Читать книгу Дитя русалочки. Книга пятая - Юлия Пан - Страница 2

Ступеньки из серого мрамора. Заползающие внутрь больницы августовские лучи отбивались от прожилок камня, отсвечивая на стены серым перламутром. День стоял теплый. В длинном городе на Волге было спокойно. За последние несколько лет не произошло ни одной природной катастрофы, не намечалось войн, и, несмотря на последствия кризиса, никто не умер от голода. Я сидел на холодных ступеньках больницы цвета серебристого жемчуга. Никто мне ничего не говорил, не пояснял. Я просто сам знал, что я мертв. Да, вам не послышалось. В то теплое мирное, летнее утро я умер. И это было убийством. Хотите знать, каково это – умирать не своей смертью? Я попробую объяснить так, чтобы вам, живым, было понятно. Представьте себе, что вы идете по крутому горному склону. Вы смотрите себе под ноги, осторожно прощупываете почву. Прежде чем перевести вес полностью на ступню, вы еще раз проверяете, устойчива ли почва под вами. Круглые камушки катятся вниз как горох, и вы стараетесь избежать мест их скопления, чтобы не соскользнуть вниз. Вы ведь именно так себя ведете, когда находитесь на опасной тропе? Вы знаете, что там может все случиться, и потому предельно аккуратны. Разве нет? А теперь представьте, что накануне большого праздника, вы вошли в здание вокзала, чтобы, к примеру, поменять билеты, неважно, по какой причине. Главное, что вы пришли на вокзал. Вы пришли в то место, где есть охрана, где мирные люди, где земля твердая. Туда, где вы меньше всего ожидаете внезапной смерти, боли или даже намека на подобную жесткость. И вдруг что-то взрывается, и душа даже не заметила, как в секунду лишилась оболочки. Такая внезапная, нежданная и потому еще более коварная смерть. Там, где ее не должно быть по своей сути, где ее никто не ждет. Разве это не жестоко? Вы скажете, что убийство, каким бы оно ни было, жестко само по себе? И вы будете совершенно правы. Но ужасней всего умереть вот так: не ожидая, не зная, до конца не веря и абсолютно не подозревая. Вы уж меня простите. Я так, наверное, рассуждаю, потому что моя смерть была именно такой; неожиданной и безумно мучительной. Хотя убили меня не на вокзале, но было это не менее страшно. Всегда ведь кажется что, своя боль самая больная, своя обида самая обидная, своя смерть самая смертельная. Кстати, я не представился. Сейчас еще не время. И сказать честно, я еще и сам не знаю, кто я. Представьте себе, я не знаю, как я выгляжу, сколько мне лет. Даже не знаю, как меня зовут. И вообще не знаю, было ли у меня когда-нибудь имя. Что-то я припоминаю отдельными фрагментами, но полной картины моей жизни нет. Но сразу хочу сказать, что эта история будет не обо мне. Так, по крайне мере, сказал появившийся рядом со мной проводник душ.

Случилось это так: я еще ощущал вкус смерти у себя во рту и тело мое еще разрывалось от мучительных страданий, как вдруг ко мне подошел проводник. Не надо было ничего объяснять, я знал, что он пришел за мной. В то же мгновенье возник перед нами хранитель и в резкой форме приказал проводнику прекратить перемещение. Потом они о чем-то пошептались и проводник покорно удалился. Я остался один, гадая, почему я отвергнут и тем, и другим миром. Я не знал причину моей смерти, не знал людей, которые, возможно, меня оплакивают. Мне никто не торопился ничего объяснять. Мне лишь было сказано, что я здесь не ради своей истории, а ради истории своего убийцы.

Но я, как порядочный призрак, хочу начать историю с начала. Духи могут проходить сквозь стены, это знают все. Но также для нас, лишенных плоти, не существует такого понятия, как время. Его просто нет. У нас нет прошедшего или грядущего. Я узнал от одного хранителя, который ненадолго задержался рядом со мной на этой мраморной лестнице, что я могу перемещаться в прошлое. А хранители могут даже вмешиваться в события будущего, но не сильно отдаленного. Хранители вообще очень важные ангелы и оттого порой такие борзые. Я всего несколько часов как умер, но уже успел столкнуться с их важными лицами. Всё-то они знают, всё они умеют. Прямо не подступиться к ним. А ведь я еще многого не понимаю, хорошо бы мне кто-нибудь объяснил, что тут происходит. И почему меня отказались перемещать? Где тоннель? Где свет? Но обо всем по порядку.

Сейчас на дворе август 2013 года. А я отправлюсь в май 1999-го.

