Читать книгу Сжечь невесту! - Юлия Геннадьевна Трофимова - Страница 2

Ничего не вижу. Голова трещит, как сломанный амулет связи, внутренности сводит тошнота. Совсем не чувствую конечностей. Не могу открыть глаза, веки будто каменные. Стон застрял в пересохшем горле и превратился в спертый хрип.

Пить! Как же хочется пить!

Пытаюсь приподняться на локте, но тело не подчиняется, словно в болоте увязло. Наконец, удалось открыть глаза, но все равно ничего не видно. В глазах клубится непроглядная сине-золотая пелена с запахом сырости и гнили. От вони желудок раз за разом душит спазм, и я даже рада, что в животе пусто.

Что со мной? Почему так плохо? Я умираю?

Хлопок двери разбил мысли, и они осыпались осколками стекла. Золотые искорки в глазах расплылись в быстрой ряби, а затем и вовсе махнули вверх – это чьи-то заботливые руки приподняли меня за плечи. Теплая шершавая ладошка прошлась по лбу и щекам, освобождая лицо от растрепавшихся волос.

Над головой далеким эхом звучит тревожный женский голос:

– Эрафи! Авора эрафи! – и следом торопливые шаги босых ног. Керамическая посудина касается потрескавшихся губ, прохладная вода ласкает горло. Я делаю глоток и срываюсь в небытие.

Первыми вернулись запахи. Сырость и слабый дух древности. Или запах гнилого дерева? Не разобрать. Запах не навязчивый, не вызывает отвращения. Я списываю его на отголосок сна, который забудется, когда я открою глаза.

Холодно.

Влага слюнявит шею, и я понимаю, что это остывший от холода пот. На сгибах кожа слиплась и сопрела. Я решаю, что горячая ванна будет идеальным началом утра и открываю глаза.

Взгляд уперся в темный расплывчатый потолок, который не обрел ясности очертаний даже после моргания. Чернота дрожит в такт ударов пульса в висках. Странная боль режет глаза так, что мне приходится щуриться. Сквозь прищур понимаю – потолок мне не нравится. Он плавится и плывет, напоминая видения от курительных трав, давит, словно грозится упасть на голову. Никогда не страдала страхами закрытых комнат, но сейчас с удовольствием разменяю спальню на балкон или парк. Свежий воздух поставит меня на ноги, да и грех сидеть дома, когда за окном так радостно щебечут птицы.

Стоп. Какие птицы? Я же на работе.

Я хмурюсь, пытаясь сосредоточиться. Рокот сердца в ушах оглушает и сбивает с толку, но сквозь него пробиваются тонкие нити птичьего щебета.

Как есть, птицы заливаются. Это в резиденции мирочеев? В блуждающей сфере? В космосе?! Либо Мастер обзавелся певучим ансамблем, либо я чего-то не понимаю.

Опираюсь на локти и осторожно приподнимаюсь, стараясь не тревожить больную голову. Оглядываюсь, не узнавая обстановку. Спутанные мысли подсовывают картинки моей комнаты, лазарета, даже прихожей в крыле гринтов, но ни одно из изображений не похоже на действительность.

Я лежу на полу, на старом матраце, набитым, судя по запаху, подгнившей соломой, и заботливо укрытая шерстяной тряпкой – предположительно, одеялом. Вокруг темнеют сложенные из крупных камней стены, слева – чуть покосившаяся, но крепкая деревянная дверь, сверху нависает покрытый неровным слоем копоти потолок. В дальнем углу кусок каменного пола отсутствует, а над отверстием лениво кружит пара мелких насекомых. И лишь под самым потолком из узкого зарешеченного окна струится свет теплого солнечного дня – единственный позитивный элемент в мрачной картине.

Я откинула со лба спутанные грязные волосы и застыла, недоуменно уставившись на руку. Покрытое синяками запястье сковал местами поржавевший широкий металлический браслет, от которого к стене тянется толстая цепь.

Недуг немедленно забылся, даже в глазах рябить перестало. С трудом подавляя панику, недоуменно оглядываю вторую руку, так же закованную в металл.

Так, спокойно! Это сон. Это просто сон!

Я ущипнула себя за руку и вскрикнула – не рассчитала силы. На коже остался алый след от ногтей, но больше ничего не изменилось. Те же каменные стены, матрац, кандалы и головная боль.

Недоумение возросло. На всякий случай ущипнула еще раз. Больно и безрезультатно.

Но если это не сон, тогда куда же меня занесло?

