Читать книгу Сны скорпионов - Юрий Бригадир - Страница 5

В ледяном ручье вода резво точила камни, невыносимо сверкая под ярким солнцем… До поры, до времени это журчание успокаивало, пока откуда-то сверху в мозг не проник инопланетный голос, которого я, само собой, не ожидал:

– Волков!

Стоп! Проснуться! Не открывать глаз, не шевелиться, не стучать сердцем, не подскакивать. Подобрать маску, надеть ее, завязать веревочки на затылке. Это несложно, но об этом надо думать заранее.

Волков поднимается из глубины. И сейчас неважно, кто я на самом деле. Сейчас он родится. Сейчас.

Минуту, чуток, секундочку. Почти готово. Только внутренним взором пройдусь по рукам, ногам, животу. Все в порядке. Путь от «кажется» до «уверен» пройден!

Открыв глаза, я увидел прямо над собой Романа Евгеньевича Бессмертного, который то ли улыбался, то ли собирался меня зверски пытать. Ухмылялся красиво, с превосходством, но кривовато – одним углом рта. Сносный вид, неопасный.

– Ну? – без всякой сонливости в горле спросил я.

– Подъем! – уже не так уверенно приказал Бессмертный.

– Ты еще на ухо заори. Приехали? – поинтересовался я.

– Да уж несколько часов как на месте! Аня слезно просила тебя не будить и на нас шипела.

– Ну и зачем разбудил? Что шипела – это правильно. Охраняет. Где она?

Роман хмыкнул и махнул рукой в неопределенном направлении.

Я закрыл глаза, выгнулся как кот, до дрожи потянулся и медленно встал.

В дороге спинку кресла подо мной откинули назад, отчего я лежал почти горизонтально. Это они, несомненно, правильно сделали. Но только я совершенно не помнил, когда меня таким вот образом распластали. Впрочем, неважно. Главное, что теперь я чувствовал себя ракетой на старте.

– Она уже на «Атлантиде», – многозначительно сообщил Роман и вышел из фуры.

Я поднялся, нашел пиджак, накинул его на плечи, с хрустом покрутил головой и вышел следом за ним. На «Атлантиде», так на «Атлантиде». Либо корабль, либо аттракцион. Либо клуб, либо бордель какой-то. Название обычно сваливается с потолка и зачастую вообще ничего не значит.

Солнце больно ударило в глаза, я тщательно сощурился, осторожно спустился по лесенке и огляделся. Фура стояла у веселенького перелеска, по краю которого тянулись на столбах два ряда колючей проволоки с «путанкой». Прямо перед нами высилась камуфляжная коричнево-зеленая будка у металлических ворот, на которых красовались две надписи. «ООО «Скорпион» и, само собой, «Посторонним вход воспрещен». Первым встреченным аборигеном оказался громила под два метра ростом, в камуфляжной (под эту же будку) жилетке и автоматиком «Кедр» через плечо.

Девять миллиметров, тридцать патронов, дальность так себе. Громила явно в меня не целился, но ствол все равно смотрел мне в яйца. Лицо громилы напоминало плакат то ли по боевой подготовке, то ли по технике безопасности – неважно, там всегда один и тот же воин, у которого шея толще головы. Профессионально оценив его оружие и прикид, я понял, что из-за своих габаритов боец он вообще никакой, а вот вахтер серьезный.

– Это со мной! – весомо бросил Бессмертный аборигену и тот с сожалением пропустил нас через железную калитку в воротах.

Честно говоря, я уже начал думать, что попаду в концлагерь. Это было бы логично.

Но оказался неправ. За металлическими воротами, покрашенными зеленой краской, начинался форменный рай второго сорта.

Первым делом я сразу вспомнил слова Романа «сто сорок миллионов на этот ваш парадайз» и поверил в них сразу безоговорочно. Золотистый песчаный пляж у голубого озера за двумя рядами ключей проволоки, «путанкой» и перелеском – это не самое крутое. Пляжей за жизнь я видел несколько десятков, и этот разве что был чище всех. Но убери срач с любого – и будет то же самое. А вот чего на нем не будет ни за что – так это серебристых искусственных пальм. Их здесь понаставили штук пятнадцать, ядреных-здоровенных, метров по пять в высоту, и они даже несколько украшали пейзаж. Идеально круглые якобы кокосы посреди поддельных листьев, судя по всему, могли еще и светиться, потому как были стеклянные, и за матовым стеклом ясно угадывались лампочки.

Дизайнер любил заборы. Длинная, километровой длины ограда в форме полумесяца из колючей проволоки, уходящая на флангах глубоко в воду, тешила ему душу. Но еще дизайнер любил зиму, или, как вариант, все белое и блестящее. Дай ему волю – он бы наверняка и песку кораллового сюда привез, и мраморной крошки, и каких-нибудь кристаллов. Растратчика от искусства, судя по всему, остановил либо бюджет, либо продюсер.

На берегу стоял белый аккуратный интеллигентный сарай с навесом, а за ним, метрах в десяти от берега, начиналась, как я предположил, «Атлантида». На поверхности воды очень непросто была смонтирована деревня из плавающих островков. Конструкция каждого была незатейлива – что-то вроде понтона, на котором возвышался домик. Все было соединено в «кучу-малу» гнутыми трубами и прочим крепежом из блестящего металла. То, что не могло блестеть, было покрашено белой краской. Средняя часть острова состояла из двух или трех уровней, наползающих друг на друга. Буйство фантазии побудило разместить на острове не только эстрадную площадку с общепитом, но и бассейн, с авторским, как пить дать, фонтаном. Ну и, конечно, при такой планировке образовалось много лишних мест, где можно было поставить шезлонг, воткнуть рядом с ним зонтик, повесить плоский телевизор и, опять же, вырастить рядом серебристую пальму. Поверху все это было тщательно увито гирляндами и насквозь простреливалось прожекторами и светильниками. На тросах и блестящих штангах свисали разнообразные видеокамеры, готовые в любую секунду отснять что-то красивое. В общем, «Атлантида» была оторвана от воды, земли, здравого смысла, и сияла как парк ледяных скульптур. Ну, или, скажем, операционная.

– Жесть, конечно, но холодновато, – резюмировал я.

– По замыслу Сереги, это должно символизировать некую чистоту смертельных помыслов, – почти оправдываясь, сказал Роман.

– Серега у нас кто? – спросил я, с удовольствием погружая ноги в песок.

– Серега у нас дизайнер и даже где-то чего-то лауреат. Он все это придумал и теперь, зараза, водку пьет. Мы его отправили подальше, а то он уже намеревался мутить прибой с воздушными шарами. Еще просил набор стеклянных поплавков для сетей, таких, знаешь, с голову.

– Ну и дали бы! – улыбнулся я.

– На шары нам денег не жалко. И даже на поплавки не жалко. А вот на прибой нам сильно жалко, поскольку его здесь отродясь не было, а он пытался искусственный спроектировать.

– Однако, размах, – безразлично похвалил я.

– Это еще что! – с плохо скрываемой гордостью сказал Бессмертный, – вон там – отсюда не очень хорошо видно, правда… поскольку далеко… – там мы водопад сделали. На том берегу видишь – скалы?

– Ну.

– Там водопад.

– А зачем он, если не видно? – поинтересовался я.

– Это отсюда не видно. А с малого понтона посередине – очень даже хорошо. Малый – это «Варяг», последняя пристань. Серега сказал, что создает настроение. Еще бы! Там обрыв, с него по расписанию вода, как накопится в верхнем резервуаре – сливается. Ночью подсвечена. Декорация, одним словом, подделка. Тут все подделка, фальшивка. Но стильная.

– А где «Варяг»? – спросил я.

– За «Атлантидой» не видно, после покажу.

– «Атлантида», я так понимаю – вот эти плотики с фонтанами? – уточнил я.

– Ага. Мы не сильно мудрили с названиями. Брали первое, что приходило в голову. Нравится?

Я промолчал. Скалы, песок, зелень, голубая вода. Озеро было обалденно красивым и без всех этих «атлантид».

– Здесь, поди, – предположил я, – куча всяких домов отдыха и всего такого?