С этого момента мы и поведем наш рассказ. Все было очень просто. На этих же ступеньках стоял высокий, красивый, молодой ливанец. Звали его Васим. Глаза большие, глубокие, зрачки зелено-желтые. Короткие волосы на голове влажными мелкими кудряшками выстроились в ряд ото лба к затылку и напоминали частые бороны на полях. Васиму двадцать восемь лет. Он молодой офтальмолог, живет в России уже одиннадцатый год. Приехал в Волгоград из Ливана, чтобы выучиться на врача. Родители у него люди состоятельные. Он у них любимый и неповторимый сын, для которого они ничего не жалеют. На протяжении всей учебы Васим находился на содержании родителей и потому никогда ни в чем не имел недостатка или нужды. Разбалованный вниманием и любовью, Васим беспечно и легко жил на этом свете, хулиганя и проказничая с друзьями и подругами. Статный и красивый чистокровный ливанец с жарким темпераментом и крепким телом. Еще бы! Он почти через день посещал бассейн. Любому делу отдавался полностью, с горячностью, без остатка. Даже если он что-то рассказывал, то прежде тщательно готовился к этому эмоционально. Он мало слушал, но с наслаждением говорил сам. Иногда это выглядело так, словно он упивается своим же голосом. Знаете, как он делал, прежде чем начать что-то рассказывать? Это выглядело примерно так: «Я буквально вчера был на обходе. И вот что я тебе скажу. Ты меня сначала послушай, ты просто ахнешь. Ты даже, может, не поверишь. Я был просто в шоке. Нет, я тебе клянусь. Это настоящий убой. Нет, я тебе точно клянусь. Ты будешь в шоке. Ты меня только послушай, я тебе сейчас все расскажу. Но сразу говорю тебе: это сначала будет непонятно…» И так могло продолжаться минут десять, если не больше. А потом он мог сказать, что пациент на обходе без разрешения снял повязку с глаз. И в этот момент его собеседнику, издергавшемуся от ожидания, хотелось вдарить Васиму по красивому, ровному носу, о котором он сам говорит так: нос мой – башня ливанская. Выросший в любви и понимании, Васим был человеком со здоровой самооценкой и хорошим чувством юмора. В каких-то случаях он был даже чуточку наивен. Несмотря на родительское состояние, он никогда не позволял себе задрать свою «башню ливанскую» перед обычными людьми. Общался со всеми на равных. В университете учился прилежно, старательно. Преподаватели его любили за то, что он всегда и во всем проявлял инициативу, преодолевал страхи. Одногруппники тянулись к нему как к интересному собеседнику и просто хорошему человеку, лишенному всякой подлости. На третьем курсе родители подарили Васиму дорогой немецкий автомобиль, и тут у него в разы прибавилось друзей. Васим понимал, почему так происходит, и потому был крайне осторожен при выборе друзей и тем более подруг. Со вторыми ему пришлось очень непросто. Горячая, страстная натура рвала его на части. Как он сам не раз делился с друзьями, ему просто непонятно, как можно всю жизнь любить только одну девушку. У всех ведь свои достоинства. Невозможно просто взять и ради одной отказаться от всей красоты, которую создал сам Всевышний для наслаждения. Это ведь даже грех. Васим дружил с девушками, но всегда держал себя на расстоянии с любой из них. «Послушай меня, – бойко говорил он своей лучшей подруге Юми, размахивая руками, – ты мне даже не говори. Они все смотрят на кошельки. Я же вижу. Что? Что ты мне хочешь сказать? Но ты сначала послушай. Нет, ты меня послушай. Я клянусь тебе, они хотят денег, а не меня». Юми – такая же иностранка в этом большом длинном городе на Волге. Она родилась в Сеуле, когда бурно цвели над рекой Ханган вишни. И в тот же день она была брошена родной матерью в больнице. О своей матери Юми ничего не знала, а об отце тем более. Выросла, как все сироты, в детском доме. Училась хорошо, но больше всего мечтала увидеть мир, простирающийся за пределами Кореи. Обстоятельства сложились так, что она случайно оказалась в России. Здесь она старательно учила русский язык и продолжила свое обучение. Юми училась в педагогическом университете. А это всего несколько остановок от медицинского учебного заведения. Впервые Васим увидел Юми в городской библиотеке. Он тогда учился на втором курсе. Его напрочь сразило соотношение между ее тонкой, хрупкой талией и плавными и округлыми линиями бедер. Юми не была похожа на всех азиаток, которых он встречал. Она была высокая, длинноногая, хотя последнее было больше недостатком, чем достоинством. Ноги у нее, как сказал Васим, прямо от ушей. «Да, от самых ушей кривые-прекривые». Но зато он как будущий офтальмолог сразу же оценил ее прекрасные глаза. Чуть раскосые, черные как уголь, с блестящей роговицей и тонкими розовыми сосудиками, похожими на искусно сплетенную паутинку. Когда он в первый раз заговорил с Юми, то был приятно удивлен тому, как хорошо и грамотно она изъяснялась на русском. Мягкий южнокорейский акцент и такая трогательная вежливость с самого первого дня пленили его восточную душу. Васиму всегда импонировали девушки умные и с характером. Перед тем как встретить Юми, он силой утащил ноги от одной бесхребетной особы, которая во всем с ним соглашалась. Тем самым пресытив его настолько, что он готов был лечь под поезд, чтобы дальше не терпеть ее общество. Юми же была очень мягкой снаружи, но жесткой внутри. Васим как-то сказал, что Юми – девушка-персик. Он всех девушек делил на два типа. Орешки – это те, кто твердый снаружи и мягкий внутри. Таких он не любил. А есть персики, как Юми, – мягкие и нежные снаружи, а внутри с твердой шершавой косточкой. Именно с этой вежливой и мягкой улыбкой Юми в первый же день отшила его. Задетый Васим готов был поклясться, что сделает все, чтобы эта особа стала его женщиной. Но Юми была непреклонна. Никакие подарки, цветы, конфеты, слова, записки, ухаживания, клятвы не сломили ее сердце. Она оставалась любезной, веселой, но холодной ко всем его ухаживаниям. Нет, вы только не подумайте, что она вообще от него нос воротила. Это отнюдь не так. Юми приятно проводила с ним время после библиотеки. Позволяла проводить до остановки и даже разрешала ему угостить себя кофе. Но как только речь заходила о чем-то личном, так она тут же твердо давала понять, что этот разговор ей не по душе. Васим просто извелся. В течение года он перепробовал все, но Юми не хотела ничего, кроме дружбы. Даже его новая машина ни на йоту не смягчила отношение этой дамы к нему. Наверное, потому он и решил, что непременно женится на ней, когда она сломается. А сейчас он согласен был хотя бы на дружбу. Еще через год он привык к Юми настолько, что без зазрения мог делиться с ней своими похождениями по девушкам и даже при этом просить совета. Юми на советы не скупилась. И этим порой просто сводила Васима с ума. «Неужели ей все равно? – задавался он вопросом. – Нет, она меня точно не любит. Клянусь, она меня не любит. Я ее убью. Нет, клянусь, я ее убью».