Взгляд машинально скользнул по сторонам, остановившись на единственном окошке. Опираясь о стену и боясь дышать, поднялась на непослушные ноги, взгляд неотрывно следил за источником света, словно он мог от меня сбежать. Онемевшие пальцы зацепились за металлические прутья, и я, поднявшись на цыпочки, выглянула в окошко. Снаружи всё как в сказке – травка зеленеет, солнышко блестит, вдалеке ровным полукругом выстроились увешанные белыми и розовыми цветами деревья – и всё, больше мне ничего увидеть не удалось. Лишь один раз сбоку прошуршали торопливые шаги, мелькнул подол длинной коричневой юбки и тут же исчез из поля зрения.

Выругавшись и борясь с подступающей головной болью, поползла обратно на подстилку, и впервые натолкнулась взглядом на свое одеяние. В этот миг меня посетила последняя здравая мысль: «Чтоб мне провалиться!».

Рабочее платье покрывало мое тело одеревеневшей кровавой коркой с редкими просветами светлого хлопка. Один рукав порван, обнажая синее от ушиба плечо. Правый край юбки разодран, лохмотьями свисая ниже колен. А под ними на коже – несколько тонких царапин.

Рука машинально скользнула к шее проверить, на месте ли цепочка с любимым кулоном. Пусто. Цепочка исчезла, как и мое душевное равновесие. Звеня цепями, я медленно сползла по стене на пол и запустила руки в волосы, половина из которых превратились в сосульки спекшейся крови. Не моей крови.

Остатки спокойствия исчезли без следа, а его место занял беспредельный ужас, сковавший всё тело и не дающий произнести не звука.

Не знаю, как долго я пребывала в таком состоянии, и рывком вернулась к реальности, когда в коридоре затарахтели приглушенные голоса. Напрягшись всем телом, я подалась вперед и прислушалась. Говорили двое: мужчина и женщина. Поток незнакомых слов и шаркающие шаги приближались, пока не остановились у двери. Грохнул заслон, и дверь со скрипом отворилась наружу, позволив увидеть людей.

В глаза бросилась мощная фигура мужчины солидного возраста, но непрезентабельного вида. На фоне вытянутых коленок и кромок грязи под ногтями выгодно выделялась пышная борода, скрывающей широкую грудь. Смущенно улыбаясь, мужчина услужливо придерживал дверь перед миниатюрной пухлой женщиной с круглым румяным лицом. В обернутой вокруг головы косе, словно иней, серебрела седина. Женщина держала в руках поднос с несколькими керамическими посудинами, но хрупкий груз не мешал ей кокетливо водить плечиками, поминутно одаривая собеседника приветливой улыбкой. Оба были всецело поглощены друг другом и не замечали меня.

В этой парочке не найти ничего, что могло бы показаться угрожающим. Однако необычный язык, на котором они вели беседу, отсутствие моего рюкзака, а так же тот факт, что меня еще не нашли, ввергло меня в транс.

Ладони нашарили стену, и я начала медленно подниматься на ноги, стараясь сделать это как можно незаметнее. Затея «не привлекать внимания» провалилась с предательским звяком цепи. На меня воззрились две пары удивленных глаз.

С минуту мы молча сверлили друг друга взглядами. Пришельцы выглядели не менее испуганными и растерянными, чем я.

Очень странно.

С трудом взяв себя в руки, решила подыграть незнакомцам.

– Кто вы? – требовательно спросила я, сдвинув брови. Мужчина испуганно отшатнулся, женщина выронила из рук поднос. По подземелью прогремел раскат бьющейся посуды, а следом – ее истошный визг. Я обхватила голову руками и повалилась на матрас, не в силах справиться с головной болью. Визгливая баба заверещала еще громче и ужаленным психопатом вылетела в коридор. Дверь с грохотом захлопнулась, послышалось шарканье засова и быстро удаляющийся топот.

Я поняла, что схожу с ума.

Что происходит? Где я? Почему я взаперти? Да еще и на цепи посадили, как последнюю псину!

Думай, мирочея, думай! Всё слишком плохо, чтобы быть правдой. А раз так, то я сплю. Но почему? Почему я не могу проснуться?! Почему на мне эта кровь? Хотя, если предположить, что ущелье было не сном, а началом этого кошмара, то я сейчас – о, Создатель! – в плену у тех бандитов!

От этой мысли по макушке проползли мурашки, вздыбив покрытую кровавой коркой шевелюру.

Минут за пятнадцать я успела взвинтиться чуть не до припадков. От безысходности возникло непреодолимое желание нырнуть в то отверстие в полу, над которым муха летает. И я бы это сделала, если бы не кандалы. Видимо, они созданы как раз на тот случай, если пленник решит в отхожей яме утопиться.

Увенчали трагедию шаги, снова огласившие коридор.

«Покойся с миром», – обреченно пожелала я себе, ожидая появления главаря бандитов.