– Вот тут ты не угадал. Здесь ни одной собаки на сто верст, – ответил Роман, – здесь даже дороги нет. Не поверишь, мы это место в архивах нашли, а потом по фотографиям со спутника проверяли, потому что на обычных картах этого озера нет. Это фантом. На колесах добраться сюда можно только зимой, когда речка встает, и летом, когда воды мало. Весной не проехать. Да и осенью тоже хода нет. Мост был, но развалился лет пятнадцать-двадцать назад. Брод знал только один местный старичок, из деревни, которую уже десять лет как вычеркнули, а сам дед в доме для престарелых загорает. Мы его вывезли, он нам и показал. А вообще, это даже не озеро. Примерно сорок лет назад тут был карьер. Камень добывали военные для каких-то сугубо мирных целей. Яма получилась изрядная, поперек себя шире, потому как план тогда привыкли перевыполнять. Все бы ничего, да как-то в один день сдуру вскрыли, перерезали экскаватором к свиньям водяную жилу. Ну и все, что на дне карьера, в течение двух с небольшим часов оказалось под водой. Самосвалы, техника, вагончики. Немного людей, да… Их, кстати, так и не нашли.

– Никого? – поинтересовался я.

– Ни одного, – с удовольствием подтвердил Бессмертный.

– Глубоко здесь? – задал я уже функциональный для меня вопрос.

– Где «Варяг» – около семидесяти пяти – восьмидесяти метров. Под «Атлантидой» – по-разному. У берега, конечно, немного. А вот с дальних точек – где пятнадцать, где двадцать. Фактически это не озеро, а яма с чистой родниковой водой – хоть в бутылки разливай. Можно было бы, конечно, и курорт тут соорудить со временем. Но вода дико холодная. На дне четыре градуса, что летом, что зимой. Студеная вода, ключевая. Верхний слой летом прогревается. Искупаться можно, отчего нет. Но нырять я бы не советовал, потому как здесь теплые и холодные слои перемешиваются, как им, сука, вздумается. Можно и на поверхности в ледяной слой попасть. Бассейн видишь посреди «Атлантиды»? Он пластиковый, многослойный, в озере мешком плавает, мы там воду подогреваем. Вот в нем плавать можно. А просто в озере – не советую. Ногу сведет или сердце схватит, а спасателей Малибу у нас нет, только санинструктор где-то бегает. Были, правда, вначале, дайверы-монтажники, когда острова собирали, но они уехали потом, естественно. В общем, нечего вам в воде делать… Не, ну если кто захочет утопиться – пожалуйста! – хмыкнул Роман, – но не советую. Подводных камер у нас нет. Заказали было, а потом решили не мудрить, слишком дорого. И так уже из бюджета выперлись – хер поймешь, куда деньги уходят. Прорва какая-то…

– Так всегда, – подтвердил я, – мне как-то на ремонт смету выставили. Написали сто штук, а вышло полмиллиона.

– Это что ты ремонтировал?

– Квартиру.

– Хе-хе. Я смотрю, ты домосед, – усмехнулся Бессмертный, – комфорт любишь?

– Тишину.

– А. Ну, это одно и то же. Короче, давай, Волков, заселяйся.

– Как туда пройти? – спросил я.

– Белое здание – это все в одном, условно – хозблок, за ним типа пирс плавучий, думаю – временный. Потом его уберем. Чтобы земли у вас больше под ногами не было никогда. Так сценарист придумал. Все, бывай! Через полчаса общий сбор, приедет ведущий, массовик-затейник этот со склерозом, начнем работать. Обеда нет пока, сухой паек в баре. Потом наладим питание.

– Зачем вам затейник со склерозом? – поинтересовался я.

– Сейчас технологии это позволяют. Гарнитуру в ухо, суфлер с ноутбука читает, все довольны. А так он крутой затейник. Алкаш, правда. У нас же не театр, если что – дубль-другой переснимем, не вопрос.

– А нормальные люди у вас есть? – нисколько не надеясь, спросил я.

– Ты на себя посмотри! – фыркнул Роман, – откуда их взять? Нормальные люди в космосе нужны, в авиации. А здесь шоу уродов. И для уродов.

Это верно, подумал я. Как ни крути – вся вселенная состоит, в основном, из уродов! Весь мир – сплошная показуха, косорылое скандальное шоу, тут режиссер был абсолютно прав. В этом мире гнилая яркая этикетка всегда важнее содержания.

Я подошел к изящному белому сараю с навесом под названием «хозблок» и решительно взялся за дверную ручку.

– Волков! Или как там тебя? – негромко окликнул меня Бессмертный.

– Да какая разница? – усмехнулся я, оглянувшись. Режиссер уже сидел на песке, одной рукой ловко листал блокнот, а другой щелкал зажигалкой, подкуривал сигарету.

– И то верно. Я тебя предупредить хочу. Твои коллеги будут думать, что ты самоубийца. Кривой, тупой и неправильный, но для них это в порядке вещей. Для них чем уродливей, тем лучше. А я, ты знаешь, нихера не против. Только запомни! Там, откуда ты пришел, ты, может быть, что-нибудь и значишь. А здесь другой мир. Мой. Здесь я сильнее. Потому что я его создал. Знаешь, сколько миров я создал?

Он страстно хотел признания. Ну, это понятно, режиссер, что с него взять! Петух из-под топора. Головы уже нет, а гонору хоть отбавляй. В другой раз, Роман, похвастаешься. В другой… Кто-то как-то сказал в пьяном угаре, что режиссеры делятся на два типа: одни думают, что они боги, а другие знают это точно.

– Не знаю, – вежливо, с улыбкой пожал я плечами, повернулся и открыл дверь.

В другой раз… Роман, похоже, сильно опечалился, что я его не выслушал. Непосредственно за дверью, можно сказать, в засаде, сидела, вернее – стояла Маргарита Федоровна.

– Я вас жду уже час! – радостно пожаловалась она.

«Ну да», – подумал я, – «хозяйственница, помню…»

В вагончике было хирургически чисто. Зеркальный шкаф, ширма, за которой кто-то технологически копошился, белый ноутбук на столе и медицинский лежак для осмотра организмов с расстеленной на нем белоснежной простыней, на которую улечься хотелось меньше всего на свете.

– А чего так долго ждали? – поинтересовался я.

– Работа такая, – космически улыбнулась Маргарита, бросила на лежак большой полиэтиленовый пакет и перечислила, – брюки, куртка, футболка, то-се, все белое – одевайтесь. Размер я уже подобрала из анкеты, если что – Паша заменит. Если не подойдет – ушьем или наоборот. Кроссовки вот, в коробке.

– Мне и в своем неплохо, – возразил я.

– Контракты надо читать сначала, а потом уже подписывать! – еще шире улыбнулась Федоровна, – форма единая для всех!

– А как вы, интересно, уговорили Герду снять ее готику с черепами и прочими драконами? – вспомнил я чудовищную девицу, расстегивая рубашку.

В общем, черт с ним, с костюмом, решил я. Меньше светиться буду.

– Мы ей бандану с черепами оставили после переговоров. Ну и пирсинг, конечно, никто ей из грудей не вырывал.

– У нее там пирсинг? – удивился я.

– На правом соске серьга с коброй. Серебряная. Паша, выйди-ка сюда, надо мальчика проверить! – крикнула Маргарита за ширму.

Посмотрев по сторонам, я поискал глазами мальчика, никого не увидел и неожиданно понял, что это я и есть.

– А чего меня проверять? – насторожился я.

– Никаких посторонних вещей, кроме личных! Я выйду пока, – сказала она и временно покинула нас через другую дверь.

Из-за ширмы вышел медбрат с блуждающей улыбкой курильщика самых зверских кальянов в мире. Забывая временами дышать, он махнул рукой в мою сторону и произнес:

– Все из карманов на стол, раздеваемся, одежду в корзину!

– А по морде? – предложил я лениво, по привычке проверяя всяческие границы и пределы общения.

Курильщик кальянов жестоко задумался. На гладком лбу проявились две вертикальные, но абсолютно не испуганные морщины.

– Ну, эта… можно и по морде, – наконец-таки родил он фразу дня и лучезарно улыбнулся.

Как Будда, безраздумно, щедро и снисходительно. Ты проходишь этот мир – проходи, не задерживайся. И морщины тут же исчезли. Навсегда. Угу. Паша пригодится. Полезный перец, почти адекват, гибкий и не фанатичный. Главное – гибкий.

В карманах у меня были ключи от ничего (вся фишка была в брелоке, который представлял собой миниатюрный набор из ножа, ножниц, ножовки по металлу и отвертки), зажигалка, гарнитура от изъятого телефона, тяжелая шариковая ручка и резервная симка. Симка была простая, а вот ручка, хотя и могла писать, таковой, в принципе, не являлась. Она была выточена кулибиным на Новосибирском инструментальном заводе из легированной стали за бутылку водки. Крепость ее была такова, что вполне заменяла собой кастет, фомку и, если что, штырь в голову насквозь. При этом она выглядела как рядовая офисная игрушка для рисования зайчиков.