Целых шесть лет Юми протягивала ему свою тонкую, белую ручку, кланялась и уходила. И никогда не разрешала ему подойти ближе вытянутой руки. За это время Васим напрочь перестал интересоваться другими девушками и совсем потерял голову из-за этой кривоножки. Так он называл ее ласково в своем сердце.

Когда же наступило время Юми вернуться на родину, она вдруг резко переменилась. Васим в угасающей надежде сделал еще одну попытку и заговорил с ней о женитьбе. Тогда Юми грубо взяла его за ворот рубахи, встряхнула его со всей силы и угрожающе пообещала, что если он только посмеет изменить, то она его лично придушит. Бедный Васим. Он чуть не умер от счастья в тот день. Он чуть было не лишился чувств. Весь побледнел, дышать перестал. Губы стали как полотно, а руки как ледышки.

– Юми, я клянусь тебе… Ты только не думай… Ты только представь… Нет, ты только представь. Я и ты… Мы вместе. Ты не пожалеешь. Что ты со мной сделала? Ты меня заживо хоронишь. Нет, клянусь, ты меня заживо хочешь убить, – вот все, что он мог тогда сказать.

К слову упомяну то, что его родители не одобрили этот брак. Но к тому времени Васим уже работал молодым специалистом в глазной клинике, а Юми преподавала в университете корейский язык. Так что больше денег от родителей им не требовалось. Они поженились и зажили счастливо. А через девять месяцев Васим стоял на этих вышеупомянутых больничных ступеньках (правда, тогда, в 1999 году, они были из обычного бетона) нарядный и с огромным букетом. Юми вышла на свет Божий бледная, тонкая, сжимая теплый сверток в руках. У них родилась девочка, всего два килограмма восемьсот грамм. Крошечная, розовенькая, с опухшими веками, носиком-пуговкой и пушистыми колечками на макушке. Васим взял ее на руки и с того дня напрочь потерял себя. Теперь он был не доктор Васим, не тот красавчик и даже не влюбленный муж. Теперь он был только отец этой мелкой. «Эй, мелкотня, – ворковал он с ней дни напролет. – Ты папу до инфаркта доведешь. Как можно быть такой милашкой?» Если бы ему не нужно было ходить на работу или отлучаться по нужде, то он бы целый день не выпускал ее из рук. Он назвал ее Ясмина. И с этим именем он вставал, с ним же и ложился. На это имя готов был молиться и этим именем божиться. Всей горячей ливанской натурой он проникся любовью к своей кровинушке. Даже дежурств на работе он стал брать меньше, чтобы больше проводить времени со своей маленькой принцессой. Он любил в ней все, но в особенности ее темные, густые ливанские кудри. Она унаследовала эти волосы от него. И он расплывался, как блин по сковороде, когда она взмахивала головой и эти пружинки задорно играли, подскакивали и развевались в воздухе. К слову, снова напомним, что родственники Васима даже близко не хотели признавать полукровку в своей семьей. А у Юми этих родственников даже не было. Только это мало волновало молодую и амбициозную семью. Они сами растили малышку, окружая ее любовью и заботой. Васим бесконечно баловал дочь, а Юми хоть и была строгой, но тоже не отказывала себе в удовольствии потворствовать кудрявой малышке.

