на другие планы пришлось бы тратить слишком много энергии. А энергию нужно направлять в весла. Не в планы.

Реймер напряг извилины. Как развернуться лицом к острову, чтобы не вставать? И чтобы вообще не падать? Можно развернуть лодку. Но это тоже потребует много сил. Много сил на действие, которое не приблизит к финишу. Не-а. Не годится. Можно запрокинуть голову назад – и остров будет виден вверх ногами. Правда, тогда Реймер сам очень скоро перейдет в перевернутое положение, еще раз ударившись обо что-нибудь твердое. Чувство равновесия тоже съедено Болезнью, а без него гравитация превращается во врага.

Реймер попробовал перекинуть ноги на другую половину лодки не вставая. Ухватившись за борт, он изо всех сил напряг пресс – вернее, то, что от пресса осталось. Ноги перелетели через край сидения и приземлились ближе к условной «корме». Непослушные, чужие ноги. Лодка с обеих концов была одинаковой. Тут что корма, что нос – все едино.

Голова закружилась. Раньше – еще в начале осени – она кружилась, когда «резко встал», «резко поднялся по лестнице» или «поползал по полу, свесив голову вниз, пытаясь вытащить из-под кровати упавший телефон». Теперь она кружилась без повода. А вот акробатика на воде вообще не могла пройти бесследно. Развернуться сидя! Хорошо, хоть не вырвало.

Реймер сосредоточился на дыхании, пережидая головокружение. «Надо поставить себе цель: съесть вафли. Точнее, дожить до того дня, когда я съем эти вафли. А будет это нескоро, если тошнота не пройдет. Она сама не пройдет. Такое само не проходит. Оно или побеждается, или от него умирают». (Реймер был убежден, что видел и победу, и смерть).

Дикий мрачный пейзаж действовал угнетающе. Плыть никуда не хотелось. Хотелось лечь в лодку и заснуть. Желательно под одеялом – высокая температура Реймеру надоела. Она отдавала ноябрю слишком много реймерового тепла.

Глядя расфокусированным взглядом на остров – на все еще далекий черный остров – он взял в руки весла. Механически. Как робот. Механическим взмахом опустил в воду – и тут же сообразил, что теперь надо грести по-другому. Иначе он начнет плыть назад, к дому Лодочника. А как грести теперь?

Реймер посмотрел на лопасти. Нерешительно отвел вперед. Опустил в воду. С силой начал толкать от себя. И понял, что совершил очередную глупость.

Грести «от себя», сидя лицом к носу, очень неудобно. Гораздо тяжелее, чем сидя лицом к корме. Нормальные люди именно поэтому задом наперед сидят.

«Неужели нельзя было подумать об этом заранее?»

Реймер не привык в трудных ситуациях ругать себя. Да и вообще в любых ситуациях. Это ни к чему. Это плохой тон по отношению к самому себе. Но злость из-за собственной непредусмотрительности обругала его сама.

Реймер почти взбодрился. Злость, как и любая сильная эмоция, придает сил.

«Вот идиот. Надо поворачиваться обратно».

Высокая температура в сочетании с холодным ветром сушила губы, глаза, на ладонях слазила кожа. «Какое гадкое состояние. Скорее бы все это уже закончилось».

Реймер мысленно добавил, что это касается его скорейшего прибытия на остров и только.

Снова взялся руками за борт.

Одна нога.

Вторая.

Голова закружилась сильнее, и его вдруг занесло влево. Лодка закачалась. Страх уговаривал Реймера припасть на дно, чтобы не вывалиться. Только не туда. Только не в холодную воду. Не сегодня. Пляжный сезон закрыт.

«Побушует и пройдет, побушует и пройдет…» – великий математик снова принялся грести. Тошнота подкатила к горлу. Спазм пустого желудка.

– Побушует и пройдет… – уже вслух сказал Реймер и испугался. В воздухе эти слова звучали совсем по-другому. Внутри него они были мантрой. А снаружи слова превратились в танцующих призраков. Они кружили вокруг него, как вокруг павшего на бранном поле, ненадолго живого солдата. Они плакали над его ранами и улетали в туман, не сбив по пути ни одной птицы. Хотя могли! А этот тихий дрожащий голос? Это чужой голос. Это хрип непонятного слабака, который больше не может терпеть собственную слабость и пытается ее вербализировать.

Реймеру стало одновременно стыдно и противно. И дальше он греб молча.