– Ладно, – успокоил его я и стал раздеваться, – нету у меня нихрена, так, мелочь всякая.

В общем, мы поладили. Поладили настолько, что я у него еще выпросил сверх положенного пару комплектов нижнего белья и даже белую спортивную сумку вместо пакета.

– Интернет есть? – спросил я с тайной надеждой, кивнув головой на ноутбук.

– Только у Романа за КПП. У нас внутренняя сеть без выхода. А что?

– Да хотел в аську выйти. А жопорез?

– Через мобильник? Здесь вообще связи нет. Со скалы сверху на том берегу еще берет, а здесь мертвая зона. Да оно и лучше. Не достает никто. Но сотовые, если вы в курсе, на проекте запрещены, как и вообще любая связь.

– Эт-то правильно, – протянул я и похлопал его по плечу, – ладно, бывай. Меня Костя зовут. Как-нибудь может это?.. – показал я ему международный жест курильщиков разнообразной дури, помогающей думать поперек мозга.

– Вообще-то, нельзя, – абсолютно уверенно произнес Паша, улыбнувшись во все свои тридцать два зуба, – но иногда здесь бывает такое утомленное солнце…

– Ага, – кивнул я головой, одернул теперь уже свою белоснежную куртку с черным скорпионом на груди слева и вышел на крыльцо с другой стороны, где немедленно попал опять в мягкие руки Маргариты Федоровны.

– Вы… прямо снежный лис, – театрально всплеснула руками она.

– Это кто такой? – не понял я и поморщился я.

– Ну, это полярная лисица или песец, по-другому. Но снежный лис звучит лучше.

– Снежный Лис Волков? Как-то не сходится, – усмехнулся я.

– Обиделись? Зря. На волка вы не похожи. Тот сильный и наглый, но сильно заметный, потому что в стае живет. А вы хитрый и одинокий. На снегу вас не видно.

– Да я не против! Пусть будет лис!

…Недаром Муаммар Каддафи предпочитал телохранителей-женщин! Мужик-охранник защищает в первую очередь себя и оттого ни хрена не видит! А женщина всегда охраняет своего самца. Она может и не подозревать, что он – ее самец. Она может его даже ненавидеть. Но правильно используемый инстинкт делает из нее самку, которая раньше учует, чем поймет. Все дело в том, что защищает она, в итоге, даже не самца, а своих будущих детей. А против материнского инстинкта противоядия пока еще никто не придумал. Разозленных звериных матерей никто никогда не уговаривает – бесполезно. Их убивают, чтобы остаться в живых. М-да.

Надо будет Сене изложить эти соображения. А может, и нет. Если я выживу (с Сеней или без Сени – неважно), то вполне будет резонно открыть школу телохранителей. Или агентство. Или охранную фирму. Да. Вооруженный эскорт, сопровождение грузов и все такое. VIP-клиенты будут записываться в очередь. «Наши амазонки защитят вас лучше, чем бронежилет». И оскал острых женских зубов на баннере. Ну, это если, опять же, выживу. Что маловероятно. И вообще – не забегаю ли я вперед?..

– Здесь у нас будет что-то типа медпункта, – вывела меня из раздумий о будущем Маргарита, – и вообще – по хозяйственной части. Если что-то надо будет – звоните. Телефоны в номерах и кое-где просто развешены на стенах. Мой номер – сто пятнадцать!

– Я запомню. А у меня, кстати, какой номер?

– У вас… так, сам домик пятый. А номер телефона, извините, сейчас узнаем. Паш! – крикнула она.

– Что случилось? – галлюциногенно выглянул тот из двери.

– Глянь в базе АТС номер телефона Волкова!

– Не пройдет и года! – браво отрапортовал Паша и скрылся.

– А вы бы вечером пришли за таблетками, например, или погладить чего, – неожиданно тихо посоветовала Маргарита Федоровна.

– Чего погладить? – опешил я.

– Шорты, например.

– Ваши? – нагло предположил я, опять мягко определяя границы возможностей.

– Ну, можно и мои, – еще тише сказала хозяйственница и порозовела.

Маргарита Федоровна пригодится. Никогда не следует отказывать женщинам. Порыв с импульсом вообще надо высоко ценить. Редкая мадам осмелится заявить напрямую, что у нее на тебя что-то там стоит. То есть, она будет нарезать круги, заглядывать тебе в желудок и нести фантастическую чушь. Это знает каждый. А вот подойти и сказать типа «милый, я тебя хочу» – это нет, этого мы не можем, этому нас не учили. От приближения изнутри этих слов у среднестатистической мадам сводит обе челюсти разом, и она мало того, что слова не выскажет, так еще и разозлится на тебя, на себя и, до кучи, на весь мир. Женщины так устроены. Поэтому обычно «я тебя хочу» говорят мужчины. Их предложение, в принципе, тоже кривое, как турецкая сабля, зато они все называют своими именами, а если называния имен не хватает, то пускают в ход конечности.

– С удовольствием, – сказал я, прикинул на глаз разницу в возрасте и не нашел особого криминала.

– Сто пять! – вдруг доложил Паша, резко открыв дверь.

– Ну вот, – сказала Маргарита, – теперь и я ваш знаю.

– Да, – ответил я, взял ее за руку, легонько сжал и отпустил, – звоните. Буду ждать.

Вербовать я умел с детского садика. Я же снежный лис! Песец по-другому. Меня на снегу не видно…

Пройдя по плавучему пирсу, с одной стороны которого грелись на солнце две резиновые лодки с моторами, а с другой – одинокий водный мотоцикл, я по гулкой металлической лесенке поднялся на «Атлантиду».

В этот момент заговорил на удивление разборчивым и ясным голосом Романа громкоговоритель:

– Через десять минут попрошу всех за стол перед эстрадой!

Я прошагал мимо дежурной серебристой пальмы, мимо шезлонга, прошел под навесом из серебристой водостойкой ткани, мимо бассейна с нереальной, фантастически синей водой. Приглядевшись, понял, что просто-напросто дно у него было такого цвета. Ну, хоть что-то здесь не белое!

Перед эстрадной площадкой с задником в традиционной форме морской раковины стоял стеклянный круглый стол с водой в пластиковых бутылках на нем. Стол окружали белые пластмассовые кресла. В общем, неуютно, холодно и официально.

Решив, что десяти минут мне на «заселиться» хватит, я нашел глазами домик под номером пять и рванул туда. Понтоны домиков были другой, нежели у главной палубы, конструкции, и уровень их был выше, чем у нее. Поэтому все без исключения номера возвышались над нею примерно на полметра-метр. Главная палуба получалась вроде как стадион, арена или вольер в зоопарке. А пожалуй так даже точнее: вольер.

Ты стоишь наверху, под тобой несколько метров бетона, а внизу, безо всяких решеток, цепей, намордников, почти свободно ходят белые медведи. Им незачем смотреть вверх – вода, еда и все развлечения строго внизу. Но иногда они поднимают голову и смотрят тебе в глаза. Без всякого специального умысла. Но с большим интересом. Потом улыбаются и снова ходят по хорошо изученному маршруту, качая огромными головами и щелкая по бетону смертоносными кривыми когтями. Вольер, дыра, преисподняя, колодец под пронзительно синим небом, без крыши и потолка. Свободный и несвободный одновременно ходит медведь, мощно и уверенно переставляя свои мохнатые лапы.

Я вбежал по лесенке и открыл дверь пятого номера. В нем все было по минимуму. Два окна. Одна узкая кровать, одна тумбочка. Душевая кабина, раковина и унитаз за сильно матовой стеклянной стенкой. Шкаф-пенал для одежды. Письменный стол, размером больше похожий на журнальный, на нем лампа, радиотелефон и блокнот. Все, разумеется, либо белое, либо стеклянное, либо серебристое. Только на стене застыл в атакующей позе черный фирменный скорпион.

Это не жилье. Это место, где можно поспать, а еще, может быть, подумать. Я бросил сумку на кровать, достал из нее белые (это само собой!) китайские пластиковые тапки, снял белоснежные – это уже начинает доставать, но что поделаешь – кроссовки, и переобулся. Встал, покачался с пятки на носок. Пойдет, можно рекорды ставить. Посмотрел вверх. Камер не было. Видимых, во всяком случае. Скрытых камер, и уж тем более – микрофонов, можно было напихать сколько угодно. Я внимательно просмотрел все углы сантиметр за сантиметром, все розетки и выключатели и прошелся по полу специально не по центру, а ближе к стене. Ну, пружинит. Где-то слегка скрипнуло. Линолеум, под ним половая рейка, под ней лаги на металле. Металл либо швеллер, либо уголок, что тут еще придумаешь? Когда выйду на улицу, надо будет глянуть снизу. Так сказать, «цокольный этаж» проверить. И «подвал». Хотя там уже наверняка вода.