К счастью, снаружи зашуршали голоса все той же впечатлительной парочки. Тяжелая дверь медленно отворилась, издав такой протяжный и жалобный скрип, что его можно отнести к разряду пыток. Из-за двери появились выпученные серые глаза. Следом медленно выползло подобие самострела и уставилось в меня. Из коридора шепотом суфлировала напарница. Уж не знаю, что она говорила, но серые глаза мужчины становились все больше и испуганнее, самострел начал заметно подрагивать, будто он застал мое перевоплощение в пожирателя миров.

Подавив истерический смешок, я подняла руки в примирительном жесте и села на матрас, прислонившись спиной к холодной стене. «Будь что будет», – подумала я, признавая, что смерть от самострела не так страшна, как встреча с медведеподобным главарем бандитов.

К моему удивлению, убивать меня не торопились. Увидев, что я не собираюсь питаться человечиной, мужчина облегченно выдохнул и даже вошел, но самострел не опустил. Осторожничает. Следом вынырнула женщина, держа в дрожащих руках новый поднос, на котором сотрясалась посуда. Негнущиеся ноги пронесли мадам внутрь каземата. Прикованный к моему лицу взгляд при этом выражал обреченность человека, которого заперли в клетке с голодными хищниками. От этого взгляда у меня возникло острое желание повстречаться с зеркалом. Может, я, сама того не ведая, действительно превратилась в чудище? После ошибки Райна меня ничто не удивит.

Женщина тем временем сделала очередной неуверенный шаг, раздался глухой звон валявшейся на полу разбитой посуды, вскрик неожиданности, и мадам полетела вперед, задрав поднос выше головы.

Не задумываясь, я бросилась ловить падающую леди. Поймала. Женщина рухнула на подставленные руки, ударившись подбородком в и без того синее плечо. Пухлые пальчики выпустили поднос, и он приземлился аккурат на мою голову. От удара в глазах тут же все поплыло, поднос соскользнул на пол, прозвучал повторный звон бьющейся посуды. Забыв про неуклюжую женщину, я обхватила ушибленную голову и согнулась в приступе головокружения. Одновременно у двери раздался щелчок, и надо мной просвистел самодельный болт, срикошетил от стены и улетел в яму. Я в ужасе резко выпрямилась и, глядя в полные недоумения глаза женщины, неожиданно громко издала:

– Ик!

Не то, чтобы я сильно испугалась – после того, что произошло в ущелье, меня испугает разве что тот бандит. Просто неприятно, когда в тебя вот так стреляют.

– Ик!

Женщина, за кривоногость которой я чуть не поплатилась жизнью, отмерла и, не сводя с меня удивленного взгляда, что-то сказала напарнику. Краем глаза я заметила, как тот опустил самострел и тоже уставился на меня с изумлением.

– Эваро Мерика, – а это уже мне. И взгляд такой выжидательный.

– Я тебя… ик! – да что ж такое?! – не понимаю.

Они переглянулись, после чего до женщины дошло, в чем проблема. Положив на грудь ладонь, она повторила:

– Мерика, – после чего указала на спутника, сопроводив словом: – Ретгар.

Я осторожно кивнула – в глазах рябило – и коротко представилась: – Дэйнэ.

Мерика и Ретгар удовлетворенно кивнули друг другу.

Да здравствует контакт с аборигенами!

Больше в меня никто не стрелял, даже не целился. Поверив в мою безобидность, Мерика превратилась в маму-курицу, взяв на себя заботу о несправедливо заточенной в подземелье мне. Убрала остатки битой посуды, принесла новый обед и несколько раз навещала меня до ужина. В общем, целый день кудахтала надо мной, как могла, постоянно что-то рассказывая. То, что я не понимаю ни слова, Мерику не заботило совершенно. Она даже вопросы задавала и сама же на них отвечала.

К вечеру мне принесли таз с теплой водой и кусок пахнущего цветами мыла, позволив отмыться от крови. А после – выделили новую одежду: штаны и рубаху из некрашеного льна. С любимой формой пришлось попрощаться, и она навсегда исчезла из моей жизни. Почему-то ее стало жаль больше всего, и, глядя на то, как скрывается в корзине Мерики окровавленный кусок ткани, я провалилась в глубокую тоску. Чувство было такое, словно от меня оторвали кусок и выбросили, как хлам. Боль и обида комом застряли в горле. И каждую минуту я обращалась к судьбе с вопросом: «За что?», но ответа, разумеется, не получала.

Я не замечала больше болтовни Мерики, не обращала внимания на боль от многочисленных ушибов. Безвкусный ужин медленно исчез в желудке. После ухода Мерики я даже не смогла вспомнить, чем именно она меня накормила, да это было и не важно.