Весла с каждым взмахом тяжелели. Побыв раненым солдатом, Реймер стал теперь больной вороной, которую крылья больше не держат в небе. Но сравнивать весла с крыльями как-то неправильно. Они – не часть его тела. Не часть Сэмюэла Реймера. Они – чужое имущество. Которое Лодочник надеется в скором времени себе вернуть. Он ведь знает, зачем Реймер едет на остров. Он все понимает. И ждет, что недели через три, максимум – через месяц он сможет приплыть и забрать свою лодку.

«Ну-ну, жди».

***

Когда совсем стемнело, Реймер добрался до острова.

Черные контуры леса и маленькая бухта с короткими деревянными столбиками, вкопанными в песок. «Надо думать, кнехты…»

Дно лодки мягко въехало в песок. Сил на радость уже не осталось. Устал Реймер смертельно. «Капитан… хозяин своей жизни, дрейфующий по волнам на плоту… Ну да, ну да. Озеро еле-еле одолел. И чуть не умер по дороге. Капитан… Синдбад-мореход».

Руки не слушались. Спина покрылась липким потом, из-за которого стало еще холоднее. «Побушует и пройдет». Он часто, с присвистом дышал. Голова болела настолько, что он начал опасаться кончины скорее от болевого шока, чем от самой Болезни.

«Побушует и пройдет, побушует и пройдет…»

Корма лодки медленно разворачивалась в сторону. Течение.

Поднялся Реймер только тогда, когда холод стал невыносимым. Снова обхватив руками борт и еле-еле передвигая ноги. Голова все еще кружилась, поэтому выпрямиться в лодке, качающейся от каждого вздоха, он не рискнул. Опустился на четвереньки и на коленях, придерживаясь руками за борт, дополз до носа.

Маленькая бухта. Песок начинается только у самой воды. К земле жмутся сухие мертвые травы. По всему острову растут такие же мертвые на первый взгляд деревья. «На самом деле они просто спят».

Из бухты сочится узкая тропинка. Теряется в деревьях. За черными стволами едва угадывается дом. Тот самый дом, ради которого совершалось все путешествие. Пустой и холодный, как это озеро. Как эти спящие деревья. Как вообще все.

Реймер очень бы удивился, если бы в окнах горел свет. Лодочник, помнится, говорил, что наведывается сюда – проверить, не появилось ли серьезных разрушений. Чинить и ремонтировать никто ничего не будет. Даже по мелочи. Но приглядывать надо. За этим домом, как за беспомощным стариком, надо приглядывать…

Беспомощным стариком чувствовал себя сам Реймер. Он рассчитывал до ночи уже обустроиться. Растопить камин хотя бы. Там ведь есть камин? Ночь наступила. А он все еще в бухте. Сроки сорваны, заказчик в гневе.

Набрав побольше воздуха, великий математик поднялся. Одной рукой схватив рюкзак за лямку, второй – вцепившись в борт. Перед глазами тут же потемнело, зашаталось. Но если падать – то уже на берег. Не в лодку. Не лицом в сидение.

На выдохе он выбросил тело на сушу.

Бухта раскачивалась под ногами, как лодка на воде: чувство равновесия не вернется. Мокрый песок сильно продавился под ботинками. Не замочить бы. Ногам и так холодно.

Реймер медленно вышел на тропинку. Дыхание не успокаивалось. Ближайшие час-два оно будет как у астматика.

Шаги.

Мокрый песок.

В черных деревьях зашумел ветер.

Тропинка вела к дому. Остров оказался настолько маленьким, что обойти его по краю можно было бы минут за десять. А больше и не нужно. Зачем? Спящие деревья не одобряют больших прогулок и больших компаний, которые шумят на большой земле. И сюда им не добраться. Вокруг острова – огромное озеро с чудищами.

Едва ли не крадучись, Реймер приближался к дому. С каждым шагом темнота открывала все больше деталей. Днем удастся разглядеть получше.

Стены частично оплетены каким-то ползучим растением. Часть крыши просела. Вероятно, на нее когда-то упало дерево. А материал старый. Лестница в три ступеньки на крыльце развалилась… Заметив это, Реймер почувствовал легкое раздражение. После проделанного пути он ждал если не красной дорожки, то хотя бы удобной входной группы. Это элементарный комфорт для маломобильных. Дом должен быть приспособлен для… для таких, как он. А тут даже пандуса нету. Пандусы сейчас лепят везде, где можно и где нельзя!

Дом, судя по всему, тоже был болен. И стар. И его тоже никто не хотел чинить. То, что нужно.

Реймер со вздохом подошел к лестнице и осторожно поставил ногу на первую ступеньку. Наверное, она начала разваливаться так давно, что уже частично вросла в землю, и руины стали ее новой формой существования. Не менее надежной, чем прежняя.

