Читать книгу Парень не промах - Юрий Гаврюченков, Юрий Гаврюченков - Страница 14

Денег с шестисот литров этилового спирта-ректификата I сорта пришло столько, что Лабуткин забыл о продуктовых карточках и отсылал мать на рынок за парной говядиной и в коммерческий магазин за белым хлебом.

Бочки поставили к нему в сарай. У Зелёного было опасно – к нему мог зайти участковый, а Лабуткин был на хорошем счету. Ни мать, ни жена не задавали вопросов, откуда взялся спирт и что с ним будут делать. Домашние знали, что пацаны знают, и этого было достаточно. Знали также и то, что Саша не притронется к спирту.

– Герасимову не показывай, а то он всё выжрет, – ворчала мать.

– А ты его не зови, – отговаривался Лабуткин.

Зелёный приезжал на розвальнях с одним и тем же мужиком, лет на десять постарше. По виду – из красной бедноты, но насупленный и осторожный. Звали его Алексей Перов, как втихаря поведал Зелёный. Сам мужик знакомиться не лез, а сидел на телеге и помалкивал, видом своим не выказывая интереса к постороннему.

Наливали через шланг в металлические сорокалитровые бидоны. Зелёный увозил товар по своим барыгам, а потом возвращался с толстой пачкой червонцев.

Сразу, как завелись деньги, Лабуткин купил при посредничестве Зелёного отрез синей саржи и серого габардина у тех же скупщиков краденого и пошил у портнихи с Охты два костюма. На его теперешнюю фигуру надо было снимать особую мерку. Жизнь изменилась необратимо и продолжала меняться дальше.

– Ох, запалимся, – притворно вздыхала Маша, примеряя новое платье.

– Не гони, мы всегда прилично жили, – отмахивался Лабуткин. – И будем жить. Как люди. Я – лучший!

В обновке он почувствовал себя веселей. Хороший костюм – залог здорового духа и высокого морального облика. Лабуткин вспомнил, что знал это раньше, но в больнице всё куда-то улетучилось. Из него много чего улетучилось за месяцы новой жизни. Многое теперь предстояло обретать заново, быть может, слегка иначе, но ведь и он стал другим. Вёл себя иначе, ходил иначе – он это чувствовал, но вернуть обратно было выше его сил. Одно он знал твёрдо: хорошая одежда помогает. Лабуткин решил заказать у армян новые ботинки, по мерке и без талонов.

По Шаболдину было не сказать, что он стал богат, только щёки округлились, а вот Митька заметно поправил своё материальное положение. Сам Зелёный вид всегда имел щеголеватый, даже если оказывался по уши в карточных долгах.

* * *

Однажды к вечеру, когда Лабуткин, проспавшись со смены, курил на крыльце, у калитки остановился Никифор Иванович.

– Прохлаждаесси?

– Есть такое дело.

– А вот пойдём, – как затейливый сказочник, манящий в страну грёз, позвал старик.

Лабуткин бросил окурок в траву и немедленно поднялся. Сердце сладко замерло, как когда-то в детстве.

В доме старика всё пропахло машинным маслом. Было скудно и неприбранно.

– Смотри, что я тебе приготовил, – Никифор Иванович полез в божницу, достал из-за иконы тяжёлый свёрток.

Положил на стол, раскинул тряпицу.

– Прямо царский! – вырвалось у Лабуткина. – Никогда такого не видел!

– Сделал в лучшем виде. – Никифор Иванович поднял обеими руками хромированный наган и поднёс Лабуткину. – Разрешите доложить и извольте получить.

Не веря своим глазам, тот взял револьвер, повертел. Такой роскошной игрушки у него отродясь не бывало. Совершенно невозможно было узнать наган. Накладки на рукояти остались теми же, но прочее…

– Да мой ли? – севшим голосом спросил он.

– Ты номер, номер глянь!

Номер был тот же, и звезду Тульского завода, поеденную коррозией, легко было опознать.

– Что, съел? – ликовал Никифор Иванович.

– Высший класс!

Револьвер блестел и отбрасывал на стены зайчики. Диковинные вещи могли для забавы состряпать металлисты!

