Читать книгу Стреноженная Россия: политико-экономический портрет ельцинизма - Юрий Михайлович Воронин - Страница 3

Желание вернуться к августовским событиям возникло у меня в связи с новыми, порой весьма противоречивыми, а иногда и лживыми публикациями в прессе о событиях тех лет, принадлежащими общественным и политическим деятелям, многих из которых я знаю лично.

Станислав Шушкевич, экс-председатель Верховного Совета Белоруссии: «Никчемные люди затеяли никчемное дело. И не смогли с ним справиться… Безусловно, август-91 решительно ускорил распад Советского Союза… Во всяком случае, говорить о Союзном договоре после этого мог только Горбачев, выглядевший очень наивно со всеми своими усилиями»[15].

Руслан Хасбулатов, экс-председатель Верховного Совета РФ: «Во многих действиях ГКЧП был здравый смысл…»[16] Если бы не август 91-го, СССР не распался бы, и страна «находилась бы на уровне выше». Крутая ломка старой системы привела к власти «несуразных людей» и отбросила Россию с точки зрения экономики, технологического и демократического развития на сто лет назад[17].

Владимир Жириновский, лидер ЛДПР: «Я приветствовал ГКЧП… Все можно было сделать, но единственная их беда в том, что они не арестовали Ельцина и не расстреляли Горбачева… С их стороны (гэкачепистов. – Примеч. авт.) были правильные шаги, только непоследовательные и нетвердые»[18]. Еще более жестко он дал оценку ГКЧП через двадцать лет: «ГКЧП никак бы не провалился, если бы не предатели-генералы. Крючков, Ачалов, Язов, Лебедь, Грачев – вот они, пять генералов-предателей, струсили и сдали страну…Если бы в понедельник 19 августа действительно в Москве ввели бы комендантский час… никто бы никуда не сунулся, арестовали бы Ельцина… арестовали бы Горбачева… он был бы должен или поддержать ГКЧП… И был бы спасен весь Советский Союз»[19].

Дмитрий Язов, экс-министр обороны СССР, маршал Советского Союза, член ГКЧП: «…какой заговор, если накануне открыто группа политиков и военных поехала к Президенту СССР сказать ему, что завтра государства не будет, если будет подписан Договор о создании Союза суверенных государств. Это означало кончину СССР»[20].

Геннадий Янаев, экс-вице-президент СССР: «Глупо называть создание ГКЧП попыткой государственного переворота. Это была попытка спасти государство, а не развалить его»[21].

Владимир Войнович, писатель: «На самом деле путчисты совершили отчаянную, но, по счастью, глупую и трусливую попытку восстановить на территории СССР порядок, как раз соответствующий букве и духу Конституции государства, на верность которому они присягали. Переворот был совершен не ими, а Горбачевым и его сподвижниками. Это я говорю не в отрицательном смысле, а, наоборот, в положительном. Советский режим сам по себе был незаконен…»[22]

Геннадий Зюганов, председатель КПРФ и НПСР: «По-моему, сегодня всем очевидно: это была крупнейшая провокация, за которой стоят Горбачев и Александр Яковлев – люди, предавшие партию и государство. Более 60 процентов населения считают большой потерей развал СССР. Вслед за так называемой победой над гэкачепистами свободы не наступило. Напротив, ситуация усугубилась, и прежде всего в экономике»[23]. По прошествии более чем двадцати лет Г. Зюганов выступает еще более решительно: «ГКЧП был шагом в верном направлении. Но не хватило ни воли, ни ума для того, чтобы реализовать его полностью. Надо было под домашний арест посадить Ельцина со всей этой камарильей, которые потом, собственно говоря, разыгрывали всю эту петрушку. Надо было действовать решительно»[24].

Сергей Шахрай: «Победа ГКЧП обернулась бы бунтом национальных окраин. То есть СССР ждал бы "югославский вариант". С другой стороны, не случись ГКЧП, – мы вышли бы на вариант конфедерации бывших союзных республик, сохранили бы какое-то общее пространство»[25].

Но больше всего подвигли меня на написание этой главы интервью, раздаваемые средствам массовой информации экс-президентом СССР М. Горбачевым в канун десятилетия августовских событий 1991 г. и в последующие годы. В свойственной ему велеречивой манере Михаил Сергеевич, вспоминая «август-91», пытается предстать трагической фигурой российской политической сцены. Подробно рассказывал, как ему была уготована неприглядная роль «форосского пленника», как он якобы ничего не знал о ГКЧП, как обнаружил отключенными все телефоны на даче, в том числе и «стратегический» красный, как ждал, что вот-вот «ворвутся бойцы гэкачепистского спецназа и будут что-то делать со мной, чтобы сделать инвалидом».

М. Горбачев до сих пор считает, что одной из главных причин провала «перестройки» является та, что «Горбачев и его команда задали слишком быстрый темп преобразований, который не смогла переварить даже наиболее продвинутая и подготовленная часть общества. А уж остальной народ – они ошарашены были… Но и нельзя было медленнее. Медленнее нельзя было»[26].

Оказывается, все очень просто: М.С. Горбачев «решился на трансформацию закоснелого советского общества», но «все пошло наперекосяк», от «слишком быстрого темпа преобразований» народ просто ошарашился. И так далее в том же духе. «Первый последний президент СССР» продолжает дурачить народ, как и десять, двадцать лет тому назад.

Резко усилился интерес к событиям августовских дней 1991 года в их двадцатилетнюю годовщину. Вновь сделал попытку «выпрямиться» М. Горбачев[27]. По его словам, им было сделано все, чтобы выйти на подписание нового союзного договора, сохранявшего государство. «Но партийная номенклатура, – переводит стрелки от себя на других, – которая прежде всего концентрировалась вокруг руководства российских коммунистов, в том числе Зюганова, сорвала это». В качестве довода экс-президент СССР приводит, что якобы после подписания Беловежского соглашения о ликвидации СССР по просьбе Руслана Хасбулатова Зюганов ходил и договаривался с депутатами-коммунистами, чтобы они проголосовали за этот документ[28].

Если эту дикую ложь прочтут те, кому сегодня 20–30 лет, в том числе и мои внуки, они могут этому и поверить. Но я, как участник тех событий, могу заверить, что это чистой воды геббельсовская пропаганда – чем ложь коварнее – тем больше ей поверят. Пусть М. Горбачев поднимет список поименного голосования за Беловежское соглашение и найдет, что члены фракции «Коммунисты России» голосовали за него. Уверяю читателя, что не агитировал Зюганов депутатов-коммунистов голосовать за ратификацию Беловежского сговора, да еще по «просьбе Руслана Хасбулатова».

Всё это и заставило меня поднять свои архивные материалы, вернуться к событиям «августа-91», попытаться дать им свою оценку как очевидцу, а по некоторым моментам и как их участнику.

Прежде всего сделаю несколько обобщений.

Главную суть августовских событий 1991 г. нельзя свести к одному истолкованию. Было ли это выступление патриотов-государственников, спасающих Советский Союз, закрепленный в Конституции СССР общественный и политический строй? Ответ может быть один – да, было!

Другая точка зрения: «август-91» – форма проявления борьбы Союзного Центра в лице президента СССР Горбачева и субъектов Союза в лице президента РСФСР Б. Ельцина при молчаливом согласии до поры до времени руководителей других союзных республик. И это тоже правда.

Были ли события «августа-91» заговором, преследующим реставрационные цели, стремлением покончить с СССР и советской властью, на что прозрачно намекает писатель В. Войнович. В определенной степени, конечно, были, что, в конечном счете, и случилось после сентябрьско-октябрьских событий 1993 г

Существует точка зрения, что в основе ГКЧП – попытка «антиперестроечников» сорвать обновление Советского Союза и отстранить от власти М. Горбачева. Если бы ГКЧП не случилось, считает С. Шахрай, – «мы вышли бы на вариант конфедерации бывших союзных республик, сохранили бы какое-то общее пространство».

И все-таки события августа 1991 г. имеют более глубокие корни, более сложную политико-экономическую и идеологическую подоплеку.

В этой связи и в дни ГКЧП, и в период государственного переворота сентября – октября 1993 г. я часто вспоминал семинары, которые проводил с аспирантами профессор С.Л. Выгодский, когда мне пришлось учиться в 1972–1975 гг. в аспирантуре на кафедре политической экономии Академии общественных наук при ЦК КПСС.

На одном из семинаров при политико-экономическом анализе диалектики общественного социально-экономического развития профессор С.Л. Выгодский высказал мысль, которую я глубоко запомнил. Я часто возвращался к ней в последующей своей работе, особенно в критические для страны периоды.

По мнению С.Л. Выгодского, принципиальная теоретическая ошибка Сталина заключалась в том, что Конституция СССР[29], принятая VIII Чрезвычайным съездом Советов 5 декабря 1936 г., провозгласила, что социализм в СССР победил и в основном построен. Форсированное, облегченное «прохождение» ступеней, фаз построения социализма стало характерной чертой многих политических лидеров СССР, кочевало из одного учебника в другой, фиксировалось в сознании миллионов людей.

Вспомните тезис Н. Хрущева о том, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме, который собирались построить к 1980 г. Или обеспечение населения страны к 2000 г. отдельной изолированной квартирой. Да мало ли было нелепостей, необоснованных решений, субъективистских и волюнтаристских ошибок, характеризующих ускоренное забегание вперед построения «развитого социализма». Каждый из политических лидеров пытался односторонне констатировать свои успехи с желанием войти в историю как созидатель.

Между тем перепрыгивание фаз, ступеней в построении нового общества не соответствовало теории Маркса, изложенной им еще в 1875 г. в «Критике Готской программы»[30]. В ней Маркс особо отмечал, что социализм как первая фаза коммунистической общественно-экономической формации не может рассматриваться как какой-то кратковременный этап, лишенный собственного социально-экономического содержания. Он функционирует, развивается на протяжении длительной исторической эпохи.

По мнению профессора С.Л. Выгодского, нельзя было сбрасывать со счетов и то, что строительство социалистического общества шло на ¹/6 части земного шара; ⁵/6 продолжали жить в условиях капитализма, раздираемого глубинными противоречиями. И эти ⁵/6, хотим мы этого или нет, всегда будут воздействовать на ¹/6 часть, причем не всегда позитивно, а скорее всего с позиций подавления этой части и втягивания ее в свою орбиту всеми способами. Чем закончится эта борьба к 1990 году, резюмировал профессор С.Л. Выгодский, весьма трудно предсказать. Напомню, что это было сказано в 1972 году!

Жизнь показала несостоятельность попыток «перепрыгнуть» через объективно обусловленные ступени эволюции построения социалистического общества, ускоренного обобществления средств производства, ликвидации частной собственности, забегания вперед в реализации завышенных принципов будущего общества без учета уровня его материальной и духовной зрелости, деформирующих социалистический строй, и, в то же время, откладывания назревших проблем на неопределенное будущее. Эти мысли не покидают меня до сих пор. Особенно рельефно они проявились в дни ГКЧП (август 1991 г.).

Главная задача мирового капитализма, начиная с 1917 г. – Великой Октябрьской социалистической революции, – заключалась в ликвидации социалистического строя советской России, а затем Союза Советских Социалистических Республик. Действия по уничтожению Советского Союза не прекращались ни на один день.

История советского социалистического государственного образования однозначно и ясно подтвердила мировому прогрессивному человечеству, что люди созидательного труда, до того эксплуатируемые и угнетенные, способны создать суверенное, самостоятельное государство трудового народа. Огромный созидательный потенциал страны Советов был убедительно доказан в ходе борьбы за становление и развитие Советского государства, укрепления его экономического могущества, сокрушительным разгромом немецкого фашизма – ударной и зловещей силы мирового капитала.

Существование народного социалистического государства постоянно раздражало капиталистическую закулису, мировой капитал, возбуждало их злобную классовую ненависть. На ликвидацию СССР направлялись огромные финансовые ресурсы, политический и идеологический аппарат вплоть до военной силы. Антанта 1920-х гг., Вторая мировая война 1939–1945 гг., «холодная» война, начиная с конца 1940-х гг., безудержная гонка вооружения, непрерывные подрывныедиверсионные акции, антисоветские клеветнические кампании и пропагандистские мероприятия – все это звенья одной цепи, нацеленные на дискредитацию и ликвидацию Советского государства, успехи которого объективно будоражили умы людей всего мира. На протяжении длительного исторического периода формировались могущественные силы, которые проводили в жизнь и по сей день продолжают проводить политическую доктрину безусловного господства одной сверхдержавы, прежде всего Соединенных Штатов Америки.

Вспоминается в этой связи заявление президента США Д. Тафта, сделанное им в 1910 г. о том, что именно «доллары будут сражаться вместо солдат, доллары будут разить гораздо эффективнее, чем снаряды». Доктрина «нового мирового порядка», разработанная и реализуемая США, опирается на план Тафта, отдает приоритет глобальному экономическому наступлению, формированию такой мировой экономической системы, которая позволяла бы США распоряжаться всеми мировыми ресурсами.

Пятнадцатого августа 1989 г. американская газета «Крисчен сайенс монитор» писала: «Великое долларовое наступление на Советский Союз успешно развивается. 30 тысяч ядерных боеголовок и оснащенная по последнему слову техники самая большая армия в мире оказалась не в состоянии прикрыть территорию своей страны от всепроникающего доллара, который уже наполовину уничтожил русскую промышленность, добил коммунистическую идеологию и разъел советское общество. СССР уже не в состоянии сопротивляться, и его крушение специалисты предсказывают в течение ближайших двух-трех лет».

Откровенно о необходимости ликвидации СССР высказалась в ноябре 1991 г. на заседании американского нефтяного института «стальная леди» Великобритании Маргарет Тэтчер. «Советский Союз, – призналась она, – это страна, представлявшая серьезную угрозу для Запада… Благодаря плановой экономике и своеобразному сочетанию моральных и материальных стимулов Советскому Союзу удалось достигнуть высоких экономических показателей. Процент прироста валового национального продукта у него был примерно в 2 раза выше, чем в наших странах. Если при этом учесть огромные природные ресурсы СССР, то при рациональном ведении хозяйства у Советского Союза были вполне реальные возможности вытеснить нас с мировых рынков»[31].

Не сумев решить глобальную задачу ликвидации СССР силовыми ударами, а затем экономическими методами, путем втягивания в «холодную войну», гонку вооружения, подтачивая экономический потенциал Советского Союза и мировой социалистической системы в целом, мировая закулиса с некоторого момента своим главным ударом определила идеологические формы. Во время Второй мировой войны, которую в СССР называли войной Отечественной, сломить советских людей было невозможно. То, что Гитлер не смог сделать во время войны, было сделано в мирное время. В последующие годы капитализм начал явно переигрывать Советский Союз за счет главного советского оружия – умелой пропаганды капиталистических ценностей, своего образа жизни. За счет практически не ограниченного потока из-за рубежа денежных вливаний внутри СССР, в страны соцлагеря, заблаговременно создавалась разветвленная агентурная сеть, формировалась «пятая колонна», подкупались и вербовались перевертыши из верхушки правящей партии и государственного аппарата, представителей интеллигенции, обуреваемых страстью к личному обогащению, зараженных бациллами карьеризма и зависти. Страны социализма были взорваны изнутри.

В США «идеологическая война» против СССР была возведена в ранг государственной политики. С 1948 г. планированием зарубежной пропаганды на СССР стал заниматься специальный орган – «Аппарат по связям с общественностью за рубежом».

Из приведенного не следует делать односторонний вывод, что только Запад виноват в развале СССР. Накануне ГКЧП советское государство было доведено политическим «руководством» практически до полной несостоятельности в экономической, в том числе финансовой, сферах, до сужения социальных расходов государственного бюджета, что на протяжении всего существования советской системы было важнейшим преимуществом социализма, привлекающим к себе умы и действия мировой прогрессивной общественности и трудящихся. К концу 80-х годов коммунистическая идея была дискредитирована в глазах населения страны. Но положение все-таки не было катастрофическим, чтобы привести к разрушению державы.

«Август 91-го» как бы сфокусировал в себе все те ошибки, просчеты, очевидные недоразумения, накопившиеся в стране с середины 1970-х гг. и которые с лихвой проявились в пятилетие горбачевской перестройки, подведя мрачный итог горбачевского реформаторства.

К середине 1991 г. стало очевидно – попытки сформировать новый, так называемый «демократический» порядок и передать все властные рычаги от монопольно господствовавшей КПСС к избранным народом Советам всех уровней оказались бесплодными. С отменой статьи 6 Конституции 1977 г. прежний, назовем его условно «номенклатурно-партийный», порядок канул в Лету безвозвратно. Это было ясно всем. То, что потом было названо путчем, на мой взгляд, как раз и явилось своеобразной реакцией на провал перестройки, на аморфность, безволие и бесконечные шараханья в разные стороны горбачевской власти или того, что от этой власти еще оставалось.

Не случайно «молчаливое большинство», как в столице, так и особенно в провинции, поддержало основной порыв «гэкачепистов» – навести элементарный порядок в стране, прекратить тотальное разворовывание материальных ценностей, созданных многими поколениями советских людей, возвратить СССР международный престиж и авторитет.

Несомненно, это был порыв, за которым не стояло сколько-нибудь цельной программы, подкрепленной системой четких организационных мер и конкретных исполнителей. Но этот порыв не вписывался в планы перестройщиков второй волны, шедших след вслед за М. Горбачевым и гораздо откровеннее, чем он, ставивших задачу демонтажа советского общественно-политического строя. И надо сказать, эти силы, сделавшие своим лидером и знаменем Б. Ельцина, «на все сто» воспользовались предоставившимися им историческими возможностями.

Технология их действий достаточно подробно описана в публицистике и научной литературе. Это технология чемодана с двойным дном: наружу выставлялись псевдодемократические, и даже псевдореволюционные лозунги борьбы против реакции, на дне же прятались алчные стремления вытеснить недееспособную консервативную «номенклатуру» и занять ее место. Вокруг Б. Ельцина объединились не только демократы, лично ему преданные, но и номенклатурные реформаторы от КПСС, готовые на все условия ради постов и кабинетов. Их основной прием – после очень вялых, несогласованных, непродуманных действий по «мелочам» текущей политики – стремительность и продуманная последовательность действий «по большому счету», чтобы не дать созреть противодействию их разрушительной политике.

К сожалению, более или менее организованное и своевременное сопротивление деструктивным процессам оказать было некому. Деморализованная политической импотенцией М. Горбачева КПСС, а вместе с ней и государственные советские службы оказались парализованными, а попросту выключенными из системы. Должен сказать, что некоторые элементы августовской технологии отстранения от власти КПСС были затем небезуспешно применены во время событий сентября – октября 1993 г. при отстранении от власти Верховного Совета Российской Федерации и ликвидации системы Советов народных депутатов, а также «накатов» на Генеральную прокуратуру и Государственную Думу в 1998–1999 г., переформатирование высшего законодательного, представительного органа страны – Федерального Собрания в послушную марионетку, «кукольный театр имени Карабаса Барабаса», о чем подробнее пойдет речь несколько ниже.

Если быть до конца искренним и не прятать голову в песок, подобно страусу, своя доля вины (пусть и явно не соразмерная с виной горбачевско-яковлевских «прорабов перестройки») лежит и на всех советских коммунистах. Говорю это не в назидание потомкам и не в укор современникам. Просто безответственность в «августе 91-го» обернулась предательством в Беловежье, бездеятельностью в «октябре 93-го», разжиганием войны в Чечне и на границах бывшего СССР, инертностью и безразличием в июне 96-го – при повторном избрании Президентом Российской Федерации разрушителя страны Б. Ельцина. Сказалась она и в последующие годы XXI века. Я все время задаю вопрос: неужели это одна из особенностей русского национального характера?..

Восстановим в памяти некоторые хорошо известные сюжеты, чтобы лучше понять те причинно-следственные связи, которые и по сей день проявляются, правда в иных по форме событиях, но мало изменившихся по содержанию.

Отличительной чертой общественной жизни конца 1980-х – начала 1990-х гг. стало падение политического влияния КПСС и связанных с ней политических организаций, таких, как ВЛКСМ и профсоюзы. Одной из основных субъективных причин данного процесса, по-моему, послужило усиление противоречий между М. Горбачевым и его ближайшим окружением, с одной стороны, и остальным руководством партии – с другой.

М. Горбачев пытался подчинить себе партийный аппарат, используя активность масс, поверивших молодому лидеру, лозунгам гласности и демократизации. В решении этой задачи «революционный наскок» М. Горбачева оказался значительно сильнее, чем это делал Н. Хрущев. Последовавшая за всем этим трагедия КПСС и СССР явилась следствием того, что в партийном и государственном аппарате не сложилось ядро политиков, которые обладали бы научным пониманием реальных социально-политических процессов после-сталинского периода, в том числе и таких, как демократия и гласность, которые не созревают быстро – за месяц или даже за год, что общество нужно к ним готовить, а не форсировать события кавалерийскими наскоками.

В начале перестройки (примерно с апрельского (1985) Пленума ЦК КПСС) политика М. Горбачева определялась «генеральной линией на совершенствование общества развитого социализма» и стратегией «ускорения социально-экономического развития страны». Эту линию поддерживало большинство коммунистов и населения страны.

По мере смещения центра политической жизни от партийных структур к оппозиционным (поставившим под свой контроль средства массовой информации), к нарождавшимся «неформальным» движениям, смена идеологических позиций затронула и саму КПСС. Глобальный кризис советской системы стали объяснять совокупностью частных кризисов в конкретных сферах общественной жизни. Общественность старались убедить в том, что причины сползания страны в пропасть заключались не в доктрине, а как раз в отходе конкретных руководителей партии от марксистско-ленинского учения, в деформациях социализма.

Развернулась настоящая «культурная революция», «идеологический прессинг» против КПСС. Предшественников М. Горбачева стали обвинять в субъективизме, волюнтаризме, культе личности, отходе от «генеральной линии партии», «застое» и прочих грехах. Но главный удар все-таки был направлен, в соответствии с завещаниями А. Даллеса, против ленинизма как теории, как реальной практики.

Вскоре был сделан и реальный шаг по пути разрушения социалистического общественно-политического и хозяйственного строя. Им стал январский (1987) Пленум ЦК КПСС, после которого расширилась сфера деятельности средств массовой информации, перешедших от отдельных прорывов в «запретные» зоны к широкой критике социальных «болезней», к бичеванию пороков системы в целом. Партия (в основном через критику «партаппарата») стала изображаться как главное препятствие демократизации и перестройки. Ведущую роль в идеологической борьбе стала играть газета «Московские новости» – «флагман перестройки».