Покидая комнату, я оглянулся, посмотрел на потолок и лукаво подумал про светильник в форме матовой полусферы. Вот туда – да. Туда камеру – два пальца об асфальт. А микрофон, если есть, то он уже в телефоне, там даже штатный можно использовать, делов-то. Сами так с Сеней когда-то до ума аппараты доводили.

Вышел из домика на крыльцо и сразу увидел стоящую внизу Аню. Совсем даже не вынуждено и не вымученно улыбнулся. Она тоже.

Мягко, как кот… а нет, я же сейчас полярная лисица, лис, то есть, песец… как снежный лис спустился, и тут же коротко и искренне (впрочем, про себя) ее поблагодарил. За то, что сон охраняла, что выспаться дала и не разрешила меня кантовать всем этим камуфляжным аборигенам и режиссерам.

Физиология у меня такая – если не высплюсь, то в курицу с двух шагов не попаду. Да что в курицу! Я вообще пистолет поднять не смогу – не то, что прицелиться. Поэтому я давно себе по ночам чуткость отключил. В детстве гиперчувствительность была, да, помню как сейчас. Все слышал, от сверчков, от птиц просыпался или от собаки какой-то далекой, верст за пять брешущей. Кошка на окне хвост вокруг себя закручивала – я и то слышал. Но ведь и отдохнуть не мог толком. Ворочался. Вскакивал. Как пружина сжатая, все время на взводе. В общем, помучился так от души несколько лет, а потом сам, без всякой помощи, научился полностью отключаться. Это хорошо.

Только теперь я по ночам беззащитен. Это плохо. Очень плохо. Живу один, проституток после акта всегда выгоняю, закрываюсь на все засовы, задергиваю шторы и топчу фазу. Потом ложусь на спину и проваливаюсь в мир, где нет сновидений, жизни, страхов и прочих галлюцинаций. Если в этом мире меня застать врасплох, то я даже не буду сопротивляться. Не смогу. Не сочту нужным.

Я ведь совершенно не против своей судьбы.

Я даже где-то ее понимаю…

– Доброе утро, Аня, – просто сказал я.

– Доброе утро, – выдохнул мой зверечек, – выспались?

– Как слон!

– Пойдемте, там уже собираются.

Я взял ее за руку как пионер, и мы тихо-мирно дошли безо всяких приключений до стеклянного круглого стола, где и сели на два свободных кресла рядом. Примерно половина контингента, если судить по числу домиков, уже расселась и зверски глазела по сторонам. Кто-то настороженно, кто-то с неприязнью, кто-то с любопытством.

Попугайчики-неразлучники, мужик в возрасте, Герда – этих я знал. Не было любителя страны восходящего солнца, зато появился знакомый персонаж из фуры – парень с блуждающим взглядом и лысый, как коленка. Либо под препаратом, либо своей дури хватает, а вполне возможно, что и зашкаливает. Плюс мы. Итого семь. Домиков десять. Хотя, если неразлучники живут в одном номере, то должно быть одиннадцать участников.

Вскоре со стороны пирса раздался шум и топот с перебранкой, после чего на палубу поднялась команда скорпионовцев.

Кроме двух охранников в фирменной черной униформе с белыми скорпионами на рукавах, перед нами появились: Роман Евгеньевич, Маргарита Федоровна с объемной сумкой, оператор с огромной видеокамерой, знакомый Паша с глазами цвета кальяна и, как я понял, отдельно и пошагово – ведущий этого шоу.

Последний производил впечатление неизгладимое и легендарное. Во-первых, он был в тоге или в чем-то сильно на нее похожем. Разумеется, тога была белая, тут с этим строго и, к тому же, исторически достоверно. Во-вторых, у него были черные прямые длинные с изрядной проседью волосы, так что на древнего римлянина он никак не походил. Скорее уж на варвара, стащившего эту самую тогу, пока владелец зависал в термах. В-третьих, под мышкой он держал огромный ноутбук (уже понятно какого цвета).

Взгромоздив компьютер на стол, римлянин упал в кресло и принял самую трагическую из известных ему поз. Роман мельком глянул на него и покачал головой.

– Так, – сказал он, бросил на стол толстую папку с членистоногим логотипом и попросил охранников, – ребята, вытащите мне из домиков остальных и быстро сюда!

– Из каких номеров, Роман Евгеньевич? – поинтересовался один.

Бессмертный строго взглянул на Маргариту.

– А, – засуетилась она, вытащила из сумки блокнот, быстро нашла страницу, мгновенно оглядела всех – как пулеметом скосила, и объявила, – в седьмом, третьем, девятом и десятом!

– Е-е-есть! – радостно рявкнули оба охранника и рванули синхронно, но в разные стороны.

– Э! Э! Э! – почуяв неладное, крикнул вслед Роман и поднял указательный палец вверх, – нежно!

Охранники так же синхронно на бегу кивнули головами в черных беретах, и перешли на шаг. Судя по резвости, в прошлом они служили в недружественных народу подразделениях.

«Нежно» в их понимании выразилось в том, что уже через пару минут в пластмассовых креслах сидели помятые и сонные недостающие самоубийцы и хлопали от изумления глазами. Среди них были: уже известный мне фанат Японии, здоровый парень в интеллигентных очках, женщина с истеричным лицом, а также мрачный как гудрон человек в наушниках. Наушники его были больше похожи на хоккейный шлем, и закрывали не только уши, но и полголовы в придачу. Если на счет остальных еще можно было спорить, почему они не вышли на зов вовремя, то с этим все было ясно – он попросту ничего не слышал, а возможно и не хотел слышать.

– Ага, – удовлетворенно обвел Роман взглядом всю команду, – ну, поехали!

Тщательно откашлявшись, он открыл папку, добыл оттуда верхний, исписанный вдоль и поперек мятый лист, покрутил его, наклоняя голову и интеллигентно начал совещание:

– Мать твою… С весны готовишься, один черт – все на каких-то салфетках карандашами накарябано. Да. Так вот! Позвольте представить вам сотрудников. Маргарита Федоровна Никитская, по хозяйственной части, – он показал на нее ленинским жестом, и всем сразу стало ясно, что она человек очень важный.

– Муций Виталий Николаевич, ведущий проекта, – Роман хотел еще что-то разъяснить, но посмотрел на театрально застывшего в кресле римлянина, улыбнулся одни углом рта и добавил, – псевдоним. Но пусть будет Муций, мы не против. Дальше. Лучший в мире оператор Григорий Старыгин – ваша тень навсегда, – торжественно произнес режиссер и так же, по-ленински, энергично проткнул воздух ладонью.

Тот едва заметно кивнул, поднял камеру на плечо и стал целиться.

– Охрана, – не поворачиваясь к служивым, махнул рукой за спину Роман, – Степан, – служивый ростом повыше кивнул головой так резко, что затряслись щеки, – и Андрей, – кивок охранника пониже был даже более энергичным.

– Паша, – показал он на наркомана, – он вроде техника. В общем, если что сломать или наладить – это к нему. И по медицине к нему. Даже не знаю, как сказать… инструктор, что ли! В общем, названия должности для него нет, а Паша есть.

В этот момент Маргарита слегка наклонилась к Роману и что-то прошептала.

– А. Да, формально – санинструктор. Бинты, йод, надувной жилет, что там? Резиновая лодка… А, нашатырь, валидол. Хотя кого тут лечить! – махнул рукой режиссер, – ну вот. И, конечно, если кто не помнит, а помнить должны все, я – Роман Евгеньевич Бессмертный… – в этом месте Роман на секунду задумался и добавил, – не псевдоним.

– Серьезно? – подала голос Герда.

– Серьезно, но не случайно. В смысле, я здесь неслучайно с такой фамилией. Продюсер выбирал. Из этой… – презрительно усмехнулся Бессмертный, – базы. Хотя кого там выбирать? – издевательски спросил то ли всех, то ли сам себя Роман и воткнул палец в лист:

– Так, идем дальше. Формат у нас следующий. Видеопоток идет все время, со всех камер. Ну, почти со всех. Григорий снимает самостоятельно, в свободном, так сказать, полете, ангел смерти, так сказать. За проволокой у нас офис и студия, там специалисты работают день и ночь. В смысле – будут работать. В жилых номерах на «Атлантиде» камер нет. На «Варяге» – есть. Но чтобы щадить ваше самолюбие, скажу, что ни там, ни там, в сортирах слежения нет. Первые три дня привыкаем, слушаем лекции, репетируем. Телевизоры все время будут показывать ролики о природе и о вас самих. Картинка – где в реальном времени, где уже смонтированные куски. Слово дадим каждому, не волнуйтесь. Самая дорогая камера сейчас над нами, она на подвесных рельсах может передвигаться в любой конец «Атлантиды» и давать любую картинку. Называется «Спайдер» что-то там с цифрами, так вот мы ее зовем «паук». Сбивать ее пивными бутылками не рекомендуется. Герда, это тебя касается!