– Шлифанул неровности, заполировал – дело недолгое. Отдал в гальванику, там за ночь довели до ума, и дело в шляпе. А каморы я тебе загладил как зеркало. Гильзы будут сами выскакивать, только держи.

– Люкс вообще. Ну, уважил! – от души признался Лабуткин.

– Помни Никифор Иваныча!

– Век буду помнить, – честно сказал он, опуская хромированный револьвер в брючный карман. – Слушай, Никифор Иванович, может, тебе надо чего?

– Окстись, Саша! – засмущался сосед. – У меня всё есть.

– У меня теперь деньги водятся.

– Всё есть, – повторил старый слесарь. – У тебя – семья.

– Ты обращайся, за мной не заржавеет, – заверил Лабуткин.

– Храни тебя Бог, Саша, – словно провожая, вздохнул старик.

* * *

Патронов с собой Лабуткин взял пятнадцать штук, не считая тех, что лежали в барабане.

– Пойдём в лес, – подмигнул он зашедшему с деньгами Зелёному. – Любишь по чуркам стрелять?

Они зашли далеко в перелесок, куда не прибегут милиционеры, хоть стреляй там, хоть ори как резаный.

Лабуткин достал наган.

– Дай глянуть, – попросил Зелёный.

Признавая главенство Лабуткина, он стал в этих условиях другим. Зелёный никогда не вёл себя так на людях, но когда попадал в непривычную обстановку, как бы замирал пред лицом Судьбы и плыл по течению.

Лабуткин протянул ему револьвер.

– Ух ты! – Зелёный принял оружие обеими руками и стал разглядывать, как ребёнок дорогую игрушку. – Офицерский?

Он думал, что белогвардейские офицеры могли ради форсу захромировать личное оружие. И сейчас он держит в руках такую вещь.

– Офицерский, – подтвердил Лабуткин, имея в виду, что револьвер может стрелять самовзводом, в отличие от наганов одинарного действия, в которых было необходимо всякий раз взводить курок, чтобы нижние чины не допускали перерасхода патронов.

– Генеральский! – восхитился Зелёный.

– Стрелял когда-нибудь? – равнодушно спросил Лабуткин, который знал три года назад, что друг точно не стрелял, но с тех пор многое могло измениться.

После больницы он не верил самому себе. Жизнь с двумя руками осталась в прошлом. Теперь шла та, к которой надо привыкать и узнавать немало разного, но мало хорошего.

– Много раз держал в руках, – похвастался Зелёный. – Но так и не выстрелил.

Понял, как по-детски это звучит, и смолк.

Лабуткин забрал наган уверенным цепким хватом.

– Посмотрим, на что похожи эти пули. – Он взвёл курок.

Зелёный слова не успел сказать, как хлопнул выстрел. С берёзы посыпалась кора.

– Дрянь шарики, рикошетят, – сквозь зубы процедил Лабуткин.

Выпрямил руку, выстрелил.

Сучок, растущий на уровне глаз метрах в пяти, задрожал.

– Летят не пойми как.

Лабуткин быстро выстрелил дважды подряд самовзводом. Закружились в воздухе газетные пыжи, расплылось облако дымного пороха. На белом стволе возникли четыре чёрные точки.

– Хоть кору пробивают.

Расстреляв патроны, Лабуткин откинул большим пальцем дверцу барабана. Отвёл курок, поднял револьвер стволом вверх и прокрутил барабан по правому рукаву. На траву посыпались гильзы.

– Нормально заполировал, – опустошив револьвер, он сунул ствол за ремень и принялся вставлять патроны, доставая из кармана пиджака и прокручивая барабан. Делал это привычно и ловко. Много тренировался.

– Ты палишь, как дышишь, – сказал Зелёный.

– Гораздо быстрее, – самодовольно ответил Лабуткин. – Я был самым лучшим пристрельщиком!

Зарядив, он закрыл дверцу и протянул оружие.

– Будешь?

Лабуткин привык жечь патроны.

Потом он бережно собрал гильзы и сложил в карман.

Можно переснарядить ещё раз.