Примечательна постановка вопроса на февральском (1988) Пленуме ЦК КПСС, сформулированная в речи М. Горбачева: «Революционной перестройке – идеологию обновления». Впервые с партийной трибуны было заявлено необходимости «свободного соревнования умов», «социалистического плюрализма мнений», который впервые за многие десятилетия ощутили на себе многие партийные и советские работники. На пленуме генеральный секретарь заявил о намерении партии «возродить ленинский облик нового строя», признав тем самым, что этот облик был утрачен. Была сделана попытка объяснить, почему партия и народ на протяжении 70 лет не смогли достаточно полно реализовать ленинские принципы нового общественного строя. В числе других причин здесь были названы «культ личности Сталина» (вывод ХХ съезда КПСС), а также сложившаяся в 1930-е гг. «командно-административная система» (эта мысль впервые была резко проакцентирована).

В аналогичном ключе проходила и XIX партийная конференция (28 июня – июля 1988). В принятой резолюции «О ходе реализации решений ХХУН съезда КПСС и задачах по углублению перестройки» присутствовал программный тезис времен «застоя», но в новом, «перестроечном» оформлении: «Решение судьбоносных для страны и социализма задач перестройки требует повышения руководящей роли партии и новых критериев оценки выполнения ею этой своей роли». Однако цель, которая стояла перед XIX партконференцией, – сплотить партию и партийный аппарат под единым руководством М. Горбачева – не была достигнута. Все более явственно стало обозначаться весьма тревожное явление: постепенная утрата реальной власти высшим руководством страны. Это проявилось прежде всего в усилении влияния неформальных движений, в формировании оппозиционных партий и начале широкой критики самих основ не только марксизма и реального социализма, но и не подлежавшей до тех пор сомнению деятельности В.И. Ленина. Чуть ли не по команде единая прежде КПСС стала дробиться на различные фракции и группировки.

В ходе «культурной революции», атак на «партаппарат» некоторое время так называемые «демократы» М. Горбачева не трогали. Они направили и последовательно переводили свой огонь от Ленину к Сталину, большевикам, Октябрьской революции. Массовые собрания, митинги использовались «демократами» для того, чтобы повернуть недовольство масс в русло острой антисоветской критики. Оголтело утверждалось, что проблемы страны порождены не ошибками перестройки, а семидесятилетней историей СССР и КПСС. Постепенно в головы людей вдалбливалось, что причина всех страданий – КПСС, марксистская идеология. Возникло новое явление, как я называл его в свое время, – карьеризм антикоммунистов. Эту антипартийную, антисоциалистическую вендетту возглавили печально известные народные депутаты СССР и РСФСР, коммунисты, такие, как Ю. Афанасьев, А. Собчак, Д. Волкогонов, Г. Попов, Н. Травкин и другие, затем предавшие эту партию. Разве это не пример торговлей совестью в «новых демократических» условиях. Каждый из них сделал карьеру в КПСС, но им всего казалось мало, хотелось больших постов. Что самое интересное, руководители антикоммунистических движений долгое время оставались членами КПСС, откровенно нападая на нее.

Могу привести пример. 14 июля 1990 г. 54 народных депутата РСФСР – членов КПСС, входящих в движение «Демократическая Россия», опубликовали заявление о выходе из партии[32]. В их числе были «демократы» первой волны Е. Амбарцумов, М. Бочаров, Б. Золотухин, С. Филатов, В. Шейнис, С. Юшенков и другие. Но среди них не было ни Д. Волкогонова, ни Н. Травкина, ни Ю. Афанасьева, ни других лидеров[33]. Эти хитрили, просто выжидали! И сегодня многие из них громогласно заявляют: «мы из КПСС не выходили», и торжественно показывают сохранившийся у них партбилет.

Предельно упало влияние партии в обществе к середине 1990 г. На ХХУШ съезде КПСС (а позднее на I съезде Коммунистической партии РСФСР) развернулась ожесточенная борьба в поисках выхода партии из того сложного положения, в котором она оказалась. Резко обозначились три основных течения – «центристское», «демократическое» и марксистское. Съезд выявил существенное расхождение позиций при общем осознании неизбежности изменений в стране и необходимости активного включения в перестроечные процессы, чтобы сохранить за собой реальную политическую и экономическую власть. Делегаты съезда выразили возмущение партийным руководством и прежде всего Политбюро за пассивную позицию в отношении клеветы и нападок на КПСС, особенно со стороны «демократов», укрепившихся в газетах, журналах и на телевидении. Но все-таки в конечном счете М. Горбачеву удалось убедить съезд, что он является единственной политической фигурой, способной объединить все группировки.

В глубоком кризисе к концу 1980-х гг. оказалась не только КПСС, но и все другие общественно-политические организации, входившие в структуру советской государственно-политической системы, прежде всего ВЛКСМ и профсоюзы.

Комсомол перестал быть собственно политической организацией и постепенно превращался в объединение коммерческих предприятий, которые с начала перестройки захватили основательные позиции на зарождавшемся легальном рынке СССР. Этому способствовало активное использование капиталов, накопленных в «застойные» времена, а также неразборчивость в средствах получения прибыли. Для примера можно вспомнить многочисленные видеосалоны, в которых комсомольцы крутили западные порнофильмы не только для взрослых, но и для подростков. Эволюция многих комсомольских вожаков, сколотивших за короткий период крупные капиталы, отчетливо продемонстрировала двойную мораль этих недавних политических лидеров.

В 1987 г. началось стремительное падение численности комсомола. Если на 1 января 1987 г. в ВЛКСМ состояло около 41 млн членов, то на 1 января 1989 г. – уже немногим более 31 млн. В 1991 г. ВЛКСМ практически исчез с политической арены страны.

Не менее драматичным оказалось положение в официальных профсоюзах.

Профсоюзный аппарат настороженно встретил перестройку. Эта естественная для номенклатуры реакция отразила факт отрыва ВЦСПС от рабочих и служащих. В 1988–1990 гг. впервые за многие десятилетия советской власти наметился отток людей из официальных профсоюзов, стали создаваться новые профессиональные организации, альтернативные ВЦСПС.

С 1989 г. в СССР появилось независимое рабочее движение. Это выразилось в развертывании забастовок в различных отраслях промышленности, прежде всего в угледобывающей. Стремясь предотвратить падение своей популярности, ряд профсоюзов, входивших в ВЦСПС, поддержал требования бастующих и стал оказывать им разностороннюю помощь. В 1989 г. во многих профсоюзах была проведена перевыборная кампания, что привело к серьезному обновлению руководства низовых организаций и их «демократизации». Низовые профсоюзные организации стали больше уделять внимания нуждам трудящихся, в то время как центральные органы ВЦСПС по-прежнему были далеки от требований низов. Кроме того, многие лидеры ВЦСПС использовали свое положение для приобретения капитала и начала коммерческой деятельности.

Значительные перемены произошли в сфере неформальных общественных движений.

Летом 1990 г. 11 оппозиционных партий и движений предприняли первую попытку объединиться и создали «Центральный блок», который поставил своей задачей отставку правительства СССР под председательством Н.И. Рыжкова и формирование правительства «народного доверия». Эта попытка бесславно провалилась, поскольку партии фактически действовали в пределах Садового кольца Москвы.

В Харькове 21 января 1991 г. была осуществлена «новая», более успешная попытка: 47 партий и движений из 12 союзных республик провели «Демократический конгресс». От России, в частности, на нем присутствовали народный депутат СССР, член межрегиональной группы Ю. Афанасьев, народные депутаты РСФСР Б. Денисенко и Г. Старовойтова. Конгресс принял «Обращение к народам и парламентам республик». Предлагалось выразить недоверие не только правительству СССР и его председателю В. Павлову, но прежде всего президенту СССР М. Горбачеву, добиться его отставки. Вместе с тем участники конгресса поставили задачу бойкотировать референдум о судьбе СССР, намеченный Верховным Советом СССР на 17 марта 1991 г., создав вместо Союза ССР Содружество Независимых Республик. Так, на территории СССР, как «обосновывала» Старовойтова, должно быть 56–57 независимых государств. Призыв «Демократического конгресса» нашел благоприятный отклик среди депутатского корпуса Верховных Советов союзных республик, избранных в 1990 г.

Еще более непримиримую позицию занял «демократ» мэр Москвы Г. Попов. В выпущенной под броским подражательским Чернышевскому и Ленину названием брошюре «Что делать?» он предлагал создать вместо единого Советского Союза нечто аморфное из 40–50 государств, расчленив единое экономическое пространство.

Крупные изменения были осуществлены в этот период в избирательной системе страны. На Пленуме ЦК КПСС в январе 1987 г. были признаны возможность альтернативных выборов, тайное голосование при избрании ответственных партийных работников, введение новых форм и механизмов участия трудящихся в управлении предприятиями. Однако первый блин оказался комом: на местных выборах 21 июня 1987 г. альтернативные кандидатуры были представлены только в 0,4 % избирательных округов. Страна еще была не готова к новым демократическим преобразованиям.

Второй этап политических преобразований, который политическое руководство страны рассматривало как решающий, – выдвижение XIX партийной конференцией (28 июня – 1 июля 1988) проекта конституционной реформы, принятого Верховным Советом СССР в октябре 1988 г.

Была создана двухуровневая представительная система – Съезд народных депутатов СССР и Верховный Совет СССР, избранный из депутатов съезда, учрежден пост Президента СССР, наделенного широкими полномочиями.

В декабре 1988 г. XII Внеочередная сессия Верховного Совета СССР приняла Закон «Об изменениях и дополнениях Конституции (Основного Закона) СССР». Главным его содержанием стало изменение избирательной системы в СССР и принципов функционирования государственных органов. На основе этих изменений весной 1989 г. были проведены выборы народных депутатов СССР, а весной 1990 г. – народных депутатов союзных, автономных республик и местных Советов.

Изменилась сама процедура выборов в представительные и законодательные органы власти. Они впервые стали альтернативными и состязательными.

На I Съезд народных депутатов СССР было избрано 2250 депутатов с пятилетним сроком полномочий. Из них 1500 депутатов избирались в одномандатных округах страны и 750 – от КПСС, профсоюзов и других общественных организаций.

В функции съезда входило проведение конституционных, политических и экономических реформ, избрание Президента страны, которому поручалось руководство внешней политикой и обороной, назначение премьер-министра и т. д. Была введена должность вице-президента СССР, на которую, по рекомендации М. Горбачева, позднее был избран Г. Янаев.

Постоянно действующим органом стал новый Верховный Совет СССР, насчитывающий 542 члена, избранных тайным голосованием Съездом народных депутатов[34].

Процесс горбачевских «реформ» и идеология перестройки, в большей своей части пущенные на самотек, раскрутили националистические движения во многих регионах страны, особенно в Прибалтике. Еще в 1988 г. во всех трех республиках Прибалтики были созданы национальные фронты якобы для содействия перестройке. Так, в Литве был создан Национальный фронт по содействию перестройке («Саюдис»), ставший опорой и проводником националистических сил и идей. Аналогичные общественные объединения были созданы в Эстонии и Латвии.

В августе 1988 года член Политбюро ЦК КПСС по идеологии А.Н. Яковлев, находившийся в Литве, встретился с лидерами нарождавшихся «народных фронтов» и как истинный ученик Гарварда сквозь разглагольствования о дружбе народов фактически подстрекал националистические настроения, открыто и откровенно благословил их на отделение от Советского Союза. Именно А.Н. Яковлев стоял за внезапным появлением «национально-освободительного движения» в Прибалтике. Именно он подвел идейно-теоретическое обоснование процессам, приведшим республику к январю 1990 г., когда на улицах пролилась кровь. Не удивительно, что Литва, да и в целом Прибалтика, превратилась в полигон, на котором активно стал испытываться механизм разрушения СССР.

Основой для формирования так называемых народных фронтов были экономические проблемы, базирующиеся на идее полного территориального хозяйственного расчета. Еще в 1989 г. союзные республики, входившие в СССР, представили в правительство расчеты, «неопровержимо» свидетельствовавшие о том, что национальный доход, произведенный на их территории, вывозился в другие республики. Ни одна республика якобы не получала помощь и поддержку, а все только ее кому-то оказывали. Грузия, например, насчитала, что каждый год превышение вывоза с ее территории в Россию над ввозом составляло 4 млрд рублей. «Доказывалось», что республики Прибалтики, особенно Эстония, способны сами прокормить и одеть граждан своих территорий, если вывозить за пределы республик только излишки производимых на территории товаров.

На волне развития экономических процессов ширились идеологические и политические. Уже в октябре 1988 г. на политической сцене одновременно появляются Народный фронт Эстонии, затем Народный фронт Латвии и литовский «Саюдис».

Внимательно следили за развитием общественно-политических процессов в Закавказье и в Прибалтике автономные республики Советского Союза, в той или иной мере повторяли требования союзных. В них также началось создание национальных и националистических фронтов. Все это расшатывало устои Советского Союза.

В мае 1990 г. были проведены выборы в автономных республиках, краях и областях, а также в местные Советы всех уровней. Во многих регионах власть перешла к оппозиционным КПСС силам. Правда, не обошлось без «парадокса» – основные лидеры «оппозиции» оказались бывшими номенклатурными партийными работниками.

Наиболее наглядно это проявилось в Москве и Ленинграде, где у власти утвердилось широкое по представительству социальных слоев и весьма аморфное по организационной структуре движение «Демократическая Россия». В Москве председателем городского Совета народных депутатов стал Г. Попов (20 апреля 1990), в Ленинграде – А. Собчак (3 мая 1990). «Демократы» победили в большинстве районных Советов этих городов. Но, несмотря на щедрые обещания, новые составы Советов не смогли решить старые проблемы. А начавшаяся внутри этих Советов интенсивная политическая борьба явилась одной из главных причин резкого падения эффективности власти Советов в условиях нарождавшейся многопартийности.

После выборов, состоявшихся в марте – мае 1990 г., в Верховных Советах Литвы, Латвии, Эстонии, Грузии, Армении и Молдавии стабильное большинство получили националистические силы, оппозиционные КПСС; в среднеазиатских республиках и Азербайджане – силы, поддерживающие КПСС. Среди депутатов Украины, Белоруссии и РСФСР образовались противостоящие друг другу и соизмеримые по численности блоки коммунистов и «демократов». Это затрудняло работу съездов и верховных советов в наибольшей степени, так как при принятии любого, даже малозначащего документа, не говоря уж о законах, уходило много времени на обсуждение и голосование. Но остаться на плаву можно было только оседлав националистические движения, чем они и воспользовались.

Активизировались антикоммунистические, неодемократические процессы и в России.

Мне хорошо помнятся первые дни I Съезда народных депутатов РСФСР: какая эйфория царила в Большом Кремлевском Зале. Собрались подлинно народные депутаты, избранные на альтернативной основе, готовые во имя повышения благосостояния народа сделать все от них зависящее. Начало работы Съезда народных депутатов и Верховного Совета РСФСР, став первым реальным достижением новой демократии в России, вместе с тем отразило всю противоречивость политического развития в перестроечную эпоху.

Несомненно, первый свободно избранный российский парламент обладал способностью к политической модернизации, которую, к сожалению, так и не удалось реализовать… Уже I Съезд народных депутатов РСФСР, впрочем, как и все последующие, с первых дней стал полем жестких политических боев. В моде тогда были крайне критическое отношение к опыту советского строительства, радикализм, порой доходивший до абсурда, желание изменить все и сразу. Почти 85 % избранных народных депутатов РСФСР по форме носили в кармане партийный билет КПСС, а по сути многие из них были откровенными карьеристами, ловкими проходимцами, крикунами и демагогами, а порой откровенными антикоммунистами, патологическими ненавистниками СССР и России.

Главными на I Съезде были вопросы принятия Декларации о государственном суверенитете РСФСР и избрание Председателя Верховного Совета РСФСР, результаты которых самым непосредственным образом отразились на последующей политической и социально-экономической ситуации в стране, сыграли зловещую роль в распаде Великой державы – Союза Советских Социалистических Республик. Они заложили первый камень в основание политико-экономической системы ельцинизма, здание которого продолжает строиться и поныне.

Б. Ельцин был «избран» Председателем Верховного Совета РСФСР лишь с третьего захода, да и то одним фальшивым голосом, о чем позднее откровенноизложил в своей книге Председатель Счетной комиссии Съезда народный депутат от Ростовской области Ю. Сидоренко[35], под личным просмотром каждого бюллетеня членов фракции «Демократическая Россия» бывшим координатором московской группы этой фракции С. Филатовым. Однако этот съездовский урок «избрания» Ельцина стал позднее для неодемократов основой для все более широкого использования психологического давления на депутатов командой неодемократов, грубейших фальсификаций, использования административного ресурса, коммерциализации и пиар-технологий.

Острая дискуссия развернулась на I Съезде народных депутатов по вопросу Декларации о государственном суверенитете РСФСР. Остановлюсь лишь на одном, на мой взгляд, самым принципиальном. Авторы Декларации заложили в нее статью, закрепляющую верховенство норм законов РСФСР над законами СССР (статья 5). В этом якобы более полно фиксируется суверенитет РСФСР в составе Союза, желание покончить с элементами и проявлениями некоторой дискриминации РСФСР по сравнению с другими союзными республиками в составе СССР, якобы имевшими место в советский период. Здравомыслящие народные депутаты РСФСР понимали всю абсурдность этой статьи, что она противоречит Конституции СССР и РСФСР, ведет к сепаратизму, распаду СССР и голосовали против нее[36].

Однако 907 народных депутатов РСФСР высказались за суверенитет и только 13 проголосовали против, 9 – воздержались. Но ведь свыше 800 депутатов считались тогда коммунистами.

«За» Декларацию о государственном суверенитете РСФСР, которая развязала Ельцину и его команде руки и сдетонировала войну законов голосовал Иван Кузьмич Полозков, который ровно через 11 дней станет первым секретарем новорожденной ЦК КП РСФСР; Иван Петрович Рыбкин – будущий работник ЦК КП РСФСР и будущий спикер Госдумы; Виктор Ильич Зоркальцев – один из руководящих функционеров КПРФ и ее фракции в Госдуме трех созывов и другие.

Эта мина замедленного действия развязала цепную реакцию «суверенитетов» других республик, чему активно способствовали из-за рубежа. Вслед за РСФСР большинство республик провозгласили свой суверенитет, а остальные заявили о стремлении обрести независимость в ближайшем будущем. Наиболее интенсивно этот процесс пошел в республиках Прибалтики (Литве, Латвии, Эстонии) и Закавказья (Армении и Грузии), а также в Молдавии. В том же направлении, хотя и значительно медленнее, развивались события на Украине и в Белоруссии.

Б. Ельцин (в обход полномочий президента СССР М. Горбачева) 24 августа 1991 г. с присущей ему интуицией заявил о признании независимости Прибалтийских республик. В эти дни независимость провозгласили власти Украины, Белоруссии, Азербайджана, Киргизии, Узбекистана, Молдавии. Руководители республик делали ставку на националистов, что позволяло им с возрастающей уверенностью вести с Москвой торг о статусе своих территориальных образований. В конце 1991 г. Ельцин подписал совместное заявление с Прибалтийскими республиками, признающее их субъектами международного права. Вскоре эту идею подхватили и в Татарстане – его Конституция зафиксировала республику субъектом международного права. Все эти акты были незаконными с точки зрения существовавшего законодательства СССР и РСФСР и противоречили итогам мартовского всесоюзного референдума 1991 г. Но Президент Союза ССР молча смотрел на эти «нововведения», за что впоследствии и поплатился.

После принятия 12 июня 1991 г. «Декларации о государственном суверенитете РСФСР» о сохранении СССР всерьез невозможно было и помышлять. Это был поистине самый «революционный» акт того времени. В «Декларации…» был провозглашен принцип верховенства Конституции и законов РСФСР на всей территории РСФСР и предусмотрена возможность приостановления действия актов Союза ССР, вступавших в противоречие с суверенными правами РСФСР, на территории республики. Указанный принцип углублялся затем в статье 2 Закона РСФСР «О взаимоотношениях Советов народных депутатов и исполнительных органов в период проведения экономической реформы»: «Нормы законодательных и иных актов Союза ССР применяются на территории РСФСР, если они не противоречат Декларации о государственном суверенитете РСФСР, другим законодательным актам РСФСР».

Между тем Конституция Советского Союза однозначно провозглашала принцип приоритета законодательства Союза ССР над законодательством союзных республик. Налицо возникло соперничество суверенитетов! Центр проглотил эту пилюлю, в чем и заключалась его принципиальная политическая ошибка, цена которой – распад Советского Союза.

«Декларация» взбутотенила и субъекты Российской Федерации, особенно национальные республики. Многие из них заявили о своем суверенитете и «превращении» в союзные республики. Население Татарстана проголосовало за создание суверенного демократического государства – субъекта международного права. О своей независимости объявили Башкирия, Якутия, Карелия, Коми, Северная Осетия, Дагестан и другие бывшие автономные республики в составе РСФСР. Хотя в реальности, по объему полномочий, их положение мало чем отличалось от прежнего.

Еще в 1990–1991 гг. активно выступал за предоставление Татарии статуса союзной республики и вхождении ее на равноправной основе в состав СССР бывший в то время Председатель Верховного Совета Татарской АССР (а до этого – первый секретарь обкома КПСС) М. Шаймиев. Действия М. Шаймиева – это зеркальное отражение и повторение политики президента Б. Ельцина. Использовались имевшее место в то время противоречия между М. Горбачевым и Б. Ельциным, между союзным и российским парламентами. Весной 1991 г. на территории Татарии не проводился всероссийский референдум по вопросу о необходимости введения в Российской Федерации поста президента, а в июне того же года республика как государственное образование официально не участвовала в выборах президента России, хотя в последнем случае правительственные структуры якобы создали жителям республики условия для участия в голосовании.

В августе 1990 г. Б. Ельцин посетил Татарию. Обсуждался вопрос договора между Россией и автономной республикой в составе РСФСР. При этом Б. Ельцин высказывался в пользу конфедерации: «Мы не встанем на ошибочный путь, остановив процесс национального самосознания… Россия подпишет договор с Республикой Татарстан (или государством Татарстан, это решит Верховный Совет). Внутри всей России будет заключен конфедеративный договор… Надо исходить не из того, сколько полномочий вам даст Россия, а из того, сколько полномочий вы можете взять на себя, а сколько делегируете России… Берите столько суверенитета, сколько способны проглотить. А сколько останется, вернете России через договор». Крылатая фраза: «берите суверенитета сколько проглотите» стала исходной в процессе формирования федеративных отношений «новой» России.

Процесс суверенизации захлестнул всех, причем вне конституционно-правовых норм. Буквально каждый Совет стремился стать непременно высшим и законодательным и исполнительным органом в рамках якобы отведенной ему компетенции, сконцентрировать в своих руках максимум полномочий, пусть и в ущерб провозглашенной в Конституции вертикальной соподчиненности власти. В результате функционирование государственных выборных органов в период 1990–1991 гг. со всей наглядностью показало: советская система в новых политико-экономических условиях оказалась мало приспособленной для выполнения задач не только исполнительной, но и законодательной власти.

