Читать книгу География времени. Повести и рассказы - Юрий Быков - Страница 20

1

– Соня! – вскрикнул Алексей Арнольдович.

Вокруг было всё то же – светлый день, движение улицы, трое странных молодых людей – только не было её.

– Они, наверно, фокусники! – отреагировал на исчезновение Софьи Дмитриевны тот, что был с кольцами в ушах.

– Пошли отсюда, пацаны, не нравится мне это, – отозвался его приятель, и троица, гуськом ринувшись на другую сторону улицы, запетляла между авто.

А Алексей Арнольдович, словно его обесчеловечили, как механическое существо, стал заведёно озираться. А когда душа к нему вернулась, вошла в голову и первая мысль, которая показалась страшнее смерти: Сони теперь не будет… Она буквально подкосила Алексея Арнольдовича, чтобы не упасть, он сел на тротуар.

Прохожие аккуратно обходили его стороной, пытаясь, видимо, угадать, что заставило так напиться этого прилично одетого гражданина. Алексей Арнольдович осознавал свое положение, но как бы через слой всё не уходящей из головы первой мысли, а потому смазано, без боли. Когда кто-то, в отличие от других, принял Алексея Арнольдовича за нищенствующего интеллигента и бросил ему монетку, тот в порыве негодования вскочил на ноги. Жертвователь испугано поспешил скрыться, но благодаря ему с Алексея Арнольдовича сошла оторопь.

«А почему я, чёрт возьми, решил, что больше не увижу Софью?! Раскис, как кисейная барышня! И вообще – что происходит?!»

Опять, теперь осознанно, оглядевшись, он вспомнил о сделанном незадолго до исчезновения Софьи заключении: вокруг неведомая, чужая Москва. И таким естественным порывом потянуло его к дому, к родным стенам.

Войдя в свой переулок, Алексей Арнольдович приободрился, поскольку на фоне обнаруженных по пути перемен он уж и не чаял увидеть серый дом с рыцарем в нише над парадным. Впрочем, и этот дом печально не соответствовал прежнему своему виду.

Из-за того, что часть его была срезана, он казался покалеченным ради воплощения чьей-то нелепой идеи пристроить к нему другой дом, который теперь стоял встык, никак не облицованный, из голого кирпича. Алексей Арнольдович нервно отыскал взглядом окна своей квартиры и тогда понял, что вместе с частью дома утрачена и их с Софьей спальня. Да, всё было не так, всё было другим…

У подъезда – ни швейцара, ни звонка, как открыть дверь? Алексей Арнольдович заметил на стене некое устройство с множеством кнопок, но изучить его не успел, так как дверь поплыла, выпуская седовласого, статного господина, который очень внимательно на него посмотрел. А Алексей Арнольдович, не мешкая, бегом поднялся на свой этаж и позвонил в свою квартиру.

На звонок вышел господин, очень похожий на только что повстречавшегося Алексею Арнольдовичу, но заметно его старше.

– Чем могу быть полезен?

– Где Софья Дмитриевна? И как вы оказались в моей квартире? – возбуждённо произнес Алексей Арнольдович, уже, впрочем, догадываясь, что совершенно непонятен этому господину.

Тот отступил на полшага и смущённо кашлянул:

– Что, простите?

– Супруга моя, Софья Дмитриевна Бартеньева, она где? – угасая надеждой быть понятым, тихо спросил Алексей Арнольдович.

Но вдруг во взгляде господина, до того притуплённом замешательством, блеснула острота. Его память явно что-то обнаружила!

– Проходите, пожалуйста.

Алексей Арнольдович, конечно, не узнал своей квартиры. Он вообще перестал ожидать встречи со вчерашним в его первозданном виде, которое, если и представало, то всегда осыпавшимся, как старая лепнина, с какими-то выветренными контурами.

– Добрый день. Я профессор Полунин Игорь Леонидович.

Был он высок, жилист, с гривой полных сил волос, и если бы не морщинистая худощавость лица, ничто не выдавало бы его солидный возраст.

– Коллежский асессор Бартеньев Алексей Арнольдович.

Профессор вежливо поклонился, при этом Алексей Арнольдович заметил уплывающее с поклоном начало улыбки.

– Я чем-то вас рассмешил?

– Нет, нет! Простите! Сейчас я вам всё объясню. Проходите, садитесь.

Они расположились в бывшей гостиной Алексея Арнольдовича, которая таковой, видимо, являлась и теперь.

– Дело в том, – начал профессор, – что я… знал Софью Дмитриевну.

Алексей Арнольдович напрягся, застыл взглядом на Полунине.

– Господин Бартеньев, сейчас вы услышите много необычного, поэтому прошу вас: воспринимайте всё как можно спокойнее… Итак, ранее здесь была коммунальная квартира, то есть квартира не для одной семьи, а для нескольких. Я тоже в ней жил вместе с родителями и братом. А одну из комнат занимала Софья Дмитриевна. Той комнаты теперь нет, её не стало вместе со снесённой в 1980 году частью дома.

– В каком году?! – не поверил услышанному Алексей Арнольдович.

– В 1980-м. В далёком теперь прошлом. Потому что вы, господин коллежский асессор, находитесь там, где подобных чинов не существует, – в двадцать первом веке, в году от Рождества Христова две тысячи… Послушайте, вам сейчас не повредит немного коньяку…

Полунин спешно достал из серванта пару тонких рюмок и тёмно-матовую бутылку с надписью на этикетке «CourvoisierNapoleon».