Солнечные лучи, проникающие сквозь решетку окна, приобрели оранжевый оттенок, в подземелье начали сгущаться сумерки. Я улеглась на холодный матрас и долго размышляла над своей участью, а после провалилась в тревожный сон.

Райн так и не появился ни в тот день, ни в последующие. Огонек на обратной стороне кольца-маячка слабо мигал желтым светом. По этому кольцу Оператор видит, в каком из миров я нахожусь и здорова ли я. Такие побрякушки входят в стандартный костюм любого работника нашей организации. Энергетические сферы над мирами с точностью до расстояния вытянутой руки определяют мое местоположение в конкретном мире и во всей системе миров. Открыть проход – дело получаса, если этот путь уже прокладывался и около двух часов в новое место.

Почему же они медлят? Мог ли Мастер принять решение оставить меня здесь?

Я убеждала себя в том, что таких случаев не было, но на душе все равно было паршиво. К тому же, у меня нет совершенно никаких атрибутов для колдовства, кроме «иглы», да и та в рюкзаке. Даже кисть для рисования печатей у Райна осталась. Зачем мне, я же просто человек, я не буду нас защищать, это его работа. Гринт высокомерный!

Масла в огонь подливали и воспоминания об ущелье. Его ужасы давили на меня безумным прессом. Каждую ночь мне снилось то тело с кашей вместо лица, то разные смерти моего раненного спутника. Всякий раз он умирал у меня на руках, а потом появлялись бандиты с их медведеподобным главарем и хватали меня. Я вскрикивала и просыпалась. Жутко.

О своем раненном спутнике я вспоминала каждый день. О том, как он поглаживал мою ладонь, о том, как прикрывал плечом перед лицом опасности и те слова, что он мне говорил. «Эрендива, ди ла тами» – я повторяла из как мантру перед сном и молилась о нем. Где-то в темных уголках души во мне теплилась надежда на то, что он выжил и вернется за мной, если прежде меня не заберут мирочеи. Моя единственная надежда в чужом враждебном мире.

Эрендива, ди ла тами.

Борегар мерил шагами кабинет. Орехового цвета ковер заглушал тяжелую поступь. Потревоженный порывистыми движениями воздух колыхал уголки бумаг, небрежно раскиданных по широкому столу. В стекле громоздкого книжного шкафа отражалось дрожащие огни свечей. Развешанное по стенам оружие, когда-то отнятое у побежденных врагов, опасно поблескивали в свете каминного пламени. То и дело сияние стали тонуло в стремительной тени от могучей фигуры Борегара.

– Что значит, никаких следов?! – ревел воин, потрясая смятым в кулаке листком бумаги.

Занар, стоявший на пороге, виновато опустил голову. На кончиках русых волос начали стремительно набухать тяжелые капли и с плеском падать в появившуюся под ногами лужу. До имения господина оставалось каких-то пара растов, когда его вместе с отрядом накрыла весенняя гроза. Все промокли и продрогли до костей.

– Он там был, Занар!

– Возможно, он был не один, – пожал плечами Занар. – А после нашего отъезда в ущелье был ливень, все смыло.

– Разумеется, не один! Рохт, Мори и эта девка – уже трое! О, Ферон Всемогущий, что за глум надо мной ты устроил? – воздел руки к небу Борегар и устало провел ладонью по лицу сверху вниз.

– Господин, я кое-что узнал о Мори, – нарушил тишину спокойный картавый голос Зарнара, – он увлекался магией. Возможно, именно он спас Рохта. Хотя я и не представляю, как он мог так поступить с друзьями.

– Значит, мы в нем ошиблись, – смягчился Борегар. – Но так хочется верить, что он просто сбежал или был убит. Надеялся, что вы найдете хоть какие-то следы.

– Господин, прошло уже столько дней. Нужно было искать сразу…

– Нельзя было! Заметь Рохт у нас свою подругу, мы бы присоединились к павшим, упокой Ферон их души.

– Я не понимаю, почему он бросил ее в ущелье?

– Может, счел Мори более достойным своего общества? – горько усмехнулся Борегар. – Как раз этот вопрос я собирался задать ниру Арейсе, но он оказался в отъезде, – он продемонстрировал скомканный в кулаке лист бумаги, после чего небрежно бросил послание в камин.

Занар проводил взглядом исчезающий в пламени лист.

Нир Арейса. Пожалуй, в Фероне не найти человека, который бы не вздрагивал при упоминании этого имени, но мало кто знает его обладателя в лицо. Про него ходили разные слухи, и один из них гласил, что нир выиграл прошлую войну с Вайоланом, хотя сам всё отрицает. Занар встречался с ним несколько раз, но так и не мог сказать, каким он его видит.