– Хорошо, – на удивление мирно отозвалась девушка.

– Слева от меня вы видите террариум с подсветкой. Воды там нет, но есть песок, камни и скорпионы… в количестве трех штук. Было пять, но двоих они, черти, сами съели. Прошу беречь животных, довезти их было непросто. Это черные императорские скорпионы, наши символы. Террариум открывать нельзя и уж тем более – кормить их. Паша о них заботится по науке, имейте совесть. К тому же, у них должно быть двадцать семь градусов и определенная влажность. Уже не помню – какая, это неважно. Вот от жары они не страдают, так что не волнуйтесь, если кому вдруг станет их жалко.

Справа опять же от меня вы видите летнее кафе с баром. Тут все понятно, завтрак в восемь, обед в час, ужин в семь, чай с кофе когда угодно. Спиртные напитки ограничено, сигареты – хоть закуритесь. В номерах прошу не питаться! Уборка домиков ежедневно в одиннадцать.

Бассейн с подогревом, купайтесь сколько угодно, в само озеро желательно не лезть – вода ледяная. Вообще, ведите себя максимально свободно, по-хамски и говорите о чем угодно, это только приветствуется. Сексуальные отношения, ежели у кого такие возникнут, не возбраняются. В том числе, и под камерой. В том числе и под Гришиной. Потом вырежем и поудивляемся.

Так, что я еще хотел… А, игровые моменты. Если оператор, или я, или Муций попросят повторить фразу – не отказывайте. Если Грише не понравится освещение, и он попросит встать или сесть по-другому – пожалуйста, примите к сведению, он дело говорит. Грим и прочее у нас минимальный, но все же стилист дорогой завтра прибудет, проконсультирует, мы его или оставим, или выгоним к свиньям собачьим.

Далее. Ведущий. Все, что он скажет, придумал либо я, либо сценарист, либо так надо. Поэтому внимать и по возможности подыгрывать. Герда, это тебя касается.

– Почему это? – уже не мирно, а настороженно спросила любительница черепов.

– Потому что мы к тебе со всей душой.

– Кто это – «мы»?

– Конкретно – я. Поэтому и ты к нам давай со всей душой. Можно лично ко мне. Это не значит быть смирной. Можешь буянить, зрители это обожают. Но подыгрывай. А то ты только фыркаешь и чего-то там эдакого себе про нас думаешь. Не надо фыркать. Надо работать на камеру. В общем, Муция слушать… твою мать, – вскрикнул Роман, – Николаич, давай-ка псевдоним тебе сменим! И тогу нахер, и фамилию туда же.

– Я в образе уже! – профессиональным голосом возразил римлянин. Роман нервно пошевелил пальцами в воздухе, махнул рукой и продолжил:

– Ладно. На сегодня, хрен с тобой, в тоге походи. Образ тебе за ночь придумаем. Так вот – Муция слушать. Он актер хороший, и вообще – все, что он говорит, это реально почти всегда здорово. Паша, головой за него отвечаешь! – отчего-то обратился он напрямую к санинструктору, – не переборщи.

– Не сомневайтесь, Роман Евгеньевич, все под контролем! – понимающе кивнул Паша и с удовольствием похрустел суставами пальцев.

– Так, что тут дальше, – повертел Бессмертный листок перед глазами, – ага. Пересечение границ проекта всем непосредственным участникам шоу без специального разрешения запрещено. Территорией считается пляж, «Атлантида», «Варяг» и двадцать метров дополнительно по водному периметру. У персонала, разумеется, другие правила, они вас не касаются. Впрочем, вы не для того сюда приехали, чтобы шляться по окрестностям. Мы вас спрашивали неоднократно, и времени было раздумать более чем. Герда, Солнце наше Черное, это тебя касается!

– Блядь! Что я-то опять? – подскочила она так резко, что опрокинула кресло.

– Да шучу, – засмеялся Роман, – просто ты сидишь, как пантера перед прыжком. Расслабься. И кресло подыми.

Герда подняла легкое пластмассовое кресло, в сердцах воткнула его всеми ногами в палубу, села на него и огляделась. Все подчеркнуто вежливо улыбнулись.

– Что такое? – рявкнула она, посмотрев на всех и каждого в отдельности.

Все вежливо хмыкнули и покачали головами. В глазах Герды вспыхнуло дикое желание сжечь всех в собственном соку. Дымились костры. Раскалялись угли. Слезились и вылезали из орбит глаза. Потом Герда все же одумалась и захохотала.

Сначала тихо, интеллигентно, потом громко и не сдерживаясь. Заражаясь сатанинской радостью, по цепочке засмеялись все, даже охранники. Но у них служба диктовала чего-то мрачного, поэтому они сделали это по уставу, то есть каждый сказал «гы-гы», предварительно кашлянув в кулак.

– Ну, вот, – удовлетворенно оглядел самоубийц Бессмертный, – уже лучше. А то сидят тут, зевают. Мне тут тоска не нужна, не концлагерь, в конце концов. Пошли дальше… Завтра лекция по огнестрельному оружию.

– На лекции снимать будете? – неожиданно спросил мужик в возрасте.

– Снимать? – задумался Роман, – нет, снимать, наверное, нет. Или будем? – оглянулся он и спросил Гришу, который усердно водил объективом.

Гриша отлепил глаз от видоискателя, молча посмотрел на босса без всякого выражения и снова приклеился.

– Ну, нет, так нет, – однозначно интерпретировал его взгляд Бессмертный, выхватил откуда-то ручку и молниеносно черкнул скрижаль в многострадальном листке, – это мы по-другому… это мы вот так… и анимацию еще… ага. Теперь вот что! – рявкнул Роман, – послезавтра или чуть позже у нас экскурсия на «Варяг». А «Варяг» каждый из вас посетит два раза в жизни. Первый раз послезавтра, а второй, когда подойдет очередь. Сейчас малый остров хвалить не буду, скажу только, что дизайнер сломал себе мозг и потрудился на славу. Остров заякорен в двухстах метрах отсюда. Поэтому получается, что он ближе к тому берегу, чем к этому. Вид на скалу там просто обалденный. Водопад опять же. Сам бы там застрелился, если бы хотел.

– Я не хочу стреляться, – вдруг театральным шепотом сказала истеричная женщина.

– Чего? Отравиться? – спросил Бессмертный.

– Не хочу.

– Маргарита Федоровна, не напомните, чем у нас там Екатерина Владимировна увлекалась? – поинтересовался режиссер у хозяйственницы.

– Она у нас вены резала. В ванне, – не моргнув глазом, и не заглядывая ни в какие справочники, ответила Федоровна.

– Ах, да. Катя, я вас уверяю, по вашей части все в порядке! Там большая угловая ванна с гидромассажем, горячая вода, драпировка, музыка. Но вы зря так к ядам относитесь. Мы специально химиков нанимали и препараты у нас – весьма и весьма. Вот, гляньте, – Роман нетерпеливо поманил рукой Федоровну, – дайте-ка коробочку.

Маргарита кивнула головой, залезла в свою бездонную сумку, достала серебряную шкатулку и поставила ее на стол. Бессмертный пододвинул ее к себе, нежно ее погладил и аккуратно открыл. В ней, в углублении бархатной подушечки, лежала ампулка с искрящейся жидкостью.

– Красота? – спросил режиссер, взял ее аккуратно за тонкий конец и показал всем, – вот так вот кладете на коренной зуб, – Роман картинно засунул в рот стекляшку, – и, ж-начится, ра-ж-давливаете!

– Осторожно, Роман Евгеньевич! – шепнул за спиной охранник.

Бессмертный вытащил ампулку изо рта и засмеялся:

– Страшно? Это же муляж, Степан! – стал бы я тут дорогостоящей ампулой баловаться. Но реальная такая же, один в один. Нам ее максимально эффектной сделали в лаборатории. Ночью она еще и светится, вдобавок. Просто чудо, а не препарат. Убивает мгновенно, поскольку действующее вещество – цианид натрия. У нас вообще, господа, все первоклассное – сталь, к примеру, хирургическая, а оружие по спецзаказу оттюнинговано. Гири тоже классика, чугун…

– Причем тут гири? – удивился здоровый парень в очках.