Первый же глоток вкусом и ароматом расколдовал оцепенение мышц. А в следующую секунду Алексей Арнольдович удивился, как не ко времени и не к месту вошло ему в голову сравнение: шустовский коньяк, пожалуй, помягче…

– Ну вот, теперь вы не такой уже бледный, – заметил профессор. – Еще рюмочку?

– Пожалуй…

Из дальнейшего разговора Алексей Арнольдович узнал, что Полунин – учёный, который давно занимается проблемой перемещения во времени. После подробного рассказа Алексея Арнольдовича о происшедшем профессор, улыбаясь, объявил:

– Всё очень просто – вы с супругой оказались в «кротовой норе».

Алексей Арнольдович так и не понял, чем являются эти «норы» по сути, потому что представить пространство и время как единое целое, имеющее свою геометрию, было непосильно для его воображения. Усвоил он только то, что вход в «нору» невидим, и на свою беду попадая в неё, жертва переносится в другое время, а окажется оно будущим или прошлым – это неведомо никому. Но точно установлено, что местоположение обоих концов «норы» неизменно. «В вашем случае – это, условно говоря, потайная комната и Мясницкая напротив Почтамта» – пояснил профессор.

«Вот, сижу, слушаю лекцию, – думал Алексей Арнольдович, – а сам я – никто, и ничего у меня нет… И, главное, нет Сони!»

– Она вернулась в своё время, а вы остались в нашем, – заключил профессор. – Дело в том, что обратное путешествие через «нору» всегда заканчивается там же, где и началось.

– Ну, а потом что с ней было? Ведь вы жили здесь одновременно с Софьей Дмитриевной.

– Она исчезла…

– Как? Куда?!

Профессор пожал плечами.

– Мне известно об этом лишь со слов брата. В то время он оканчивал Московский университет, а я с родителями жил в Ленинграде, то есть в Петербурге… Вы простите меня, но теперь не имеет никакого значения, как исчезла Софья Дмитриевна, потому что ни один человек из вашего прошлого всё равно не дожил бы вот до этого солнечного дня за окном. В нашем времени ваша встреча невозможна! Если только Софья Дмитриевна сама не попробует сюда переправиться. Но она этого как раз и не сделает, иначе я не застал бы её живущей в коммуналке.

– Но почему не попробует?

– А где гарантия, что с того вашего стула перенесешься именно в нужное время? Полагаю, ваша супруга интуитивно это поняла. Не могла же она знать о «кротовых норах»!

– Профессор, а не допускаете вы, что её исчезновение и есть попытка переместиться сюда? Только неудачная.

Игорь Леонидович задумался.

– Маловероятно: она бы сделала это сразу, на эмоциях, а не через столько лет… Впрочем, надо о том случае расспросить брата поподробнее. Он, кстати, недавно был у меня. Ушёл прямо перед вашим появлением.

Далее Полунин начал рассказывать о своем младшем брате Андрее Леонидовиче, который был известным писателем. Вместе они купили эту квартиру, точнее, выкупили комнаты у остальных жильцов. И хотя Андрей Леонидович живет в другой квартире – с семьёй, но приезжает сюда часто, чтобы поработать – у него здесь свой кабинет.

А квартира эта, можно сказать, родовое гнездо. Здесь жили еще их дедушка и бабушка, их мать с братом, здесь и они всем семейством долго жили – два брата, мать и отец – Леонид Лифшиц, доктор медицины, профессор, хирург от Бога! Ему потом клинику в Петербурге дали…

Алексей Арнольдович слушал, но слышал плохо.

«Неужели этот добросердечный старик не понимает, что мне сейчас не до истории его семьи?»

Впрочем, услышав фамилию «Лифшиц», Алексей Арнольдович удивленно посмотрел на Полунина.

– Да, да! Он родной нам отец! А фамилия у нас по матери, потому что… время такое было: не слишком-то евреев жаловали. И в ваше время, кажется, тоже…

– Боюсь показаться невежливым, но скажите, Игорь Леонидович, что же мне дальше делать?

– Ну и вы не сочтите меня жестокосердным: вам остаётся только надеяться на скорый научный прогресс. Понимаю, это похоже на пожелание больному дождаться изобретения лекарства от его недуга. Но в вашем случае всё не так безнадежно. Вам вообще везёт.

– В чём же? – усмехнулся Алексей Арнольдович. – В том, что в «нору» редко кому случается угодить? Так это всё равно, что живым на тот свет попасть…

– Я вам сочувствую, поверьте. Но! Во-первых, вам повезло, что после случившегося вы оказались именно здесь, а во-вторых, представьте, мы с коллегами вплотную подошли к осуществлению управляемого процесса перемещения во времени. Точнее, мы его уже осуществляем, но только на незначительные отрезки.

Далее профессор углубился в объяснение теоретических основ этого процесса. Безусловно, он отдавал себе отчёт, что Алексей Арнольдович – человек, не посвящённый даже в азы этой научной проблемы, а потому, как и в случае с «кротовыми норами», старался найти самые понятные слова. Обычно у слушателя это вызывает благодарное желание проникнуться учением – пока от безуспешности не приходит скука, ну а потом, когда одержимый знаниями профессор переходит на сплошные термины, – наступает раздражение. Но Алексей Арнольдович с радостью воспринимал каждую услышанную новость – о том, например, что «под эфиром подразумевается структурный уровень материи, предшествующий уровню элементарных частиц», или о том, что «с расширением Вселенной, – а она, как известно, расширяется, – плотность эфира уменьшается» и что, «если увеличить его плотность в каком-нибудь объёме, все предметы, находящиеся там, будут выброшены в прошлое, которому соответствует достигнутая плотность эфира».