Читать книгу НеСказка - Юлия Ковалева - Страница 6

Помнится, случилось то, когда Джей с О́дином – Одиссеем разъехались по разные стороны света. Кто – на юг, кто – на север. Делают круг.

СимБа, покрытый пеплом, совсем подрос. Стал ходить с Солнцеликим в плоскость ловли мышей. Иногда до ушей его долетает голос Хепри. Пепельный бежит во двор. Сперва – кажет нос, чтоб не было чаек, затем уж – хвост. Отражается эхо Голоса в куполе Поднебесной, опосля уже – в синих очах. Так и играют друг с другом – в прятки на облаках.

И вот однажды от скуки наблюдает Рыжий за салками брата и Ба. В доме стоит тишина, нет никого. Вдруг на границе Дуата и компостного филиала зоны Бога Ямы из земли выползает… Змея? Нет! Хомяк!

Главный – враз достигает норы, разверзает клыки, грызун простирается:

– Не казни, Солнцеликий! Донесение есть!

– Что за трюк! Я же видел, как Уж тебя поглотил.

Субстанция пожимает плечами. Вот так сенсация! Пушистая реинкарнация.

Из Дуата – лапа протягивает папирус. Информация из Тибета, с того света. Отпускает служивого, читает символы. Строка про Джея.

Вмиг достигает дома Рыжий и – в нужник. Жили там издавна, со времен его розовой матери, – две небесные птицы. Волнистые. Зеленый, да L’oiseau bleu24. Двое в клетке у канализации, для поющих – не лучшая участь. Но разлученными быть – еще хуже.

Обращается Ра к мужу.

– Что же, друже пернатый, про́бил твой час. Готов ли сейчас послужить на благо родине малой?

Взглянул подневольный Ба Птаха на диву свою. Грудь распрямил да молвил:

– Готов, Солнцеликий. Хоть на смерть, хоть на опыты. Позаботься только о моей любви.

Перья дрогнули, клюв обернулся к ней:

– Сквозь миры и столетия я вернусь к тебе.

Затвор отворился. Во двор вырвался малый Птах истребителем, и до границы – на всех порах.

– Найди Его! – кричит Игорь тому воспослед.

Изумрудный кивнул, взмыл под свинцовый купол и скрылся.

Гром прокатился по всей Долине Снов. Хорса25 диск опускается за горизонт. В дурака режется Домовой с пограничными. Полнолуние. На берегу реки вдруг завыли… То ли медведь, то ли волк. СимБа – в пятках у Рыжего. От страха застыли все.

– Что-то не так, – Солнцеликий пускается прытью к Дуату.

Кричит Хомяка.

Три – четыре часа испаряются в ожидании вестей. Вырывается из подземелья лапа с папирусом.

Один только символ.

Зрачки расширяются. Игорь бежит к L’oiseau bleu.

– Ну что еще тебе, Рыжий?

– Времени нет, лети!

– Ты что, с ума сошел? Я буду ждать Птаха!

– Нет больше Птаха! И нас с тобой тоже не будет, коль не полетишь!

Тут с крыши кубарем вывалился Домовой, возвестил:

– Пограничные испарились. Оболочки хлопнули, раз и исчезло всё. Что случилось?

Кот торопится. Распаляет огниво. Око левое плавит спицы калитки птичьей.

– Не поспеешь – сгинут все! И Никто не проснется!

Птица небесная хочет спеть песню, но выдыхает:

– Освободи.

И вмиг булатом блеснули когти. Замок распарывается на груди. Приказ звучит:

– СимБа, сопроводи!

Провожает Ба Пепельный почти невесомую L’oiseau bleu на границу миров.

По ту сторону – синяя сеть глубоких озер отражает дымку перьев.

L’oiseau bleu парит над Волгой. Крылом задевает плавник кита. Он в ответ запевает песню древнюю, о том… Как остовы предков его стенают в песках времени близ Ока Ришат. Домой призывают последнего – отщепенца стаи.

Синей стали касается клюв едва зримой посланницы. Тяжелеют веки кита. Истекают мгновения гиганта в устье слияния Волги и Камы. По канону Дхармы превращается кит в созвездие. И возвращается уж Оди́н. В изначальный Единый – Океан.

L’oiseau bleu превращается в бабочку краснокнижную – с ликом черепа крыльев меж. Символ бессмертия-то служит пропуском на границах всех миров. Долго ли коротко ли. Всё летит, оглядывает поля да земли Бражник Мертвая голова. И забывает все послания и все слова.

