Читать книгу Парень не промах - Юрий Гаврюченков, Юрий Гаврюченков - Страница 15

Спирт кончился, но деньги оставались. Лабуткин не рассчитывал, что их надолго хватит, расходы на семью требовали заняться новым делом. Он собирался обсудить его при встрече с Зелёным, но тот принёс совсем иные новости.

– Заходил на катран Тихомиров, – зашептал торопливо Зелёный, отозвав к забору, чтобы не слышали мать и жена. – На «Промете» ревизия. Кладовщик мечется.

– Из-за нас?

– Нет, но недостачу спирта обнаружили. Оказывается, не только мы отливали, а оттуда много утекло. Пронюхали ещё про какие-то макли Костромского. Пока за жабры не взяли, но он подходил к инженеру. Хочет денег за молчание. А то запрут, говорит, семью кормить нечем.

– А инженер что?

– Инженер ко мне прибежал. Денег-то у него нету.

– О родне заботиться надо, – многозначительно покивал Лабуткин.

– Отмаксаем старому чёрту?

Лабуткин подумал, прикинул.

– Беспонт. Он ещё захочет. Будет потихоньку из нас тянуть.

Он не то чтобы верил своим словам. Категорически претило расставаться с деньгами, которые легко пришли в руки. Да и доля правды была – чёрт знает этого кладовщика, что ему захочется потом, когда он почувствует слабину.

И не факт, что промолчит на допросах. Не потому что будут бить или пугать – такие методы к старику за мелкие хищения не применят, – а вот запутать и вытянуть могут. Следаки по финансам известны своими подходцами хитрыми.

Лабуткин молчал. Думал, что думает, но мысли в голову не приходили. Не знал, что сказать, кроме самого примитивного.

– Что делать будем? – не выдержал Зелёный.

– Надо сходить с ним по грибы. Передай через инженера, что мы заплатим за молчание, но хотелось бы обстоятельно потолковать без лишних глаз. Встретимся в лесу, будто за грибами пошли. Пусть Тихомиров добазарится с кладовщиком про время и место, и тебе маякнёт. А мы придём.

– Сколько денег возьмём? – упавшим голосом поинтересовался Зелёный.

– Я всё возьму.

* * *

Последние дни августа выдались сырыми и тёплыми. Ночью шёл дождь, днём пекло солнце. Грибы пёрли как на дрожжах, но в рабочий день немногие выбрались их собирать.

Кладовщик Костромской охотно согласился прогуляться ради денег. Что такое прогул, когда впереди срок?

– Ты чего улыбаешься? – удивлялся Зелёный.

– Хорошо здесь. Детского плача не слышно.

Они шли вдоль старой узкоколейки, по которой когда-то в Петроград возили дрова. Рельсы давно были сняты. Между прогнившими шпалами выросли деревца. Полоса отчуждения также подзаросла кустарником. Чтобы не ободраться, Лабуткин оделся попроще – в яловые сапоги и отцову тужурку. На спину повесил плоский берестяной кузов с крышкой. Зелёный нацепил брезентовый плащ, обулся в короткие сапоги с квадратными носами. В руке нёс корзинку, с которой сестра ходила по ягоды. Сам Зелёный грибов и ягод не собирал с детства. В трудные годы из леса он таскал дрова, но те времена давно прошли, и заядлый картёжник много лет здесь не появлялся.

– Ты ножик-то взял? – спрашивал Лабуткин товарища.

– Не люблю ножи, – морщился Зелёный. – А ты?

– Наган взял, – похлопал он по боку.

– Самое то за грибами.

Лабуткин подумал и здраво рассудил:

– Хотя бы кладовщик придёт с ножом на перестрелку.

Зелёный поёжился.

– Ты серьёзно хочешь его шлёпнуть?

– А о чём с ним тереть? Думаешь, если в рыло шпалер суну, Костромской будет молчать? Под стволом он обхезается и будет со всем соглашаться, а потом оттает и сдаст нас с потрохами. Я не верю в запугивание.

– Поймают… Это же расстрел, – притихшим голосом сказал Зелёный.

– А так мы с гарантией засыпемся, – заметил Лабуткин. – Хочешь загреметь в Кресты по предварительному сговору группой лиц? Малым сроком не отделаемся. Что я с одной рукой в тюрячке делать буду?

– В инвалидную команду пойдёшь.

– Нет. Лучше три года свежую кровь пить, чем триста лет падаль клевать. Мне семью кормить надо, – серьёзным тоном добавил он, и Зелёный не нашёлся, как возразить.

Уговаривая друга, Лабуткин больше успокаивал себя. И не потому, что ему было жалко старика, которого совсем не знал, а зародилось опасение, что на нём не закончится. В деле участвовал инженер.

Тихомиров знал, с кем и где встречается сегодня Костромской.

Предчувствие тяготило больше, чем предстоящее сейчас. С кладовщиком дело было решённым, а насчёт инженера – неясным. Что, если тот побежит к мусорам? Вполне мог. Вины за Тихомировым особой не имелось. Он был наводчиком и получил долю за кражу, но явка с повинной и сообщение о чужом тяжком преступлении способны повлиять на приговор. Может, и вовсе отделается условным сроком. «Понимает ли это Тихомиров?» – думал Лабуткин.

Понимает.

Если Зелёный сказал, что Тихомиров – человек непростой, должен понимать.

Когда узнает про Костромского, примерит и на себя.

Условленное место должно было оказаться уже где-то здесь, когда подельники увидели за кустами возле насыпи две фигуры.

– Это он? – шепнул Лабуткин.