– Ну, вдруг кто топиться будет. И за борт себя бросает, как говорится, в набежавшую волну…

– Ну, уж нет! – решительно замахал рукой тот, – лучше стреляться!

– Это я как вариант, господа, как вариант! – успокоил его Роман и продолжил, – провизия на «Варяге», само собой первый сорт, напитки, фрукты, все будет свежее. Обстановка – люкс, после ваших домиков просто рай. Ну, сами увидите.

– Можно вопрос! – синхронно подняли руки одновременно оба Неразлучника.

– Да, конечно!

– Если кто-то не сможет… ну, испугается или раздумает, тогда как? – хорошо хоть не хором спросила одна из них.

Роман кивнул головой, вздохнул и положил свой любимый и неприлично мятый лист на стол. Постучал по нему пальцами. Достал сигарету, сунул ее в рот. Стоящий сзади Степан немедленно поднес к ней зажигалку, Бессмертный подкурил, затянулся и выдохнул дым вверх, высоко задрав голову.

– Ну, как… Мы надеемся, мы очень надеемся, что вы будете сознательными. Это раз. А второе – контракты надо читать. Там русским по белому, а если кто забыл, то напомню – в этом случае вы, разумеется, покидаете нас через вон те ворота. Навсегда. И навсегда забываете об этом проекте. И живете дальше, как будто ничего не случилось… Если сможете, конечно. Хотя…

Роман чуток подумал, резко встал, раздавил, втоптал пальцами, изничтожил сигарету прямо на стеклянном столе. Подошел к эстраде, которая была ему примерно по пояс, одним прыжком сиганул на нее, продемонстрировав неслабую физическую подготовку, встал, отряхнул коленку и начал говорить:

– Каждый год в России шестьдесят тысяч человек, мать их, кончают жизнь самоубийством. Это официально. На самом деле их в четыре раза больше. Учитывая, что неудавшихся попыток больше на порядок, получается, что ежегодно хотят себя угондошить два миллиона четыреста тысяч. И это только реальные попытки. Просто мимолетные человеческие желания уйти из жизни никто никогда не регистрировал. Думаю, что вполне можно умножить еще на десять, и мы получим двадцать четыре миллиона потенциальных самоубийц в год. Это при населении сто сорок миллионов в стране. За четыре-пять лет можно опустошить страну подчистую, не применяя при этом никаких атомных бомб, только единственно потакая суицидникам, делая вид, что это нормально. Что это весело. Что это личный выбор человека.

А знаете, сколько у нас совершается убийств? Всего тридцать, максимум – пятьдесят тысяч в год. Вы действуете эффективней, чем все киллеры, ревнивые супруги, маньяки и пьяные шоферы вместе взятые.

Все, что вам говорили до этого родители, друзья, телевизор сраный, газеты, которые вы забыли уже как пахнут, и книги, которые вы не читаете – все было против вас. Вас отговаривали. Вас упрашивали. Вас пытались понять. Страдали за вас всем сердцем, молились, думали, переживали… А вы сильные, смелые, необычные, стояли над всеми. Выше всех, выше Бога.

Беспроигрышная позиция, правда? Это же как последняя точка в споре! У противника не будет и не может быть аргументов.

И тут приходим мы. И ищем вас. И находим. И первый раз в вашей жизни вы находите понимание. И первый раз вас никто не называет дебилами и не отговаривает, и предлагает совершить суицид, предоставив для этого все самое лучшее. Первоклассное оружие, хирургическую сталь, редчайшие препараты. И конечно условия. Вон там «Варяг», послезавтра увидите. Плавучий люкс с прислугой, коньяк, свечи, зеркала… Специальный зал, даже не зал – Дом Смерти, полный набор инструкций.

Но вот что интересно. Пока вы были сами по себе, никто из вас даже не думал о выгоде. Ведь правда? Сами, тихо-мирно-спокойно, без фейерверков. И вот вы попали на проект «Сны скорпионов». И каждый второй, если не первый, спросил – а в чем мой интерес? Сколько мне заплатят за участие? Что я буду за это иметь? Странно, да? Вчера еще ничего не хотели, а сегодня уже жаждете!

Так вы кто, господа? Может вы, все-таки, хапуги, халявщики? Вам действительно не хочется жить? Или вам хочется заработать любой ценой? Или вам хочется развлечься, как в санатории и потом перед сном рассматривать фотографии? Я тогда не понимаю, зачем вы сюда пришли! Просветите меня! Сегодня один уйдет, завтра другой, а кто останется? А?

– Я останусь! – раздался из-за стола хрипловатый голос Герды.

Роман спрыгнул, грациозно, как кот, подбежал к ее креслу сзади. Запустил пальцы в ее волосы, потянул голову назад и запрокинул ее. Посмотрел – глаза в глаза – улыбаясь, как зверь, с обожанием. Хотел, видимо, поцеловать, да не стал, отпустил волосы с сожалением, выпрямился. Медленно развернул обе руки ладонями вверх, показывая всем запястья. На загорелой коже выделялись белесые линии, старые, выцветшие, почти незаметные, если специально не присматриваться.

– Я с вами одной крови, ребята. Я! – ткнул он себя пальцем в грудь, – я вас понимаю. Вот Маргарита – нет. И Степан нет, и Андрей. И Муций Виталий, римлянин наш – тоже ни хера не в теме. А я в теме. И я не дам вам так просто и бездарно просидеть на этом проекте. Я обещаю вам больше, чем вы когда-либо имели до этого. Я обещаю вам понимание. У вас его никогда не было. Никто никогда больше не будет вас критиковать, ругать или стыдить. Ваше право не жить я лично буду уважать превыше всего на свете. И никто больше не назовет вас трусами. Никогда. Ну? Кто-нибудь еще будет спрашивать, как отсюда уйти?

Никто ничего не ответил. Только одна из попугайчиков пискнула:

– Извините.

– Ничего, – искренне улыбнулся Роман, – я знаю, что это непросто. Всегда кажется, что будет еще одна попытка. Это сильное ощущение – не смочь, не решиться; и ходить потом пьяным от очередного самоспасения. Оно делает нас людьми с другой планеты. С планеты смерти. Но мы сделаем так, чтобы у вас хватило сил. Собственных сил. И тогда вы станете сильнее всех. Потому что никто больше не сможет отобрать вашу жизнь, даже сам Бог! Кроме вас… Вы же этого хотели?

Найдя на столе пачку сигарет, Бессмертный вытащил одну и нетерпеливо пощелкал пальцами. Степан немедленно подскочил и обеспечил огоньку.

– Спасибо, – поблагодарил Роман, – идем дальше. У нас два выхода на публику. Первый – эксклюзивный канал цифрового кабельного телевидения в нескольких элитных деревнях. Подчеркиваю – очень приличных. И второй – закрытый дочерний сайт портала «жизни точка нет», где все как у людей – форум, рейтинги, комментарии, интервью. Там, конечно, ролики похуже качеством, но зато больше свободы и мнений. Всего этого полностью вы не увидите. Наиболее интересные обсуждения, а также приватные комменты будут распечатываться раз в день, и выдаваться в конвертах. Для антуража мы даже сделали у каждого домика почтовые ящики. Вы можете отвечать на вашу почту перед камерой, а можете игнорировать. Мы тут еще чугунное костровище организуем, чтобы бумаги красиво сжигать. Завтра установят.

Теперь о суициде. Поскольку это все-таки шоу, постараемся избежать неуютной правды, и заменим его на, например, «полет». Тогда вы все улетите отсюда, а не умрете. Думаю, привыкнуть будет нетрудно. Хотя – как пожелаете.

Каждые несколько дней один из вас имеет право взлететь. И вот тут я хотел бы вас спросить – как мы это будем делать? С одной стороны, вы все этого хотите, с другой – все до одного, разумеется, боитесь. Я тоже боялся в свое время. Я полгода готовился. Правда, моя ошибка была в том, что я готовил свои нервы, а надо было читать справочники. Убить себя, перерезав запястья поперек – это, оказывается, работает только в кино. К тому же, я теперь не смогу резво играть на рояле. Это не страшно, потому что не очень-то и хотелось. Ха.