И вдруг! Над истоком реки Ока встречает она…

Орла! Размах крыльев – три целых четыре десятых метра. Плывет против ветра. С интересом над посланницей аномальною нависает, вещает:

– Что тебе снится, Птица? Ищешь ли тут кого?

Никому непокорный – Дух свободный пронзает ясностью разум L’oiseau bleu. Та вспоминает, сколько уже парит, и что путь её есть Восхождение.

– Не видел ли Джея ты тут одного?

Заискрился Орел. Пронзила его стрела электричества из-под небес. Глаза воспалились синим. Сам Бог Инея первозданный в воина да спустился, молвит:

– Видал. Под покровом сизым но́чи – далече от этих мест. Курс держи на земли черкесов. Там брат мой спит – Фишт. Ему сперва вручай поклон мой, а затем уж внимай ответу. Да совет: ключ доступа к мудрости древней – прозвище.

Орел Синий пришел в себя. Поклонился. Да ретировался на землю – завидел серую дичь.

– Чуть было не заблудилась, – L’oiseau bleu выдохнула.

Бабочка Бражник летит стрелою отважной мимо полей кукуруз и стрелиции. Видит обломки спиц с колес велосипеда в ржавчине. Распаляет жар в груди, переданный Солнцеликим Оком. Кричит имя мужа в сердце, ускоряется.

Спустя семь на три четверти дней долетает Бабочка – Птица до Адыгеи. На высоте трех тысяч метров почти, по морю – в двадцать три унции, ждет ответ её.

На крыльях совсем испарившихся истонченных спускается L’oiseau bleu – на лик Фишт.

Брат просыпается и ворчит.

– Кто тут сидит на моем лице?

– Это я, Синяя Птица. Хоть и не видно меня почти, всё же, Высший, тебя приветствую и смею спросить.

Старик смеется:

– К мудрости моей нужен доступ!

L’oiseau bleu взмывает в воздух, взглядом охватывает холм вокруг креста и кричит:

– Белая голова!

Содрогается короста инея. Жемчужный свет прорывает плеву щелей. Сила древняя раскрывает пред Птицей гробницу.

Глянь, а в ней! Сокровищница из кристаллов, ценных металлов, кораллов, солей. В камень запечатлевшихся – звезд морских да ежей.

– Ну, хватай же быстрей! Этого ты хотела?

Едва не срывается L’oiseau bleu вниз, но вспоминает… Мужа. Солнцеликого. Кита. Кукурузу. Орла. Спицы раздвигают границы Сна. Ветер приносит ей Имя.

– Я ищу Единого. Путь укажи мне в то место, где он Жив!

Выдохнула Глава Белая одобрительно. Гласит:

– Вижу, как Темуджин26 он хромает сейчас к погибели, объединяя миры. Держи аммонит. Правый глаз его сопроводит тебя в место правильное. Ну все, лети, Птица!

С лавиною снежной на куске коры древа ясеня Брат спускает её к подножию. Остриё лимба зрачка орлиного врезается в купол города Бога Ямы. L’oiseau bleu воспаряет, мчится на всех порах под сизым облаком.

Вот уж за блеском червонным виднеется – пункт назначения. Пульс нитевидный превращается в ритм. L’oiseau bleu танцует в воздухе, и вдруг…

Удар. Ушиб. Падение в море. Незримый щит электрический. От КриптоЦентра исходит цифровой оттиск мора. Неживая защита пульсирует – объект неопознанный держит снаружи. Тут же мчат афалины к L’oiseau bleu. Героиню, как матерь, относят бережно, непредвзято – на нулевое плато.

И вот лежит она посреди опушки. Лесами окружена. Рядом – избушка. В ней – три медведя. Потоп и стужа. Обессилевшая в скандинавском доме на хрустальном погосте, L’oiseau bleu шепчет:

– Quanto costa27 отсюда выбраться?

Глаза закрывает. Не двигается.

На стороне левой Волги – Солнцеликий растрачивает остатки от пыла Ярила. На обряде уст отверзения28 всем – восклицает: «Рудра29!» Лапой розовою держит мудру. Стрела вылетает из колесницы. Горит папирус с символом. С крыши на Домового падает «Заратустра».

Наступает Тишь.

Свидетелем аномалии выступает Бог Инея, выдыхает:

– Придется мне разбудить Его.