Я бы тоже не отказал себе в удовольствии понаблюдать за шалостями Ясмины, порадоваться ее первым шагам, ее первому потерянному молочному зубику. И хотя я свой характер еще совсем не знаю, но все же без излишней скромности посмею сказать, что манеры у меня все же есть. Поэтому я не стал бы вас задерживать на таких мелочах даже ради собственного интереса. В конце концов, прошлое важно только лишь для того, чтобы понять, почему же в то утро теплого месяца я оказался на ступеньках городской больницы совершенно невидимый и неосязаемый. Почему за мной никто не пришел и что мне делать дальше на этой земле? Чтобы это понять мы с вами уже поприсутствовали при выписке Ясмины и Юми из роддома. Немного побывали в 1992 году в городской библиотеке, где произошла та первая трогательная встреча Юми и Васима. Бегло пролистали шесть лет их учебы. Побывали на их скромной свадьбе в 1998 году, на которой были их общие друзья, а из родственников приехал лишь родной брат Васима – Вазир. Он жил и работал в Москве уже шестнадцатый год. Имел жену, двух сыновей и порядочную кучу любовниц. Вазир был либеральных взглядов, поэтому, в отличие от религиозных родителей Васима, отнесся к женитьбе брата на азиатке вполне адекватно. После свадьбы Юми сразу же забеременела и в мае следующего года разрешилась здоровой девочкой. Хранитель Ясмины посоветовал мне навестить еще некоторые отрезки, где, по его мнению, и произошли самые важные события. С хранителями спорить нет смысла. Они народ умный, хоть и малость высокомерный. У Ясмины хранитель какой-то измученный, уставший, раздражительный, дерганый. Мы с ним познакомились на тех же мраморных ступеньках. Он сам подсел ко мне сразу же, как удалился проводник.

– Кого теперь ждешь? – спросил он меня. – Не жди. Не придут, – ответил он сразу же. – За такими, как ты, сразу не приходят.

Я хотел было спросить, а что же нужно сделать, чтобы за мной пришли и почему именно за таким, как я, не приходят сразу, но хранитель усмехнулся и ответил:

– Это от тебя не зависит.

Потом мы оказались с ним в светлой одиночной палате. Там я впервые увидел Ясмину. Она сидела бледная, кусая землистого цвета потрескавшиеся губы. Ей на тот момент было около четырнадцати лет, но я сразу узнал ее по длинным, роскошным, кудрявым волосам, от которых Васим был без ума с самого ее рождения. Рядом с ней сидел Васим и глядел на нее сухими глазами, наполненными печалью и гневом. Затем в палату внесли какой-то синий сверток и положили рядом с Ясминой. Мне почему-то показалось, что я уже видел где-то этот сверток. Любопытство и испуг начали меня распирать в тот самый момент, когда хранитель вытолкнул меня сказав, что об этом я узнаю чуть позже. Думаю, это правильно. Надо как-то по порядку вести повествование, хотя у меня это плохо получается, сами видите. Так вот, хранитель дал мне три путевки в прошлое Ясмины и одну короткую экскурсию по жизни ее родителей. Итак, экскурсию мы прошли, так что вычеркиваем этот пункт. Дальше мы бегло побывали в ее раннем детстве. Там я не заметил ничего особенного. Просто любящие родители и шумная и озорная Ясмина, привыкшая получать все по первому надуванию губ.

Дальше у нас по списку 2004 год.

Светлый спортивный зал с высокими потолками. Зал поделен на две части крупной сеткой. С правой стороны тренируются баскетболисты, а по другую сторону сетки проходят занятия по художественной гимнастике. Младшую группу посещают стабильно девять девочек. Этот вид спорта дорогостоящий, и потому не любые родители могут позволить своему ребенку подобный досуг. Тренировка у младшей группы проходит после обеда и длится без малого четыре часа. Главный тренер Нина Степановна – женщина средних лет, советской закалки. Невысокая, пухлая, с редкими серыми прядками на макушке, уложенными в мальчишескую стрижку. Лицо, лишенное четкого контура, выглядело приветливым, а выражение глаз, линии чуть напряженных бровей и короткие морщинки, исходившее от ее губ, как лучи, свидетельствовали о ее непреклонном характере. Нина Степановна сама по молодости была мастером спорта по спортивной гимнастике. Только незапланированная беременность не дала ей стать чемпионкой России. Сейчас же она заслуженный тренер. Ей в этом году стукнуло пятьдесят шесть лет. И хотя фигура ее чуть округлилась и приосанилась, но даже издали была заметна ее спортивная выправка. Расправленные плечи, вздернутый подбородок, жесткая, уверенная поступь отличали ее от обычных бабушек ее возраста. К ней-то и попала наша Ясмина. Увидев высокую худощавую Юми, Нина Степановна тут же пришла к выводу, что у Ясмины есть все внешние данные для этого вида спорта. Многие тренеры обращают внимание на телосложение родителей, ведь судить по маленьким несформированным детям крайне сложно. Ясмина в первый же месяц проявила себя как упорная, старательная и терпеливая гимнастка. В ней, как и во многих детях, присутствовало чувство здоровой конкуренции. До ее прихода в группе уже был свой лидер. Диана – так звали самую гибкую и прыгучую девочку в их группе. Светловолосая румяная девочка, привыкшая к всеобщей похвале и вниманию, с первого дня не сдавала позицию и старалась быть лучшей во всем. Но пришла Ясмина и тут же исправила положение. Васим с детства вбил в голову дочери, что она в этом мире настоящая королева и, куда бы ни пришла, все должны это увидеть и с этим считаться. Ясмина тут же показала толпе девочек, кто тут главный: кто самый красивый, гибкий, прыгучий, харизматичный и вообще кто тут королева ковра. Бедная Диана билась из последних сил, чтобы удержаться на престоле. Но не тут-то было. Ясмина уже на второй неделе тренировок оставила соперницу далеко позади.