Так вот, я решил, что очередность вы не будете определять сами. Но и мы – я имею в виду руководство шоу – тоже не будем. И вообще, зачем что-то решать, если все уже давно, как говорят, определено. Сделаем проще. Возьмем из ящика в подъезде рекламную газетку, найдем там первый же телефон экстрасенса или как там он себя называет – неважно, позвоним ему и попросим аудиенции. Отберем у каждого из вас первую попавшуюся вещь небольшого размера – платок, шарфик, карандаш, брелок – неважно. Приедем, как положено, со скрытой камерой и попросим указать, в каком порядке владельцы этих предметов умрут. Необычная просьба, да, но я уверен, что ясновидящий за хорошие деньги в любом случае нас не подведет и за пятнадцать-тридцать минут у нас будет список – честнее некуда.

– А вдруг он шарлатан? – подал голос любитель Японии.

– Да я уверен, что шарлатан! – убежденно ответил Роман, – а, собственно, какая нам-то разница? Нам нужно, чтобы был список, а список он нам даст. Есть возражения? Вы увидите это посещение на мониторах, так что все будет прозрачно, как вода в этом озере.

– А если шарлатан… ну, то есть, экстрасенс, откажется? – спросила Герда.

– Возьмем другую газету. Их сейчас как грязи. Ну вот, например, вчера вечером вытащили, – Роман повернулся к Маргарите и попросил, – дайте листок этот!

Хозяйственница выудила из своей сумки газетенку и подала боссу.

– Ну вот. Прорицательница Клара, заговоры, съем порчи, венец безбрачия… Потомственный колдун Гермион… привороты, гипноз… Белый маг Черногор… это ж надо имя себе такое придумать… так, что у него… на богатство, на семейное счастье, на удачу в бизнесе… молодец, рубит в этом деле… ну, или вот, дама вообще не напрягалась кличку выдумывать – Вера, предсказательница, можно в рассрочку. Ну, прямо кредитная организация какая-то! Непонятно, правда, какая тут рассрочка. Я к тому, что вариантов – ну просто уйма. Бери любую газету и вперед.

– А может, пионера лучше? – поднял руку я.

– Какого еще пионера?! – удивился Бессмертный.

– Да любого. В советское время так лотереи устраивали. Брали барабан, загружали туда шарики с номерами, а пионер тупой ручками погаными своими шарик вытаскивал. Вроде бы, непредвзято, получалось.

– Волков, вот вы мне второй день концерты тут устраиваете! – Роман непримиримо взвился. Потом немного подумал и кивнул головой, – а хотя тоже идея. Но будет экстрасенс, я уже решил!

– Да пусть будет, – согласился я, – просто время теряем.

– Не теряем, – назидательно сказал Бессмертный, – а творчески используем.

– Волков, я против пионера – вдруг вскочила на ноги истеричная женщина, – пусть экстрасенс! Шарлатан – это всегда красиво.

Я понял, что меня сейчас запишут в оппоненты и благоразумно замолчал.

– Да, – кивнул головой Роман, – приятно, что нахожу понимание. Благодарю вас, Екатерина Владимировна. Теперь, кстати, надо придумать звучные прозвища для всех. Сценические имена, если хотите. Партийные клички. Для антуража, ну и чтобы публика вас запоминала. Короче, чтобы время не терять, каждый отдает мне одну личную вещь для шарла… тьфу ты – экстрасенса! – и заодно озвучивает свою кличку.

– Тюрьма-старуха, дай кликуху… – язвительно пробормотала Герда.

– Полонская, ведите себя прилично, не на зоне! – одернула ее Маргарита Федоровна.

Герда бешено задышала, но Бессмертный встал, быстро подошел к ней, взял за плечи и сказал:

– Тс-с-с, Черное…

– Рома, я не Черное Солнце тебе, я Герда – и не ебет! Хоть вы тут все, блядь, дед морозами нарядитесь! – посмотрела на него снизу вверх девушка.

– Да хорошее имя, мы не против! Вещичку давай!

Герда усмехнулась, молниеносно вырвала с одной из своих дырок на ушах серьгу в виде созвездия пентаграмм и кинула на середину стола.

– Маргарита Федоровна, записывайте! – приказал Роман и картинно развел руки, – ну, давайте! Давайте! Вещички, разумеется, вернутся. Надеюсь – завтра к вечеру.

Все переглянулись и стали обшаривать карманы.

– Карлос, – неожиданно вперед всех сказал парень с сильным взглядом и аккуратно положил на стол тяжелую монету. Она была явно не из этого века, а может даже и не из прошлого. Слишком уж велика.

– Я только попрошу ее обязательно вернуть после экстрасенса, – добавил он и на сегодня замолк.

– Не извольте беспокоиться, – кивнула Маргарита, аккуратно вписывая в блокнот имя и соответствующий артефакт.

– А можно мы одну на двоих вещь дадим? – следом за ним в унисон спросили попугайчики.

– Да, собственно, я так и предполагал, – улыбнулся Роман, – конечно, девочки…

– Тогда вот помаду возьмите.

– А чья конкретно помада? – поинтересовался Бессмертный, и, заметив укоризненный взгляд Никитской, добавил, – ну интересно, вдруг он не шарлатан?

– Наша, – сказали девочки, – в смысле, мы же ей обе пользуемся. Это же наша, общая?

Роман посмотрел на хозяйственницу.

– Логично. Тогда да, общая. Тут вариантов нет. Имена какие писать? – спросила Маргарита Федоровна.

– Астра, – сказала одна.

– Искра, – эхом отозвалась другая.

Следующим был мужик в годах, помятый динозавр-чиновник, непонятно каким образом попавший на молодежный, в основном, проект. Он достал строгую металлическую визитницу карточек этак на двадцать, не больше, раскрыл ее, вытащил пару застрявших визиток, положил их к себе в карман, а визитницу защелкнул и аккуратно положил на стол.

– Полковник. Вообще-то, я подполковник, слегка не дослужился, но сейчас уже все равно…

– Без проблем, – улыбнулся Роман, – пусть бы даже и генерал.

– Будь я генералом, я бы здесь с вами не сидел, – назидательно, но дружелюбно уточнил Сергей Сергеевич.

Любитель Японии и близлежащих ее водоемов Махеев нелогично назвал себя просто Артистом и отдал с личной своей шеи серебряную цепочку. Собственно, на шее висело дохера всего, так что на его внешнем облике это никак не отразилось.

Лысый здоровяк в очках предпочел назваться Егерем и выложил на стол флешку.

Истеричная на вид женщина сказала, что ничего не даст, а если хотят, то пусть в отобранных вещах возьмут сотовый и не насилуют ей мозг.

– Хорошо, – согласилась Маргарита, – а звать вас как?

– А звать меня Игла.

Все машинально кивнули головой. Ей подходило. Худощавая, стальная, звонкая и, возможно, опасная.

Анечка отдала сережку-жемчужинку, аккуратно выудив ее из розовой мочки.

– Я не знаю, как себя назвать, – виновато пожаловалась она.

Роман, не поднимая головы, посмотрел как хищная рыба верхогляд – одними глазами вверх и через секунду выдал:

– Дельта будешь. Не против?

– А кто это? – спросила Аня.

– Не кто, а что. Четвертая буква греческого алфавита. Треугольничек. Простая фигурка. Ну, и не напрягает, без особого смысла. Просто звуки мягкие. Согласна?

Аня пожала плечами и кивнула.

– Ну и отлично, – обрадовался Бессмертный, – Маргарита Федоровна, запишите. Так, что у нас с Волковым? – посмотрел он на меня.

– Меня на снегу не видно, – ляпнул я, не особо задумываясь.

– Чего? – удивился Роман.

– Это я придумала, Роман Евгеньевич! – поспешила на выручку Никитская, – Снежный Лис ему подходит.

– Это кто такой? – не понял Бессмертный.

– Песец.

– А… – протянул Роман и махнул рукой, – не возражаю. Пусть будет Песец.

– Не-не-не, – подняла вверх шариковую ручку, как палец, Маргарита, – Лис. Снежный. Волков, вы ведь не против?

– Абсолютно. Пусть будет Лис.

Мне действительно было все равно. В магию имен я не верю, к тому же у меня, как у правильного индейца истинное имя зарыто так, что не откопаешь. Я его сам иногда забываю.

– Тогда давайте вещицу.

Я кивнул и достал из кармана на сегодня, по крайней мере, самую бесполезную вещицу – беспроводную гарнитуру.

Остался последний участник реалити-шоу, который так за все время и не снял наушники, слушая через них какой-то одному ему ведомый космос. При всем при этом глаза он не закрывал и ситуацию отслеживал. Это мы поняли потому, что как только Роман уставился ему прямо в глаза, он стянул с себя музыкальное устройство и без вопросов произнес надтреснутым баритоном:

– Коля Магадан.

– Вы там что делали, в Магадане? – осторожно спросил вдруг очнувшийся, наконец, от актерской спячки, Муций.

