Читать книгу Укатанагон и Клязьма - Юрий Лавут-Хуторянский - Страница 5

Необходимость презирает гармонию, нарушает гармонию и ломает гармонию, а потом сама становится гармонией.

***

Выживают только те, у которых нервный импульс резкий и бежит быстро: острая боль заставляет действовать. Но из-за этого реакцию может вызвать и случайный сигнал. То есть страх, возбуждение, боль и удовольствие могут быть не связаны с реальностью: импульс принимается внутри себя, частью себя, обрабатывается тоже частью себя, и интерпретация целиком привязана к собственному устройству. Перспектива иллюзий.

* * *

Всё хорошо, всем хорошо, всем слишком хорошо! Несмотря на общее несовершенство! Новое не может пробить себе дорогу! Перехожу на твою позицию, Ма: даём пинка большим астероидом – и всю эту гниль подчистую.

Согласилась!! Отводим на это триста миллионов оборотов.

Сейчас, когда все континенты опять съехались в один, начнём с резкого движения плит. Из ядра пойдёт больше тепла и углерода – озон уменьшится, излучение ускорит мутации. Новое расселяется и континенты разъезжаются уже с новым населением. В разных условиях получатся разные виды.

* * *

Рептилии! Громилы пошли! Ох, я не уверена.

Млекопитающие! Я ей показываю: «Хорошенькие какие». А она вдруг: «Воли этим хорошеньким не давай. И себе тоже. Не привязывайся. Помни, ты повитуха, ничего больше. Континенты заранее уводи, если метеоритом решишь поработать, побереги хорошеньких, пора сохранять лучшее. Кислород возвращай к норме. Арифья, не нагревайся».

* * *

Ма расстроена. В буквальном смысле: стала вещать из трёх локализаций. Ей очень нравились троглодитозавры. А тут облом. «Ма, ты ведь говорила, что тебе каждый чих опекать некогда, вот я чихнула – а ты не доверяешь» – говорю. Она сначала тоже шутливо: да как же это я тебе не доверяю-то, всё тебе передала, только по пути и заскакиваю. «Ну, хорошо, тут всё идет по плану». Она тихо-тихо так: «Согласись, что у нас здесь не детский парк развлечений Арифьи-о-Гериты, а?..» И ждет, паузу держит. Время идёт, вот уже опять гигантизм пошёл, и уже сами вымерли очередные великаны, без присмотра-то! Вот, думаю: смотри Ма, смотри, и без моего вмешательства вымерли, а млекопитающие опять в воду стали возвращаться! Она про свое: «Имени тебя, если захочешь, мы где-нибудь в другом месте парк назовём, хорошо? Учтя твои огромные заслуги…» И всё, пошел напряг, если не скажу «да», то будет паузу держать до посинения. Причем моего. Отвечаю: «Ес-с-стес-ственна-а-а». Она: «Раз естественна, тогда, наверное, правила, какие были здесь мною задуманы, не самые удачные, может, не самые умные, но мои, они всё же остаются, а? Да-а-а? Или нет?» Отвечаю сразу: «Да!». «Тогда, – тянет, но уже громковато, – зачем же ты, слова не сказав, самых крупненьких-то извела? Практически готовых! А? Не такие они вышли нежные, как тебе хотелось бы? А разве ты имела право, не посоветовавшись со мной? А? Да ещё зная, что я вижу в них перспективу?»

Ну, прямо ужас-ужас, грохочет со всех сторон, не по себе становится.