Пока они были еще маленькими, больше делали упор на гибкость и общую физическую подготовку. Чуть позже к ним на занятия стал приходить хореограф. А еще через пару лет Ясмина взяла в руки свой первый предмет. Это был упругий, легкий мяч, напоминавший отполированный жемчуг. Васим не жалел денег, и поэтому у Ясмины были самые красивые предметы и самые яркие костюмы. На первом выступлении в Доме офицеров Ясмина сияла, как обработанный самородок. После этого ни у кого не осталось сомнений, что у девочки есть неоспоримый талант в данном виде спорта. Тренер, приехавший из Северной столицы, бесспорно отметил, что если с девочкой упорно заниматься, то она вполне будет годна для больших соревнований.

– Может быть, из нее даже вырастет настоящая чемпионка. Кто знает, – разведя руками, сказала Нина Степановна Васиму после ее первого выступления.

Васим очень серьезно отнесся к этим словам. Они с Юми жили хоть и не богато, но острой нужды не ощущали. А после того как Васим узнал о перспективах своей любимицы, он без зазрения совести стал обзванивать родственников в Ливане. Его богатые обиженные родители сначала даже слышать ничего не хотели. Но не тут-то было. Васим так просто не сдается. Он собрал небольшую дорожную сумку и отправился к себе на родину. Уж о чем они там говорили и что пришлось пережить родителям Васима, а может даже и самому Васиму, только Богу известно. Но домой он вернулся с деньгами и с зароком никогда больше не являться на глаза родному отцу.

Ясмина, помимо художественной гимнастики, как и все дети, посещала школу. Даже здесь она проявила себя как первая и лучшая ученица года. Вы, наверное, подумали, что Юми и Васим целыми днями стоят над ней и вбивают ей в голову, чтобы она усердно училась и тренировалась? Нет, отнюдь нет. Ясмина сама готова была пойти на все, лишь бы выделиться, отличиться. Она должна быть самой умной, самой красивой, самой гибкой и самой сильной. На меньшее она просто не соглашалась. Через всю эту целеустремленность и амбициозность уже просачивались явный эгоцентризм, строптивость, самовольство, самолюбование. Ясмина не уступала никому. Она привыкла, что дома ее слово всегда будет последним. И хотя Юми частенько бранила ее и всеми силами старалась привить девочке уважение к другим и сострадание к окружающим, Васим все равно все брал в свои руки и делал так как считал нужным.

– Не надо ей указывать, что делать. Она у нас умная, сама решит! – повышая голос, говорил Васим кроткой жене.

Диалог этот проходил в присутствии Ясмины, которая тут же все наматывала себе на ус. Она уже давно поняла, что папа на ее стороне, что бы она ни сделала. И если Юми ей что-то запрещала, то Ясмина просто шла к Васиму и жаловалась.

– Пусть поест сладкое. Тебе что, жалко? – парировал Васим. – Она и так у нас худышка.

– Нет. Пусть сначала поест суп, – безуспешно старалась отстоять свою позицию Юми.

– Дай, я тебе сказал. Ясмина, где мама прячет конфеты?

Надув хорошенькие губки, Ясмина указывала пальцем на верхний комод, и Васим доставал ей оттуда желаемое.

– Купи ты ей этого медведя! – кричал он на жену.

– Мы не можем сейчас этого себе позволить, – негодовала Юми.

– Сколько стоит? – спрашивал Васим, а потом шел к своим коллегам и занимал денег до следующей зарплаты.

Ночами Ясмина пробиралась в коридор и слышала, как мама с папой ссорятся.

– Ты ее испортишь, – всхлипывала Юми. – Она уже сейчас ни о ком не думает. Только о себе. Ты только посмотри, как она обращается с другими ребятами в школе.