– Мори предатель, а, значит, враг короны, – заключил Борегар, невидящим взглядом глядя в огонь. – И эта девчонка, сожри ее стэйры, тоже! Вместе они сорвали нам планы, но мы попробуем снова. И снова… И так до тех пор, пока эта тварь не сдохнет! – он вздохнул, возвращая душевное равновесие. Голубые глаза Занара не скрывали сочувствия. Несмотря на молодость, он понимал и разделял чувства своего учителя – Рохту не место в этом мире.

– Вот что, – после недолгого молчания решил Борегар, – Отправляйтесь по домам. Ребятам нужно отдохнуть, последние дни были чудовищными даже для меня, не говоря уже о молодых парнях. Награду отдам завтра утром. Но к тебе у меня просьба, – воин выжидательно посмотрел на Занара, дождавшись, пока тот кивнет, продолжил: – Нужно отвезти письмо в столицу Его Светлости. Наверняка он найдет способ связаться с ниром Арейсой, пока Мори и Рохт не добрались до нас. Как ты понимаешь, только тебе я могу доверить.

– Да, господин.

– Спасибо, – Борегар дружественно хлопнул помощника по плечу. – Тогда отдохни пару дней и в путь. Мой дом в твоем полном распоряжении, – по лицу Борегара расплылась улыбка, больше похожая на медвежий оскал. Занар улыбнулся в ответ и, коротко поклонившись, вышел из кабинета.

Борегар проводил друга взглядом и снова глянул в огонь. Языки пламени весело резвились в камине, от их шалостей в разные стороны разбегались шустрые тени. Звучный треск наполнил комнату.

«Что ж, – подумал Борегар, – думаю, стоит навестить нашу новую знакомую. Надеюсь, тепло нашего очага покажется ей милее убийственного пламени», – и, горько усмехнувшись, размашистым шагом покинул кабинет.

Я сидела на матрасе, с головой укутанная в плед. Очередной дождь закончился незадолго до ужина, и по моей тюрьме поползли полосы золотистых солнечных лучей с ворохом подвижных пылинок. Летающая взад-вперед Мерика то и дело сбивала юбкой их плавный ход, заставляя волчками кружиться в разные стороны. Красиво. Разлететься бы такой же сверкающей на солнце пылью и свалить отсюда подальше.

– Дэйнэ! – юбка Мерики остановилась перед носом, загородив обзор. Ступня отбивала ритм негодования. Руки уперты в пухлые бока – совсем плохо, сейчас начнет возмущаться. Еще бы, я ж ее не слушаю! Наверное, оно и к лучшему, что я ни слова не понимаю.

Мерика ворчала долго, минут пятнадцать. Я меланхолично рассматривала жирное пятно на коричневой юбке, напоминающее физиономию с картины Эйсера Вина «Длинноносый человек». И это при том, что на планете, откуда портретист родом, все длинноносые. Что интересно, второе пятно, чуть правее, было похоже на «Крик» Сальвадора Дали. Надо же было так художественно обляпаться!

– Дэйнэ! – в возгласе моей надзирательницы прозвучали нотки отчаяния. Она схватила меня за плечи и требовательно встряхнула.

Вот что ей, спрашивается, надо? Каждый день одно и то же. Сказала же – не знаю я вашего языка! Не-зна-ю! О, боги, угораздило меня свалиться в эту дыру!

Я оттолкнула руки Мерики и отползла подальше в угол во избежание подобных процедур. У меня еще после первого пробуждения голова трещит периодически.

Мерика обиженно подбоченилась и снова тучкой надвинулась на меня. Очередная лекция нотаций уже созрела в ее прелестной головке, и женщина просто жаждала просветить неразумную меня. Свела брови, наставительно направила на меня указательный палец, словно решив пригрозить, открыла рот, но ничего произнести не успела. Дверь гулко распахнулась, и по каземату разнесся басовитый рык.

Мерика резко обернулась, совсем загородив меня юбкой, покорно склонила голову.

Я попыталась высунуть нос из-за пышных складок платья – любопытно же взглянуть, перед кем она так расшаркивается, но Мерика оттолкнула меня ногой обратно.

Что за манеры! Трясет, ругается, теперь вот лягаться начала. Вроде и не со зла делает, а все равно обидно. Я же не собака какая, а живой человек.

Пока я рассуждала о своей несчастной доле, Мерика что-то щебетала невидимому пришельцу, да таким медовым голосом, что горчить начало. Как бы у гостя что не слиплось. Представив эту картину, я усмехнулась, впервые за все дни заключения.