В период 1989–1991 гг. реальная власть на местах сосредоточилась в исполкомах Советов. Они, за редким исключением, не только не изменились по составу, но, что гораздо важнее, практически не изменили, не улучшили содержание своей работы. Этим во многом была обусловлена утрата исполкомами контроля над ситуацией. И как следствие – расширяющийся вакуум власти, который особенно отчетливо проявился к августу 1991 г. Явление очень тревожное, если учесть, что инертность основных социальных групп сменилась с середины 1980-х гг. их активностью, доходившей все чаще до открытого противостояния официальным властям. На горизонте замаячила опасность изоляции и распада. Но Б. Ельцина такие тонкости до поры до времени не смущали. Главное – заполучить больше союзников против Центра, отобрать полномочия у Союза и передать их России, чем будет нанесен мощный удар по М. Горбачеву

В марте – апреле 1991 г. была созвана чрезвычайная сессия Верховного Совета РСФСР, на которой было принято решение о введении поста Президента РСФСР и проведении общероссийских выборов. 12 июня 1991 г. Б. Ельцин был избран Президентом РСФСР, А. Руцкой – вице-президентом (за них было подано 57,3 % голосов).

В результате в России образовалось два центра власти с равным уровнем представительности и легитимности. Причем правовая и практическая нечеткость разграничения компетенций между верховной законодательной властью, парламентом РСФСР, и верховной исполнительной властью, президентом и правительством РСФСР, во многом предопределила (помимо личных качеств главы государства и главы парламента) постоянное возникновение острых конфликтов этих двух институтов новой российской государственности.

Но, как только Советский Союз прекратил свое существование и Россия стала его правопреемником, идеология Б. Ельцина повернулась на 180 градусов, он стал жать и давить на руководство регионов, поскольку «суверенизато-ры ставят под вопрос существование страны».

Такова политическая панорама предавгустовских событий 1991 г.

Картина политической ситуации в стране накануне августа 91-го была бы неполной без анализа того экономического фона, на котором разворачивались баталии. Этот фон был чрезвычайно неблагоприятным, прежде всего для власть предержащих и в Москве, и на местах. Главная особенность экономической ситуации – нарастание кризиса во всех сферах народного хозяйства (подробнее см. раздел «Пикирующая экономика»).

Избранный весной 1990 г. Председателем Верховного Совета России Б. Ельцин в конце июля 1990 г. предложил М. Горбачеву выработать совместную программу экономических реформ, поскольку предложенный Н. Рыжковым план перехода к рынку был отвергнут в мае 1990 г. В итоге этих договоренностей были разработаны две программы: постепенной рыночной трансформации общества (Рыжкова – Абалкина) и радикального перехода к рынку (Шаталина – Явлинского). М. Горбачев заявил о поддержке программы Шаталина – Явлинского. Однако на деле был принят компромиссный вариант, фактически выхолостивший радикальные идеи. Тогда еще и сам М. Горбачев остерегался расшифровывать «переход к рынку», не решался вести речи о капитализации экономики, хотя о частной собственности он многократно проговаривался, начиная с визита в Одессу к военным. Наблюдательный Л. Абалкин в этой связи, хотя и поздним числом, но все же скажет, что «общественное развитие многовариантно и альтернативно. Причем возможность изменить ход общественного развития находится в намного большей зависимости от того, что принято называть субъективным фактором, чем от жесткой технологической детерминированности этих процессов»[37]. Здесь очень внятно подчеркнута исключительная роль главы государства в реализации реформ.

По свидетельству В. Павлова, М. Горбачев «боялся назвать вещи своими именами»: рынок – рынком, частную собственность – частной собственностью. В. Павлов (участник подготовки многих документов партии и правительства с середины 1980-х гг.) подчеркивает, что с первых лет перестройки М. Горбачев маскировал свои пожелания посредством обтекаемых формулировок. У В. Павлова, однако, не вызывала сомнения направленность действий Горбачева: «В повестке дня стояла буржуазно-демократическая революция».

Этот буржуазно-демократический курс летом 1991 г., как свидетельствует помощник М. Горбачева А. Черняев (записывавший содержание беседы глав двух государств), четко обрисовал Дж. Буш при встрече М. Горбачева с президентом США в Лондоне: «Итак: первое – демократия, второе – рынок, третье – федерация…» Причем под «вторым» Дж. Буш имел в виду капитализацию экономики. Иначе она якобы не могла быть «динамично интегрированной в западную экономику». Так президент Соединенных Штатов ответил на вопрос М. Горбачева о том, «каким Соединенные Штаты хотят видеть Советский Союз»[38].

В декабре 1990 г. с поста Председателя Совета министров был освобожден Н. Рыжков. Возглавивший затем правительство СССР В. Павлов настоял на обмене 50-, 100-рублевых банкнот, осуществил повышение цен в 2–10 раз, которое сопровождалось лишь 40-процентной компенсацией населению. Однако принятые меры положение уже не спасали, да и своей однобокостью спасти не могли. В стране на волне серьезных экономических трудностей все больше и больше обострялись политические противоречия. Продолжалась бесконтрольная эмиссия денежных знаков. В результате рубль значительно обесценился.

«Суверенизация» республик подорвала связи между предприятиями и регионами, усиливала спад производства. Советская индустрия – вторая по мощи в мире, способная создавать настоящие чудеса техносферы, – была обвинена в том, что она отравила весь мир, все реки и озера. Отечественную «оборонку» – лучшую «оборонку» в мире, которая создавала самые эффективные и дешевые системы оружия, – объявили главной причиной нашей бедности.

На мой взгляд, началом будущего официального конца СССР следует считать 22 ноября 1990 г., когда президент СССР М. Горбачев направил подготовленный проект Союзного договора Верховным Советам союзных и автономных республик. В нем предполагалось формирование нового Союзного государства по принципу снизу вверх, а не реформирование уже существующего Союзного государства. Сам процесс подготовки вариантов Союзного договора, его содержательной стороны шел неимоверно трудно и болезненно, но самое главное – келейно, скрытно от общественности.

К лету 1991 г., опираясь на положения Конституции СССР, предусматривавшие право союзных республик на свободный выход из состава СССР, многие поставили вопрос о предоставлении им полной самостоятельности.

Не менее решающую роль в развале государственности сыграл, на мой взгляд, субъективный фактор – конфликт между руководством России и СССР. Дело в том, что в 1991 г. Б. Ельцин стал терять поддержку того незначительного большинства, которым он был избран на пост Председателя Верховного Совета. Даже те депутаты, которые его в свое время поддерживали, видели, что у Б. Ельцина нет конструктивных идей. Перед ним постоянно маячила фигура М. Горбачева, которого он боялся как огня. Требовалось неординарное решение. Тогда Б. Ельцин под нажимом «знатока» научного коммунизма Г. Бурбулиса решил повторить опыт М. Горбачева годичной давности и добиться проведения выборов Президента России, сократив до минимума сроки предвыборной кампании.

Ситуация в Советском Союзе была такова, что были дискредитированы все ценности советского времени. Слой за слоем уничтожались все базовые основы государства.

В этих условиях в руководстве страны началось обсуждение различных вариантов нового Союзного договора по «обновлению СССР», получившего наименование «новоогаревского процесса» (по названию резиденции Горбачева). Намечалось предоставление республикам широких полномочий с сохранением единого государства. Дискуссии велись по приоритетам: «сильный центр – сильные республики» или «сильные республики – сильный центр».

Семнадцатого марта 1991 г. в СССР впервые в советской истории прошли сразу два референдума. На одном голосовали за сохранение Советского Союза, на другом – за введение поста президента РСФСР. Важнейшим в общественном сознании конечно же считался вопрос союзного референдума. Через девять месяцев все поняли, что в вопросе важности референдумов 17 марта дело оказалось с точностью до наоборот. Важнейшим был как раз вопрос о введении поста Президента РСФСР.

На всесоюзный референдум был вынесен вопрос, принятый на IV Съезде народных депутатов СССР: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?»

С первого же момента возникли противоречия. От участия в референдуме отказываются шесть союзных республик из пятнадцати – Армения, Литва, Латвия, Эстония, Молдавия и Грузия.

Результаты союзного референдума впечатляют. В списки граждан, имеющих право участвовать в референдуме СССР, было включено 185 647 355 человек; приняли участие в голосовании 148 574 606 человек, или 80 %. Из них ответили «да» – 113 512 812 человек, или 76,4 %; «нет» – 32 303 977 человек, или 21,7 %; признаны недействительными – 2 757 817 бюллетеней, или 1,9 %.

В разрезе союзных республик ответили «да»: РСФСР – 71,3 %; Украинской ССР – 70,2 %; Белорусской ССР – 82,7 %; Узбекской ССР – 93,7 %; Казахской ССР – 94,1 %; Азербайджанской ССР – 93,3 %; Киргизской ССР – 94,6 %; Таджикской ССР – 96,2 %; Туркменской ССР – 97,9 %.

Однако результаты референдума не были оформлены в виде закона, то есть были низведены до простого опроса. И это не случайно: в планы разрушителей не входило считаться с результатами референдума. Именно поэтому, а также с учетом изменений редакции самой сути вопроса (в частности, так было в Казахстане) впоследствии эти результаты трактовались руководителями союзных республик весьма вольно, в зависимости от того, какую политическую линию они желали провести. Другими словами, лицемерность и неоднозначность в формулировке вопроса, выносимого на референдум, механизм проведения и оформления последнего низвели его результаты к нулю, а сам референдум оказался пустой тратой времени, сил и финансовых ресурсов.

А вот сепаратистские тенденции после референдума начали проявляться все более отчетливо. Вектор политического развития союзных республик начал отклоняться от Союзного государства в форме СССР в сторону обновленного Союза в форме «Содружества Суверенных Государств» (ССГ). В апреле 1991 г. в «обновленный Союз» – ССГ согласились вступить десять из пятнадцати республик. Грузия участвовала в переговорах, но заявление не подписала. Трещина в жизнедеятельности СССР уже наметилась, но положение еще можно было спасти. Однако и М. Горбачев, и Б. Ельцин забыли, а скорее всего просто проигнорировали старую историческую истину: нельзя нормально жить в стране, когда каждый субъект права выбирает, каким правом ему лучше воспользоваться: союзным, федеральным или республиканским, областным или районным. А может, и «правом применения… танков», чем позднее и воспользовался один из инициаторов суверенизации страны.

Выразительными оказались и результаты российского референдума, на который был вынесен вопрос: «Считаете ли вы необходимым введение поста президента РСФСР, избираемого всенародным голосованием?» 69,9 % участников российского референдума голосуют за введение президентства[39]. Последствия этого референдума, казавшегося в то время малозначительным, оказались по своим масштабам весьма глобальным.

Итоги всесоюзного референдума и разгул сепаратизма в стране «заставили» Запад внести серьезные коррективы в концепцию развала СССР, более жестко проводить свою внешнюю политику с позиций гегемонизма.

В конце июля 1991 г. в Москву со специальным визитом прибыл 41-й президент США Джордж Буш-старший (в прошлом 11-й директор ЦРУ!!!). Был подписан советско-американский договор о сокращении стратегических наступательных вооружений, который, по мнению многих экспертов, фактически обеспечил геостратегическую безопасность США и переход глобальной военно-политической ситуации в режим «однополярного мира».

Более активно развернулись и неодемократы. Это чувствовалось по мощному развороту активности российских «демократических» СМИ, организациям всевозможных митингов и забастовок, расшатывающих социально-экономическую ситуацию в стране. С экранов телевидения, печатных газет и журналов политики «новой» волны – Ю. Афанасьев, Е. Боннер, Г. Бурбулис, В. Новодворская, А. Собчак, Г. Старовойтова, О. Попцов и другие – «просвещали» общество, рисуя радужные картинки того, какой будет страна после развала «империи зла», формирования свободного правового Союза «нового» типа и вхождения его в цивилизованный Запад.

Третьего августа 1991 г. я находился в Зеленодольском избирательном округе Республики Татарстан, от которого был избран народным депутатом РСФСР. Вместе с Председателем Верховного Совета Татарии Ф. Мухаметшиным мы поехали в заволжские совхозы. Вдруг в обед приносят срочную правительственную телеграмму за подписью Б. Ельцина. Мне предлагалось прибыть в Москву для окончательного завершения работы над Союзным договором, который должен был быть открыт для подписания 20 августа 1991 г. Дело в том, что я как председатель Комиссии Верховного Совета по бюджету, планам, налогам и ценам входил в число шести членов делегации Российской Федерации во главе с Б. Ельциным, утвержденной Верховным Советом, которые от имени Российской Федерации должны были поставить свои подписи под Союзным договором.

Срочность вызова в Москву у меня сразу же создала тревожные ощущения. Я знал, что Верховный Совет СССР принял решение подписать Союзный договор в сентябре 1991 г. Проект разрабатывался группой руководителей союзных республик в Ново-Огареве. Мы, представители левой оппозиции, знали, что Б. Ельцин и его окружение, вместе с Л. Кравчуком и Н. Назарбаевым, еще в 1990 г заявили, что Советский Союз себя изжил, что на его месте должно быть образовано сообщество независимых государств, а бывшие союзные республики должны получить от Центра столько суверенитета, сколько им необходимо.

Хотелось бы особо подчеркнуть, что Б. Ельцин не оставлял идею развала Советского Союза, он к ней возвращался неоднократно. Напомню читателю и для истории, что еще 19 февраля 1991 г., выступая по телевидению, он призвал не просто к отставке М. Горбачева, но к передаче всей полноты власти в СССР Совету Федерации. Тогда эта попытка встретила резкий отпор в обществе. Тихий государственный переворот не прошел. Б. Ельцину ничего не оставалось, кроме как ждать своего «звездного часа». Этот час для него наступил в июле – августе 1991 г.

В конце июля в Ново-Огареве руководители Союзных республик перенесли дату подписания союзного договора на 20 августа 1991 г. На скорейшем подписании ново-огаревских соглашений настаивал Б. Ельцин. При этом в но-во-огаревском решении особо подчеркивалось, что союзный договор не будет рассматриваться высшим органом власти страны – на Съезде народных депутатов СССР. Это был вообще юридический нонсенс.

Поэтому, когда многие политики, особенно «демократы первой волны» типа Г. Бурбулиса, С. Шахрая, А. Козырева или бывшие помощники Б. Ельцина – Ю. Батурин, А. Ильин, В. Костиков, Г. Сатаров и другие, защищая Бориса Николаевича, оправдывая свою роль в развале Великой державы, а самое главное – отмежевываясь от этого, «обосновывают» развал Советского Союза «объективными» условиями, заявляют, что Соглашение о создании Содружества Независимых Государств стало закономерным результатом после августовского кризиса, – это явная ложь[40]. Развал Советского Союза готовился задолго.

С. Шахрай продолжает цинично «убеждать», что якобы «победа ГКЧП обернулась бы бунтом национальных окраин. То есть СССР ждал бы «югославский вариант»[41].

Сразу же после избрания Президентом РСФСР Б. Ельцин стал отстраивать свои структуры власти, параллельные союзным, фактически готовясь к будущему захвату власти. Во всю ширь он развернулся в августе 1991 г. Уже 19 августа Ельцин издает указ, в котором, в частности, говорится: «До созыва внеочередного съезда народных депутатов СССР все органы исполнительной власти Союза ССР, включая КГБ СССР, МВД СССР, Министерство обороны СССР, действующие на территории РСФСР, переходят в непосредственное подчинение избранного народом Президента РСФСР». Далее последовало присвоение себе права назначать глав субъектов Федерации, роспуск союзного парламента и т. д. Все, что безнаказанно «творил» «всенародно избранный» в то время, было грубейшим нарушением законов и Конституции СССР и РСФСР. Однако гарант Конституции СССР, к сожалению, смотрел на это сквозь пальцы, глотал горькие пилюли.

Хотелось бы подчеркнуть еще один аспект. Да, главная борьба развернулась между Центром и Россией, персонифицированной в лице Горбачева и Ельцина. Но за власть боролась и национальная элита союзных республик, к которой постепенно стали примыкать руководители автономных республик в составе РСФСР. Динамика подготовки и рассмотрения проектов документов в Ново-Огареве хорошо показывает, как Советский Союз проигрывает эту борьбу. Уже все более становилось ясно – центральная власть в лице М. Горбачева сдает федеративные позиции и вступает на путь, ведущий к конфедерации. От проекта договора к проекту, от варианта к варианту просматривается, как от прежнего Союза ССР оставались «рожки да ножки».

В Казани, где я был прописан и находился в то время на встрече с избирателями, меня ждал правительственный пакет с текстом нового варианта проекта Договора о Союзе Суверенных Государств. Внимательно ознакомившись с ним, я увидел, что документ был серьезно скорректирован, как я узнал позднее, Б. Ельциным, М. Горбачевым и Н. Назарбаевым на их встрече 29 июля 1991 г. Поэтому-то Б. Ельцин и решил срочно созвать членов делегации от Российской Федерации. Но такой документ подписывать было нельзя.

В новом проекте «Договора о Союзе Суверенных Государств», который мне выслали в Казань, отчетливо просматривалась попытка Горбачева – Ельцина фактически отменить Конституцию СССР и Конституцию РСФСР. Это был уже не Союзный договор, а юридическое прикрытие для создания шаткой, рыхлой конфедерации – Союза Суверенных Государств (ССГ). Из предыдущего варианта было изъято все, что говорило бы о социалистическом обществе; термин «социалистическое» был заменен на «демократическое». Целью государства нового типа объявлялось «формирование гражданского общества» – понимай, как знаешь. Осуществление этих «целей» фактически означало бы тихий государственный переворот, произведенный высшими должностными лицами в государстве и КПСС вопреки воле народа, высказанной на референдуме. Стержнем Союзного договора стало установление конфедеративной конституции; субъектами такого договора должны были выступать не только союзные, но и автономные республики, что разрывало СССР не на пятнадцать, а на более чем 35 «новых независимых государств». И самое главное – проект договора исключал из правовой системы Конституцию СССР.

С экономической точки зрения в исправленном договоре Б. Ельцин предложил, а Л. Кравчук и Н. Назарбаев согласились зафиксировать одноканальную систему формирования бюджета и одноканальную систему сбора налогов: все налоги должны поступать в республики, а они уже сами будут решать, сколько средств выделять союзному правительству и на какие полномочия Центра они должны тратиться. Это означало, что приоритет в распределении полученных средств предоставляется республикам. Остатки – Центру. Более того, «тройка» предложила в новом проекте, чтобы все организации и предприятия союзного значения передавались той республике, на территории которой они расположены. Другими словами, взрывалась вся организационная система Советского Союза. По примеру России, провозгласившей в Декларации о суверенитете приоритет российской конституции над союзной, многие союзные республики приняли декларации о собственности и тем самым выбили из фундамента Союза краеугольный камень. Фактически это означало, что ни собственности, ни финансов у Союза не оставалось.

Вспоминаю в этой связи беседу председателя Госбанка СССР В. Геращенко с председателем Госбанка России Г. Матюхиным, состоявшуюся у меня в кабинете в Верховном Совете РСФСР. Виктор Владимирович долго убеждал Г. Матюхина в том, что нельзя в едином государстве разрушать финансовую и денежно-кредитную систему. Это неминуемо приведет к сепаратизму, развалу экономики. Когда потом появились поддельные авизо, фальшивые векселя «Россия», «дело о 140 миллиардах рублей», это не было чьим-то упущением или происками КГБ, как любили повторять «демократы» во главе с С. Филатовым. Просто политические цели, в том числе развал Союза и захват власти, были дороже, и «демократы» сознательно шли этим путем.

Вновь вернусь к событиям тех дней. Я и несколько других народных депутатов РСФСР написали «Записку» в адрес М. Горбачева и Б. Ельцина с обоснованием невозможности подписания Договора о ССГ в новоогаревской редакции, фактически утверждавшей конфедеративное устройство государства, ведущий к фактическому распаду страны на множество независимо действующих государственных образований взамен единого централизованного государства. С точки зрения социально-экономических никаких объективных причин для краха СССР не было. Подписание же этого документа было равносильно уничтожению Советского Союза. Тем более что на тот период Украина виляла и было не ясно, подпишет она договор или нет. В каждой республике разгорались националистические пожары, на Кавказе, в Средней Азии, Прибалтике дело доходило до кровавых разборок. Российские же «демократы» делали все возможное, чтобы быстрее подписать этот ублюдочный документ. Не удивительно, что и сегодня бурбулисы и шахраи продолжают убеждать, что «не случись ГКЧП, – мы вышли бы на вариант конфедерации бывших союзных республик, сохранили бы какое-то общее пространство»[42]. Какое-то общее пространство? Чушь, да и только. Как сохранилось общее экономическое пространство, единый рубль и т. п. после Беловежского предательства 8 декабря 1991 года, мы покажем несколько позже.

Вечером 14 августа ряд народных депутатов РСФСР, в том числе и я, встретились в кабинете секретаря ЦК КПСС О. Шенина на Старой площади, чтобы обсудить ситуацию. Олег Семенович прочитал нашу «Записку», одобрил ее, но сказал, что Горбачев с 4 августа находится в отпуске, в Крыму. Ситуация усложнялась.

Мне было ясно, что новый проект Союзного договора требует изменений в действующих Конституциях СССР и РСФСР, а это можно было сделать только на Съездах народных депутатов. Действительно, забвение Основного Закона (Конституции) РСФСР в «новоогаревском» варианте Союзного договора откровенно бросалось в глаза. В статье 1 договора однозначно было записано: «Отношения между государствами, одно из которых входит в состав другого, регулируются договорами между ними, Конституцией государства, в которое оно входит, и Конституцией СССР. В РСФСР – федеративным или иным договором, Конституцией РСФСР».

Как мне стало позже известно из окружения Б. Ельцина, сделано это было с дальним прицелом: если договор без упоминания о Конституции РСФСР будет подписан, то это даст повод распустить Съезд народных депутатов и Верховный Совет РСФСР и назначить новые выборы. Таким образом, цель разогнать народных депутатов у Б. Ельцина родилась задолго до событий сентября – октября 1993 г.

Поэтому я, как член российской делегации, подписывать такой документ не мог и проинформировал об этом заместителя Председателя Верховного Совета Б. Исаева и Председателя Совета республики Верховного Совета РСФСР В. Исакова, что выскажу по нему свое особое мнение членам Комиссии Съезда народных депутатов РСФСР по разработке предложений к проекту Союзного договора 19 августа в 19.00.

Мы надеялись на то, что члены комиссии поддержат наши предложения и постараются убедить Верховный Совет РСФСР в необходимости созыва Съезда народных депутатов РСФСР.

Но история распорядилась иначе.