Скрип.

Крыльцо органично вписывалось в общий ансамбль упадка. Сырые растрескавшиеся доски. Как в лодке. Только здесь их было больше, и они были повсюду. Из них сделаны дверь и рамы окон. Перила, за которые лучше не браться, если не хочешь получить десяток заноз – Реймер это понял по первому прикосновению, и тут же заключил, что еще не настолько немощен, чтобы не смочь подняться без перил. По трем маленьким ступенькам.

Скрип-скрип.

В голове мгновенно раздался какой-то свой «скрип-скрип», и великий математик замер. Прислушался. Внутри – тишина. Это подозрительно. Тревожно. И крайне неинформативно.

Дощатый пол, на удивление, не продавился. Не сломался от первой же ступни. Да и Реймер весил не так много, чтобы продавить собой хоть какой-нибудь пол. До этапа «анатомическая модель скелета» дело еще не дошло, но может дойти. Если не начать что-то делать.

Дверь. Такая же зеленая и деревянная. Такая же ветхая. Понятный вход в ветхий дом. Ветхому Реймеру – ветхий дом. Все правильно.

Ключ, по словам Лодочника, лежал на оконном отливе. Искать особо не пришлось. Пошарив по ближайшему окну, Реймер услышал, как что-то звякнуло о крыльцо. Ключ замаскировался мокрыми палыми листьями. Спящие деревья не хотят, чтобы в доме оказался кто-то чужой. Но Реймер ведь не чужой. Реймер свой. До того свой, что об этом даже грустно думать.

Он открыл дверь. Обычно в случае с пожилыми зданиями приходится долго возиться – замок непременно заедает – но здесь все обошлось. Гостеприимство, однако.

Шаг внутрь.

В доме было еще темнее, чем на улице. Из недр единственной комнаты на Реймера обрушилось дыхание последнего убежища. Дому открыли рот, и он наконец-то сможет дышать. Зловонной старческой пылью.

Электричества не было. Кто ж его сюда проведет. Реймер положил рюкзак у двери. Он делал так всегда, куда бы ни пришел. В хостеле, в гостях, на съемной квартире, в ночлежке, в палатке – всегда клади рюкзак у входа. Чтобы можно было легко взять и уйти.

Возраст дома предполагал отделку из экологически чистых материалов. Это одновременно и радовало, и огорчало. Радовало тем, что вот вам соприкосновение с природой, со всем живым и настоящим, что приводит в экстаз городского жителя. Интересный новый опыт в Путешествии. Кочуя по мегаполисам, Реймер успел забыть, каково это – вдыхать хвойный воздух. Ходить босиком по лугу. Складывать вещи в плетеную корзину, а не в пластик…

Но это же и создавало неудобства. Насекомые, непонятные лесные звуки, нежелательные визиты каких-нибудь лесных существ, которых привлек свет. Или запах. Рассохшийся пол, сквозь трещины в котором уже наверняка ползают мыши. Его будет сложно убирать. Вообще сложно поддерживать чистоту в таком самозагрязняющемся пространстве.

Реймер включил фонарик в телефоне. Оглядел обстановку. Потолок увешан паутиной. На кровати – слой пыли. На столе какая-то зеленая неопределенность – кажется, он порос мхом… Прибраться все же надо будет. Но не сейчас.

Он приглушил яркость. Телефон скоро сядет и зарядить его негде. Но сядет, надо надеяться, раньше, чем его обладатель. Как обходиться без связи? Как вообще люди жили без интернета? А как справлялись предыдущие обитатели? Здесь даже почтовых голубей не выдают – голубь, тоже городской житель, быстро подохнет в этом царстве Аида.

Реймер невольно задумался о «предыдущих обитателях», и ему стало не по себе. Его вообще мало что могло напугать, особенно в последнее время, но здесь это «предыдущие» звучало особенно жутко. Он не знал точных цифр, но несколько человек здесь точно побывало. Так ему говорили. И все они… да. У них у всех Путешествие закончилось неудачно.

Но они – не Сэмюэл Реймер. У них было другое.

И они наверняка оставили здесь свои вещи.

Если Лодочник не развандалил.

Внутри дом был сырым и холодным. Воздух – тяжелым и прелым. Проветривать Реймер не решился. Завтра. И генеральную уборку он сделает завтра. А сегодня его хватит только на обогрев и сон.

Единственная комната впала в летаргию. Замшелый деревянный стол стоял под окном у противоположной стены. В окружении трех стульев. Железная кровать, застеленная коричневой тканью – на вид еще более жесткой, чем сама кровать. Полки на стене. Крючки для одежды. В углу – большая цилиндрическая корзина. С истертыми ручками. Одна из ручек оторвана.