– Похоже.

– Кто с ним?

– Какая-то бабка.

– Зачем он её привёл?

– Я знаю?

– А кто?

– Страхуется, сволочь.

– Иди, разговаривай с ними, – Лабуткин медленно отшагнул в лес. – Я потом подойду.

– О чём с ними говорить? – растерялся Зелёный.

– О чём хочешь.

Деревья скрыли от него странную парочку, а значит, кладовщик тоже не мог его видеть. Лабуткин быстро зашагал по лесу, озираясь, – нет ли ещё грибников? Он старался не шуметь и не хрустеть ветками. Описав дугу, зашёл к насыпи. Впереди развиднелось небо, деревья заканчивались. Лабуткин достал наган.

Он крался, раздвигая обрубком руки ветви волчьей ягоды. Отводил рукой с револьвером кусты, чтобы не шелестели. Осторожно ступая, он выбрался из подлеска и замер, прижавшись к самому большому стволу. Тот полностью скрыть его не мог, но стало спокойнее.

Перед ним, шагах в пятнадцати и чуть левее, виднелась фигура в картузе и фуфайке, а рядом другая, пониже, в жакете и пёстром платке. За ними, лицом к нему, раскачивался Зелёный, что-то бойко доказывая собеседникам.

Лабуткин взвёл курок.

«Далеко. Задену. Шарики – не пуля, летят как хотят. Они даже по наружному краю нарезов не обтюрируются, – с досадой думал охотник на людей. – Стрелять надо накоротке».

Он вышел из-за дерева.

Зелёный увидел его, но виду не подал. Лабуткин крался, держа револьвер в вытянутой руке и целясь в затылок Костромскому. Зелёный продолжал отвлекать разговорами. По лицу картёжника нельзя было ничего прочитать.

Он убеждал их, а они слушали.

И когда до цели осталось шагов пять, Лабуткин, метя под обрез картуза, спустил курок. Тут же, самовзводом, выстрелил в круглую как мяч голову, затянутую платком.

«В Зелёного не попал!» – с торжеством отметил он.

Шарики оказались не так уж плохи.

Старики повалились по-разному. Костромской рухнул ничком, как дерево. Бабка развернулась, всплеснула руками как тряпичная кукла, которую крутанули в воздухе, и повалилась боком, раскорячив ноги.

Подельник замер. Он сильно побледнел.

– Готово, – сказал убийца.

Зелёный опустил руку. Он закрывал ею сердце.

– Давай теперь быстро обставляться.

Лабуткин сунул в карман револьвер и принялся неловко стаскивать с плеч лямки кузова.

Подгонять Зелёного было не надо. Когда он смекнул, что подельник сделал своё, то немедленно впрягся.

– Смотрю, у тебя рука не дрогнет, – между делом заметил он.

– Как на стрельбище. Сам от себя не ожидал, – признался Лабуткин.

Снял с трупа Костромского ботинки, уложил на дно кузова.

– А с бабки… сблочивай клифт, – пропыхтел он, переворачивая тяжёлое тело кладовщика, чтобы обшарить карманы. – Обставим как ограбление.

Он нашарил кошелёк и сунул в карман. Зелёный стянул с мёртвой женщины жакет. Смял поплотней и запихал в кузов.

Лабуткин приткнул крышку.

– Не торчит. Помоги, – он закинул короб за плечо, Зелёный помог вдеть другую руку в лямку. – Погнали. Корзинку не забудь!

И побежали, приминая мокрую траву.

Место у насыпи было не грибное.

Туда никто не заходил.

* * *

– Ты серьёзно думаешь, что менты поверят, будто двух человек шлёпнули за старые чоботы и бабкины лантухи?

– Пусть рюхают. Их дело мусорское – жиганов искать.

– А мы не жиганы, что ли? – притворно надулся Зелёный.

– Мы налётчики. Кто ворует спирт с завода, тот не понесёт бабкин гнидник на толкучку. Пускай легавые по рынкам вынюхивают, а я эти обноски в печке сожгу.

– Только бы прокатило!

Лабуткин почувствовал, что нужный момент настал.

– Кто ещё про стариков знает, инженер? – он в упор смотрел на подельника.

Зелёный быстро кивнул.

– Завтра выходной. Слухи про кладовщика пока не дойдут. Вытягивай инженера за грибами. Мне ещё перед сменой надо отоспаться.

Зелёный, которого едва не вывернуло, когда он раздевал труп старухи, перестал понимать друга.

– Тебе действительно всё равно? – с недоверием спросил он.

Они шли от станции к дому, будто два грибника, которые могли себе позволить прогуляться в рабочий день по лесу. Лабуткин непринуждённо шагал с полным кузовом снятых с убитых вещей на спине, и продолжал убеждать:

– Ты сам говорил, что Тихомиров – мужик кручёный. Зачем нам нужен такой шпиндель, который уверен, что мы шлёпнули кладовщика с его бабкой? А если он испугается и ментам настучит? Или у нас вымогать начнёт? Или будет вымогать, пока мы сможем платить, а потом настучит? Мы теперь у него на кукане. Инженер не нужен.

Зелёный занервничал.

– О как ты всё разжевал. Гулевой какой! А если засыпемся?

– За Костромского нам всё равно расстрел, так что грузись по полной, – улыбнулся Лабуткин, отчего у Зелёного сердце ушло в пятки.

И, заметив, что Зелёный колеблется, добавил:

– Да не дрейфь, выкарабкаемся. Стукача только оставлять нельзя. По моему мнению, пожил он, и хватит. А у нас – всё впереди.