Утром 19 августа на даче в Архангельском я встал, как обычно, в 7 часов утра. По телевидению передавали срочное сообщение о том, что в связи с болезнью Президента СССР М. Горбачева на основании статьи 127–7 Конституции СССР исполнение обязанностей президента возлагается на вице-президента Г. Янаева. В целях предотвращения развала СССР «На основании статьи 127–3 Конституции СССР и статьи 2 Закона СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» создан Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП), в который вошли Янаев Г.И. – и.о. президента СССР, Бакланов О.Д. – первый заместитель председателя Совета обороны СССР, Крючков В.А. – председатель КГБ СССР, Павлов В.С. – премьер-министр СССР, Пуго Б.К. – Министр внутренних дел СССР, Стародубцев В.А. – председатель Крестьянского союза СССР, Тизяков Л.И. – президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР, Язов Д.Т. – министр обороны СССР. Было объявлено о расформировании отдельных структур власти, не отвечающих Конституции СССР, приостановлена деятельность оппозиции.

ГКЧП принял и обнародовал пять документов, в том числе «Обращение к советскому народу», «Обращение к главам государств и правительств и Генеральному секретарю ООН».

В «Обращении к советскому народу», в частности, говорилось: «Начатая по инициативе М. Горбачева политика реформ, задуманная как средство обеспечения динамичного развития страны и демократической общественной жизни, в силу ряда прочих причин зашла в тупик. На смену начальному энтузиазму и надеждам пришли безверие, апатия и отчаяние. Власть на всех уровнях потеряла доверие населения… На глазах теряют вес и эффективность все демократические институты, созданные народным волеизъявлением.

Это результат целенаправленных действий тех, кто, грубо попирая Закон СССР, фактически совершает антиконституционный переворот и тянет к необузданной личной диктатуре».

Члены ГКЧП заявляли, что опираются на решения всесоюзного референдума, на котором подавляющее большинство граждан СССР высказались за сохранение страны, и что решения эти могут быть попраны новоогаревским договором, который фактически превращал СССР в рыхлую конфедерацию.

ГКЧП в значительной мере отразил тогда настроение широких масс народов СССР. Неудивительно, что решение о формировании ГКЧП сразу же было поддержано большинством руководителей субъектов Российской Федерации, в том числе и Президентом Республики Татарстан М. Шаймиевым, от республики которой я был избран народным депутатом РСФСР.

Поддержали ГКЧП и западные лидеры. Утром 19 августа 1991-го они откровенно заявляли: «Это законное правительство, поскольку там законный вице-президент СССР, законный премьер, законный министр обороны». По крайней мере, так транслировало наше радио и телевидение.

Однако беда ГКЧП заключалась в том, что документы ГКЧП ограничились лишь общими декларациями, чем немедленно воспользовались «демократы».

Я привел выдержки из «Обращения» не случайно. Как видим, оно носило весьма абстрактный характер, не показывало простому человеку настоящих виновников общественной катастрофы. Поэтому, на мой взгляд, эти в общем-то правильные слова, обращенные к народу, не нашли должной поддержки в сердцах и душах советских людей, не дошли до их сознания. Поэтому неудивительно, что подавляющее большинство народа аморфно отнеслось к созданию ГКЧП и выжидало, как будут разворачиваться события.

Начало ГКЧП воспринималось мною в качестве абсолютно закономерного и необходимого шага, который должен был спасти страну от падения в пропасть. Направляясь в Дом Советов РСФСР, я видел, что в Москву вводятся войска[43]. На башнях боевых машин танковой колонны желтели по два перекрещенных дубовых листка – шофер пояснил мне, что это подразделения Кантемировской дивизии. Позднее стало известно, что в город вступили подразделения Таманской и 106-й гвардейской парашютно-десантной дивизии, а также войска МВД – дивизия Дзержинского и спецназ. Вдоль Кутузовского проспекта стояли крытые автомашины, заполненные солдатами. Все это вызывало чувство тревоги.

В Доме Советов члены Президиума Верховного Совета РСФСР, прибывшие в здание парламента, – В. Исаков, председатель Совета республики, Г. Жуков, председатель Комитета по работе Советов и развитию самоуправления, А. Коровников, председатель Комитета по делам инвалидов, ветеранов войны и труда, А. Аникиев, председатель Комиссии по репрессированным и депортированным народам – в 9.00 собрались в кабинете заместителя Председателя Верховного Совета РСФСР Б. Исаева – единственного из руководителей Верховного Совета РСФСР, прибывшего на работу вовремя. После обмена мнениями по поводу сложившейся ситуации приняли решение: в 11.00 созвать Президиум Верховного Совета РСФСР и определиться по дальнейшей работе Верховного Совета и Съезда народных депутатов РСФСР.

К 10.00 в приемную Б. Исаева подтянулся С. Шахрай, председатель Комитета по законодательству. Он был страшно бледен, суетился и спрашивал у выходивших от Б. Исаева, что будем делать в этой сложной ситуации. Мы ему сообщили о принятом у заместителя Председателя Верховного Совета РСФСР решении.

Ко мне обратился В. Исаков: «Юрий Михайлович, вы как член делегации Российской Федерации по подписанию Союзного договора, обратили ли внимание, что из текста изъято упоминание о Конституции РСФСР? В случае вынесения договора на Верховный Совет или на Съезд народных депутатов он, скорее всего, не будет ратифицирован». Я заверил, что такой документ подписывать не могу и буду настаивать на вынесении его на Съезд народных депутатов РСФСР.

И все-таки даже для нас, народных депутатов РСФСР и членов Президиума Верховного Совета РСФСР, в создании ГКЧП и содержании его «Обращения…» было много вопросов. То, что горбачевская перестройка в социально-экономической сфере не дала позитивных результатов, мы хорошо понимали. Мы понимали и то, что решение назревших проблем требует чрезвычайных мер. Мы видели, насколько острым стало противостояние Союзного Центра и субъектов Союза, особенно Центра и Российской Федерации и Прибалтийских республик. Мы понимали также, что неминуемым следствием Союзного договора, подготовленного для подписания 20 августа, будет развал Союза.

С другой стороны, президент М. Горбачев, как объявили, не здоров, не в состоянии руководить партией и страной. Поэтому для предотвращения беспорядков приняты чрезвычайные меры – во избежание жертв на территории Советского Союза введено чрезвычайное положение.

Но в то же время нам не ясно почему, например, политическое руководство КПСС и советского правительства даже перед перспективой неизбежности крушения не только СССР, но и их власти так и не решилось обратиться к своей 20-миллионной армии коммунистов, к широким массам народа с призывом о поддержке Советского Союза? Почему для управления страной в условиях чрезвычайного положения создана структура, не предусмотренная Законом СССР о чрезвычайном положении? Почему Указ о введении ЧП, подписанный вице-президентом СССР Г. Янаевым, не определил сроки созыва Верховного Совета СССР, который в соответствии с действующим законодательством должен был утвердить (или отвергнуть) этот указ, разработать меры по выводу страны из кризиса?

То, что в составе Верховного Совета СССР было немало «демократов» и предсказать итоги голосования по Указу о ЧП было трудно, не давало оснований нарушать действующее законодательство. Меры ГКЧП должны были быть адекватными политическому раскладу сил, чего мы тоже не ощущали. Нам было непонятно и другое: почему даже партийный актив высшего уровня не знал о позиции КПСС по вопросу ГКЧП? Не знали и мы, народные депутаты РСФСР и члены Президиума Верховного Совета РСФСР (в том числе и я), хотя и были членами ЦК КПСС и ЦК КП РСФСР. Другими словами, уже с первых шагов ГКЧП вызвал неоднозначную оценку среди фракции «Коммунисты России» и других объединений народных депутатов РСФСР левой ориентации.

Вот почему еще до заседания Президиума Верховного Совета РСФСР мы попросили Бориса Михайловича Исаева – заместителя Председателя Верховного Совета РСФСР созвониться с Г. Янаевым и Председателем Верховного Совета СССР А. Лукьяновым, чтобы прояснить возникшие у нас вопросы.

Я и некоторые другие народные депутаты РСФСР – члены Президиума Верховного Совета присутствовали при телефонных переговорах Б. Исаева с руководством СССР.Г. Янаев проинформировал Б. Исаева, что М. Горбачев действительно болен и находится в Форосе. Создание ГКЧП, сказал он, – это попытка спасти советское государство от развала, сохранить существующий конституционный порядок, общественный и государственный строй. Г. Янаев сообщил также, что М. Горбачев в курсе дела. 18 августа к нему летала делегация (О. Бакланов, О. Шенин, В. Болдин, В. Варенников), сообщившая ему о создании комитета, который ставит целью объявить чрезвычайное положение, чтобы отсрочить подписание Союзного договора и начать наводить в обществе порядок, предотвратить социально-экономический кризис и перевод экономики страны на рельсы капитализма. Вопрос был только в том, кто подпишет указ – М. Горбачев или Г. Янаев.

Хочу подчеркнуть, что вопрос о чрезвычайном положении в стране достаточно длительное время, что называется, витал в воздухе. Хотелось бы напомнить, что закон о чрезвычайном положении был принят в 1990 г. Он был одобрен и М. Горбачевым. То есть ГКЧП возник не на пустом месте.

Еще весной 1991 г. я с профессором Академии общественных наук при ЦК КПСС В.Г. Лебедевым обосновывали в СМИ, что «добиться перелома в развитии реальной экономики сегодня можно только на базе осуществления чрезвычайных, даже непопулярных мер… Наряду с жесткими мерами по оздоровлению финансов, кредитной и денежной систем, разработкой на второй квартал и второе полугодие чрезвычайного бюджета РСФСР это во многом снимет социальную неудовлетворенность населения и облегчит последующие шаги по стабилизации экономики». Предлагались и направления создания предпосылок экономического роста, вывода России на уровень высших мировых рубежей[44].

Хорошо помню, как в начале августа 1991 г. М. Горбачев лично на одном из заседаний Кабинета министров, которые в то время широко транслировались по телевидению и освещались в газетах, заявил, что в стране сложилась сложная, предкризисная социально-экономическая ситуация, требующая «чрезвычайных мер». И все восприняли это как должное.

Прежде всего возникает естественный вопрос: можно ли было в такой сложной обстановке фактически оставлять руководство страной хоть на минуту? Однако Президент СССР решил отбыть в отпуск на две недели: якобы ему срочно нужно было подлечиться.

Позже стала известна стенограмма заседания Кабинета министров СССР от 3 августа 1991 г., состоявшегося за день до отлета М. Горбачева в Форос. В ходе этого заседания много говорилось о чрезвычайных мерах как средстве выхода из охватившего страну кризиса. Финансовая система к началу 1991 г. потерпела крах. Внутренний долг приближался к величине 940 млрд р., то есть за время «перестройки» увеличился более чем в 6 раз. Причины этого, как рассказывал мне председатель Госбанка СССР В. Геращенко – непрофессионализм, некомпетентность, отсутствие единой стратегии, популизм тех, кто принимал решение в годы перестройки и уклонялся при этом от ответственности.

Вот как заканчивал свое выступление на заседании Кабинета министров СССР генсек: «Поэтому нужны чрезвычайные меры, значит, чрезвычайные… Речь идет о том, что в чрезвычайных ситуациях все государства действовали и будут действовать, если эти обстоятельства диктуют чрезвычайные меры». И в завершение сказал: «Я завтра уеду в отпуск, с вашего согласия, чтобы не мешать вам работать»[45].

Вот что пишет в книге «Советский Союз: история власти. 1945–1991», опираясь на архивные материалы, бывший руководитель архивной службы России, «демократ первой волны» Рудольф Пихоя: «Подготовка к возможности введения чрезвычайного положения осуществлялась в марте 1991 г., накануне III Съезда народных депутатов СССР». И далее: «в апреле Совет безопасности вновь вернулся к разработке документов о чрезвычайном положении. Работа велась, что называется, впрок. Горбачев сам нередко говорил о необходимости «чрезвычайных мер».

Через 20 лет более полно, что называется, «раскрылся» и А. Лукьянов. В 2010 г. он в интервью «Независимой газете» и центральному телевидению рассказал, что присутствовал на тайном совещании в Ореховой комнате 28 марта 1991 г. Там по инициативе М. Горбачева было принято решение о введении в СССР чрезвычайного положения, согласован с Горбачевым состав госкомитета, было поручено группе офицеров КГБ написать обращение к народу.

Самое интересное заключается в том, что в высших эшелонах власти СССР нашелся некто, сливший Западу и окружению Б. Ельцина информацию о возможном введении в стране чрезвычайного положения и якобы о готовящихся преследованиях либеральной оппозиции. Из числа тех, кто знал о ГКЧП и участвовал в нем, выгодно это было… лишь самому М. Горбачеву

Вот как развивались события. За два месяца до выступления ГКЧП в июне 1991 г. народный депутат СССР, сторонник «демократических преобразований в стране» мэр Москвы Гавриил Попов нанес визит американскому послу Соединенных Штатов Джеку Мэтлоку. После нескольких минут беседы Г. Попов взял лист бумаги и написал: «Мне нужно срочно передать послание Борису Николаевичу Ельцину[46]. Возможен переворот. Ему следует немедленно вернуться в Москву». Продолжая беседу, как ни в чем не бывало, американский посол взял ручку и вывел одно слово: «Кто?» В ответ Г. Попов написал имена премьер-министра В. Павлова, председателя КГБ В. Крючкова и министра обороны Д. Язова. «Я немедленно сообщу в Вашингтон», – написал в ответ Мэтлок[47].

Посол отправил, как и обещал, срочную депешу американскому руководству, о чем позднее посол СССР в США А.Ф. Добрынин рассказывает так: «Примерно в это же время (20 июня 1991 г.) американский посол Мэтлок прислал в Вашингтон сверхсрочную телеграмму о том, что его только что посетил мэр Москвы Попов и написал на бумаге (он не хотел говорить вслух, опасаясь подслушивания), что в столице готовится путч против Горбачева (он назвал имена заговорщиков – Павлова, Крючкова, Язова и Лукьянова) и что положение поэтому серьезное. Г. Попов попросил срочно сообщить об этом Ельцину, находившемуся в то время с визитом в США… Буш проинформировал о записке Попова Ельцина». О том, что президент США Буш сообщил М. Горбачеву о готовящемся перевороте за два месяца до августовских событий 91-го года, а он якобы не придал серьезности предупреждению, М. Горбачев скрепя сердце сообщил в интервью немецкому журналу в августе 2011 г.[48]

Позиция одного из столпов «демократического» режима Г. Попова, не нашедшего ничего лучшего, как общаться с Б. Ельциным через американского посла, выглядит весьма странно лишь на первый взгляд. В этом шаге как в капле воды отразилась позиция лидеров «неодемократов», которые делали все для развала Советского Союза, вплоть до привлечения сил Запада. Для А.Н. Яковлева, Г. Попова, всей Межрегиональной депутатской группы М. Горбачев был «отработанным материалом», политиком старой обоймы, который лепетал что-то о демократическом социализме, когда неодемократы решились уже через шоковую терапию идти к «свободному рынку», капитализму. И в социализм как общественно-экономическую систему, о преимуществах которого они защищали кандидатские и докторские диссертации, становясь профессорами и членами Академии наук, ни А.Н. Яковлев, ни Г. Попов, ни Ю. Афанасьев и другие «демократы» уже не верили и все делали для его подрыва. Б. Ельцин Михаила Сергеевича ненавидел, не забывал своего унижения на пленуме ЦК КПСС, где он публично каялся перед М. Горбачевым и просил его о снисхождении.

То, что Михаил Сергеевич якобы «не придал серьезности предупреждению» о готовящемся ГКЧП, о чем он сообщил в интервью немецкому журналу в августе 2011 г., даже по прошествии двадцати лет, с его стороны чистой воды лукавство.

Вот что рассказал о событиях тех дней бывший на тот период министр иностранных дел СССР А. Бессмертных: «В июне 1991 года я участвовал в первой встрече министров иностранных дел стран – участниц Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ). Как-то я вернулся с переговоров с госсекретарем США Бейкером в наше посольство в Берлине, вдруг он звонит мне туда явно чем-то взволнованный и просит, чтобы снова встретиться с ним. Я был мистифицирован этой настойчивостью и приехал к нему в гостиницу.

Бейкер мне тихо сообщает, что против президента СССР в Москве готовится заговор. Об этом у американской стороны есть сведения от их разведки. Он рассказал и некоторые дополнительные подробности. Я стал демонстративно сомневаться в достоверности информации, стремясь выдавить какие-то дополнительные сведения. Он ограничивался ссылкой, что получил инструкции из Белого дома. Мы условились так: он поручает своему послу в Москве срочно напроситься к Горбачеву на встречу. А я сейчас же позвоню ему, чтобы он посла принял. Так и было сделано. Горбачев был, как мы условились, проинформирован американским послом Мэтлоком о сути дела. Когда я вернулся из Берлина, спросил Горбачева, как он расценил сообщение от американцев о возможном заговоре. Он ответил, что поговорил с «заговорщиками» и "хорошо им всыпал"»[49].

Теперь читатель может сам определиться, что М. Горбачев, отбывая в «отпуск» в Форос, прекрасно знал, что произойдет в августе 1991 г., знал о введении чрезвычайного положения в стране и создании необычной организационной формы для разрешения кризиса (ГКЧП), поскольку сам фактически провоцировал те исторические события, которые ввергли страну в пучину разрухи и развала. 4 августа, перед посадкой в самолет, Михаил Сергеевич еще раз напутствует остающегося на хозяйстве вице-президента Г. Янаева: «При необходимости действуй решительно, но без крови». Поэтому у меня не вызывает сомнения то, что члены ГКЧП использовали наработки по введению чрезвычайного положения в стране, подготовленные по инициативе самого М. Горбачева.

Вывод напрашивается сам собой: и в Белом Доме, и в Форосе знали о подготовке ГКЧП задолго до 19 августа 1991 г. и разыграли трагикомический фарс, в выигрыше от которого оказался Б. Ельцин и развальщики Советского Союза.

Г. Янаев рассказал Б. Исаеву, как развивались события до введения ГКЧП. 17 августа руководство страны и приглашенные собрались на закрытом объекте КГБ на окраине Москвы. Оценив обстановку, решили: четырем представителям – В. Болдину, О. Бакланову, В. Варенникову и О. Шенину – вылететь в Крым к М. Горбачеву и убедить его в необходимости решить два вопроса: первый – не подписывать 20 августа 1991 г. Союзный договор в Ново-Огареве, поскольку согласились его подписать только шесть республик из 15; второй вопрос – объявить чрезвычайное положение в тех регионах страны и отраслях народного хозяйства, где это требуется, дабы не повторились такие события, как в Тбилиси, Баку, Вильнюсе.

Восемнадцатого августа состоялась встреча членов делегации с М. Горбачевым в Крыму. М. Горбачев отказался от предложения подписать указ о введении ГКЧП и лететь в Москву, сославшись на плохое самочувствие. А лететь ведь надо было, если на 20 августа им же самим было назначено подписание Союзного договора!

Под конец разговора М. Горбачев, уточнив, будут ли распространяться меры ЧП на ельцинское руководство, и, услышав положительный ответ, махнул рукой и сказал: «Шут с вами, делайте как хотите!» И даже дал несколько советов, как лучше ввести ЧП. Прощаясь, Михаил Сергеевич как бы мимоходом сказал членам делегации: «Черт с вами, действуйте, но учтите, что я не хочу терять свой демократический имидж. Пусть Янаев возглавляет». И всем пожал руки.

Со стороны М. Горбачева это был просто ловкий ход. Он, как хитрый лис, ждал – чья возьмет.

Позднее, правда, М. Горбачев открестится от этого и будет «талдычить», что его якобы изолировали от управления страной. Но, по свидетельству участников августовских событий, М. Горбачева никто не изолировал, он самоустранился и просто выжидал. Поскольку, как утверждал М. Горбачев позднее, если он не был согласен с введением в стране чрезвычайного положения, то почему же он не приказал охране арестовать прилетевших к нему членов делегации, почему не удержал от этого шага участников ГКЧП, почему не вернулся срочно в Москву и не воспользовался своими конституционными полномочиями, чтобы воспрепятствовать введению в стране ЧП? Все было в его силах как гаранта Конституции СССР, у него на тот период еще была сильная охрана. Рядом с ним был в постоянной готовности президентский самолет, и никто не мешал М. Горбачеву по первому желанию покинуть Крым. Просто М. Горбачев ждал и надеялся, что будет в выигрыше в любом случае, при любом исходе событий, при любом раскладе он должен был остаться у кормила высшей власти. Победи ГКЧП, он бы тут же «выздоровел», вернулся в Москву, гневно осудил «экстремистскую банду Ельцина, которая, прикрываясь лозунгами перестройки, подвела страну к гибели». Победи Ельцин, он тут же объявил бы себя жертвой домашнего ареста, что он позднее и сделал, поблагодарил Б. Ельцина и защитников Белого дома за твердость в отстаивании Конституции и в роли победителя на белом коне вернулся в Кремль.

На мой взгляд, эту ситуацию августа 1991 г. наиболее точно охарактеризовал бывший премьер-министр СССР Валентин Павлов, который считал, что М. Горбачев сознательно решил использовать членов ГКЧП, «чтобы расправиться нашими руками с Ельциным… Ельцин, я уверен, знал этот сценарий и… тоже решил использовать нас… Он решил нашими руками убрать Горбачева и затем, также организовав кровопролитие, ликвидировать нас»[50].

Как видим, М. Горбачев откровенно лгал, пытаясь изобразить из себя «форосского узника». После провала ГКЧП он стал обвинять гэкачепистов в «государственном перевороте», заявил о «путче», начал тут же откровенно лгать о своем заточении, тем самым пытаясь снять с себя всю ответственность за происходящее, взяв на вооружение лексику Б. Ельцина, в надежде сохраниться в качестве Президента СССР. Но просчитался, перемудрил и себя, и ГКЧП, и Ельцина Михаил Сергеевич Горбачев, и дождался!

Из вышесказанного я делаю первый вывод – истинным инициатором августовских событий 1991 г., а точнее августовского предательства, был сам Михаил Сергеевич Горбачев, который, считая себя «мудрее» всех, решил втемную использовать, с одной стороны, своих соратников-выдвиженцев, а с другой – амбиции Б. Ельцина.

Сегодня М. Горбачев в стиле присущей ему политической вертлявости якобы переосмыслил события тех дней и очень сожалеет о многом. «…Если бы я не ушел тогда, в августе 1991 г., в отпуск, – лукавит М. Горбачев, – ничего бы не случилось, никакого ГКЧП, ни Ельцина во власти. Не надо было уходить»[51]. К сожалению, запоздалое, да, думаю, и не откровенное признание.

Продолжим далее хронологию событий. Созвониться Б. Исаеву с А. Лукьяновым не удалось. Все время отвечали, что его нет на месте. Но вопрос у нас, народных депутатов России, остался, и на него нет ответа до сих пор: почему А. Лукьянов – Председатель Верховного Совета СССР – не вошел в ГКЧП? Его ответ, которым он позднее пытался убедить всех, что де негоже смешивать исполнительную власть (ГКЧП) с законодательной, вряд ли кого-то удовлетворит. В то время речь шла о спасении государства, Советского Союза, и никакие «юридические» изыски не могли идти в расчет, что и доказала позднее на практике противная сторона.