– Ты меня послушай. Сначала послушай, – твердо звучал голос папы. – Ты что, будешь слушать этих неудачников учителей? Они все просто ограниченные и глупые. Они думают, что все дети в школе должны быть одинаковыми. Делают из детей инкубаторов, чтобы потом ими было легко управлять и манипулировать. У нас Ясмина умная. Она такое не позволит.

– Ты слышал, что сказала Нина Степановна? – не унималась Юми. – Ясмина на прошлой тренировке оскорбила Диану. И знаешь почему? У Дианы, видишь ли, обруч оказался красивее. Ясмина при всех высмеяла ее в раздевалке, сказав, что ее ноги как копыта…

– А что там за обруч такой? Разве у Ясмины плохой обруч? Мы ведь ей из Москвы его заказывали.

– Ты меня слышишь? При чем тут обруч? Я говорю тебе, что она обидела ни за что девочку. Диана – не менее талантливая гимнастка. Ясмина не умеет дружить. Она дерзкая и грубая. Если так дальше пойдет, то она…

– Ты успокойся сначала, – не снижая тон, протянул Васим в ливанской манере. – Видел я эту Диану. Ноги у нее действительно как у лошади. И наша дочь в этом не виновата. Все претензии к ее родителям. А то, что Ясмина так сказала, так это еще раз доказывает, что она не такая лицемерка, как все девчата. Она честная и говорит то, что думает.

– Нина Степановна этим очень недовольна, – Юми попробовала зайти с другой стороны. – Она сказала, что спортсменке мало иметь талант, нужно иметь еще и хорошие манеры. А так это никуда не годится. Она так и сказала, что растит спортсменов, а не клуш в птичнике. Через два месяца будет отбор на региональные соревнования. Перед этим только пять девочек поедут в Москву на восемь недель, чтобы пройти обучение у лучших тренеров России. Нина Степановна хоть и понимает, что Ясмина сильная гимнастка, но все равно сомневается. Так как наша дочь всем дерзит. Даже тренеру умудряется перечить. Так что потом не разводи руками, когда наша дочь останется за бортом за свой противный язык.

– Только пусть попробует не взять Ясмину, – остервенело взревел Васим. – Я ей потом устрою.

– Еще хуже сделаешь.

– Ты не переживай. Все в этом мире покупается.

– Нина Степановна даже близко не возьмет денег. Она честная и принципиальная женщина. Если ты ей такое предложишь, она сочтет это за оскорбление и вообще попросит нас уйти в другую школу. А ты сам понимаешь, что в других школах нет такой подготовки.

– Так, ты сначала успокойся, – более холодным тоном произнес Васим. – Нечего тут разводить панику. Все можно уладить. Хватит… Все. Не надо плакать. Я все улажу. Хорошо, я обещаю. Я поговорю с Ясминой. Клянусь тебе, поговорю.

Скорее всего, в именно в этот вечер Ясмина в своей детской головке сделала небольшое умозаключение. Мама защищает Диану, значит, она плохая, а папа всегда на ее стороне, значит, хороший. После этого случая она намеренно игнорировала маму, и если ей что-то было нужно, то Ясмина прямиком шла к Васиму и просила у него. Она доверяла только ему. Папа никогда не будет ее ругать, не будет ей отказывать, если она захочет очередную новую куклу. И уж точно не будет защищать эту лошадь Диану. Мама же, напротив, какая-то злая. Она ничего не понимает. Ей бы только побраниться, как старой женщине. Однажды зимой Ясмина простудилась, и врач назначил ей пять уколов, Ясмина закатила настоящую истерику. Топала, кричала, задерживала дыхание, закатывала глаза. Васим даже повелся на этот концерт.

– Ты что, не видишь, ей плохо! – кинулся он к задыхающейся дочке. – Если что-то с ней сейчас случится, я тебя лично придушу, – прошипел он злобно на жену.

И если бы Васим был более внимательным, он бы непременно заметил, как его маленькая дочь по-змеиному сверкнула глазками. Это было всего несколько секунд, но Юми это заметила. Зудящий холодок пробежался по ее спине. На мгновение Юми стало страшно. Я тогда впервые прочитал чужие мысли. Юми подумала, что само исчадие ада смотрит на нее в этот момент. Вы, наверное, удивитесь, но, оказывается, мысли могут иметь форму, цвет и даже запах. Отдельные слова я тоже могу видеть, но для меня они не представляют особого интереса. А вы задумывались над тем, что слова и мысли – это как раз таки то, что нас связывает с духовным миром? Вы можете даже мне не поверить, но в духовном мире слова и мысли имеют свой вес и направление. Я еще не знаю, как это работает, но одно могу сказать точно, что духовный и реальный мир принизывают другу друга и переплетаются, как сеть паутины. И всегда прежде, чем что-то происходит в реальном мире, это сначала происходит в духовном. Случай с Юми нам это как раз и доказывает. Знаете, о чем Юми подумала, когда увидела эти холодные и жестокие глаза Ясмины? Она тогда впервые решила, что нужно бежать из этой семьи. Что нет ей больше места рядом с мужем и дочерью. Мысль эта поначалу качалась над ее головой, как пустой, перевернутый гамак, а потом вошла в ее тело, как семя в мягкую почву.

