Читать книгу Брод через Великую реку. Книга 2 - Юрий Глебович Панов - Страница 19

«Проскоково, место в 180 км от Томска, декабрь 1888 года.

Мне приснился сон: по приказу Богомола в каком-то местечке по дороге к Новониколаевску Мотька – атаманша сколотила банду, и теперь никому из проезжающих нет житья. Их грабят и убивают! Потом над разбойниками появляется лицо Ли Чена и молча он с укоризной смотрит на меня, показывая на них пальцем… Но в этот раз Ли Чен не молчит, а прямо говорит: «Мих-хо, будь мужчиной! Иди и прекрати эту бойню ни в чём не повинных людей! Только ты можешь укротить Богомола. Иначе прольётся много-много крови и в этом будешь виноват только ты!» А виной всему тот самый Богомол, которого я недавно держал в своих руках…

Больше не могу – совесть мучает: обещал расправиться с этой гадиной, а сам забыл! Пойду… Господи, благослови! Уж очень страшно… Жаль нет рядом Ли Чена!»

Закрываю глаза, приговаривая. – Давай, огонь… Переноси поскорей!

Но огонь даже не отреагировал. Хлопаю себя по лбу. – Идиот! Дрова-то надо подкинуть ему! И никакой мистики…

Новая порция дров вдохнула новую жизнь в костер: он затрещал, заискрился. Довольный полученным эффектом, примостившись поудобней, я и не заметил, как глаза сами закрылись, перенося меня в новое место…

Михаил видит сон: в местечке Проскоково на сибирском тракте по приказу Богомола Матрена-атаманша убивает и грабит всех проезжающих. Реки крови льются и текут к Богомолу, который становится всё сильнее и сильнее, больше и больше… Его большие глаза всё ярче загораются от пролитой крови… Потом возникает лицо Ли Чена и он укоризненно показывает мне на преступления, которые вершит Богомол… Крики людей становятся всё больше и больше… Но в этот раз Ли Чен не молчит, а прямо говорит: «Мих-хо, будь мужчиной! Иди и прекрати эту бойню ни в чём не повинных людей! Только ты можешь укротить Богомола. Иначе прольётся много-много крови, и в этом будешь виноват только ты!»

Михаил с криком просыпается в холодном поту… И так каждую ночь!

За полгода жизни в Новоникалаевске после Маньчжурии и гибели Ли Чена, молодой купец сильно похудел и сдал: словно кто-то взял и выключил что-то очень важное, без которого он дальше жить не может. Возможно, совесть загрызла, и это так сказалось на здоровье. Но, в тот раз, увидев убитым Ли Чена, который всегда быстро побеждал самых сильных бойцов, он испугался. Страх быть убитым в цвете лет парализовал его волю, сделал беспомощным перед грядущими событиями. Если раньше Ли Чен его предупреждал о возможных событиях и это как-то его мобилизовывало, то теперь никто этого не делал, а сам Михаил оказался полностью неспособным собраться перед неопределённостью будущего. Появился какой-то панический страх перед будущим, в котором его ждал Богомол и его слуги.

В том, что Богомол собирался именно его убить, а не Ли Чена, он понял ещё тогда, в Акташе, перед лавкой ювелира. И стал бояться этих встреч…

Одним словом, за полгода без Ли Чена, Михаил превратился в жалкое подобие мужчины.

Больнее всего было то, что это видела Нина, и только какой-то надеждой ещё на лучшее будущее да из-за сына жила с ним. Возможно, даже из жалости к нему, кричащему каждую ночь…

Михаил глянул в зеркало и увидел в нём старого, поседевшего опустившегося человека.

– Да-а, Ли Чен опять прав! Надо действовать! – и сам почувствовал, что сегодня он не такой, какой был все эти дни. – Что же случилось?

И вдруг понял. – Ли Чен снова с ним! И он ему подсказывает, что нужно делать!

Какое-то необыкновенно сильное возбуждение пробежало по его жилам. Похлопал себя по коленям, бёдрам, животу, груди – всё на месте и всё работает! Сегодня он впервые за полгода не испытывал страха перед будущим и не боялся Богомола, не боялся потерять свою жизнь…

К Нине Михаил вышел выбритым чисто, расчёсанным и с блеском в глазах. Жена не узнавала своего вдруг воспрянувшего мужа: как будто жизнь вновь вернулась к нему.

– Миша, да ты прямо… – с явной гордостью произнесла она и тут же осеклась, чтобы не сглазить положительные перемены, произошедшие в муже. – Кушать будешь?

Михаил кивнул головой: если все эти полгода аппетита у него не было, то сегодня он поел с удовольствием. Поблагодарив жену за завтрак, он подошёл к ней и взял за обе руки.

– Нина, я уезжаю и, возможно, не вернусь никогда. Так надо… Мне нужно передать тебе все дела.