Я же в тот период отчетливо вспомнил фактически двурушническое выступление А. Лукьянова на июльском (1991) Пленуме ЦК КПСС, когда в большинстве первичных парторганизаций секретарями, членами ЦК остро ставился вопрос об освобождении М. Горбачева с поста Генерального секретаря ЦК КПСС, А. Лукьянов ринулся спасать Генсека. «Замечу, – говорил с трибуны Пленума А. Лукьянов, – что вбивается очень опасный клин между Генеральным секретарем ЦК и партией в целом… Но давайте поставим вопрос честно и прямо: что значит для партии потерять сегодня Президента и что значит для Президента потерять сегодня партию? Учитывая нынешние реалии, глубоко убежден, что для Президента Горбачева потерять партию значило бы лишиться самой серьезной опоры в обществе, опоры в массах со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Для партии же потерять Президента – значит утратить ключевую позицию в государственном руководстве, но не только. Это значит – уже сейчас дать возможность оппозиционным, в том числе властвующим, силам развернуть не просто травлю, а фактически погром партийных организаций. Отсюда вывод: партии терять Президента нельзя, как и Президенту нельзя терять свою партию»[52].

У ЦК КПСС не хватило мужества вовремя освободить Генсека М. Горбачева, когда были всем очевидны его полная несостоятельность в руководстве партией и государством, неспособность защищать конституционные основы и выполнять данную народу и стране присягу.

В результате М. Горбачев сохранился у власти. Чем это закончилось для партии и народа?

Я об этом откровенно сказал Б. Исаеву.

Народные депутаты СССР, находившиеся в это время в Москве, информировали нас, что сессию Верховного Совета СССР якобы предполагается созвать 25 августа. Фактически же ее назначили на 27 августа.

«Почему так поздно?» – задавали мы тогда себе вопрос. Нужно созывать немедленно, как это решил и сделал Президиум Верховного Совета РСФСР. Да и созыв Президиума Верховного Совета СССР на 21 августа, а не немедленно – 19 августа – в то время был грубейшей политической, роковой ошибкой (если не выразиться еще более резко), которой воспользовались сторонники развала Союза. Несомненно, руководству страны следовало тогда незамедлительно созвать Верховный Совет СССР, дать свою оценку политической ситуации и принять необходимые решения: подтвердить или отменить введение в стране чрезвычайного положения.

Выжидательная позиция председателя Верховного Совета СССР А. Лукьянова – куда кривая выведет – стала дорого стоить Советскому Союзу и России. У нас в то время сложилось устойчивое мнение, что кому-то в руководстве КПСС и СССР хотелось затянуть созыв Верховного Совета СССР.

Б. Исаев созвонился также с руководителями большинства областей и автономных республик Российской Федерации. Большинство в открытую поддержали ГКЧП. Каково же было наше удивление, когда 22 августа мы услышали от некоторых из них, что действия ГКЧП – это авантюра и что они с самого начала осуждали создание этого комитета!

В 10 часов утра находившиеся в здании Дома Советов члены Президиума Верховного Совета РСФСР и народные депутаты собрались в зале Президиума. Достаточно долго ждали Р. Хасбулатова. Наконец он прибыл из дачного поселка Архангельское вместе с премьер-министром И. Силаевым. Рассказал, что они с президентом Б. Ельциным (постепенно прибывали Руцкой, Полторанин, Бурбулис, Кобец, Собчак) с 6 часов работали над «Обращением к гражданам России» в связи с событиями в Москве[53].

Р. Хасбулатов раздал и зачитал членам Президиума текст обращения к народу, написанный его рукой. В обращении признавалась незаконность формирования так называемого ГКЧП, действия союзного руководства квалифицировались как «правый, реакционный, антиконституционный переворот» и объявлялись незаконными все его решения. Выдвигалось требование – «объявить незаконным пришедший к власти так называемый Комитет. Соответственно, объявляем незаконными все решения и распоряжения этого Комитета на территории РСФСР… требуем вернуть страну к нормальному конституционному развитию», а до его выполнения – развернуть всеобщую бессрочную забастовку. Автограф этого документа у меня сохранился и я привожу его полностью в главе «Драма Руслана Хасбулатова».

Разгорелась жаркая дискуссия. Первым выступил заместитель Председателя Верховного Совета РСФСР Б. Исаев. Он подчеркнул, что «в обществе разворачиваются непредсказуемые события. Противостояние достигло уже крайности, и призывать к проведению забастовочного движения по стране – развалить окончательно экономику. По существу, мы сегодня призываем к гражданской войне… Союзный договор, который подготовлен, – он же антиконституционный договор. Этот договор вызывает всеобщее возмущение, он взрывает общество… Никакого Союза не будет при таком договоре».

Очень резко выступил В. Исаков, председатель палаты Совета республики Верховного Совета РСФСР. «Я считаю, – сказал Владимир Борисович, – что действия союзного руководства, конечно же, неконституционны, их вполне можно назвать переворотом. Но это ответ на тот переворот, который должен был произойти завтра. Второе. Союзный договор подготовлен двумя сторонами. Следовательно, и мы несем свою долю ответственности за возникшую ситуацию.

Как в этой ситуации, мне кажется, надо поступить? Да, ситуация сложнейшая, очень неоднозначная. Но мне кажется, худший вариант в этой ситуации – выводить народ на улицы, поднимать ту истерику, которую мы сейчас пытаемся поднять, призывать народ к забастовкам…

Я считаю, – продолжил В. Исаков, – что Верховный Совет, Президиум Верховного Совета должны опубликовать более сдержанное по тону заявление, не упоминать таких терминов, как «путч». Но в этом заявлении должно быть совершенно четко сказано, что действия союзного руководства выходят за рамки Конституции».

Далее В. Исаков обратил внимание на то, что незамедлительно должны быть созваны Верховные Советы СССР и РСФСР, а также Съезды народных депутатов СССР и РСФСР

Против обращения в той форме, что предложил Р. Хасбулатов, проголосовали Б. Исаев и В. Исаков; я и В. Сыроватко – воздержались, все остальные члены Президиума – Р. Абдулатипов, Е. Басин, С. Ковалев, А. Коровников, С. Красавченко, В. Лукин, В. Митюков, Г. Жуков, В. Шорин и другие проголосовали «за».

Было принято решение, чтобы народные депутаты России, работники аппарата, члены Правительства с 19 августа не покидали здание Белого дома, не уходили домой и оставались ночевать в здании. Боялись, что ночью Белый дом может быть занят сторонниками ГКЧП и утром в здание никого пускать не будут.

В ходе заседания Президиума Верховного Совета РСФСР нам сообщили, что в Белый дом прибыл Б. Ельцин.

А теперь, уважаемый читатель, приведу очень важную выдержку из стенограммы Президиума Верховного Совета РСФСР.

«Борис Николаевич, – сказал Р. Хасбулатов, – пытался связаться с Президентом страны Горбачевым, его в Москве нет, нам сообщили, что он отдыхает в Форосе. Дозвонились до Фороса, но нам сказали, что он отдыхает и просили не беспокоить (курсив мой. – Примеч. авт.)»[54].

Я специально подчеркнул фразу о том, что Б. Ельцин связался с Форосом. Следовательно, связь была и М. Горбачев настолько был «обеспокоен» ситуацией в стране и «устал», что даже не захотел обсудить ее с Президентом РСФСР.

Да и сам же М. Горбачев, выступая в Верховном Совете РСФСР 23 августа, сказал, что «я 18 августа разговаривал по телефону с Б. Ельциным, Н. Назарбаевым, с Г. Янаевым».

О том, что телефонная связь у М. Горбачева была 18, 19, 20, и 21 августа 1991 г., свидетельствуют и другие поздние публикации. Вот как комментирует события тех дней бывший председатель ЦКК КП РСФСР Николай Столяров: «Позвонил Вольскому, тот говорит, что вчера еще (18 августа 1991 г. – Примеч. авт.) Горбачев звонил ему из Фороса, ничего особенного не говорил, а сейчас вот он ничего не понимает, но советует выждать дня два-три»[55].

Но может быть узел телефонной связи был разрушен 19 августа, когда было объявлено о создании ГКЧП? Также не вяжется. 20 августа корреспондент ленинградской «Смены» Г. Урушадзе сумел связаться с М. Горбачевым и переговорил с ним[56].

Был в Форосе и правительственный лимузин, на котором имелась в то время связь через спутник, которую никто не может отключить.

Это потом М. Горбачев и «демократы» начали убеждать мировую общественность о форосском «заточении» главы СССР. Фактически М. Горбачев просто «самоизолировался» и со стороны наблюдал за всем действом.

Утром 19 августа 1991 г. Б. Ельцин был в полной прострации после поездки в Казахстан и «радушного приема» Н. Назарбаевым. Любезные проводы с национальными особенностями 18 августа стали причиной «тяжелого состояния здоровья», как рассказывал мне уже вечером Р. Хасбулатов, в связи с чем пришлось даже отложить на некоторое время отлет из Казахстана в Москву. Поэтому, когда утром 19 августа дочь Б. Ельцина Татьяна долго не могла разбудить отца и, наконец, когда сообщила ему, что все СМИ передают о формировании в стране ГКЧП, он долго не мог «врубиться». Только срочно прибывшим запыхавшимся Р. Хасбулатову, а позднее И. Силаеву, А. Руцкому, М. Полторанину, А. Собчаку удалось проталдычить Б. Ельцину о случившемся. Поэтому, когда позднее в СМИ стали «рисовать» Б. Ельцина в те часы «белым и пушистым»[57], это весьма далеко от исторической правды.

Прежде всего еще раз подчеркну, что утром 19 августа 1991 года все западные лидеры поддержали создание ГКЧП, заявив, что «это законное правительство, поскольку там законный вице-президент СССР, законный премьер, законный министр обороны…».

По прибытии в Дом Советов, Б. Ельцин связался с некоторыми руководителями союзных республик, чтобы выяснить их позиции и чтобы они оказали поддержку России.

Первый, с кем связался Б. Ельцин, был Президент Узбекистана И. Каримов. Тот наотрез отказался поддерживать линию Б. Ельцина. Президент Украины Л. Кравчук невинно сказал, что не владеет информацией и пока никакого решения не принял. Народным депутатам РСФСР стало известно, что Азербайджан, Белоруссия, Грузия, все Среднеазиатские республики поддержали ГКЧП. В открытую против ГКЧП выступили только лидеры Киргизии и Молдавии. Особенно восторженно воспринял действия ГКЧП лидер Грузии Звиад Гамсахурдия. Армения, Казахстан и, как мямлил Б. Ельцин, Украина заняли выжидательную позицию.

Руководство Москвы во главе с Г. Поповым и Ю. Лужковым однозначно встало на сторону Б. Ельцина. По распоряжению Ю. Лужкова в Москве стали возводиться баррикады, особенно много их было на Садовом кольце, использовался муниципальный пассажирский транспорт – троллейбусы, автобусы. Втайне началось массовое изготовление бутылок с зажигательной жидкостью – «коктейлей Молотова» – для борьбы с бронетехникой на городских улицах.

Между тем Ю. Лужков в своей книге «72 часа агонии», выпущенной сразу же после августовских событий, был вынужден признать, что основные массы рабочих Москвы стояли скорее на позициях ГКЧП, нежели поддерживали «демократов». Крупный коллектив московского индустриального гиганта – завода им. Лихачева отказался выполнять указания московских властей. Все работники предприятий военно-промышленного комплекса, которых было множество в столице, занимали также выжидательно-враждебную позицию по отношению к Белому дому. К сожалению, только выжидательную, за что вскоре поплатились на полную катушку – были вышвырнуты за ворота предприятий, превратившись кто в бомжей, кто в торгашей, кто просто в безработных, проклиная неодемократов.

Партийно-государственное руководство союзных республик и большинства регионов страны практически все утром 19 августа поддержали ГКЧП. Однако через сутки все они начали переходить на сторону Б. Ельцина. Причиной поворота на 180 градусов стало полное бездействие руководства ГКЧП. Все те, кто хотел и мог поддержать сохранение социализма, уловили провокационность этой акции, обернутую в красивую обертку.

Характерной явилась, например, позиция президента республики Татарстан М. Шаймиева, от региона которой я был избран народным депутатом РСФСР. Он в это время находился в Москве и после опубликования материалов ГКЧП немедленно, ранним утром 19 августа, встретился с вице-президентом СССР Г. Янаевым и открыто встал на сторону ГКЧП, заявив, что «постановления ГКЧП направлены на предотвращение краха, стабилизацию обстановки в стране». Думается, что в этом была четкая логика. В процессе подготовки нового Союзного договора Татарстан убежденно доказывал свое право на статус союзной республики в составе СССР и много в этом плане добился.

Российское «демократическое» руководство Б. Ельцина, утверждая российский в одностороннем порядке провозглашенный суверенитет, считало, что Россия и только Россия обладает таким незыблемым правом. М. Шаймиев, не согласный с такой позицией, однозначно встал на сторону ГКЧП. О поддержке ГКЧП М. Шаймиев проинформировал и командующего войсками ПУрВО А.М. Макашова.

Когда на следующий день – 20 августа 1991 г. – ГКЧП фактически молчал, а напор против ГКЧП Б. Ельцина и «демократов» с каждым часом становился все сильнее и сильнее, М. Шаймиев отмежевался от ГКЧП, «поздравив народ Татарии с победой».

Характерен и такой штрих, когда из Центра зазвучали угрозы в адрес политического руководства Татарстана, поддержавших ГКЧП, радикальные националисты устроили мощный митинг в защиту М. Шаймиева. Действовали точно по Марксу: «Наши внутренние разборки – это наше дело. Но когда республика оказывается лицом к лицу с Российской Федерацией, мы объединяемся».

Политические события 1990–1992 гг., связанные с борьбой Татарстанской республики за государственную независимость и суверенитет, на мой взгляд, сформировали у М. Шаймиева важную неотразимую логику поведения: «Не так страшен черт, как его малюют». Эту логику М. Шаймиев активно исповедует до настоящего времени даже не будучи уже и президентом Республики Татарстан.

Стали переходить на сторону Б. Ельцина и бывшие сторонники М. Горбачева. Вот как описывает свое отношение к тем событиям Э. Шеварднадзе: «Утром 19 августа 91-го в теленовостях сообщили о создании ГКЧП, я понял, что в стране совершен государственный переворот, и из квартиры в Плотниковом переулке пешком отправился в Белый дом. Меня провели в кабинет к Ельцину. Он показал проект указа о переподчинении ему расположенных на территории России союзных войск и спросил: "Подписывать этот документ?" Мой ответ был краток: "Немедленно! Иначе будет поздно!"»[58]

Белый Дом не давал опомниться своим соперникам в борьбе за власть. Объявив всю союзную власть парализованной, импотентной, Б. Ельцин своими указами подчинил себе все структуры КГБ, МВД и Минобороны СССР, действующие на территории России. Всякий, кто осмелится выполнять указания ГКЧП, подлежит немедленному отстранению от исполнения служебных обязанностей, а органы Прокуратуры РСФСР обязаны принять меры для привлечения таких лиц к уголовной ответственности.

В середине дня 19 августа Б. Ельцин поднялся на танк, стоявший перед центральным входом Дома Советов. Рядом с ним находились его тогдашние друзья и соратники. Он зачитал обращение к народу, объявил членов ГКЧП изменниками народа, Отчизны и Конституции и поставил их вне закона. «Как Президент России от имени избравшего меня народа гарантирую вам правовую защиту и моральную поддержку. Судьба России и Союза в ваших руках», – завершал он это обращение. Все, кто окружал танк, кто криком, кто свистом выразили свое одобрительное отношение. Это был апофеоз грядущей победы Б. Ельцина над ГКЧП.

Вечером 19 августа часть народных депутатов РСФСР вновь собрались в кабинете Б. Исаева. Кто-то сообщил, что из посольства США в Дом Советов тайно прибыла группа специалистов электронной разведки и установила аппаратуру, которая позволяла прослушивать все разговоры штаба ГКЧП с Министерством обороны. Без санкции «демократического» руководства Верховного Совета России, так много распространявшегося о «правах человека» и «демократических свободах», это сделать было невозможно. Истинное лицо этих «демократов» раскрылось полностью.

Поскольку к тому времени я уже неплохо знал А. Руцкого, меня попросили перепроверить у него эту информацию. Я зашел в его кабинет, где было полно вооруженных людей, в том числе и народных депутатов.

Я поинтересовался у А. Руцкого, верна ли информация об установке аппаратуры. Но А. Руцкой, улыбнувшись, сказал: «Уточни у министра обороны генерала К. Кобеца. Он долгое время был главным связистом Вооруженных Сил. Может быть, он более точно скажет».

К К. Кобецу[59] я обращаться не стал, поскольку не знал его в то время настолько, чтобы рассчитывать на честный ответ, тем более, если К. Кобец приложил к этому руку. Позднее из американской печати стало известно, что американская разведка действительно помогала Б. Ельцину, выделив ему связиста из посольства США со спецоборудованием, обеспечивая команду Ельцина данными электронного перехвата о переговорах ГКЧП с военноначальниками на местах.

К вечеру 19 августа обстановка не разрядилась, пружина политической обстановки сжалась.

Чувствуя угрозу не только для страны, но в большей мере лично для себя, сбежал из Белого дома премьер-министр И. Силаев, отпустив весь свой аппарат. Б. Ельцин вместе с Ю. Лужковым укрылись в подвале Белого дома, взвешивая вариант бежать в американское посольство.

А что же руководители ГКЧП? Я считал тогда и тем более считаю сейчас, по прошествии времени, что ГКЧП был отчаянной попыткой спасти от развала Советский Союз, выполнить решения IV Съезда народных депутатов СССР и волю народа, закрепленную итогами Всесоюзного референдума 17 марта 1991 года. Организаторы ГКЧП искренне хотели спасти социализм, Советскую власть и Советский Союз.

В. Гусев – бывший заместитель Председателя правительства СССР, вспоминая атмосферу обсуждения вопроса о ГКЧП в правительстве СССР, отмечает, что «большинство коллег высказались в том смысле, что нужно использовать этот последний шанс для наведения в стране порядка, вернуть страну в нормальное русло экономического развития»[60].

Однако робкая, непоследовательная попытка ГКЧП спасти союзную государственность не увенчалась успехом – меры не были ни решительными, ни по-настоящему чрезвычайными. Обращения ГКЧП к народу «в кратчайший срок восстановить трудовую дисциплину и порядок, поднять уровень производства», «положить конец нынешнему смутному времени», «осознать свой долг перед Родиной», «оказать ГКЧП всемерную поддержку» были обычной словесной чепухой. Мы удивлялись тогда, что руководители ГКЧП боялись народных выступлений, боялись обратиться к партии, к коммунистам. Поэтому призывы ГКЧП не получили поддержки в широких партийных массах и среди населения, информированность которого о серьезности общественно-политического кризиса была практически нулевой.

Показательно откровенное воспоминание Ю. Прокофьева, бывшего в то время первым секретарем Московского горкома КПСС. Утром 19 августа он созвонился с Г. Янаевым, чтобы выяснить ряд вопросов по ГКЧП. Тот пригласил Прокофьева на совещание в Кремль.

«У Янаева в Кремле, – вспоминает Прокофьев, – проходило совещание членов ГКЧП. Обсуждали предстоящую пресс-конференцию, где существенная роль отводилась и премьеру Павлову. Но он появился в совершенно непотребном виде – пьяный. Тогда мне стало понятно, что никакой согласованности, программы в комитете нет, а происходящее похоже на политическую авантюру. Руководящей руки не было, было не понятно, зачем ГКЧП вообще собрался… Растерянность и бездеятельность членов ГКЧП меня поразила»[61].

Если уж к такому выводу в то время пришел первый секретарь Московского горкома КПСС, если мы, народные депутаты РСФСР, члены Президиума Верховного Совета РСФСР не могли внятно понять методы ГКЧП и оценить механизм реализации чрезвычайного положения, то представляете, уважаемый читатель, какая сумятица была в головах рядовых граждан.

Спустя 10 лет бывший вице-президент СССР Г. Янаев дал интервью газете «Труд»: «В ночь с 18 на 19 августа товарищи долго уговаривали меня возглавить ГКЧП, это была тяжелая физически и морально дискуссия»[62]. Это признание – еще одно свидетельство отсутствия четкой программы действий у ГКЧП. За 70 часов своей жизни ГКЧП, кроме нескольких сообщений в эфир, ничего не сделал.

Поэтому неудивительно, что даже Генеральная прокуратура в ходе проведения следствия по делу ГКЧП не нашла следов поддержки ГКЧП в обкомах партии на местах, потому что партия просто стояла в стороне. Все чего-то ждали и бездействовали. Непопулярность, а в отдельных случаях одиозность некоторых лидеров ГКЧП оттолкнули от него даже потенциальных союзников.

В это время в Доме Советов РСФСР был создан штаб сопротивления ГКЧП, в котором одну из первых скрипок играл Сергей Филатов, бывший в то время координатором Московского отделения «Демократической России», хотя совсем недавно он откровенно критиковал проект Союзного договора и просил меня, как одного из подписантов Договора от Российской Федерации, не подписывать его. Все главные крикуны и бузотеры собрались вокруг штаба.

«Путч», «переворот», «заговор» – эти хлесткие слова не сходили с уст «демократов» и со страниц СМИ. Но даже эти слова, могу с уверенностью это говорить, поскольку видел все изнутри, были «заготовкой» «демократов», которые планировали нечто подобное событиям 19–20 августа. Они заранее знали, что назовут «путчем», «переворотом», «заговором» любое выступление традиционалистов. Им нужен был именно путч, чтобы применить адекватные путчевым решительные меры.

Пока ГКЧП молчал, страну захлестнула дезинформация. Вся Москва была обклеена листовками «Демократической России» и обращениями Б. Ельцина. «Мы считаем, – взобравшись на танк возле Белого дома, вещал он, – что такие силовые методы неприемлемы. Они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохе "холодной войны" и изоляции Советского Союза… Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый комитет. Соответственно объявляем незаконными все решения и распоряжения этого комитета». Ельцину удалось представить себя поборником справедливости и защитником Союза ССР, что сделало его в то время подлинным кумиром масс.

Газета «Куранты» выходила в плакатном варианте и содержала страстные призывы Ю. Лужкова к неповиновению. По телевидению население призывали сообщать о тех, кто поддерживает «путчистов», дав для этого номера телефонов. Раздавался специальный бланк Моссовета:

«По предъявлении сего мандата

тов. ____________представляется право участвовать в расследовании

антиконституционной деятельности граждан, их причастности к государственному перевороту».

Ну, чем не «хунвейбины» времен китайской культурной революции? Эти и другие факты отчетливо свидетельствуют, что руководителям Моссовета отводилась роль технического обеспечения подавления ГКЧП: обеспечения автотранспортом, блокировка Белого дома троллейбусами, железобетонными плитами, кранами и т. п.