– Я там родился.

– А, – разочарованно произнес римлянин и поправил тогу.

– Ма-га-дан, – старательно диктуя сама себе, записала Маргарита, – что дадите для шарла… то есть, для экстрасенса?

– Часы дам. «Касио Океанус». Стометровые.

– В смысле? – удивилась Никитская.

– Нырять можно на сто метров.

– А глубже бывают? – поинтересовалась Маргарита.

– Двухсотметровые были в магазине. Но это уже запредел.

– А сто метров не запредел? – насмешливо спросил Муций.

– Сто – нет.

– Черт, выпить надо, – ни к селу, ни к городу сказал Муций и мечтательно поморщился.

– Вы это прекратите! – с легким звоном в голосе сказала Никитская, – успеется.

– Ладно! – поднялся со стула Роман, – так, Маргарита Федоровна, быстро сумку и список. Так… пробежались… Астра-Искра!

Попугайчики синхронно повернули головы.

– Помада… Полковник!

Выглядящий на удивление помятым, хотя и в свежем белом, чиновник благородно кивнул.

– Визитница. Герда!

Злобная и одновременно веселая хищница лениво подняла палец, хорошо хоть не средний.

– Серьга со звездочками…

– Это пентаграммы! – возразило милое чудовище.

– Да наср!.. То есть – пусть будут пентаграммы. Карлос!

Лысый, как коленка, парень-инопланетянин отстраненно моргнул.

– Монета. Артист!

Парень с черной челкой из японских мультиков поднял руку, как в школе.

– Цепочка. Егерь!

– Тут, – откликнулся здоровый лысый парень в очках.

– Да ясно, что тут. Флешка. Игла!

Истеричная женщина неожиданно улыбнулась от уха до уха.

– Ишь ты… – удивился Роман, – какая у вас улыбка девять на шестнадцать. Гриша, ну-ка, крупным планом ее возьми! Лис это… Снежный!

Я посмотрел ему в глаза и лениво моргнул.

– Гарнитура беспроводная. В народе «Жабра». Так, Дельта!

Аня испуганно выпрямилась, но я тихонько положил ей на плечо руку и она сразу успокоилась.

– Тоже сережка, только нормальная…

– А у меня, значит, ненормальная? – хрипло и с вызовом поинтересовалась Герда.

– И, значит, Коля Магадан, – не отвечая на провокацию, закончил Роман, – ну, или просто Магадан. Часы «Касио Океанус» стометровые. Все в сумку и на вывоз. Так, господа! – Бессмертный встал и, перед тем как избавиться от часов, посмотрел на сложный циферблат Океануса, – ну, и где тут время? А, вот. Так, господа! – уже не только громко, но и властно обратился он к нам, – теперь все свободны до специального объявления. В кафе вас ждет завтрак и все такое. Камеры работают, видео пишется. Через час включатся телевизоры, сможете себя видеть и в прямом, и в, мать его, кривом эфире. Рад, что у вас у всех теперь имена. Всего доброго!

Подразумевалось, что все должны были подорваться и побежать по своим делам. Но никто даже не шевельнулся. Почему-то все уставились не на Романа, а на Муция. Почувствовав пристальное внимание, варвар в тоге принял еще более классическую позу и вообще застыл в мраморе.

Все переглянулись.

– У меня вопрос! – не выдержала Игла.

– Давай, – милостиво разрешил Бессмертный.

– Вот я как бы все тут понимаю. Шарлатаны, то-се… Муций нам зачем?

– А что такое? Не нравится?

– Нет, – честно призналась Игла.

– Бросьте его в бассейн! – злорадно приказал Роман охранникам.

Степан с Андреем подскочили к Муцию, технично взяли его под руки, дотащили до бассейна и зашвырнули – докуда хватило сил. Красиво запутавшись в тоге, Муций немедленно стал тонуть.

– Твою… в блядь… дети… поубиваю!!! – красочно орал римлянин по-русски, выплевывая воду.

Поняв, наконец, где верх, где низ и куда, собственно, плыть, Муций вывернулся из своих белых одежд, добрался до хромированной лесенки и уверенно, как тюлень, выбрался на сушу.

– Смешно! – мрачно резюмировал Виталий Николаевич, сорвал с себя промокшую тогу и театрально кинул ее под ноги. Под многострадальной тогой оказались то ли короткие брюки, то ли длинные шорты и футболка. Причем песочные с дюнами, а не белые. Причем фирмы «Абибас».

Муций покачал головой, тщательно посмотрел в глаза всем, кроме Гриши-оператора, и, в конце концов, остановил свой взгляд на Романе.

– А я говорил! – вызывающе дружески улыбнулся Бессмертный, – давай тогу снимем! Патриций недорезанный!

Муций кивнул, подошел к эстраде и забрался на нее безо всякой посторонней помощи. Демонстративно обшлепал себя мокрого, затем отряхнулся как собака, обрызгав всех присутствовавших.

– Осторожней! – для порядку огрызнулась Герда.

– Куда уж! – для порядку прошипел мокрый Муций и неожиданно поставленным, как у Левитана, голосом заговорил:

– Дамы! Господа! Я очень хотел попасть на этот проект. Я бы мог, конечно, сейчас соврать и сказать, что меня долго уговаривали, но это не было бы правдой. Я вообще, если честно, даже толком Романа не дослушал. Мне хватило того, что вы все настоящие самоубийцы, из мяса, горячие. Вы уже, наверное, догадываетесь – почему. Все это есть и во мне. Мне в юности не хватило пары шагов. Всегда думал, всегда завидовал вам, но так и не решился. Уже, впрочем, и не решусь. Это… такой рубеж через всю душу, когда по одну сторону твоя воля, а по другую Его. И дело не в том, что жизнь невыносима. Она как раз лично у меня вполне себе выносима. Да вы и сами знаете – скажем, миллионеры с таким же удовольствием убивают себя, с каким и самые последние нищие. Почему? Для чего? Что толкает человека? Разве жить – это не самое интересное на Земле? Ответишь на вопрос – увидишь дорогу. А то ведь ее нет! Религия, политика, экономика, семейные ценности, цивилизация – все миф, все вранье. А кому охота жить во всем этом? Чего-то добиваться. Делать карьеру. Передавать опыт. Без главного ответа нет точки опоры. Я не знаю ответа. Но я пришел, чтобы думать вместе с вами. И я не вру и не издеваюсь, когда надеваю тогу. Это мой способ размышлять. Вам не нравится тога? Да ради Бога! Я буду – кем вы хотите! Просто поймите – я не враг. Я не наемный артист, не тамада на свадьбе, не массовик-затейник. Я пришел сюда получить ответ, которого пока не знаю… Можете смеяться. Можете мне не верить. Но я здесь не случайно…

– Хорошо! – поднял руку и перебил его Полковник, – оставайся.

– Благодарю! – искренне ответил Муций, приложил руку к сердцу и наклонил голову.

– Красавчик! – обрадовался Бессмертный, – молодец, Виталий Николаевич. А то я, признаться, думал, не раскрутим тебя вовсе. Другого искать – ну совсем времени нет. А пришлось бы, мать его за ногу… Отлично, все свободны! – с нажимом прокричал Роман, и уже тише, в сторону Муция, – прошу простить мне дикую выходку, Виталий Николаевич! Ты ж понимаешь, без настроя наши дела не делаются. Пойдем-ка, по маленькой!

– Признаться, я не думал, что так резко рванем. Выжидал момент, – улыбнулся Муций, вытирая породистое мокрое лицо, – лишнего протянул, да… И почему по маленькой? Зачин неслабый, Рома, знаковый.

– Ну, тут я согласен!..

В этот замечательный день у Бессмертного срасталось почти все. Да, не все гладко, со шрамами, вывихами и подворотами. Но – в одном русле и куда надо.

Проект «Сны скорпионов» еще даже не стартанул. Но совершенно точно насторожился и поднял голову. Как охотничья собака с чуткими ушами и верховым смертельным чутьем.

Незаметно и неостановимо все вокруг сразу закрутилось, зашумело, тронулось, искажая и заражая пространство, время, ломая людские пришлые судьбы, как сухие спички.

Я это почуял, услышал, подумал, наклонился к Дельте и предложил:

– Пойдем, пошляемся по острову?

– А на завтрак?

– Успеется.

Солнце играло золотым по белому. Жарким – по серебристому. А еще вспыхивал под ним фантастической австралийской синевой бассейн. Жаль, но это не вода была такого пронзительного цвета.

Всего лишь пластиковое дно. Декорация, миф, обманка…