Не оценив медовой лавины, гость ответил, жестко, как топором обрубил, и слова Мерики мгновенно закончились, как и мое веселье. Внутри похолодело, и виной тому не весенние капризы природы. Я вдруг поняла, что готова вечно слушать наставления Мерики, лишь бы сейчас оставаться за ее юбкой, но мечтам моим не суждено было сбыться.

Перекинувшись с пришельцем парой слов, Мерика склонила голову и покорно удалилась. У двери она остановилась, бросила на меня полный сострадания взгляд и, покачав головой, исчезла в коридоре, прикрыв за собой дверь.

Я нервно сглотнула и повернулась к незваному визитеру. Передо мной стоял огромный, как бык, широкоплечий мужчина. На плечи спадают угольные волнистые пряди с частой сединой, властный подбородок обрамляет короткая бородка, над густыми нахмуренными бровями пролегли борозды морщин. Такие люди одним своим видом внушают уважение, их считают надежными и справедливыми. Возможно, так бы подумала и я, если бы не два «но»: всепожирающая ненависть в темно-карих глазах и голос, который я не могла забыть. Именно этим голосом в ущелье отдавались приказы искавшему нас отряду.

Крутые ступеньки привели Борегара во мрак подземелья. Льющегося от входа света едва хватало, чтобы разглядеть узкий каменный коридор и четыре двери, по две с каждой стороны. Поговаривали, что когда на месте городка стояла крепость Кайтэнгарс, этот подвал был входом в подземелья, но Борегар не верил в слухи. Практичный хозяин приспособил бывшую тюрьму под склад с припасами, три из четырех камер были под завязку набиты провиантом, так что даже в голодный год люди в усадьбе будут сыты.

И лишь одна камера была свободна от продовольственных запасов. К ней и направился Борегар.

Под дверью, припав ухом к щели, стоял Ретгар, из полумрака подземелья путеводной звездой сверкал его светлый, наполовину седой затылок.

– Добрый вечер, Редгар, – негромко поздоровался Борегар, с улыбкой наблюдая за слугой. Ретгар от неожиданности резко выпрямился, даже подпрыгнул, врезавшись макушкой в потолок. Ругнулся, схватился двумя руками за ушибленную голову и только потом повернулся.

– Фух, господин, напугали, – облегченно выдохнул он, коротко поклонившись.

– Мужик, а трясешься, как баба трусливая, – укоризненно проворчал Борегар. – Чего боишься?

– Дык, это, – замялся слуга, – как тут не бояться? Вы же сами говорили, что вон там, – он опасливо кивнул на дверь, – жена чудища энтого…

– Не жена, а невеста. И не говори о нем, – отрезал Борегар. – Нечего людей пугать. Или уже разболтал всем, чума языкастая?

– Никому не говорил, – замотал головой Ретгар. – Мерике только, да Пайту… А еще Нешею… И…

– Ясно, – прервал его Борегар. – Тряпло ты и есть тряпло. Ну-ка отойди.

Ретгар послушно посторонился, пропуская хозяина усадьбы к двери.

– Господин, вы бы это, поосторожнее с ней, – негромко посоветовал слуга. – Девица-то с норовом.

– Разберусь, – рыкнул Борегар, шагая за порог.

Небольшая камера, закопчённый потолок, влажные после дождя серые стены. В углу спиной к двери стоит Мерика, уперев руки в бока и глядя на пол.

– Девка где? – рыкнул Борегар, и Мерика резко обернулась.

– Добрый вечер, господин, – расплылась она в улыбке, учтиво склонив голову. – Здесь она, куда же ей деться? Не девушка – сокровище! Добрая, ласковая. Хрупкая, правда, и языка нашего совсем не знает, но ни разу голос не повысила, сидит себе тихонько в уголке, тоскует. Жалко ребенка. Отдали бы вы мне ее в помощницы, господин! А то ж сидит без дела!

– Нет! – рявкнул Борегар, да так, что Мерика вздрогнула. – И чтобы больше я об этом не слышал. Вон! – и указал на дверь.

Мерика грустно вздохнула.

– Она добрая, господин.

– Вон! – не зло, но настойчиво повторил Борегар. Мерика вежливо поклонилась и нехотя поплелась к выходу. Дождавшись, пока дверь за ней закроется, воин стиснул зубы и обратил взгляд вглубь камеры, туда, где на полу сидела хрупкого вида девица с бледным лицом и синевой под глазами.

– Можешь не изображать испуганную лань, я знаю, кто ты, – он старался говорить спокойно, но ярость, вновь завладевшая его разумом, добавила в голос столько льда, что хватило бы заморозить не только поместье, но и весь Кайтэн и ближайшие окрестности.