– Да я уже сама давно вникла в них, пока ты… – она не стала укорять его, видя, что муж решился на что-то очень опасное, и взглянула в его чистые глаза. – Опять, Богомол?

– Надо положить этому конец! – снова произнёс он, как автомат. – Ну и хорошо… Значит, сегодня…

Он попрощался с сыном и женой.

– Иди и победи его! – глотая слёзы, произнесла она. – За нас не бойся. Мы выживем! Иди с богом и помни: я люблю тебя!

Поцеловав её, как в первый раз, он направился к саням…

В Проскоковской вольнице все пили: сегодня был удачный налёт…

Мотька-атаманша, по приказу Богомола сразу после неудачного нападения на Михаила, нашла Проскоковскую вольницу и убила их атамана Прокопа Фирсова по прозвищу «Косой Куржак» из-за выбитого в драке левого глаза и седых волос. Теперь сама железной рукой и самогоном правила вольницей. Однажды несколько человек из числа самых близких друзей атамана задумали её свергнуть, но Богомол был начеку: их думы для него были словно открытая книга. Так Мотька-атаманша узнала их замыслы и методично уничтожила всех недовольных. А остальным, чтобы они были довольными, выкатывала по бочке самогона после каждого удачного дела. Скоро в вольнице заговорили, будто сам дьявол помогает ей. Другие, судачили, мол, это то, что находится в ларце, который она бережёт пуще жизни! Так или иначе, но после расправы над всеми недовольными, никто не собирался её свергать с места атамана. Да и зачем? Дела их пошли значительно лучше, чем шли при Косом Куржаке. Мотька-атаманша каким-то образом заранее знала маршруты всех самых прибыльных транспортов и нападала на них там, где никто не ожидал.

Конечно, были в их среде и недовольные, обзывавшие атаманшу «припадочной стервой» или ещё хуже. Но эти держались особняком, жили в деревне, а не в вольнице.

Мотька-атаманша, вопреки наказу Богомола сегодня не пить, опять напилась. Она это делала потому, что знала: в этом состоянии он не может ею управлять…

Михаил сам правил лошадьми, потому что никто не отважился ехать в Проскоковскую вольницу, как их ни уговаривали, какие бы деньги не сулили. Так и подъехал он к деревушке Проскоково. Погода была ясная, снег так и похрустывал, и поскрипывал под полозьями саней, которые сами бежали по знаменитому Сибирскому тракту. Лишь только появились первые Проскоковские сосны, купец положил заряженное ружьё и пистолеты прямо на сено, а, чтобы не напороться на охрану вольницы, свернул на первую попавшую дорожку, уходящую с тракта. Всё было просто: он решил зайти с тыла вольницы, чтобы не быть сразу же обнаруженным.

Очень скоро он наткнулся на деревушку, которая располагалась в конце Проскоковской вольницы. Так, объехав деревню с другой стороны, Михаил направился к крайней избушке, наполовину занесённой снегом. Только откопав окошко, занесенное снегом, смог заглянуть и увидеть какого-то человека. Откопав и дверь, он постучался в запертую дверь.

– Уйди, нечистай, а то башку снесу! – в голосе женщины из-за двери послышалась явная угроза. – Носить вас тута куль³⁴, лайдаки³⁵! Чё надо? Я итак усё вам отдала…

– Я не лайдак… Я мимо проездом… – попытался через дверь договориться с ней Михаил. – Заблудился… Пособи!

– А ну, покажися в окошко! – услышал он и подошёл к окну, в котором через минуту появилось женское лицо. Голова кивнула, и купец вернулся к двери.

– А чё я тобе пособлять должна? – женщина встала на пороге, уперев руки в бока. – Ты, небось, к Мотьке прёсси?! Куль её забери! Припадочная стерва…

В какой-то момент Михаил вдруг уловил нотки обиды в её голосе и тут же подумал, что она могла бы быть ему полезной.

– Я пришёл убить эту тварь! – само выскочило из него, даже вызвав некоторый испуг от такой откровенности. – Она сгубила моего отца…

Неожиданно, лицо женщины просияло.

– Ну, тоды ходи сюды… – произнесла она довольно и отступила, приглашая его войти.

Руки её сами подняли спутанные и грязные волосы, обнажая молодое лицо, глаза загорелись каким-то внутренним огнём, а на лице появилась улыбка.

– Она и мово мужа убила… А топерича, видать, кумышку пьёть! – злорадно засмеялась хозяйка, видно представив ожидающие её события.

– А не убить тобе её! – скептически усмехнулась хозяйка. – Куль в ларце её охранят… Сколь разов пыталися её хлопнуть… Мужики были не чета тобе! Ты прышш супротив имя…

– А какой этот куль? – купец хотел узнать, есть ли с ней Богомол? Может, где-то спрятала его? Может, и не стоит убивать её?

– У её ларец такой… С собой всегда носить… – она ещё раз посмотрела на щуплого Михаила. – Ты, мил человек, обожди. Я с тобой пойду!