Призывает Орла, врезается в грудь ему. Против ветра под мелодию Созвездия Кита мчится в КриптоСтолицу. Тормозит на пороге. По следу удара L’oiseau bleu проводит крылом: электрифицирована. Левым оком просматривает прозрачный купол. Будто в кокон, он оборачивает всех вокруг словом «Нажииива». Сам Повелитель Мух30 позавидовал бы искусству таких Ловцов Снов. Даже Богу идти туда несносно. Но выход есть всегда.

Вспоминает Орел своих братьев: Руха, Симурга, Гаруду. Но, если сразу послать их, то… От нехватки энергии Духа ниже – можно вызвать Ядерный взрыв. К слову, Гриб.

Даром, что цифр концентрация качает потоки финансов. Но какой ценой? Деревья с землями – клопами изъедены, дома заволочены плесенью. Видит – плетется Джей посреди понурый. За собой оставляет полосу изумрудную.

Вмиг Орел обращается в сойку. Пересмешницу – с оперением синим. И, словно призрак для КиберГорода, – клювом незримым пронзает его миражи.

Приземляется рядом с Джеем. Взмахивает крылом да вонзает пред ним перо:

– Это тебе за Зело31 от L’oiseau bleu.

Не успевает и слова молвить ужаленный с шрамом на груди. Сойка взмывает и… Исчезает в Сети.

Стоит приемный отец Одиссея – ни жив ни мертв. Что за черт?

Проходит три дня и четыре недели. Льют дожди – без стыда и совести. Джей пишет повесть о «Неизвестном». Псов охраняет в поместье самой Сехмет32. В небе – нет ни проблеска, ни луча Хорса. Какое тут возвращение домой! Воют псы во сне пред содроганием земли. И Джей ревет с ними.

Утром – стук в стекло. Трясогузка врывается на балкон. Будит всех, даже тех, кто мертв. Хвостом качает да смотрит на рукопись:

– Мать честная, Джей! То ж не повесть, получается, а апокриф. С дуба рухнул?

Клюнула в темя путника. Пером чирканула о кирпичи. Пламя объяло листы, окаянная взмыла в небо. В радугу обратился след ее, Джей ухватил улику – перо серое.

Вспоминает: остановился на главе сошествия Одиссея в Дит33. Вдруг задрожала земля от дыхания Бытхи. Псы не прыткие уже – не рыпаются. Челюстями колотят друг другу о лоб. Гром раздвигает плоть неба. Нисходит на землю огромный потоп. Окружает их холм и жилище.

Джей ищет, где выход.

И вдруг – видит. На древе Вяза соседнего участка Ястреб терзает зайца дикого.

Джей взывает с мольбою к хищнику, начинает торги:

– Помоги! Тут щенки невинные, отнеси их в леса, спаси!

Исподлобья ястреб грозно взирает на остров, объятый водою. Тенью, словно мглою с Везувия, вниз пикирует. Когти взрезают крышу. Сквозь крошево – слышно зловещее:

– Спасение тонущих – не наше дело! Сам возопил, так умри!

Хватает жертву за шиворот, пронизывает до кости. Псы бросаются демону в горло, кромсают в труху.

Джей смотрит на руку. Следы от удара поверх тату дерева придают тому облик тотема. Бьют тамтамы. Волна отступает неспешно. С собой забирает трупы. Возвращает всех туда, откуда пришли.

Корни раненые оголяются. Месяц серебряный из-под полы достаёт краплёные, навострённые на Дурака – карты.

– Не сегодня, Рогатый.

Апокриф близится к главе Седьмой.

В ней восходит из Дита Адонис34 к возлюбленной. Джей спит под Яблоней. Во сне является к нему СимБа, отдаёт золотую пыльцу.

Золотому тельцу здесь молятся все. Но Джей смотрит в лес. Оттуда льётся голос далекий, будто любимый:

– Где ты, Единый?

Сорок сроков спустя – тучи рассеиваются. Джей выходит на берег с псами. Достаёт и пишет заново синим пером опаленную рукопись. Зверобоя горсть сыплет в кубок. Опрокидывает, укрощает позывы выть.

Морда небритая мокрым носом тычет в плечо. Это что ещё?

Друзья главы наверх задирают. Проплывает над ними величественно медленно Цапля. А за нею – в Царство то ли кит, то ли Созвездие.

С Визгом довольным волны бросают дельфинов ввысь. Кричат они хором игривым:

– Сам Бог Бенну35 выбрался из сети золотых цепей! Так Живи же и ты, Джей!