Беседуя с теми, кто находился в то время у Белого дома, созваниваясь со своими избирателями из Зеленодольского района Татарстана, я уловил главное: люди не понимали, зачем нужно было вводить войска в столицу, если возглавляет акцию Государственный комитет, руководители государства. С другой стороны, как можно доверять людям, которые входили в состав руководства страны и должны были нести всю полноту ответственности за развал экономики, межнациональную рознь, обнищание народа? Выражая мнение широких слоев населения, московский рабочий М.А. Ихлов довольно точно высказался в том духе, что «действий от ГКЧП ждали не для реанимации партии. В этом органе видели прежде всего "пожарную команду", способную остановить очернительство советского прошлого и глумление над всем, что в нем было, – вопреки исторической правде и жизненному опыту людей»[63].

Действия ГКЧП были настолько неподготовленными и несогласованными, что на успех рассчитывать было невозможно. Маршал Советского Союза, министр обороны СССР Д. Язов, член ГКЧП, на прямой вопрос, заданный ему в 1995 г., «если бы вам представилась возможность вернуться на три года назад, вы бы вновь пошли на такое», откровенно ответил: «Пошел бы. Но надо было бы все делать по-другому. Наша основная ошибка была в половинчатости. Если уж выступать против Горбачева, то принимать меры. А то ни туда, ни сюда. У меня и тогда не было уверенности, что тактически мы все делаем правильно. И на себя, и на Крючкова даже появилась злость. Ну, а по целям все верно – мы спасали Союз. Но ничего не сумели сделать – только развязали руки Горбачеву с Ельциным и подставили под удар партию»[64].

Высказывались и другие суждения, в том числе и весьма циничные. Бывший помощник трех генсеков Г. Шахназаров: «Если бы во главе этой команды оказался человек решительный, не заботящийся о последствиях и способный дать команду стрелять в толпу, как, например, Ельцин, может быть, у них бы и получилось»[65].

Р. Хасбулатов: «Если бы ГКЧП отдал четкий приказ, те же Грачев и Лебедь расстреляли бы Белый дом не задумываясь»[66].

Ю. Плеханов: «Собрались трусливые старики, которые ни на что не способны». Речь шла в том числе и о Лукьянове, опубликовавшем в «Правде» 18 августа 1991 г. заявление о неконституционности нового Союзного договора, но не собравшем в предельно короткий срок народных депутатов Верховного Совета СССР для рассмотрения сложившейся в стране ситуации. «Лукьянов, стреноживший Верховный Совет, помешал едва вылупившемуся на свет парламенту сыграть спасительную роль для страны (и самого себя), роль защитника Конституции. Немногим достойнее повел себя и Комитет конституционного надзора во главе с безусловно порядочным, но явно растерявшимся С. Алексеевым»[67].

В. Крючков, как член ГКЧП, если сформулировать мягко, фактически отказался от активных действий. Если речь шла о спасении СССР, то почему один из главных идеологов его развала – Б. Ельцин – не был интернирован еще 18 августа на аэродроме «Чкаловский», куда он приземлился, возвращаясь из Алма-Аты, или 19 августа на правительственной даче в Архангельском? Вместо этого сообщение относительно некоей болезни президента, мешающей ему выполнять государственные обязанности, введение в столицу танков, цензуры на ТВ, радио и в газетах вводили массы в заблуждение, не только не сыграли роли устрашающего фактора, а наоборот, лишь раззадорили либералов.

Вот как оценивает события сам Б. Ельцин: «Нелепости в их поведении (членов ГКЧП. – Примеч. авт.) стали бросаться в глаза довольно быстро. Группа захвата из подразделения «Альфа», присланная сюда еще ночью (в Архангельское. – Примеч. авт.), так и осталась сидеть в лесу без конкретной задачи. Были арестованы депутаты Гдлян и Уражцев, а главные российские лидеры проснулись у себя на дачах, успели сообразить, что случилось и начали организовывать сопротивление… Настоящая военная хунта так себя не станет вести»[68].

Когда утром я, как всегда в 7.30, выехал с дачи в Архангельском, где мы жили с женой, на работу в Белый дом, милиция на центральном посту завернула мою машину и рекомендовала проехать через запасные ворота, сообщив, что на въезде в правительственные дачи у центральных ворот скрытно разместился спецназ.

Командир группы «Альфа» генерал-майор, Герой Советского Союза В. Карпухин, ныне Президент Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа», рассказывал: «Я был вызван к руководству КГБ и лично от Крючкова получил приказ силами своего подразделения арестовать Ельцина и доставить в одну из специально оборудованных точек в Завидово… Мы незамедлительно прибыли на место. Мне был известен каждый шаг Ельцина, любое его движение я фиксировал. Арестовать его мы могли в любую минуту».

Однако в 5 утра В. Крючков приказал: всем возвращаться в расположение группы. «Альфовцы» были в растерянности, но были вынуждены вернуться в свои части.

Это была главнейшая ошибка ГКЧП, лично В. Крючкова. Я достаточно хорошо знал В. Крючкова, много и откровенно с ним общался. Это был интеллигентный, высоко эрудированный человек. С ним было интересно, даже приятно беседовать на многие животрепещущие темы. Однако большую часть своей трудовой деятельности он был помощником Ю. Андропова – сначала секретаря ЦК КПСС, затем председателя КГБ СССР. Поэтому по своему административному менталитету, хотя и был в период ГКЧП председателем КГБ СССР, он оставался помощником, главная обязанность которого – слушать и четко выполнять указания шефа. Отсюда по своей годами выработанной психологии он не мог стать лидером, «мотором» ГКЧП, что отчетливо проявилось в августовские дни. Он как бы находился в растерянности и просто плыл по течению событий.

Откровенно предательскую роль заняли в августовские дни 91-го многие офицеры КГБ СССР. Некоторые из них в это время тайно поддерживали «демократов» Б. Ельцина, другие просто молчали, выжидали и не взялись за оружие, как того требовала от них присяга, третьи – самые «смелые» – жгли в архивах документы, вместо того, чтобы защищать социалистический строй, который их выкормил и долгие годы платил зарплаты не ниже, чем академикам.

«В августе 1991 года, – рассказывает далее Сергей Карпухин, – мы оказались в ситуации, когда и ГКЧП, и противостоящие ему люди из окружения Ельцина понимали, что проблему можно решить только силой, спровоцировав кровавое побоище. Я это знаю точно, ведь мы сидели на правительственной связи. Но власть колебалась: некоторые руководители наших республик до обеда присягали ГКЧП, а после обеда Ельцину. Каждый хотел поставить на ту лошадь, которая наверняка выиграет. А нам надо было срочно принимать решение. Если бы пошли на штурм Белого дома, без вопросов: Ельцин и его защитники в худшем случае были бы убиты, а в лучшем – арестованы. Все прекрасно понимали, что надежда только на нас. Члены ГКЧП считали, что мы пойдем на штурм, Ельцин с Коржаковым думали, как сохранить свою жизнь…»[69]

Я как участник тех событий не могу согласиться с правдивостью двадцатилетних воспоминаний Сергея Карпухина, ни один его посыл не выдерживает критики. То, что «проблему можно было решить только силой», – абсолютно верно, поскольку ситуация в стране была действительно чрезвычайная, доведена до критической черты: столкнулись две идеологии – сохранения СССР как великой державы, либо его сознательного разрушения в угоду амбициям ельциноидов и Запада. На поверхности же все видели борьбу за власть между Центром и суверенизаторами, сепаратистами во главе с Б. Ельциным.

Именно для разрешения этой критической ситуации и был сформирован ГКЧП. А вот что при разрешении кризиса будет «спровоцировано кровавое побоище» – пусть остается на совести двадцатилетне-«откровенных» воспоминаний Сергея Карпухина. О каких «кровавых побоищах» могла идти речь, когда подразделение «Альфа», направленное в район правительственных дач Архангельское, без всякой крови могло просто арестовать и интернировать Б. Ельцина, членов правительства и практически все руководство Верховного Совета? Никакой вооруженной охраны у Б. Ельцина и у нас, проживающих в Архангельском, не было. Для чего же направляли спецназ «Альфы» в район Архангельского, подглядывать в замочные скважины руководителей страны?

Так что же случилось на самом деле?

Вновь вернемся к воспоминаниям Сергея Карпухина. На прямой вопрос: «был ли отдан приказ идти на штурм Белого дома?», Сергей Карпухин прямо отвечает: «Приказ был, время штурма назначили».

Я находился все августовские дни в Белом доме, народные депутаты РСФСР приняли решение не покидать здание парламента. Мне хорошо помнится день 19 августа и ночь на 20 августа 1991 г. Все знали и об этом постоянно передавали по местному радио, что в три часа ночи «Альфа» пойдет на штурм, и все, в том числе и Б. Ельцин и его окружение, были в панике. Б. Ельцин даже, боясь за свою жизнь, собирался укрыться в американском посольстве. Однако никакого штурма так и не было.

«Гражданская война», которой небезуспешно кормили население страны демократы и подконтрольные им СМИ, если победит ГКЧП, в то время была искусственно выдуманной страшилкой. Но она воздействовала на умы людей, превращая их в безвольных обывателей. Между тем другая сторона не дремала. В обывателей превратились и «патриоты-спецназовцы», часть из которых выжидала, чья возьмет, другая – поддерживая Б. Ельцина, просто саботировала. Это четко просматривается в интервью Сергея Гончарова.

Спрятавшись за страшилку гражданской войны, если восторжествует ГКЧП, Сергей Гончаров уже забыл о роли спецподразделения, его задачах, месте самих спецназовцев в сложных, пиковых для страны ситуациях. Ведьспецподразделение «Альфа» было создано в июле 1974 г. по личному указанию председателя КГБ Юрия Андропова как «последний довод государства» в критических ситуациях.

В августе 1991 г. офицеры спецназа как истинные «патриоты» своей страны, «поняли», что «критическая ситуация» для советской государственности еще не наступила и приказ о спасении Родины им пока можно не выполнять, пусть это делает кто-то другой…

Забегая вперед, хочу подчеркнуть, что по-иному повел себя спецназ «Альфа» в 1993 г. Отказавшись штурмовать Белый дом, представители «Альфы» по собственной инициативе вступили с руководством Верховного Совета, народными депутатами и оппозицией в переговоры, которые увенчались успехом и обеспечили эвакуацию людей из горящего здания Белого дома. Так почему в августе 1991 г. спецподразделению «Альфа» нельзя было вступить в переговоры с Б. Ельциным и руководством Белого дома, народными депутатами РСФСР, выполняя Присягу? Просто цель в 1991 г. была другая – развал СССР, как форма – тихий саботаж, боязнь потерять погоны, для других наоборот – получить лишнюю звездочку.

Последующее время более остро обнажило истинную суть «чекистов», особенно высшего офицерского состава, пристроившихся в дальнейшем на обслуживание олигархической камарильи. Вскоре многие из них заняли ключевые позиции на приватизированных предприятиях или возглавили охранные структуры для защиты «новых русских».

Вновь вернемся к опусу Сергея Гончарова. «Я считаю, – делает заключение С. Гончаров, – что в той ситуации офицеры «Альфы» поступили совершенно правильно, хотя это и вышло нам боком. После тех событий была предпринята первая и единственная попытка расформировать "Альфу"[70]. Тогда я и новый командир группы Михаил Головатов поехали к Коржакову и сказали, что «Альфа» – единственное подразделение, которое может защитить и страну (что ярко высветили августовские 1991 г. события. – Примеч. авт.), и лично Ельцина (это показали события октября 1993 г. – Примеч. авт.). Это был четкий сигнал Борису Николаевичу – никто его не защитит, случись что. И он этот сигнал услышал, от нас отстали. Всю правильность такого решения доказал 1993 год». Комментарии, как говорится, излишни!

Демократы отлично запомнили «роль» спецназа «Альфа» и КГБ в августовских событиях 1991 г., за что многие из них были «вознаграждены».

Еще один характерный пример. Вспомним, как сносили на Лубянской площади памятник «железному Феликсу» под руководством «демократа» Сергея Станкевича – заместителя мэра Москвы Гавриила Попова в августовские дни 1991 г.

Вечером 22 августа 1991 г. Лубянскую площадь заняла ликующая, безумная толпа. Рядом с монументом стоял «пазик», оснащенный громкоговорителем, а около него Сергей Ковалев, Елена Боннэр, Марк Захаров. Организаторы беспорядков намеренно подталкивали бушующую толпу к расправе над сотрудниками КГБ. Подъехала милиция, и толпу оттеснили за оцепление. Станкевич обращался к толпе: подождите немного, краны вышли из Замоскворечья и скоро подойдут. Двое опытных скалолазов взобрались на памятник Дзержинскому и накинули на его шею металлические тросы. Толпа ошалело потянула тросы в разные стороны, но памятник не шелохнулся. Подъехал кран; он подхватил памятник, приподнял и положил на землю. Присутствовавшие на площади как бы разделились на две части: одни радовались свершившемуся, прыгали вокруг памятника, фотографировались на нем, другие, склонив головы, понимали, что это издевательство над Великой страной, и нет нам прощения.

Это действо – снос памятника Дзержинского – настолько «патриотично», что руководители Москвы в своих мемуарах и книгах, которые они якобы «писали сами» в период, когда еще боготворили Б. Ельцина, – не могли его упустить. Ю. Лужков в книге, вышедшей за его подписью, «Мы дети твои, Москва» пишет: «…Я встал рядом с выступавшими. Толпа требовала мощного, жесткого действия. Но она слушала нас. Городская власть была с ней заодно…» В. Ресин в книге «Москва в лесах» еще более откровенно «близок» к этому действу: «Я дал команду, чтобы на площадь Дзержинского немедленно прибыли мощный кран «Главмосмонтажстроя» и монтажники. Толпа после приезда Ю. Лужкова успокоилась…» Самое интересное заключается в том, как подтверждают очевидцы того события, что ни Ю. Лужкова, ни В. Ресина там не было, а в книге – есть! Приобщились к «подвигу» (!), от которого позднее еще более активно стали открещиваться.

И все это творили «демократы», которые еще вчера на всех перекрестках твердили о кощунстве большевиков – разрушении памятников культуры, памятников русским царям, сносе церквей в коммунистическом прошлом. Неодемократы сняли не только памятник Ф.Э. Дзержинскому, но и И.В. Сталину, закрыли музеи В.И. Ленина в Москве и филиалы музея в других городах; талдычат о выносе тела В.И. Ленина из мавзолея на Красной площади. И не понять яковлевым, поповым, станкевичам, лужковым, бурбулисам – этим «новым демократам», что те большевики, которые снимали памятники русским царям, и те неодемократы, которые снимали памятники в «победном» раже августа 1991 г., – это невежды, люди низкой культуры, откровенные приспособленцы. Памятник, однажды поставленный, должен стоять на своем месте – это история, а ее нельзя переделать.

Прошло десять лет. Президентом Российской Федерации был избран бывший работник КГБ В. Путин. Чтобы подсластить пилюлю, Ю. Лужков выступил с инициативой вернуть памятник Дзержинскому на Лубянку[71]. Опрос, якобы проведенный радио «Эхо Москвы», показал, что эта инициатива поддерживается значительной частью населения. Это стало шоком для первородных «демократов». Но, видно, не настало еще время, и вопрос был тихо спущен на тормозах.

Вернемся к событиям тех августовских дней.

Уже вечером 20 августа Б. Ельцин понял, что в схватке с М. Горбачевым победил он, Борис Николаевич. И мы, народные депутаты РСФСР, находившиеся в Белом доме, сразу же увидели другого Б. Ельцина – напористого, твердо берущего все рычаги власти в свои руки, переподчиняющего вопреки Конституции СССР и советским законам союзные министерства и ведомства России. Он понял, что только активность, активность и еще раз активность позволит ему окончательно сломать сопротивление безвольного М. Горбачева и членов ГКЧП.

К вечеру 21 августа Д. Язов дал приказ о выводе войск из Москвы, чем фактически развязал руки Б. Ельцину[72]. Наступила патовая ситуация. Поэтому для большей части населения России действия ГКЧП предстали как хорошо разыгранный спектакль, в результате которого «демократы» избавились от своих главных противников.

Вместо решительных действий по спасению страны В. Крючков, Д. Язов, А. Тизяков, А. Лукьянов и В. Ивашко принимают решение лететь к М. Горбачеву в Крым и убедить его в том, что он обязан принять участие в событиях, от которых зависит судьба страны. Они забыли только одно, что все их действия четко отслеживались ельцинской командой, информация к которой поступала из окружения членов ГКЧП и КГБ. Поэтому вслед за самолетом представителей ГКЧП на другом самолете в Крым полетели и ельцинские «спасители»: вице-президент А. Руцкой, предсовмина РСФСР И. Силаев с командой «спасать Горбачева». Почему начальник Генерального штаба СССР генерал армии А. Моисеев дал разрешение на вылет самолета с А. Руцким и другими «спасителями», можно только догадываться.

М. Горбачев принял только А. Лукьянова и В. Ивашко, а затем своего «спасителя» – А. Руцкого. В Москву вылетели быстро, собрав наскоро самые необходимые вещи. М. Горбачев полетел в самолете с А. Руцким; В. Крючкова для гарантии безопасности посадили в тот же самолет. Остальные по команде А. Руцкого были арестованы и полетели вторым самолетом.

В правительственном аэропорту Внуково-2 по парадному трапу в свете телевизионных юпитеров спустились сиявшие триумфаторы, среди которых явно растерянный, непривычно по дачному одетый, шествовал М. Горбачев с Раисой Максимовной и домочадцами. В это же время из хвостового отсека в темноте спускался В. Крючков, которого ожидали представители прокуратуры и МВД, объявившие ему об аресте.

Итак, ГКЧП как орган государственного управления страной в чрезвычайных условиях, не имеющий даже четкого плана действий, из-за нерешительных его создателей не состоялся. Все продекларированные им документы, не разъясненные и не доведенные до народа, остались на бумаге. Граждане Советского Союза были в замешательстве, они просто не понимали, что творится в стране. Символом ГКЧП стали дрожащие руки Г. Янаева на пресс-конференции, которую члены Комитета провели на телевидении.

Это потом Б. Ельцин и М. Горбачев будут уверять всех, что гэкачеписты беспокоились не за судьбу страны, а за свои собственные кресла.

В противовес руководству ГКЧП их противники – «демократы» – действовали более решительно, порой даже нагло и цинично. То, что «демократы» готовились (и готовили) к событиям, подобным тем, что произошли в августе 1991 г., у меня, как очевидца, не вызывает сомнения. Идеи «мягкого переворота», «удара по коммунистам» с целью покончить с ними, «капиталистической реставрации» как бы витали в Доме Советов. Эти же идеи были содержанием контактов С. Филатова с демороссами, во время тайных сборов у М. Полторанина, в мышиной возне М. Полторанина и народного депутата РСФСР О. Попцова[73] с представителями СМИ. Им было не до законотворческой деятельности.

Открытую борьбу против СССР и КПСС возглавил Б. Ельцин. Вот тогда-то, в августе 1991 г., и был совершен подлинный государственный переворот, ставший началом развала не только СССР, но и падения России, началом ее стреноживания.

Вернувшийся в Москву М. Горбачев как президент СССР был обязан (!!!) объявить все ельцинские указы о переподчинении всех структур союзной государственной власти нелегитимными и вернуть себе все государственные полномочия – это был его конституционный долг. М. Горбачев этого не сделал и тем самым стал соучастником государственного переворота. Таким образом, не члены ГКЧП, по существу, совершили государственный переворот, а Б. Ельцин совместно с М. Горбачевым. Это второй вывод!

Предательство военных, особенно генералитета, случилось не вдруг, как думают многие. Б. Ельцин задолго готовился сам и приручал к себе военные кадры, которые в нужный момент встали бы на его сторону.

О роли военных в событиях августа 91-го позднее мне многое поведал генерал-полковник В. Ачалов, народный депутат РСФСР, бывший в то время заместителем министра обороны СССР. Прежде всего не все генералы и офицеры выдержали испытание на порядочность, верность присяге.

«Отеческую» заботу об армии, особенно о частях ВДВ, Б. Ельцин начал проявлять задолго до ГКЧП. Посещения так называемых «придворных» дивизий – Таманской, Тульской, Кантемировской, им. Дзержинского – для него стали постоянными. Это льстило командирам дивизий, хотя на самом деле такие поездки фактически были смотринами руководящего состава армии для отбора кандидатур, которые впоследствии могли бы, нарушив присягу, встать под «демократические» знамена.

Вот как Б. Ельцин рассказывает о посещении одной из таких «придворных» дивизий: «"Незадолго" до путча я посетил образцовую Тульскую дивизию. Показывал мне боевые части командующий воздушно-десантными войсками Павел Грачев. Мне этот человек понравился – молодой генерал, с боевым опытом, довольно дерзкий и самостоятельный, открытый человек. И я, поколебавшись, решился задать ему трудный вопрос: "Павел Сергеевич, вот случись такая ситуация, что нашей законно избранной власти в России будет угрожать опасность – какой-то террор, заговор, попытаются арестовать… Можно положиться на вас?" Он ответил: "Да, можно"»[74].

По словам В. Ачалова, еще в Афганистане П. Грачев прославился своей неуемной напористостью и доходящей до абсурда решительностью. Когда В. Ачалова назначили заместителем министра обороны СССР, он рекомендовал П. Грачева на пост командующего ВДВ. Естественно, что он всецело доверял своему выдвиженцу. Неудивительно поэтому, что П. Грачев был включен в состав оперативной группы ГКЧП, которая занималась анализом обстановки. П. Грачев постоянно демонстрировал личную преданность министру обороны СССР маршалу Д. Язову и называл его «батько».

В августовских событиях 1991 г., по мнению народного депутата РСФСР генерал-полковника В. Ачалова, именно генерал-лейтенант П. Грачев сыграл особенно коварную роль. Естественно, что П. Грачев знал все стратегические планы Комитета. 8–9 августа он ездил по поручениям министра обороны СССР маршала Д. Язова в КГБ согласовывать документы по возможному вводу чрезвычайного положения в стране. Выполняя Указ ГКЧП о введении в Москве чрезвычайного положения и, самое главное, приказ министра обороны СССР, командующий ВДВ П. Грачев обеспечил прибытие в Москву 106-й Тульской воздушно-десантной дивизии, чтобы взять под охрану стратегические объекты. В то же время поддерживал контакты со ставленником Ельцина Ю. Скоковым.

Была поставлена четкая конкретная задача: сохранить в столице порядок. Здание Верховного Совета РСФСР блокировали танки под командованием генерала А. Лебедя.