И она засобиралась, на ходу произнося. – Зови мене Агрофеной. Я подсоблю тобе… Обожди!

Вдруг заплакала девочка в углу.

– Заткнися, Манефька! – крикнула хозяйка, натягивая на ноги валенки и какую-то драную шубейку на грязный сарафан.

Выскочила она из-за печки с ружьём в руках и шали. – Да штоб сдох, ты, дьякон! Дочку мою Манефой назвал! И енто так назвать Кудеярову дочку?! Ладно, пошли…

– Ну, видать пришло времечко за Косого Куржака поквитатьси! – тихо в сенях произнесла она, а, выйдя на улицу, незаметно сунула из саней пистолет себе за пояс.

Они шли огородами, чтобы не попасться разбойникам на глаза, до атамановой избы.

– Не ходи… Дале, я – сам! – пальцем пригрозив отчаянной женщине, чтобы не испортила всё, произнёс Михаил, и пошёл к двери.

Двери были открыты, охрана и разбойники пьяные валялись кто где: некоторые из них так и лежали лицом на столе, некоторые – уже под столом.

Мотька сидела за столом, обхватив растрёпанную голову руками, выла и выкрикивала всё, что наболело за всё это время.

– Ой, Флехонтушко, ластёна моя… Дура я, подлая, дура! И за чем усё енто изделала? Как мене без тобе плохо, ты ба знал… С Ерошкой связалася, воли захотелося… А зачем? Ить один хрен, изменил мене… Убила ево, а легше не стало! Бохомолкиной слухой стала… Сколь душ схубила, не помню… Твово сына, Флехонтушко, Мишку, чуть не убила! А куль Бохомолка покою не даёть: ишшо и ишшо кровушки требуеть! Усё мало яму, окаянному! Селивонушку мово даже проведать не даёть, куль проклятушший! Едина надёжа, Флехонтушко: можа Мишка твой хребет кулю Бохомолке сломат! Ить тока ево ён и боитси! Свет мой единственный, Флехотушко, забери меня к собе, любимай… Господи, помохи мне, нету боле сил быть под кулем Бохомолкой!

Неожиданно она подняла глаза и увидела Михаила. Лицо её даже заветилось.

– Хосподи, ты услышал мене? – она наклонила голову на одну сторону, потом – на другую, как бы вглядываясь и стараясь понять, живой человек или дух перед ней. – Енто ты, Мишка? Живой! Прости мене за отца свово! Тока ево одново я любила по-настояшшему… Ты пришёл! Кончи мене, а потом сверни шею Бохомолке…

– На, смотри! – и она показала своё левое плечо, на котором, как татуировка, расположились родинки в виде Богомола. – Слуха я евоная… И в тобе стреляла по евоному приказу…

Выстрел, прозвучавший прямо из-под руки Михаила, заставил его вздрогнуть. – Енто тобе за атамана Прокопа Фирсова, хадина!

Повернувшись, он увидел дымящийся пистолет в руках Аграфены: её трясло. Как безумная она твердила одно и тоже, злобно улыбаясь тому, что из головы Мотьки-атаманши на стол текла красная кровь.

Михаил прошёл вперёд и увидел за спиной Мотьки ларец с Богомолом. Сунув ларец под тулуп, он повернулся и пошёл прочь из вольницы…

Так бы и положил ларец на сено, когда дошёл до своей лошади, но услышал сзади голос Аграфены. – Стой! Этот ларец теперь мой!

– Нет, Аграфена, это не твоё! Не связывайся с ним… – произнёс Михаил, отвязывая вожжи и садясь в сани.

Выстрел в правое плечо прервал его речь. Лошадь от близкого выстрела рванула с места так, что сдёрнув, санями подсекла ноги. Так Михаил с ларцем и оказался в санях на спине, не видя, куда быстро неслась по снегу его лошадь. Второго и третьего выстрела он уже не слышал…

Аграфена, бросив ненужные пистолеты в снег, кинулась к избе атамана в поисках золота, когда-то обещанного им своей любимой. Там она метр за метром обыскивала и крушила всё, что могло содержать клад. В конце концов она нашла этот клад в столешнице: из клада посыпались камушки и долгожданные монеты… Как чумная, бормоча и выкрикивая что-то, падая и вставая, она дошла до своей избы. Там в подполе вырыла глубокую яму и, сбросив все сокровище атамана Косого Куржака в чугунок, завернула его в тряпку и зарыла. Утром, проснувшись с больной головой, даже и не вспомнила, чем занималась вчера и тем более, куда зарыла своё богатство. В деревне же скоро пошли слухи, мол, Аграфена тронулась умом…

– Значит, левое плечо… – вздыхаю облегченно, понимая, что есть способ распознать врагов, которые могут и его погубить. – Чем же это всё кончилось? И кончилось ли?