Свет фонарика выловил черную пасть камина. Единственное, что здесь было сделано из камня. «Пожароопасная комбинация», – пронеслось в голове.

Камин находился в таком же полуразвалившемся состоянии, как и весь дом. Дров Реймер не нашел. А где их вообще берут? Рубят? Топором? Нет, увы, это не про нас. Мы и на ногах-то с трудом держимся. Физическая деятельность на сегодня закончилась. Но дрова все равно нужны. Где достать?

Он поводил фонариком по комнате. Сонный больной мозг тут же подсказал идею: можно сжечь стул. Тут их все равно три штуки – зачем столько? Реймеру и одного хватит.

Недолго раздумывая, он подошел к массивному деревянному стулу, ухватил за спинку и поволок к камину. Ему было все равно, насколько мебель в этом доме ценна ввиду антикварности. Плевать. Сейчас главное – как можно быстрее согреться с как можно меньшим количеством усилий. И заснуть.

Стул явно не желал служить дровами. Уперся ножками и не пролазил в камин. Реймер попытался их отломать, но быстро понял, что не справится сейчас с чем-либо массивнее спички.

В голове одно за другим всплывали матерные выражения.

Устав бороться со стулом, он присел на него же отдышаться. Пот стекал по шее на спину, скапливался где-то между лопаток и полз ручейком по позвоночнику. Реймеру очень хотелось оказаться сейчас в каком-нибудь гостиничном номере с удобной теплой постелью, собственным душем, горячей водой и электричеством. Он бы даже мог организовать себе гостиницу. Раздобыть денег, украсть, одолжить. Но это не то. Это неправильно. Путешествие предполагает иной маршрут – некомфортный и безрадостный. Гостиничные номера в такой ситуации не работают.

Реймер поерзал на стуле в надежде его расшатать. Бесполезно. Стул был сделан на совесть. Грубый и совсем не эстетичный, но очень крепкий. Как специально для таких нетерпеливых гостей, которые, едва живыми добравшись до острова, захотят побыстрее разжечь огонь и согреться.

Все продумано.

Он поводил фонариком по оставшейся мебели. Стол выглядел еще прочнее стульев. Полки… Реймер встал и подошел ближе к полкам. Глаза уже не «добивали» до противоположной стены.

Спустя пару шагов зрение подвело, и все опять стало черным. Реймер, не сдержавшись, выругался.

Полки оказались не такими прочными, какими выглядели. Во всяком случае их можно было отбить стулом. Повешенные явно одним из последних гостей, они были сколочены на скорую руку из какого-то менее качественного дерева. Более светлого, чем остальная мебель. А может, вообще из того, что не пошло на дрова. «Любопытно все-таки, чем они кололи эти дрова. Завтра надо будет поискать топор».

Поднять стул на нужную высоту Реймер не смог. У добротных самодельных гарнитуров есть недостаток, который можно было бы назвать «обломом Робинзона Крузо».

Реймер выругался еще раз.

Полки можно было попробовать отбить концом весла. Но для этого пришлось бы заново преодолевать путь по тропинке туда и обратно. А это задача не из легких. Поэтому великий математик, положив телефон на пол фонариком вверх и решив, что гравитация не всегда ему враждебна, подошел к верхней полке и, ухватившись руками за край, повис на ней.

Гвозди продержались совсем чуть-чуть. Потом раздался нужный треск. Левый край дернулся, крепления затрещали громче, и вся полка вместе с Реймером полетела вниз.

В глазах традиционно потемнело. Голова закружилась.

Ему даже показалось, что вот сейчас потерять сознание – самое то.

Но все опять обошлось.

С трудом поднявшись и пытаясь игнорировать сильную боль в затылке, он опять подошел к стене, чтобы сбить еще хотя бы одну полку. Плавненько. Себя-то надо беречь.

Вторая полка боролась дольше. У Реймера даже начали неметь руки, а голова заболела так, что стоило труда не сложить ее вместо дров в камин и поджечь.

Но битва продолжалась недолго.

Повиснув, Реймер вдруг подумал, что было бы лучше подставить себе кровать. На случай, если он все-таки отключится, падение будет мягким – насколько железная кровать может быть мягкой. Но уже в полете великий математик передумал: матраца, скорей всего, нет. Только покрывало и голый каркас. Кровать бы не помогла – она ничем не лучше деревянного пола.

Зато он ударился локтем о нижнюю полку. Их всего было четыре, но две последние висели слишком низко, чтобы на них висеть.