Тело девицы сотрясла дрожь, она сильнее укуталась в одеяло и прижалась к стене так тесно, как могла. В голубых глазах застыл ужас, словно Борегар прямо сейчас собрался содрать с нее кожу.

– Хорошо играешь, – процедил воин. Нарочито медленно он подошел к ней и присел на корточки. Их взгляды встретились, по шее девушки скатилась капля холодного пота, но больше ничего не произошло. Борегар мельком проследил, как капля впиталась в грубую шерсть одеяла. На бурой ткани появился темный, почти черный след от влаги.

– Что же ты медлишь? – удивился Борегар, пристально разглядывая осунувшееся лицо. Почему-то сейчас оно казалось намного моложе, чем в их первую встречу. Почти ребенок. Ведьма… – Ты же меня ненавидишь, так нападай, – он развел руки, приглашая к действию.

Девушка от жеста вздрогнула и зажмурилась, прикрыв руками голову. Цепи, браслетами сжимающие ее запястья, жалобно звякнули. Край одеяла упал, открыв хрупкое дрожащее плечо.

– Не хочешь? – притворно изумился Борегар, едва сдерживая порыв убить мерзавку немедленно. – Тогда ответь мне на один вопрос: где Рохт?

Повисла тишина. Борегар молча сверлил пленницу выжидательным взглядом, но она и не думала отвечать – старательно отыгрывала роль невинной сиаримской девы. Вот она трясется, якобы от ужаса, боясь дышать, открывает один глаз. Видя, что никто ее не ест, открывает второй, поднимает голову, глядя ему в глаза.

Борегар мысленно посчитал до десяти, ибо желание придушить ее стало совсем невыносимым, после чего медленно повторил вопрос:

– Где Рохт и Мори?

Девушка покосилась по сторонам в поисках спасения, закрыла глаза, сглотнула. На длинных ресницах появились блестящие капельки влаги. Охрипший от волнения голос поведал что-то на незнакомом языке. Это стало последней каплей, перевернувшей чашу терпения.

Взревев от злости, Борегар схватил девчонку за ворот рубахи и, рывком вздернув над землей, прижал к стене. Пленница завизжала и начала неумело отбиваться всеми конечностями, гремя цепями хуже взбесившейся цепной собаки.

– Не строй из меня дурака! – орал он ей в лицо, приложив о стену. – С твоей помощью или без я найду этого изверга, а потом прикончу вас обоих! Говори, стэйрово отродье, где он прячется?!

Девушка завизжала и забрыкалась еще сильнее, попав ногой воину в пах. Борегар глухо выругался и отшвырнул пленницу в центр каземата. От удара о каменный пол девушка сдавленно вскрикнула, из глаз брызнули слезы. Поднялась на четвереньки и, подвывая, попыталась отползти к двери, но Борегар наступил на одну из цепей. Не ожидавшая такого поворота девушка дернулась и пластом растянулась на полу. Воин в один шаг оказался рядом и за волосы запрокинул ее голову. Из носа девушки двумя ручейками текла кровь. Тяжелые алые капли падали на камень. Полные ужаса глаза затянулись пеленой влаги.

– Сейчас я уйду, – тихо, едва слышно процедил Борегар ей на ухо, – а ты подумай хорошенько, что скажешь, когда я вернусь.

С этими словами он брезгливо швырнул ее голову, отчего девушка снова ударилась о пол разбитым носом. Поднялся, глядя на скулящую у его ног девчонку.

«Больно тебе, – подумал он. – А как мне было больно видеть изуродованные тела моего отряда!»

Разозлившись еще больше, он пнул девушку в живот, отчего та надрывно закричала и согнулась калачиком. Борегар фыркнул и, перешагнув через рыдающую пленницу, отправился прочь, пока в порыве злобы не убил ненавистную маленькую дрянь.

За дверью стояли побелевшие Мерика и Ретгар.

– Присматривайте за ней, – коротко бросил он и исчез в проходе.

За всю мою жизнь на меня ни разу не поднимали руку. Кричали, ругались, но не более. Мирочей неприкосновенен. А если кто и намеревался почесать кулаки, то перед ним неизменно возникал яростный гринт. Даже при виде этого существа, очень напоминающего оборотня, пыл остывал почти мгновенно. Пока жив гринт, мирочею нечего бояться. Райн не был сильнейшим, но он прекрасно справлялся со своей задачей.

Лежа на холодном каменном полу, я впервые чувствовала, что такое боль. Тело ныло, разбитый нос горел огнем, на щеках переплетались ручейки слез и крови.

За что он так со мной? В чем я провинилась? Чем заслужила такое отношение?

