Читать книгу Бродяги Хроноленда - Юрий Дихтяр - Страница 3

Адольф Гитлер сидел за огромным дубовым столом и пил коктейль «Майн Кампф» через соломинку. Рецепт этого коктейля изобрёл сам фюрер. Ничего замысловатого – русская водка, французский коньяк, шотландский виски, мексиканская текила, китайский маотай, индийский фени. Всё это в равных пропорциях смешивалось в тридцатилитровом бидоне и символизировало окончательную победу немецкого народа во второй мировой войне и мировое господство Третьего Рейха. Непосредственно перед употреблением в кружку (фюрер пил только из алюминиевой фронтовой кружки) добавлялась щепотка карри, зёрнышки чили и несколько капель конопляного масла. И не смотря на омерзительный вкус, напиток с лёгкой руки бога всей арийской нации стал популярным, и употреблялся патриотами как в дешёвых забегаловках, так и на светских раутах и официальных приёмах. Алюминиевые кружки стали символом победы и вытеснили из сервантов и барных полок бокалы, рюмки и коньячки.

Гитлер допил коктейль, вытер усы шёлковым платочком с вышитой свастикой, проверил, не сбилась ли чёлка. Затем надел фуражку с золотыми кантом, витым шнуром-филиграном и кокардой-орлом, усыпанной бриллиантами, рубинами и сапфирами. Достал из ящика стола складное зеркальце, полюбовался собой, подморгнул отражению и снял трубку телефона.

– Зельда, пригласите для отчёта господина Мэнсона. Он в приёмной?

– Никак нет.

– Немедленно разыщите его.

Чарльз Мэнсон, психопат и убийца, вечно небритый и непричесанный, но с бесинками в глазах и незаурядным умом, очень нравился фюреру. Гитлера привлекали подобные личности, яркие, неординарные, бесшабашные, презирающие законы, нормы и правила. Если найти к ним подход, они становятся верными псами, готовыми отдать жизнь за хозяина, или верными друзьями, готовыми пойти в огонь и воду ради друга.

Псами были Тед Банди, Чикатило, слабоумный Ричард Чейз, и ещё с десятка полтора маньяков разного калибра. Друзьями стали Мэнсон и пресловутый Зодиак. Зодиака всё-таки пришлось пристрелить за то, что он порывался совратить любимого мопса фюрера. А вот Мэнсон оказался адекватным, полезным, и кроме всего прочего, интересным собеседником. Так как маньяки почему-то плодились активно в таких странах, как Россия и США, источенными извращенным патриотизмом и всякими моральными запретами, маньяков приходилось доставлять самомывозом, выкупая за немалые деньги. Но после победы в войне, когда весь мир стал сплошной колонией Германии, эта проблема отпала. Но и маньяки куда-то подевались. Гитлер посмотрел на часы.

Прошло восемь минут, а Мэнсон так и не появился. Фюрер раздражённо походил взад-вперёд по кабинету, остановился возле огромного, в полстены, зеркала, посмотрел на себя, пытаясь найти хоть какой-то изъян. Но нет, он был безупречен. Китель от лучшего модельера искрил стразами, обтягивающие бриджи с нежнейшими рюшами, гольфы в сеточку, туфли из кожи оппосума с бантами и бахромой. Ансамбль завершала брошь в форме черепа, изготовленная из цельного алмаза размером с кулак. Фюрер был неотразим и великолепен. Когда он подравнивал специальной кисточкой усы, в дверь постучали, и вошёл Мэнсон. Выглядел он ужасно – давно немытые волосы, недельная щетина, спортивные брюки с вытянутыми коленями, кеды, майка и кожаный мясницкий фартук, залитый кровью. Покрутив в руке армейский нож, он вытер его об бедро, сунул в карман фартука и вскинул руку в приветствии.

– Чарли, дружище, ты заставляешь меня нервничать. Ты должен был быть у меня, – Адольф бросил взгляд на настенные часы, – четырнадцать минут назад. Немцы отличаются пунктуальностью и обязательностью. Только благодаря этим качествам мы смогли победить…

– Гламурненький костюмчик, – оборвал его Мэнсон, – не в моём вкусе, конечно, но на вечеринке в гей-клубе ты бы оказался в центре внимания.

– Прекрати, ты тупой мясник, ничего не подозревающий о последних тенденциях в мире моды. Я всю жизнь мечтал носить то, что мне хочется. Я вырос в бедной семье, донашивал всякую рвань после старшего брата. Ты знаешь, что я учился на модельера? И теперь, когда я стал самым великим человеком в мире, я могу позволить себе носить всё, что угодно. А чтобы всякие хамы не насмехались надо мной, я истребил не только гей-клубы, но и геев вообще. Вот так вот. Скажи, в чём это у тебя одежда?

– Это? – Мэнсон провёл пальцем по животу, размазывая ещё свежую кровь, – а что, не видно? Кетчуп, конечно.