Юми положила на стол шприцы, ампулы и спокойно сказала:

– Скажи своей дочери…

Вот именно на эти слова я бы хотел обратить ваше внимание. Некоторые слова вылетают, как мячики, некоторые – как брызги воды, а порой даже стелются, как мягкий ковер. Но начальная фраза Юми была подобна шипастым камням. Они выкатились из ее уст и, ударившись несколько раз об пол, глубоко залегли в сердце Ясмины, которая уже не притворялась умирающей. Она ясно и отчетливо услышала эту мамину фразу: «своей дочери». И только еще больше утвердилась в том, что мама отказалась от нее уже очень давно.

А Юми тем временем продолжила:

– Скажи своей дочери, что если она не будет получать уколы, то еще целый месяц не сможет ходить на тренировки. Так врач сказал.

Ясмина тут же сообразила своей курчавой головкой, что в ее долгое отсутствие Диана целый месяц будет лидером в их группе. Она будет лучшей гимнасткой целый месяц. Нет, Ясмина не может позволить этому случиться. Она лучшая, и все и всегда должны об этом помнить. Поэтому Ясмина перестала плакать, задыхаться. Надутыми губами пробубнила:

– Тогда путь папа делает мне укол. Он не больно делает.

Юми пожала плечами и вышла.

Через пять минут на кухню ворвался Васим и умолял ее сделать дочери укол.

– Ты мне поверь. Я клянусь тебе, – задыхаясь, говорил он. – Я не могу даже представить, что ей будут делать укол. Мне даже на этот шприц смотреть страшно. Я умоляю тебя. Придумай что-нибудь. Давай скажем, что… Или как-нибудь провернем это дело. Ты ведь не бросишь меня в эту минуту.

Юми была то ли слишком доброй, то ли слабохарактерной. А может быть, это жизнь с Васимом и Ясминой сделала ее такой. Ведь раньше она была очень сильной и принципиальной. Стоит только вспомнить, как она не уступала Васиму целых шесть лет, когда он пытался за ней ухаживать. Сейчас она уже растеряла былой лоск и достоинство. Выглядела она измученной и подавленной. Сейчас ей будто бы было все равно. Она уже даже не находила в себе сил бороться с обстоятельствами или даже с собой. Скрутив очередное кухонное полотенце в плотный рулетик, она помыла руки и направилась в комнату Ясмины.

– Мама только наберет лекарство в шприц, – сказал Васим бледными, сухими губами. – А то папа не умеет. Ты пока ложись.

Ясмина послушно легла лицом вниз и стянула с себя колготки. Юми взяла двухкубовый шприц, две ампулы, ватный шарик, пузырь со спиртом и присела на край кровати Ясмины.

Девочка тут же обернулась и решительно заявила:

– Нет, я хочу, чтобы папа делал мне укол. Мама больно делает.

– Мама тебе даже ни разу не сделала ни один укол, – произнесла Юми. – Откуда ты знаешь?

– Я знаю, – обиженно ответила Ясмина.

– Не переживай, дочь, – сказал Васим, присаживаясь на колени рядом с кроватью. – Мама сейчас наберет лекарство, а я сделаю тебе укол. Конечно же, папа сделает тебе не больно.

Звучно щелкнули ампулы, и Юми ловко наполнила шприц. Васим смочил ватку спиртом и взял из рук Юми наполненный шприц с обнаженной иглой. У него руки задрожали, и пот на лбу выступил прозрачными бусинами, едва он коснулся поршня.

– Вот, доченька, – сказала он, сжимая в одной руке ватку, в другой наполненный шприц. – Папа сейчас тебе будет делать укол. Ляг ровно и смотри в другую сторону. Тогда будет не так больно.

Ясмина послушно уткнулась лицом в подушку и выпрямилась. В эту секунду Юми расторопно провернула всю эту незаметную процедуру, от которой у Васима перед глазами замелькали мушки. Кажется, ему было больнее, чем Ясмине. После этого Юми обратно всучила Васиму пустой шприц.

– Вот видишь, – сказала Ясмина, довольно отрывая лицо от подушки и натягивая колготки, – папа делает совсем не больно. Я даже не почувствовала.

Васим положил шприц в лоток и дрожащими пальцами провел по кудрям дочери. Еще немного, и он лишился бы сознания.

– Юми, сделай мне, пожалуйста, чай, – сдерживая дрожь, попросил он.

Вы себе можете это представить? Взрослый мужчина, высокий и крепкий, врач к тому же. А чуть было не потерял рассудок из-за того, что увидел, как дочери сделали обычный укол в ягодичную мышцу.

Можно было бы даже над этим позабавиться, если бы не Юми. Она вышла из спальни еще более удрученная, чем вошла в нее. Я видел, как она рассасывает в своей голове одну и ту же мысль: «Я здесь лишняя».