В самый ответственный момент П. Грачев начал метаться, вести двойную игру, выжидал, чья возьмет. По воспоминаниям генерала А. Лебедя, П. Грачев передал через него в Белый Дом сообщение о времени предполагаемого штурма Дома Советов. Это позднее он стал говорить, что делал все, чтобы не было кровопролития. Но фактически еще 19 августа 1991 г. он твердо встал на сторону Б. Ельцина. Об этом позднее расскажет сам Ельцин. «19 августа я позвонил ему (Грачеву. – Примеч. авт.). Это был один из моих самых первых звонков из Архангельского. Я напомнил ему наш старый разговор. Грачев смутился, взял долгую паузу, было слышно, как он напряженно дышит на том конце провода. Наконец, проговорил, что для него, офицера, невозможно нарушить приказ. И я сказал ему что-то вроде: я не хочу вас подставлять под удар… Он ответил: "Подождите, Борис Николаевич, я пришлю вам в Архангельское свою разведроту"… Я поблагодарил, и на том мы расстались. Жена вспоминает, что я положил трубку и сказал ей: "Грачев наш"…»[75] Но еще 20 августа 1991 г. Грачев постоянно звонил и тем и этим, все-таки боялся.

Недалеко ушел и генерал А. Лебедь. Лидер Союза «Живое кольцо» Константин Труевцев позднее рассказывал: «В целом же у меня сложилось стойкое впечатление, что он (генерал А. Лебедь. – Примеч. авт.) тогда играл двойную роль: преследовал разведывательную цель и, с другой стороны, осуществлял контакт между Грачевым и Ельциным. Причем и он, и Грачев ориентировались на тех, кто победит. В последний раз я видел Лебедя в 1995 г., мы беседовали в компании трех его друзей-генералов, он сам об этом говорил открыто»[76]. Та же двойная игра велась и генералом А. Лебедем и в связи с событиями сентября – октября 1993 г., что видно из его воспоминаний, опубликованных в Тираспольской газете в 1994 г. В книге Лебедя «За державу обидно» эти события изложены в более выгодном для генерала свете, с попыткой обелить себя.

Завершая свой рассказ, В. Ачалов сказал: «У меня нет сомнения, а с годами это все больше подтверждается, что Пашка Грачев с начала августа 1991 г. раскрывал лично Ельцину все, что делалось в Министерстве обороны, о перемещении войск».

Многие тысячи москвичей были введены в заблуждение и пришли к Белому дому на Краснопресненской набережной Москва-реки «защищать демократию». Активную роль в организации сопротивления ГКЧП сыграли новые предприниматели – руководители бирж, различных коммерческих структур, оптовики и финансисты. Они оказали финансовую и техническуюпомощь властям России, а их сотрудники были активными участниками живого кольца вокруг Белого дома.

Б. Ельцин лично решал проблему обеспечения продовольствием для собравшихся у Белого Дома, в том числе и через американское посольство. Б. Ельцин позвонил в американское посольство и попросил, чтобы они прислали имеющиеся у них запасы продовольствия. Вскоре приехали две фуры кока-колы и гамбургеров.

Вспоминается в этой связи роль бывшего министра иностранных дел России А. Козырева[77]. Уже на второй день начала работы ГКЧП – 20 августа 1991 г. – он, напомним, полетел в Париж, чтобы «мобилизовать Запад на поддержку российского руководства». Но главное, как выяснилось позднее, было не в этом. А. Козырев сам признался об истинной цели своей поездки – получение инструкций: «Западные посольства в Москве, по существу, перешли в режим работы на нее. Мы через них получали и передавали информацию»[78].

Мой кабинет – Председателя Комиссии Верховного Совета РСФСР по бюджету, планам, налогам и ценам – находился на втором этаже Дома Советов и окнами выходил на Краснопресненскую набережную и центральный вход в Дом Советов. Я и аппарат сотрудников комиссии хорошо видели, как круглые сутки к Белому Дому «братки» подвозили продукты питания, чай и кофе… и ящиками водку. Все это было бесплатно. Министр правительства РСФСР Е. Сабуров позднее откровенно писал, что «предприниматели везли в Белый дом деньги чемоданами. Грузовики с песком, краны, оружие, продовольствие – все это было куплено на деньги российских предпринимателей… Это значит, что в стране уже появились люди, которым есть что терять, и они будут отстаивать эту страну, а следовательно, и свои интересы до конца»[79].

Всем памятен разрекламированный в СМИ факт уплаты партийных взносов предпринимателем А. Тарасовым – как его окрестила пресса – «столпом нового демократического российского общества» – с астрономической для рядового работника суммы дохода – миллионов рублей. Генсек и президент СССР М. Горбачев, начитавшись книг по нэпу и мало что в них поняв, ускоренно создавал кооперативы на базе государственных предприятий и учреждений, настоял на принятии закона о предприятиях, согласно которому кооператоры через процедуры выборов могли избавляться от директоров, мешающих растаскивать государственную собственность.

В наши дни М. Горбачев часто дает интервью, подчеркивая, что в то время он решал вопрос – как «простимулировать людей», но не говорит о том, что ему предлагали преодолеть уравниловку в оплате труда, что действовало бы стимулирующе и без растаскивания госсобственности. Например, мне достоверно известно, что работники Социально-экономического отдела ЦК КПСС, с которыми у меня сохранились дружеские и творческие связи со времен работы в социально-экономическом отделе Татарского обкома КПСС, настойчиво советовали помощникам М. Горбачева прочесть книгу С. Кондурушкина «Частный капитал перед советским судом» (1927), в которой был обобщен опыт нэповской коррупции и растаскивания государственного имущества, за что потом многие были осуждены. Естественно, такая перспектива «реформаторов» не устраивала. Поэтому нет ничего удивительного в том, что многие из зарождающихся «новых русских» толпились у стен Белого дома, отстаивая «демократию».

Наряду с «новыми русскими» у Дома Советов, конечно, были и те, кто искренне верил в демократические преобразования, которые обещал провести их кумир Б. Ельцин, кого покоробили увиденные по телевидению трясущиеся руки Г. Янаева. Среди них были труженики промышленных предприятий, военно-промышленного комплекса, научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро, работники культурно-просветительных учреждений и библиотек, врачи, студенты. То есть все те, кто не был удовлетворен своими нищенскими условиями существования и тем застоем, который царил в реальном секторе экономики, мешал работать на благо Родины.

Фактически к 21 августа 1991 г. выступление ГКЧП было подавлено.

Пройдут годы. Со многими из тех, кто был в августе 91-го у стен Дома Советов, мне довелось встречаться. С глубокой грустью говорили они о том, как были впоследствии растоптаны их идеалы. Никто из них и в кошмарном сне не мог представить, что случится с Россией, как будут разворовываться ее богатства, как инфляция отбросит их за «черту бедности» и многие из них, искренне боровшихся за свободу и демократию, месяцами не будут получать зарплаты, стипендии, пенсии, станут безработными.

Но в конце августа 1991 г. Белый дом праздновал победу. Настал очень удобный момент для Б. Ельцина и его команды, чтобы наконец-то расправиться с КПСС. Уже 21 августа на митинге у Дома Советов звучали прямые и резкие обвинения в адрес коммунистов и партии. Ведь «демократическая» пресса сразу представила события 19–21 августа как «антинародный, коммунистический заговор».

Для нагнетания антикоммунистической и антиармейской истерии были также использованы похороны молодых парней – В. Усова, Д. Комаря, И. Кричевского, погибших в ночь с 20 на 21 августа.

Титулы героев Советского Союза были пожертвованы погибшим несчастным зевакам для придания исторической значимости августовскому «революционному накалу»[80]. Впрочем, это кажется мелочью на фоне той кровавой бани, которую ельцинский «демократический режим» устроил осенью 1993 г. Тут уже герои были не нужны: сотни трупов, защитников Верховного Совета, преступно прятали. Ведь теперь режим сам претендовал на звание «коллективного героя», пытаясь (через устрашение народа по всем каналам телевидения) обеспечить необратимость перемен.

Особую роль в осуществлении антиконституционного переворота в августе 1991 г. сыграли двурушничество и прямое предательство президента СССР, генсека М. Горбачева: он сначала «сдал» членов ГКЧП, действовавших с его благословения, отрекся от них, а затем предал и партию, генеральным секретарем ЦК которой он был. Теперь он вспоминает, как искал в массе людей, с которыми встречался, совета – «что делать?». Пытается найти моральную основу своим действиям – дескать, «люди просили дать команду: "Ударить по штабам"»[81].

Нельзя забыть поистине классический случай в истории, происшедший на заседании Верховного Совета РСФСР и свидетельствующий о том, как коварной демагогией можно ввести в заблуждение целую страну. Президент СССР стоит за трибуной Верховного Совета. Президент РСФСР Б. Ельцин сует ему какую-то бумажку, на которой сделал запись кто-то из людей, преданных Б. Ельцину, на заседании кабинета министров СССР по поводу введения чрезвычайного положения и просит зачитать. Стыдно было слушать, как высший руководитель Союза безропотно, как малое, неразумное дитё, зачитывает перед всей страной неизвестно кем составленную бумажку, сунутую, именно зло сунутую (!) ему в руки Б. Ельциным, в которой произвольно излагаются позиции членов его же, Михаила Горбачева, кабинета министров. И М. Горбачев ее зачитывает. Как низко надо пасть, чтобы на всю страну оглашать документ, подлинность которого и содержание могут быть искажены с целью дискредитации людей, им же – М. Горбачевым – подобранных для совместной работы. Нужно потерять остатки порядочности, чтобы пойти на это.

М. Горбачеву были заданы такие вопросы: «Не следует ли изгнать социализм с российской земли?», «Не следует ли признать коммунистическую партию преступной организацией и судить, как судили нацистов в Нюрнберге?», «Покончить с коммунистами» и так далее. В ответ слышался жалкий лепет примкнувшего к «демократам» и благодарного им за свое спасение президента СССР М. Горбачева.

Со свойственной ухмылкой, торжествующий Б. Ельцин в атмосфере эйфории тут же за столом президиума Верховного Совета РСФСР демонстративно, как он заявил, «для разрядки», в присутствии Генерального секретаря ЦК КПСС М. Горбачева и на глазах у всего народа, наблюдавшего благодаря телетрансляции это «действо», подписал неконституционный указ о запрете деятельности и роспуске КПСС и КП РСФСР на территории Российской Федерации, бездоказательно и цинично обвинив их в поддержке ГКЧП. «Лидер» советских коммунистов даже не пытался возразить, а лишь растерянно пролепетал: «Борис Николаевич!.. Борис Николаевич!» С исторической точки зрения – это был очередной государственный (антикоммунистический) переворот, совершенный Б. Ельциным. Стало ясно, что дело идет к явным погромным действиям в отношении центральных органов партии и всех партийных комитетов РСФСР. Его примеру последовали президенты ряда союзных республик тогда еще формально существовавшего СССР.

Мы, народные депутаты РСФСР – В. Агафонов, З. Ойкина, А. Соколов, В. Сыроватко, Г. Саенко, Б. Тарасов, Р. Чеботаревский – тихо переговаривались между собой, презирали и говорили, каким жалким выглядел на трибуне М. Горбачев, насколько этот, теперь уже бывший лидер, превратился в мелкого человечишку.

Президенту СССР М. Горбачеву было невдомек, что ради якобы сохранения своего престижа он нарушает Конституцию СССР, а фактически – сам совершает государственный переворот, взрыхляет почву для окончательного разрушения Советского Союза.

После 23 августа 1991 г. наступили дни тяжелейших раздумий: что с нами, коммунистами, со страной, с партией, с советским народом произошло? Почему 18-миллионная партия промолчала?

Двадцать четвертого августа у меня состоялась встреча Валентином Александровичем Купцовым. Он, избранный первым секретарем ЦК КП РСФСР всего две недели назад, 9 августа 1991 г. фактически взял на себя решение сложнейших вопросов трудоустройства людей, составлявших аппарат ЦК КП РСФСР, ответственность за их судьбу. Просил и меня подключиться к этому вопросу.

Триумфом «победы» над ГКЧП стало сообщение по радио и телевидению об аресте ее членов: и.о. президента СССР Г.И. Янаева, премьер-министра СССР В.С. Павлова, секретаря ЦК КПСС О.С. Шенина, министра обороны СССР Д.Т. Язова, первого заместителя председателя Совета обороны СССР О.Д. Бакланова, председателя КГБ СССР В.А. Крючкова, главнокомандующего Сухопутными войсками-заместителя министра обороны СССР, член Совета обороны СССР Героя Советского Союза В.И. Варенникова, руководителя Аппарата президента СССР В.И. Болдина, председателя Крестьянского союза СССР В.А. Стародубцева, президента Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР А.И. Тизякова, тех, кто не побоялся отстаивать свою Великую Родину – Союз Советских Социалистических Республик и поплатился за это тюремной камерой Матросской тишины. На Верховном совете СССР 29 августа 1991 г. выступил генеральный прокурор Трубин и сообщил о том, что имеются доказательства причастности председателя Верховного совета А. Лукьянова к перевороту. С него снята депутатская неприкосновенность и он был также арестован.

После провала попытки сохранить Советский Союз застрелился министр внутренних дел Б. Пуго, член ГКЧП. За день до своего добровольного ухода из жизни он скажет: «Он (Горбачев. – Примеч. авт.) нас всех предал!» 26 августа 1991 г. застрелился маршал Советского Союза С. Ахромеев, безусловно умный и совестливый человек, истинный патриот Великой державы. Он не мог дальше жить в атмосфере распущенности, царившей в стране.

Народные депутаты РСФСР, члены фракции «Коммунисты России», с горечью восприняли эти сообщения.

А среди «демократов» ширились ряды «героев». Очередь к кабинету руководителя депутатского штаба обороны Белого дома Сергея Филатова росла с каждым днем: «герои» стремились попасть в списки награжденных.

Главная ошибка руководства ГКЧП заключалась в том, что оно не сумело опереться на мнение народа, который в марте 1991 г. в ходе всесоюзного референдума по вопросу о сохранении Союза ясно и недвусмысленно – 76 % голосов – высказался за сохранение СССР. Руководство ГКЧП надеялось, что все образуется само собой, достаточно лишь сообщить народу о создании ГКЧП. Не образовалось… Страну насильно втянули в так называемый глобальный мир, со всеми его пороками и угрозами. Международный капитал навязал России унизительное и крайне зависимое положение в глобальном воспроизводственном процессе в угоду прибыли и финансовых спекуляций. В результате августовского переворота страна оказалась отброшенной в историческое прошлое, в дикий капитализм XIX в.

Завертелось уголовное дело ГКЧП. Ельциноиды требовали крови. Арестованным членам ГКЧП попытались инкриминировать измену Родине (64-я статья УК), за что предусматривался ни много ни мало – «расстрел».

И все-таки, кто же совершил августовский переворот? Развитие событий свидетельствовало: переворот произошел, и не один.

Во-первых, и это самое главное – государственный августовский (1991) переворот Горбачева – Ельцина по сути подвел черту под существованием СССР. «Победа» Б. Ельцина и лжедемократов так напугала руководителей на местах, особенно в национальных республиках, что они стремглав бросились в объятия доморощенных националистов, пребывавших до поры до времени в инкубационном состоянии. Сразу после подавления «августовского путча» три республики Прибалтики заявили о своем выходе из СССР. В сентябре 1991 г. номинально тогда еще бывший Президентом СССР Горбачев подписал указы о признании этого выхода, чем санкционировал развал Советского Союза. Начался медленный выход союзных республик из Советского Союза.

Вновь хочу обратиться к испытанному методу исторических аналогий и процитировать одного из мыслителей ХХ в., незаслуженно забытого после смерти в 1918 г., – Василия Васильевича Розанова. В 1918 г. в книге «Апокалипсис нашего времени», пытаясь разобраться в последствиях Февральской революции 1917 г., он писал: «Русь слиняла в два дня. Самое большее – в три. Даже "Новое время" (считавшаяся реакционной газетой, которую издавал крупнейший в дооктябрьской России владелец газетно-книжного дела А.С. Суворин. – Примеч. авт.) нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. И собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая "Великого переселения народов". То была эпоха, "два или три века". Здесь – три дня, кажется даже два. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса…»[82]

Так и хочется повторить вслед за В.В. Розановым: «Неисповедимы пути твои, Господи!» Как будто про нас нынешних писано. Правда, в отличие от России царской, исторической, Россия советская (СССР) «сгинула» не в два-три дня, а в два-три месяца. По историческим меркам разница минимальная, почти незаметная. Но «сгинула» именно так, как и ее предшественница. Видимо, есть в этой повторяемости определенная историческая закономерность…

После августовских событий 1991 г. «двоевластие» союзного центра во главе с М. Горбачевым и республиканского во главе с Б. Ельциным закончилось утверждением единовластия российских структур.

Во-вторых, 23 августа 1991 г. Б. Ельцин подписывает указ о приостановлении деятельности коммунистической партии на территории РСФСР. Горбачев молчит. Теперь уже ясно можно утверждать, что КПСС и КП РСФСР потерпели поражение, преданные своими высшими руководителями. Разгром партии полный. Исторический поворот и вместе с тем истинный государственный переворот с целью реставрации капитализма в России сделал еще один крупный шаг, свершился. Примеру Б. Ельцина последовали президенты ряда союзных республик тогда еще формально существовавшего СССР

В ноябре 1991 года 37 депутатов парламентской фракции российских коммунистов (в дальнейшем к ним присоединятся депутаты-некомунисты) добились рассмотрения дела о запрете КП РСФСР в Конституционном суде РФ. Процесс начался 26 мая 1992 г. и длился весь год. В ходе бесконечных заседаний были выслушаны показания свидетелей как «за», так и «против». Члены Конституционного суда РФ нашли в себе мужество признать правовую несостоятельность указов Б. Ельцина и 26 ноября 1992 г. вынесли приговор, разрешивший КП РСФСР возобновить политическую деятельность. Для Б. Ельцина этот вердикт означал несомненное поражение, поэтому «демократы» по всем каналам СМИ давили на Б. Ельцина, чтобы он довел борьбу с коммунистами до конца. Но Б. Ельцин не был так напуган, как его окружение. То ли понимание, что компартия без партийного имущества еще долго будет вставать на ноги, то ли понимание роли компартии на тот период в российском обществе заставили Б. Ельцина не влезать в отрытую конфронтацию.

Военная коллегия Верховного суда РФ под давлением администрации Президента РФ Ельцина предъявила руководителям ГКЧП обвинения по статье 64 УК РСФСР – заговор с целью захвата власти.

В обвинительном заключении по делу ГКЧП будет записано: «Не добившись изменений государственной политики парламентским, законным путем, стремясь сорвать подписание нового Союзного договора, ввести в стране чрезвычайное положение, сохранить в неприкосновенности союзные структуры, председатель КГБ СССР Крючков В.А., министр обороны СССР Язов Д.Т., премьер-министр СССР Павлов В.С., заместитель председателя Совета обороны СССР Бакланов О.Д., руководитель Аппарата президента СССР Болдин В.И., секретарь ЦК КПСС Шенин О.С. встали на путь организации заговора с целью захвата власти»[83]. Пытались вывести их и на статью «государственная измена».

Даже и не для юриста ясна натянутость формулировок. О каком захвате власти могла идти речь, если власть у руководителей ГКЧП была и действовали они во имя спасения СССР? Следовательно, и «государственная измена» – попытка придумать то, чего не было.

Когда Военной коллегией членам ГКЧП было предъявлены эти абсурдные обвинения, по их поводу я беседовал со многими юристами. Все они однозначно заявляли, что эти обвинения юридически абсолютно не соответствуют действительности, духу и букве закона. В лучшем случае действия членов ГКЧП можно было бы квалифицировать как халатное исполнении своих служебных обязанностей и, за провал действий ГКЧП, приведший к развалу СССР, освободить от занимаемых должностей. Другие тихо говорили, что завышенные обвинения есть форма сопротивления властям и тайная поддержка членов ГКЧП.

Суд так и не обнаружил состава преступления, инкриминируемого новыми властями гэкачепистам, – нарушения Конституции СССР и других грехов[84]. Завершающую точку поставила Государственная Дума Российской Федерации, которая 26 февраля 1993 г. приняла постановление об амнистии участников ГКЧП.

Принятие постановления об амнистии свидетельствует о том, что если бы 19 августа 1991 г. в России действительно произошел бы путч, то члены ГКЧП никак не могли бы рассчитывать на амнистию, как правило, не распространявшуюся на расстрельные статьи, к которым относилась и статья 64 УК РСФСР «Измена Родине» с квалифицирующим составом – заговор с целью захвата власти.

Принципиально не согласился с амнистией генерал армии, Герой Советского Союза, участник Парада Победы на Красной площади в Москве в 1945 г. Валентин Иванович Варенников[85], который стойко держался, считая, что никакого «государственного переворота с целью захвата власти» в августе 1991 г. ни он, ни члены ГКЧП не совершали. В его выступлении на процессе по ГКЧП, проходившем 17 февраля 1994 г., была дана емкая политико-экономическая оценка событиям, связанным с ГКЧП. По прошествии лет считаю исторически обоснованным опубликовать выступление патриота-государственника Валентина Ивановича полностью.

«Против чего я и мои товарищи выступили в августе 1991 года? Против государственного переворота и разрушения СССР изнутри руками прозападных политиков, выполняющих команды из Вашингтона. Напомню высказывание бывшего директора ЦРУ Роберта Гейтца, напечатанное в «Известиях» 12.12.9.: "Мы понимали, что Советский Союз ни экономическим давлением, ни гонкой вооружений, ни тем более силой не возьмешь. Его можно было разрушить только взрывом изнутри".

Но почему у Запада такое неотступное влечение к Советскому Союзу, а сейчас – к его бывшим республикам, в первую очередь к России? Да потому, что здесь несметные природные богатства, без которых Западу в перспективе не обойтись, а Европа вообще задохнется через 10–15 лет. Плюс человеческие ресурсы с огромным природным даром. Однако, чтобы добраться до этих сокровищ, им надо было сломить нас. Что и выполнено с помощью, а точнее – из-за предательства Горбачева, Яковлева и др. Предвидя трагедию, мы предпринимали всяческие шаги по недопущению падения нашего государства. Бездействие Горбачева казалось в то время для нас результатом его ограниченных физических и умственных возможностей (власти дали больше, чем любому монарху, но он ею якобы не мог и не знал, как распорядиться). Некоторые объясняли это также и его нерешительностью, трусостью. Фактически все это действительно присутствовало. Но главное, как теперь ясно, в другом: бездействие было умышленным, и оно преследовало одну стратегическую цель – довести все процессы развала государства до такой степени, когда они уже будут необратимы. Чью волю выполнял Горбачев? Тогда нам еще не до конца это было ясно.

Главный враг, который дирижировал всем и всеми, в том числе Горбачевым, Шеварднадзе, Яковлевым и т. п., был не на ладони. Его надо было умело выделить, разоблачить и разгромить. Но этого не произошло. Горбачев не дал. И эта третья сила, воспользовавшись благоприятными условиями, подготовила и с помощью предателей нашего Отечества провела взрыв Союза изнутри (впоследствии это многократно подтвердил Р. Гейтц). Эта сила, к которой никаких эффективных мер не было предпринято (о ее существовании только робко говорилось, в том числе и на закрытом заседании Верховного Совета СССР 17.06.91), и сейчас глубоко заинтересована в дальнейшем распаде нашего государства, в разграблении наших богатств и проведении в жизнь своих замыслов навсегда обосноваться в России, направляя, так сказать, ее дальнейшее развитие.