– Чарли, мы же договаривались…

– Но, Адик, мне же нужно как-то снимать стресс после работы? Ты же знаешь, как нелегко мне приходится на своём посту штандарнен… штурманден…, блин, какой идиот придумал такой корявый язык. Бедный Гёте, несчастный Шиллер! Это какой нужно иметь талант, чтобы не просто разговаривать на этом языке, а ещё и стихи писать.

– Прекрати! Я не позволю оскорблять.… И вообще, не уходи от темы. Чей это кетчуп? Что значит, после работы? Рабочий день только начался!

– Ты же сам разрешил.

– Я? Не передёргивай, я разрешил тебе работать с фантомами. Это, поверь мне, тоже недешевое удовольствие. Целые институты работали над этим проектом, для того, чтобы ты резал их, как колбасу для бутерброда? Я закрыл на это глаза. По дружески, так сказать. А кровь откуда?

– Ну что ты кричишь? Фантомы-шмантомы. Ну, ошибся. Я никак не могу отличить, где фантом, а где девушка-селянка. Пе-ре-пу-тал. Имею я право на ошибку? Я же живой человек.

– Ты живой, а кто-то уже нет.

– Адик, я тебя умоляю, ты же знаешь, что я без этого не проживу. Может быть у меня такая маленькая странность? Изюминка. Фантомы – скучно. Да, они тоже кричат, тоже просят о пощаде, но как-то…неубедительно. Ну, прости…

Адольф ещё хмурил брови, но раздражение уже прошло. Всё же славный парень этот Мэнсон. Не мог великий фюрер долго обижаться на друзей.

– Хорошо, но помни, немцы не должны…

– Адик, сколько можно повторять, я не немец.

– Иди в жопу, – Гитлер сел за стол, указал на стул Чарльзу. – Мне нужен отчёт. Нужны данные за вчерашний день. Данные разведки. А ты с селянками развлекаешься.

– Ты издеваешься? Вокруг ничего не происходит. Каждый день одно и то же – пьяные бюргеры поют про Августина, маршируют на плацах, раз в неделю – показательный парад боевой техники. Урожаи конопли и ячменя обещают высокие, производство сосисок возросло на три процента. Всё! Ах, да! В Лесу обнаружен непонятный объект типа гараж. Откуда он взялся, зачем, и кто его там поставил – не известно. Вчера ещё не было. Я сверил фото со спутника.

– В Лесу, говоришь? Странно, кому он там нужен? Значит так, штарнадп…, штрандран…, тьфу, короче, Чарли, возьми пару мотоциклов с колясками, ребят подбери боевых, смотайся, выясни, что за гараж. Не иначе, как к нам подбираются.

– Адик, я туда не поеду. Там наших не любят. Там эти крокодилы, мать их, там Павлик бывает часто. А у меня с ним давние счёты, он, если меня увидит, мне сразу пипец. Пошли кого-нибудь другого.

– Выполняй приказ, не расстраивай меня. Хайль Гитлер.

– Ну, хайль. – Мэнсон пошёл к выходу, опустив голову. Очень не хотелось ему ехать в глушь, где не будет ни селянок, ни даже фантомов. Но и спорить с фюрером не стоило. Нельзя перегибать палку, и так ходит по краю.

– Чарли, – окликнул его Гитлер, – Чарли, ты можешь ответить на один вопрос?

– Ну, – обернулся Чарли.

– Я что-то не пойму. Войну мы выиграли. Весь мир завоевали. Америку покорили, СССР поработили, Китай, Индию, Антарктиду и ту приватизировали…

– И что?

– Почему тогда нам выделили всего три тысячи гектаров? Где всё остальное?

– Не знаю, – Мэнсон вышел из кабинета, всем видом показывая обиду.

И уже выйдя из приёмной, пробормотал:

– Задолбал. Каждый день одно и то же спрашивает. Дебил.

Мэнсон вышел на чистенькую улицу, устланную брусчаткой, и пошёл вдоль аккуратных домиков, крытых черепицей, с цветами на балкончиках, и висящими у дверей знамёнами Третьего рейха. Казармы были недалеко, погода радовала, и он решил прогуляться пешком. Можно было бы, конечно, вытащить кого-нибудь из автомобиля или отобрать велосипед, но Чарли должен быть многое обдумать, очень многое, а пешие прогулки как раз благоприятны для этого задания.

Из-за угла вышла колонна арестантов. Немцы в касках, со шмайсерами наготове и с рвущими поводки овчарками вели десятка два пленных офицеров. Конечно, это были фантомы, но они чудесно играли свои роли. Одни шли с гордо поднятой головой, другие угрюмо смотрели под ноги. Выглядело вполне правдоподобно. Фюрер никак не мог пережить завершения боевых действий на всех фронтах, и приказал каждую пятницу проводить военные парады, а в другие дни создавать иллюзию военного времени.

Менсон достал нож и уверенным шагом направился к процессии. Его знали в лицо, поэтому никто не попытался его остановить. Фантомы, понимая, что им грозит, сбились в кучу, солдаты отошли в сторону, и даже собаки присели, поджав хвосты.

Чарли за ворот выхватил из толпы офицера, толкнул его, поставив на колени. И поднёс лезвие к горлу.