Если бы я мог плакать, то непременно бы проронил несколько слезинок. Так мне стало жаль Юми. Окутанная одиночеством, она прошлась по коридору и заперлась в ванной. В эту же секунду появилась тень хранителя. Это ангел Юми. Он также прошелся по коридору и просочился в запертую дверь.

– Как ты думаешь, что она там делает? – внезапно раздался голос рядом со мной.

От неожиданности я подпрыгнул на месте.

Это был хранитель Ясмины. Он уже не в первый раз вот так появляется: неожиданно и ниоткуда.

– Не знаю, – ответил я.

– Таблеток хочет наглотаться, – спокойно ответил хранитель Ясмины.

– Как?! – встрепенулся я. – Она что, умрет? Как же так?

– Не переживай. В этом мире все рано или поздно умирают. Но Юми сейчас не умрет. Видел, кто за ней последовал? Если сейчас было бы ее время, то за ней бы другой пришел. А так просто хранитель ее прибыл.

– Значит, она сейчас не умрет?

– Сейчас нет. У нее будет другая смерть.

– А какая?

Ангел бросил на меня усмешливый взгляд.

– Много будешь знать – в рай не попадешь.

– Правда?

– Нет, – сипло рассмеялся хранитель Ясмин. – В рай люди попадают не поэтому.

– А кто может попасть в рай? Я когда-нибудь там окажусь? А почему за мной никто не приходит? Или я тоже чей-то ангел? Почему ты показываешь мне жизнь именно этой семьи?..

– Полегче с вопросами, – отрезал ангел. – Ты все узнаешь в свое время.

– Но я уже не хочу смотреть на все это. Меня твоя хранимая Ясмина уже выводит из себя. Ты видишь, как она себя ведет. Наглая, дерзкая, невоспитанная. Она над всеми превозносится. Изводит Юми истериками, настраивает Васима против нее. Обращается с другими, будто бы они собаки. Почему ты ничего не делаешь? Ты ведь приставлен к ней, чтобы охранять.

– Вот именно. Я рядом с Ясминой, чтобы охранять. То есть чтобы она не ушла из этого мира раньше положенного срока. Раньше того, как она выполнит свое предназначение на этой земле. Я хранитель, а не воспитатель. Так что нечего меня этим попрекать. Все претензии к ее родителям.

– Васим – настоящий урод, – выругался я.

– Спокойно, молодой человек. Это вина не только ее отца.

– А чья же еще? – едва сдерживая себя, выпалил я.

– Васим так себя ведет, потому что в его сердце кроется глубокая рана. Ему больно от того, что его родители отказались от него. Более того, они не признали Ясмину своей внучкой. Потому он так себя ведет. Васим хочет компенсировать недостаток любви со стороны бабушки и дедушки. А еще потому, что всякий раз хочет себе доказать, что он не такой, как его родители. Он будет любить и лелеять свою дочь и никогда не откажется от нее, как поступили с ним его мама и папа. Думаешь, из раненого сердца легко выудить здоровые поступки? Так что нечего упрекать Васима в этом.

– Тогда это родители во всем виноваты! – не унимался я.

– Ты бы не брался вообще никого судить, – урезонил меня хранитель. – Чтобы понять действия родителей Васима, тебе придется копнуть и в их прошлое. И так до бесконечности. Так что успокойся. Люди в этом мире больны, и не нам их судить.

В эту секунду дверь в ванной открылась и на пороге появилась Юми. Бледная, измученная, с раскрасневшимися глазами, но живая. Она прошла мимо нас, зашла на кухню и принялась заваривать чай для Васима. Позади Юми все еще стоял ее хранитель.

– Ты в порядке, Зифон? – обратился хранитель Ясмины к ангелу за спиной Юми.

– Как видишь, – ответил Зифон. – Справился с первой попытки.

– С первой? А это как? – удивился я.

– А это тот самый? – спросил Зифон, кивнув в мою сторону.

– Тот самый. Любопытный такой, – последовал ответ.

– Извините, вы обо мне говорите? Я еще как бы тут, – негодующе выпалил я.

– Держись, Раф. Все у тебя получится, – дружески улыбнулся Зифон и куда-то испарился.

– Раф? У тебя есть имя? – спросил я.

Раф протянул глубокий выдох и устало повернулся в мою сторону.

– Вы, люди, – странный народ. Думаете, что только у вас есть имена? Мало того что вы получили великое поручение от Всевышнего, так еще и превозноситесь над нами…

– То есть это как? – перебил его я. – Значит, я из людей? А что за великое поручение?

– Так, все, – скомканно выпалил Раф. – На сегодня у меня больше нет дел.

– Подожди! А меня-то как зовут? – выплеснул я вдогонку.

Ответа не последовало. Итак, я снова остался один. Я так понимаю, здесь мне больше смотреть нечего. Поэтому мы отравимся в следующий отрезок жизни Ясмины.