Некстати вспомнилось тепло и поддержка моего раненного спутника, которого я так рвалась спасти в ущелье. И от этого разрыдалась еще сильнее. Он бы, наверное, не позволил себе такого отношения к беззащитной женщине.

Перед глазами замаячило размытое лицо – сквозь слезы я не смогла разобрать его черты, но инстинктивно вскрикнула и отшатнулась. Умом я понимала, что это меня не спасет, но тело не слушалось.

– Ох, Дэйнэ, – раздался сочувственный вздох Мерики, после чего ее теплые руки осторожно прижали к груди мою голову. Я всхлипнула и разрыдалась еще сильнее.

Больно! Как же больно-то!

Мерика и Ретгар с двух сторон подхватили меня под руки и оттащили на матрас. Бережно уложили, заботливо подоткнули одеяло. Мерика грозно свела брови и за что-то отчитала ухажера. Ретгар виновато потупился, попытался оправдаться, но моя опекунша пресекла попытки на корню. Отвесила мужику подзатыльник и, активно жестикулируя, куда-то отправила. Ретгар тоскливо вздохнул и поплелся исполнять поручение. Вернулся минут через пять с большой чашкой воды и парой белоснежных полотенец. С виноватым видом вручил все это негодующей Мерике. Критический взгляд моей покровительницы окинул принесенные вещи, после чего снова уперся в Ретгара. Тот удивленно вскинул брови, потом, что-то вспомнив, хлопнул себя ладонью по лбу и извлек из кармана штанов стеклянную баночку с какой-то зеленоватой бурдой. Мерика выхватила баночку и не очень ласково послала приятеля подальше. Он безропотно отправился по названному адресу.

Мерика проводила его недовольным взглядом, а потом принялась меня выхаживать. Осторожно протерла лицо мокрым полотенцем, избавляя кожу от слез, соплей и крови, едва уловимыми движениями обмазала все, что болело, мазью из баночки. Вонь стояла жуткая, но лучше так, чем ходить с саднящими побоями.

По ходу дела я узнала, что моего мучителя звали Борегар. Мерика просветила методом «я – ты – он». Очень актуальная информация. Не знала, как зовут этого бешеного монстра, и еще век бы не знать. Псих неуравновешенный.

Так в заботах обо мне побитой прошел остаток вечера. Когда Мерика закончила, уже совсем стемнело. Горестно вздохнув, Мерика отправилась отдыхать. Когда за ее спиной захлопнулась дверь, я осталась в полной тишине и темноте. Сердце сжало чувство одиночества, и я попыталась поскорее уснуть.

Несмотря на ужасающие события дня, сон мне снился удивительный, если не сказать – сказочный.

Я стою у самого края и смотрю на то, как трепещутся над пропастью полы длинного зеленого платья. Там, впереди, от земли до неба раскинулся хаос. Свет смешался с тенью, повсюду вспыхивают и угасают разноцветные звезды, мелькают фрагменты миров. Их движение напоминает бурление воды в кипящем чайнике. Ни единого звука. Лишь шелест ветра и звук бьющегося над пропастью платья. Зрелище не просто красивое – волшебное. Оно завораживает и пугает, притягивает и отталкивает одновременно. А я стою и думаю, что когда-нибудь и я сделаю шаг в эту пропасть. Когда-нибудь, но не сейчас.

Высоко над головой слышится шумный вздох. Я не знаю, кто стоит за спиной, но не оборачиваюсь. Этот кто-то огромный и наверняка ужасающий, но я не хочу это выяснять. Существо не желает мне зла. Я чувствую его эмоции, в которых различаю настороженность, любопытство и страх.

– Ты такой большой и опасаешься меня? – спрашиваю нарочито весело, глядя на крутящееся в хаосе созвездие пульсаров. Но радости не испытываю.

Настороженность чудища сменяется весельем. Мои слова его позабавили. Но вскоре тревога вернулась, и я поняла, чем она вызвана.

– Ты боишься оказаться там? – киваю вперед.

Им овладела печаль. Очередной шумный вздох слился с ветром и умчался в хаос.

Мне стало тоскливо. Кем бы ни было это существо, я чувствовала, что оно не обидит. Большое доброе чудище, такое же одинокое, как я. Мне стало жаль его, и я сделала то единственное, что могла – протянула за спину руку.

– А ты держись за меня, – предложила я, точно зная, что меня туда не затянет.

Существо послало чувство благодарности. В мою ладонь лег огромный, загнутый, как у кошки, черный коготь.

Так мы и стояли, глядя в водоворот хаоса и сопротивляясь порывам ветра. Существо больше не боялось, а я чувствовала исходящие от него тепло и поддержку, которых мне так не хватало в последние дни.

А наутро я поняла, что хочу увидеть рассвет.