– Фамилия? Звание?

– Майор…, – но он так и не успел договорить, как упал с перерезанным горлом. Крови не было, не было предсмертных агоний, не было отпечатка смерти в застывших зрачках. Скучно, просто сломанный манекен.

– Продолжайте, – рявкнул Мэнсон. Снова залаяли псы, охранники вскинули автоматы, а пленные выстроились парами. Как-то странно опустела улица. Тело фантома таяло на глазах и через минуту от него не осталось даже следа.

Фантомы – когда-то секретная разработка мрачных подвалов Вольфенштейна. Задумывались они, как боевые единицы для массовых атак. Там же проводились работы по воскрешению мертвецов, чтобы ожившие зомби снова могли стать в строй. Создавались мутанты и биороботы. Но война вдруг закончилась, и миллионы несчастных созданий пришлось просто уничтожить, так как толку в мирное время от них не было никакого, собственно, как и в военное. Им не хватало патриотизма и веры в фюрера, но инстинкт самосохранения оказался запредельным. И они, вместо того, чтобы рваться в бой, разбегались, создавая панику и шатания в рядах людей.

Но фантомы прижились. Их стали использовать на сельхозработах, из них получались довольно сносные слуги. Во всяком случае, вытирали пыль и приносили тапочки они безукоризненно. Так же попытались использовать фантомов в борделях, но профсоюз проституток заявил резкий протест. Слишком велика была конкуренция, и бездушные куклы уступали таки темпераментом страстным арийским фрау. Отлично подходили они и для имитаций пленных на парадах. Гитлер, стоя на балконе с вытянутой в приветствии рукой вспоминал парад победы в Берлине, когда через Бебельплац провели миллионы пленников в национальных одеждах. Сразу было видно, что захвачен весь мир. Нынешние парады, конечно, были поскромнее, но всё равно, как говорится, приятное приятно вспомнить.

Мэнсон свернул на Гитлер-ден-Линден, центральную улицу города. Проходящий мимо народ издали заприметив мясника в окровавленной одежде, переходил на другую сторону, от греха подальше. Все знали непредсказуемость лучшего друга фюрера. Но Мэнсон, сбив внутреннюю дрожь казнью майора, некоторое время мог держать себя в руках. В летнем кафе он выпил бокал пива, настоящего, липкого и густого; шлёпнул по попке онемевшую от ужаса официантку, распугал своим видом пробегающую мимо свору детишек и пошёл дальше.

Ему совсем не хотелось ехать в Лес. Во-первых, это далеко, во-вторых, опасно и, в-третьих, совершенно бессмысленно. Лес был чужой землёй, и отряд вооружённых мотоциклистов мог вызвать ненужные разговоры и даже дипломатические неприятности. Мало ли, кто и зачем поставил гараж.

К тому же, Лес опасен. Там водятся твари, против которых ножи, автоматы и даже снаряды бессильны. Их не прижмёшь к себе нежно, чтобы вогнать лезвие в сведённый от страха пресс. Не подаришь последний поцелуй в харкающий кровью рот. Не оставишь себе на память их нижнее бельё. Однажды Мэнсон еле убежал от одного из этих крокодилов. Если бы Чарли не подобрал вертолёт, то лежать бы ему сейчас в виде кучи засохшего крокодильего помёта. С тех пор Лес для него перестал существовать, хотя местные крестьяне ходят туда за грибами, ягодами и хворостом. И даже отпускают погулять детишек. Наверное, у леса к Мэнсону и людям в форме особые претензии. И нынешняя экспедиция окажется совсем не пикником и не прогулочкой на природе.

Помимо хищных зверюг, в лесу появлялся Павел, страшный человек, на фоне которого даже Мэнсон выглядел невинным младенцем. Павел не знал пощады, на его счету сотни убийств, налётов, грабежей и государственных поворотов. Когда-то его портреты с подписью «разыскивается» висели на каждом столбе, но затем, осознав всю бесперспективность поимки преступника, стали относиться к нему, как к стихийному бедствию. Даже в страховых полисах Павел проходил как форс-мажорные обстоятельства.

С такими невесёлыми мыслями Чарли добрался до казарм. Выстроил на посту солдат, начинающих заплывать жирком от безделья, отобрал восьмерых, самых крепких на вид, распорядился насчёт мотоциклов, бронетранспортёра, оружия (берите побольше, чтоб потом не жалеть), провизии.

Выезжать решили сразу, чтобы до темноты успеть разбить лагерь. На всё ушло минут сорок, и вот отряд уже едет вдоль конопляных полей в сторону Леса.

Чёртов Гитлер со своей экспансией опять собирается порабощать мир, затосковал без дела, без врагов, без концлагерей и блиц-маршей. Только здесь этот номер вряд ли пройдёт. Но пока фюрер вынашивал планы войны, Мэнсон рассчитывал, как бы стать на место безумного фашиста. Вот тогда он даст волю своей страсти. И никто уже не посмеет указывать ему, как проводить свободное время. Если, конечно, будет у него свободное время.

Лес уже туманной зелёной полосой просматривался на горизонте.