Я, конечно, немного взволновалась, говорю: «А нечему там было нравиться, Ма, мешок кожистый да километр желудка, я-то тут всё время сижу, вижу, что на самом деле здесь выросло, какие это злые бяки» (облегчаю, конечно, натуральное свое выражение). Говорю ей: «Издалека, конечно, оно, может быть, и ничего, но посмотрела бы ты на их быт повнимательнее…» Зацепилась тут же. «Так, значит, я просто поленилась, не внимательно смотрела, не разобралась издалека! Нет, – вещает, – ошибаешься, я смотрела очень внимательно, поверь, очень-очень внимательно. Крупные! Просто красавцы: декоративные, мощные. Гребни по хребту! Перья! Рык! Залюбуешься! Чистый, как он есть, Зверь! То, что надо! Натуральный, как метеорит хондритовый. Всю флору переработал! Семена разнёс повсюду. Да, с дерьмом! Извините, больше не с чем, птички у тебя, извини, как-то задерживаются. Ты, надеюсь, в отвращении своём эстетическом всё же обратила внимание на такую маленькую деталь, как принципиально разные функции у конечностей?! А? Может, ещё заметила, что они теплокровные? А? Заботятся о потомстве? Социализация! Не оценила? Я тебе говорила про нетерпение! И про Зло!.. Оп-па! Зло! – и я это проглотила, ладно, дело важнее, говорю: – Ма, они на вершине! Какие мозги! Нет стимулов для мозгов! Они загадили всю планету, всю сушу, аж в океан поползло. Мы тут что, планету окаменелого дерьма, что ли, готовим? А где же парк имени твоего сына? А сожрали парк! Только от метана избавились, так тут эти со своим бешеным метаболизмом. И метеоризмом. Отнюдь не хондритовым (улыбнулась). Грохот аж стоит! А у нас уже и с наклоном оси, и со скоростью вращения всё налажено, дополнительных импульсов нам не требуется. Грубые, смердят, уничтожают всё, леса переломаны, прочие животные прячутся по норам. Приходилось планету, всю целиком, подстёгивать, только чтобы обеспечить жратвой этих тварей. Они тупиковые! Ту-пи-ко-вы-е! С такой челюстью можно только реветь, хрипеть и зубами стучать». Она: «Не надо, Арифья, ни про наклон, ни про стабильность. Ты сразу жахнула таким метеоритом, что придётся теперь траекторию поправлять. И отогревать. Где твои леса и те, кто в норах спрятался?»

– Да, это признаю, – говорю я, – вскипела немного, крупноват оказался, но заранее всё продумала. Всё станет лучше прежнего, Ма, основа-то целёхонька, маленькие-то восстанавливаются быстро, а флоре так вообще прямая польза.

– Ладно, – говорит, – ты у нас всегда была к запахам чувствительная. Давай, выводи на арену следующих. Посмотрим, кто у тебя получатся без челюсти и клоаки. Хочешь в ручном режиме возиться? Снаружи буду теперь страховать через Зевенариуса. Отвечаешь за результат. Хотела я уже останавливать эту карусель, ну да ладно… Подожду…

И ни «до свиданья» изобразить, ничего – ф-р-р-рр и нету.

* * *

Метеорит специально выбрала такой, надо будет потом признаться. Было ощущение, что она может всё остановить: зверюги ей нравились, растительность для них с трудом, но можно было поддерживать. Скажет: «Парк готов!» – и всё. А я то знаю: потенциал огромный, впереди такие интересные виды.

Погорячилась, много всего повымерло.

* * *

Спросила: «Зачем здесь столько уровней и такое мелкое сито?» – «Чтоб не было устойчивости, чтобы на разных уровнях материя собиралась сама, не могла не соединяться. Вся этажерка дрожит, всё само собой собирается и разбирается, что может провалиться – проваливается, собирается – и вновь лезет наружу.

* * *

Не сказала ей, что трёх красавцев заморозила целиком в ледяных кубиках на сувениры. У одного просто разинутая пасть, у другого в пасти – оцелодонтик, а у третьего – букет: деревья цветущие. Всех троих на цепочки повесила. Лежат в тихом месте, подарю при случае. С Зевенариусом, надеюсь, вопросов не будет, всё же мой ухажер с детства. Поняла вдруг, что переживаю.

* * *

И всё же плацентарные. Ставка на разумное поведение. Есть противоречие между желаемой разумностью и этой нервной плацентой, буду регулировать, держать баланс.

Оттуда, где Ма устраивала реакторы, выходят самые перспективные!

* * *

Нашла самое большое отношение массы мозга к массе тела. Милые, пушистые и, несмотря на это прекрасное соотношение, совершенно глупые существа. Пока! Перспектива! Хотела любимых кошачьих, но очень уж хищные, яростные, какой там разум. Решала холодным носом: не эстетика, а разум.

Нашла место: полость в тазу у мужских особей. Защищена со всех сторон! Окружающие ткани не ограничивают, как это происходит с твёрдым черепом. И получилась замечательная связь: и питание, и спаривание, и простое почёсывание зада – всё стимулирует брюшной мозг. А питательные вещества рядом! Должны перестать без спроса наскакивать на самку, та может теперь заехать ногой прямо по мозгам – это сделает эрекцию более ответственной. Договаривайся, или тебе вправят мозги. Самкам хватит пока того, что в черепной коробке.

* * *

Мама моя Герита! Кажется, даже слышала, как Ма прыснула, проскакивая мимо. Мозг так распирал им брюхо, что бедняги уже не могли пристроиться и заняться своим любимым делом. Глазки умные-умные: смотрят и плачут. Вымерли.

* * *