Во второй раз отходил Реймер дольше. Он уже ничего не соображал. Тело горело и не слушалось. Мозг тоже горел и не слушался. Из носа пошла кровь.

«Вставай, ты ведь не хочешь, чтобы стало еще холоднее?» – прозвучал в голове голос Лодочника.

«Не хочу», – честно ответил Реймер и открыл глаза.

Вместо темной комнаты он видел только темные чернила, плавающие на поверхности глаз. Это мешало ориентироваться в пространстве. Пространство вообще как-то странно себя вело в последнее время.

Реймер нащупал сбитые полки. Сначала одну, потом вторую. Такое же сухое, растрескавшееся дерево, грозящее истыкать пальцы занозами. Плевать. Главное сейчас – затолкать это все в камин и поджечь. И пускай оно горит.

На четвереньках, волоча одной рукой «дрова», он подполз к камину. Шершавый камень отделки пах углем и паленой шерстью.

Ввиду длины полок было принято решение поставить их вертикально. Реймер долго вел переговоры с глазами, но ему не везло. В итоге пришлось изучать габариты камина ощупью. Он нашел выход в каминную трубу – ощущая, как чем дальше, тем сильнее рукава куртки вымазываются в… в том, что обычно находится в камине… в саже, в золе… какие тут еще могут быть секреты; он засунул полки по очереди в трубу, чтобы потом обгоревшие куски не выпали наружу. Так же – ощупью – убедился, что они достаточно далеко от деревянного пола. Дело сделано. Осталось найти, чем растопить.

Пока Реймер возился с камином, ночь доела остатки света. В доме было темнее, чем снаружи.

Глаза к тому времени начали что-то показывать. Качество изображения оставляло желать лучшего. Лежащий на полу телефон освещал фонариком комнату.

Реймер отполз подальше и осмотрел камин издали.

Все получилось именно так, как было задумано.

Он развернулся к рюкзаку, мысленно провел от него к себе прямую линию и встал на ноги.

Опять чернила. Опять все закружилось. Реймер попытался следовать намеченной линии до рюкзака. Он часто так делал, когда подозревал, что после героического подъема зрение опять погаснет и нужен будет какой-то воображаемый курс. Вот его он себе и представлял.

Тошнота усилилась. В голове стучало. Лучше было бы и до рюкзака ползти на четвереньках – дольше, но надежнее. Эти три шага вымотали его не меньше, чем сегодняшний лодочный заплыв.

Он быстро нащупал в боковом кармане зажигалку. Вытащил. Проверил. Щелк! Поднес вторую ладонь – горячо. Работает. Надо найти бумагу для растопки.

Он вспомнил, что в рюкзаке до сих пор лежит газета. Та самая газета, которую он купил по прилете в очередной мегаполис и с которой начал очередную новую жизнь. Из которой он выписывал телефоны себе на ладони. Один – насчет работы, второй – насчет жилья. Сейчас никто не читает настоящих газет. Реймер тоже. Но купить что-то информативно-физическое, оказавшись в новом городе, чтобы как-то с ним познакомиться было необходимым ритуалом заземления. Прибыл – осмотрись.

Газета была единственной вещью в рюкзаке, сделанной из бумаги. Кроме письма. Но письмо Реймер жечь не захотел – не из-за эмоциональных переживаний, с ним связанных, а из-за его объема. Маленький клочок в конверте сгорит за шесть секунд. А вот полномасштабной газеты должно хватить на полноценный костер.

Реймер не колеблясь вытащил из сетчатого кармана рюкзака сложенную в рулончик газету. Подержал пару секунд в руках.

Все, вопрос решен. Осталось реализовать.

На четвереньках. Так безопаснее. Переставляя конечности одну за другой, он пополз обратно к камину. В мыслях проснулось чувство собственного достоинства – что-то слишком часто он стал на карачках ползать. Надо это исправлять.

Реймер неловко порвал газету на четыре куска и закинул в камин. Еще раз щелкнул зажигалкой.

Усталость разрослась до того, что стала больше самого Реймера и тужилась, чтобы уволочь его куда-то вниз.

Он поднес огонь к газете. Газета загорелась.

«Иди-ка сюда», – усталость двумя пальцами вытащила из его ладони зажигалку – огонек мгновенно потух. Великий математик почти физически ощутил, как ему кто-то сильно давит руками на плечи, прижимая к полу. Лежи и не двигайся. Он чувствовал затылком жесткие деревянные доски. Слышал странные звуки из камина. Обычно костер звучит как-то по-другому… наверное. Он уже не понимал, что там горело и горело ли что-то вообще. Тяжелые руки основательно его придавили.