Что же это за сила? Это элита западных держав, в руках которых формирование внешней и внутренней политики плюс наша продажная компрадорская буржуазия, наши продажные политики и агенты влияния (собственно, это почти одни и те же лица).

Важно отметить, что на каждом этапе так называемого нашего развития за последние годы третья сила делает ставку и на соответствующего лидера. Я согласен с утверждениями тех средств массовой информации, которые сейчас говорят, что как в 1990–1991 годах Запад переориентировался с Горбачева на Ельцина (там убедились, что "лучший немец " все-таки слабак), так и сегодня Запад уже начинает менять свои ориентиры.

Был ли у нас в стране путч, государственный переворот? Ответ однозначен: да, был! И, на мой взгляд, он имеет три этапа.

Первый этап – подготовительный. По времени он занял все годы перестройки до августовских событий 1991 года. В этот период определенными силами была создана идеологическая, социально-политическая, материально-техническая и даже кадровая основа для изменения советского общественного и государственного строя, социалистической системы хозяйства и социалистического порядка. Начался развал государственности, хаос в экономике, стал в полный рост национализм. Все это видел ЦК КПСС. Но воспитанные в духе беспрекословного подчинения генсеку, члены ЦК смотрели на него как загипнотизированные. Лишь отдельные лица могли, хотя и робко, говорить об этой ситуации. Что же касается Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР, то эти органы тоже наблюдали сложившуюся картину, но, не имея в новом составе практики, опыта парламентской работы и борьбы, а также (что самое главное) представляя крайне неоднородных лиц по своим убеждениям в смысле способности отразить интересы народа, не могли предпринять каких-либо радикальных мер по пресечению смертельно опасных для страны тенденций. Хотя отдельные выступления были – в интересах нашего государства предлагалось Горбачеву сложить с себя обязанности Президента СССР. Но эти предложения развития не получили. И на вопрос государственного обвинения одному из подсудимых: "Управлял ли Горбачев страной единолично? " – я бы ответил только утвердительно! А все существовавшие в стране структуры были только прикрытием. И он использовал это для развала государства.

Второй этап – промежуточный и очень короткий. Это фактически 19 и 20 августа 1991 года. Он был вспышкой и знаменуется выступлением руководителей высшего эшелона законодательной и исполнительной власти против распада государства. Это выступление явилось протестом против бездействия Горбачева по пресечению негативных тенденций, втягивающих страну в катастрофу, против подписания предательского нового Союзного договора, узаконивающего распад нашей страны. Но это выступление ничем и никак не обеспечивалось. Этим быстро воспользовалась псевдодемократия. В тот период были сброшены все маски, ликвидирована вся декорация, которой прикрывались псевдодемократические и профашистские (как в Литве) силы, рвущиеся к власти и уже ранее, в ходе перестройки, пустившие в обществе глубокие корни. Кроме того, в итоге этого периода были незаконно арестованы и посажены в следственную тюрьму все основные руководители законодательной и исполнительной власти Советского Союза (кроме, разумеется, президента), уволен или отправлен в отставку ряд ответственных не угодных новому режиму работников. Что, конечно, нанесло ущерб государственности. Эйфория борьбы со всеми теми, кто отстаивал Конституцию, была максимальной! Этим был открыт путь к беспрепятственным, неограниченным и, что самое главное, беззаконным и бесконтрольным действиям псевдодемократии.

Третий этап – основной. С 21 августа 1991 года и все последующие годы идет процесс политического, экономического, национального, физического распада Советского Союза, советской социалистической системы, ее экономической основы, единой культуры, науки, искусства, обороны.

Кто же подготовил и осуществил этот переворот, а с ним и развал нашего государства? На первом этапе главенствующая роль, конечно, принадлежала Горбачеву и всем тем, кто вместе с ним непосредственно вел страну к катастрофе в течение всей перестройки. На втором этапе – 19 и 20 августа – создалось, на мой взгляд, безвластие. Причина? Члены ГКЧП втянулись в тяжбу с Президентом Российской Федерации. Ельцин обвинял ГКЧП в антиконституционности его появления и действий, а также объявил членов ГКЧП преступниками, издал ряд указов, призвал народ к неповиновению, к всеобщей безвременной забастовке, к борьбе против ГКЧП, собирал по этому поводу у здания Верховного Совета Российской Федерации митинги, где разжигались страсти, прибегая к самым низменным методам. ГКЧП, включившись в эту перепалку, объявил все указы Ельцина неконституционными, а посему не имеющими законной силы. Кроме того, фактически все время и всю энергию ГКЧП затратил на поиск путей к погашению скандальной ситуации на Красной Пресне, вместо того чтобы эффективно влиять на положение в стране.

Своим появлением и особенно действиями ГКЧП, не предвидя того, создал для сил, рвущихся к власти, исключительно благоприятную возможность и условия не только для смены политической декорации, но и для реальных действий по захвату власти. Гарантия была создана фактически абсолютная, и использована она была этими силами быстро, нахраписто, не считаясь ни с какими законами, приличием, нравственностью. И не встречая ни малейшего сопротивления – ни идеологического, ни тем более силового, потому что никто из членов ГКЧП не мог допустить и мысли, что они имеют дело с какими-то врагами, что может применяться насилие. Эта сила, к своему изумлению и радости, смогла (но это уже на третьем этапе) в течение нескольких дней разгромить все, что считала нужным. За три последующих месяца она окончательно закрепила свое властное положение. А что же прежняя, союзная, власть? Оставшись без руководителей и преданная Горбачевым, она тихо и безропотно оставила всех и все (помещения, имущество, созданные всем Советским Союзом и на средства членов КПСС). Оставила и расползлась по своим квартирам, как протоплазма, не принимая никакого участия в судьбе народа. Это позорно, стыдно! Но это факт.

Самое же главное то, что ГКЧП не допускал в лице субъекта российской власти врага. Да и как можно было в своих соотечественниках, выросших и воспитанных вроде бы в равных условиях, имеющих на вооружении вроде бы одну идеологию, видеть врага? В то же время российское руководство ярлык врага на ГКЧП повесило и, используя полную свободу в применении средств массовой информации, обливало грязью членов комитета, призывая народ буквально к разгрому ГКЧП. Члены же ГКЧП, как и многие в стране, наивно полагали, что их врагами могут быть только те, кто посягает на интересы народа извне! На третьем этапе решающую роль, конечно, сыграли организаторы беловежского сговора. При этом личное соперничество и даже вражда Ельцина и Горбачева предопределили судьбу Советского Союза. А ведь даже последовавшие за августом обстоятельства еще не говорили о развале – страна могла остаться в рамках конфедерации или даже новой Федерации. Но политики сделали все насильно!

Мне, как военному человеку, нельзя обойти вниманием Вооруженные Силы. Во все годы перестройки все делалось Горбачевым только в ущерб стране и Вооруженным Силам, обороноспособности государства, а прокуратура не сделала ему даже замечания. То, что армию надо было сокращать (как и вооружения), это никогда ни у кого из военных сомнений не вызывало. Но то, что это надо было делать на условиях равной безопасности с Западом, а не односторонне, как фактически имело место, – это также всем было понятно. Но что было на самом деле и что у нас вызывало особое возмущение? Приведу лишь некоторые примеры.

Первый пример. О стратегических ядерных силах. Под лозунгами "нового мышления", "общечеловеческих ценностей " и якобы в целях «прорыва» в отношениях между Западом и Востоком подписали особо ущербный для Советского Союза договор о сокращении ракет меньшей и средней дальности. Мы сократили в 2,5 раза больше своих носителей и в 3,5 раза больше своих боеголовок в сравнении с США!

Совершенно непонятно, почему в число подлежащих уничтожению был включен ультрасовременный, превышающий все зарубежные аналоги по всем параметрам оперативно-тактический ракетный комплекс «Ока»? Ведь, кроме того, что в то время он только пошел в производство, перешли на это вооружение некоторые соцстраны и наши военные округа на Западе, что он стоил большого труда ученых и рабочих, что он обошелся народу в миллиарды рублей, – он просто по своим параметрам не подпадал под сокращение. И не должен был быть ликвидирован! Кто бы инициативу ни проявлял – Шульц или сам Горбачев с Шеварднадзе. Даже у многих американцев этот дикий шаг вызвал удивление – по договору подлежали ликвидации ракеты наземного базирования с дальностью 500 км и выше (кроме межконтинентальных), а у "Оки"-1 – до 400 км. Ведь это государственное преступление!

Второй пример. Преступлением является и то, что без ведома Верховного Совета передан американцам шельф с нефтью в Беринговом море. Это лишило наш Военно-морской флот районов рассредоточения в этих водах, а армию и погранвойска заставило пересматривать свои планы обороны. Не говоря уже о колоссальном материальном ущербе – запасы нефти на шельфе, как известно, соизмеримы с кувейтскими.

Третий пример. О сокращении обычных вооружений и Вооруженных Сил. Да, у нас сухопутных войск было больше, чем в США, и танков больше. Но у нас и с соседями сухопутная граница – десятки тысяч километров. Но Горбачев все-таки пошел почему-то на чрезвычайное сокращение, предложив американцам одновременно рассмотреть крупное сокращение своего ВМФ, который значительно превышает все флоты мира. Однако США не только не допустили обсуждения этого вопроса, но и как в насмешку над нами в 1992 году Буш присутствовал на церемонии ввода в строй нового авианосца.

Четвертый пример. О выводе наших войск с территории стран Восточной Европы и Монголии. Это не вывод, а позорное, трусливое бегство! Бегство в совершенно неподготовленные районы. Даже высокоразвитая, весьма экономически благополучная Канада выводит из Европы свою одну тысячу человек в течение 2–3 лет. А мы в год выводим по 100–120 тысяч. В итоге все это нанесло колоссальный ущерб государству, нашей обороне.

Итак, преступление совершено! Но его надо видеть не в измене Родине с целью захвата власти членами ГКЧП и поддержавшими их лицами, а в измене Родине с целью не только нанесения ущерба государственной независимости, безопасности и обороноспособности, но и вообще полного развала Советского Союза, изменения его общественного и государственного строя. Причем людьми, которые и сейчас продолжают вершить судьбы страны. Это особой, исключительной важности вопрос, которому суд, надеюсь, уделит должное внимание.

Считаю необходимым отметить, что прежняя Генеральная прокуратура РФ, выдвинув против меня (как и против других обвиняемых по делу ГКЧП) версию в измене Родине и заговора с целью захвата власти, сама стала заложницей этого обвинения. В этой обстановке, на мой взгляд, у Генпрокуратуры сейчас может быть два варианта действий. Первый – совершенно бесперспективный – продолжать настаивать на том, что имела место попытка захватить власть, естественно, власть Советскую. И хотя совершенно ясно, что предмет обвинения отсутствует и все обвинение – это фантазия, но даже если это представить гипотетически, получается следующее.

Меня и всех нас обвинила еще Советская власть, советская Прокуратура в захвате Советской власти, и обвиняемся мы, естественно, по советским законам. Но ведь сейчас нет Советской власти, и, следовательно, не может существующая власть жить по советским законам. Советская власть в СССР была ликвидирована в сентябре 1991 года в лице Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР. А в декабре 1991 года Советский Союз был вообще развален. Затем Советская власть была насильственно ликвидирована и в России. И в том, и в другом случае это делалось без моего участия и участия других товарищей, ту власть, против которой выступала нынешняя власть, то выходит, что мы способствовали существующему режиму? Что, по меньшей мере, дико. Второй вариант действий Генпрокуратуры может быть полярно противоположным: выставить против меня и других товарищей обвинение в защите Советской власти. А попытка в захвате власти была, мол, с целью не допустить закрепления новой "демократической власти". Этот вариант уже имеет что-то близкое к истине. Ведь Советская власть признана нынешним руководством ущербной. Непонятно только, почему Руцкого, Хасбулатова и других не привлекают к ответственности за защиту Советской власти, а лишь за организацию беспорядков? Кое-кто, наверное, сожалеет, что организатором беспорядков в августе 1991 года в Москве был не ГКЧП. Не он призывал к неповиновению, к бессрочным забастовкам. Не он спаивал людей вокруг Белого дома и не он организовывал провокацию – нападение на военный патруль, следовавший на БМП.

Но в отношении меня и других товарищей предъявление обвинения за выступление в защиту Советской власти вполне применимо. Ведь я действительно защищал Советскую власть на протяжении всей жизни, начиная с Великой Отечественной войны. На войне – на многих фронтах боролся не только против немецко-фашистских захватчиков, но и против изменников – власовцев и бандеровцев, на знамени которых было написано: "Уничтожим Советы!" Правда, нет пока закона, который бы карал тех, кто защищает Советскую власть сегодня. Но награды за защиту Советской власти у меня уже отобрали.

Учитывая отсутствие такого закона, а суд надо форсировать, то дело можно было бы передать иностранному государству. А то, что мы граждане России, так это не препятствие – уже прецеденты были: даже приезжали из другого государства (например, из Латвии), арестовывали, увозили, судили и держали в тюрьме.

С этим хорошо бы справился немецкий суд. Он генералу Мильке (министру госбезопасности ГДР), Герою Советского Союза, кавалеру 5 орденов Ленина, 4 орденов Красного Знамени и 4 орденов Карла Маркса, нашел же повод для обвинения – якобы в 1931 году тот был причастен к убийству полицейского. А для меня повода искать не надо – я в течение всей войны уничтожал фашистов, а заодно и власовцев, и бандеровцев.

Одновременно заявляю, что я полностью согласен с выводом нового Генерального прокурора России Казанника о том, что суд над нами по делу ГКЧП – это фарс. Но только не потому фарс, что он затягивается по причине болезни многих его участников, и в первую очередь подсудимых (тюрьма, конечно, сказалась). А по причине абсурдности обвинения. Есть и третий вариант вероятных действий прокуратуры – это найти в себе мужество и честно заявить, что выдвинутое обвинительное заключение является неправомерным. В том числе и в связи с изменившейся в стране обстановкой. Но для этого, повторяю, требуется иметь мужество и честь»[86].

После оправдательного приговора 11 августа 1994 г. В.И. Варенникову власть оказалась в глупом положении. Она сама разоблачила миф о героической борьбе «демократов» в августе 1991-го против злобных «консерваторов» – «путчистов», против военного переворота и т. п. По прошествии времени и, принимая во внимание итоги «дела» В.И. Варенникова, рядовой россиянин может сделать лишь один вывод: «гэкачеписты» видели, что произойдет со страной и в какую бездну ее тащат псевдодемократы. Каждый россиянин прелести этой «демократии» ощутил на себе. Не менее важно и другое: раз оправдали В.И. Варенникова, значит, оправданы, а не амнистированы и все члены ГКЧП!

В историческом плане интересно напомнить о судьбе основных «героев» августовских событий, стоявших вместе с Б. Ельциным на танке или на балконе Дома Советов, «триумфаторов» победы над ГКЧП, фотографии которых обошли всю мировую прессу: Р. Хасбулатова, А. Коржакова, М. Полторанина[87], А. Руцкого, А. Лебедя, Ю. Скокова, К. Кобеца… Все они оказались выброшенными своим кумиром за ненадобностью, как только выполнили предназначенную им роль соучастников преступного заговора против Советского Союза и Советской России, в борьбе против ненавистного Горбачева. На нынешней фотографии «на танке» остался бы только один Б. Ельцин, проклинаемый впоследствии большинством российских граждан, да и многими своими политическими «побратимами», которых он отправил в политическое небытие. А если взять 1993 г., уже не во время опереточной, а по-настоящему трагической и кровопролитной защиты парламента, многие из действующих лиц августа 1991 г. оказались по разную сторону баррикад. Каждый в дальнейшем получил свою судьбу. Кто-то пусть и краткосрочное, но самое настоящее тюремное заключение, кто-то опалу, кто-то уголовное преследование, кто-то безнадежную безвестность…

Некоторые из них сегодня определенно говорят о крайне негативном отношении к Б. Ельцину. Так, Ф. Шелов-Коведяев, первый заместитель министра иностранных дел России, курировавший в то время вопросы отношений с государствами СНГ, с горечью скажет: от человека, «взращенного в презрении к праву», «не ожидал чудесной метаморфозы… Не ждал этого и от его соратников». Другой соратник Б. Ельцина по августу 1991 г. Сергей Станкевич, который руководил сносом памятника Феликсу Дзержинскому на Лубянке, попался на взяточничестве и с 1995-го по 1999 год скрывался от российского правосудия в Польше. Уже в качестве политэмигранта он скажет, что Б. Ельцин «исчерпал свой ресурс в политике в августе и следующие за ним месяцы… Для последующей работы ему не хватало масштаба личности»[88].

В 2001 г., осмысливая роль Б. Ельцина в новейшей истории России, бывший зампред правительства СССР В. Гусев вынужден будет констатировать «чудовищную роль разрушителя». Автор приводит слова главы компартии США Гэсса Холла о результатах пребывания Ельцина в США: «Не успел он пробыть в США и одного дня, как малоприятные запахи расточаемого им политического и идеологического яда начали распространяться в воздухе… Ельцин изо всех сил старался подорвать репутацию социализма, у него не нашлось ни одного доброго слова о социализме в своей стране. Будучи представителем социалистической страны за рубежом, а также членом высшего органа партии, он причинил самый значительный ущерб, когда его негативизм выразился в самых мрачных прогнозах в отношении политики СССР и «грядущей там гражданской войны»[89].

Уместно напомнить, как вели себя в то время некоторые представители интеллигенции. Привожу выдержку из стенограммы обсуждения разных вопросов в окружении Ельцина.

А. Емельянов (в то время народный депутат СССР): «Компромисс с Верховным Советом и депутатами исчерпан. В Конституционный суд я не верю. Зорькин не защитник Конституции… И нужно потребовать от прокуратуры разобраться с КПСС. Коммунисты воссоздают свои организации. В МГУ первыми восстановили парторганизацию. Это же позор!»[90]

Эти слова принадлежат крестьянскому сыну из Смоленской области, окончившему в свое время МГУ, оставленному в аспирантуре по рекомендации партбюро экономического факультета.

Ельцин в знак поощрения подхалимажа за сотрудничество и верность режиму выделил Емельянову одну из лучших квартир в президентском доме в Крылатском – на улице Осенней.

С.С. Алексеев – бывший председатель Комитета Конституционного надзора, член-корреспондент Академии наук СССР: «Президент получил уникальный шанс правовым путем перейти от одного общественного строя к другому… имеет право говорить от всей России – право, которого не имеют Советы». Так о праве законодательного органа высказывался титулованный юрист, член-корреспондент РАН. Он же в дальнейшем призывал Ельцина не соглашаться с проектом Конституции, подготовленным Конституционной комиссией и одобренным на VI и VII Съездах народных депутатов РСФСР: «Этот проект Конституции является в основе своей просоветским». Таковы лики «эпохи».

Запрет Ельциным КПСС и КП РСФСР послужил мощным детонатором к развалу Союза ССР. Ведь что греха таить, именно КПСС была тем объединяющим стержнем, вокруг которого не только группировались, но и имели надежное пространство для деятельности политические элиты союзных республик.

Удар по партии наверняка был просчитан окружением и М. Горбачева, и Б. Ельцина. Несомненно, они пользовались прогнозами, сделанными в свое время Джорджем Кеннаном в США. Не могу не обратиться к этому прогнозу не только потому, что хотелось указать на учителя, но и потому, что ученики сумели оценить его мудрость. Концентрированное изложение позиции Д. Кеннана содержится в работе Г. Киссинджера «Дипломатия»[91]. «Все различные направления американской послевоенной мысли были сведены воедино в… исключительной по содержанию статье, опубликованной в журнале "Фо-рин аффэарз" в номере за июль 1947 г… Из тысяч статей, написанных после окончания Второй мировой войны, кеннановские "Истоки советского поведения" представляют собой совершенно особое явление. Эта, написанная ясным языком, наполненная страстной аргументацией, литературная адаптация кен-нановской "длинной телеграммы" поднимает вопросы советского вызова до уровня философии истории…

Внутри страны (СССР. – Примеч. авт.) единственной организованной группой является только партия, а остальное общество раздроблено на рудиментарные массы… Кеннан полагал возможным, что в какой-то момент различные соискатели верховной власти "смогут спуститься в недра политически незрелых и неопытных масс, чтобы найти у них поддержку своим определенным требованиям. И если это когда-нибудь случится, то отсюда будут проистекать невероятные последствия для коммунистической партии: ибо членство в ней в широком плане основывается на железной дисциплине и повиновении, а не на искусстве компромисса и взаимного приспособления… Если вследствие указанного произойдет что-либо, что разрушит единство партии и эффективность ее как политического инструмента, Советская Россия за одну ночь из одного из самых сильных национальных сообществ превратится в одну из самых слабых и жалких».

Подобные мысли развивал в свое время известный философ А. Зиновьев, многократно раскаявшийся в том, что пошел по пути диссидентства. В одной из аудиторий на Западе в первые годы своего пребывания там он утверждал: «Самое слабое место в советской системе – то, которое сами советские люди считают самым надежным, а именно в аппарате ЦК КПСС, Политбюро, в персоне Генерального секретаря ЦК КПСС. Проведите своего человека в генсеки, то есть захватите эту ключевую позицию, и вы захватите все советское общество. Генсек развалит Политбюро и с его помощью весь ЦК. Это приведет к распаду всего аппарата ЦК. Распад КПСС приведет к распаду всей системы государственности, а развал последней – к развалу всей страны»[92] (курсив мой. – Примеч. авт.). Для «демократов» это была уже вторая «подсказка» после Кеннана. Все, что говорил и писал Кеннан, изучал, знал и реализовывал А.Н. Яковлев, сыгравший первую скрипку в агентуре влияния, начало претворяться в жизнь. Толк в этих «подсказках» знал и Г. Киссинджер: по его выражению, «ни одно из документальных предвидений не оказалось столь точным и соответствующим реальному положению вещей после прихода к власти Михаила Горбачева»[93].

Несколько иначе видит эту роль К.Н. Брутенц: «Сейчас, пожалуй, общепризнано, что разрушение партии… явилось одним из основных факторов, повлекших за собой ослабление, а затем и распад государства. Любопытно, что это мне разъясняли в мае 1993 года в Пекине такие заслуженные антикоммунисты, как бывший госсекретарь США Г. Киссинджер и французский президент Жискар д'Эстен. Киссинджер, в частности, сказал мне, что было ошибкой М. Горбачева переносить центр тяжести от партии к государству, к президентским структурам, поскольку это лишило страну организующего «ядра». На мою реплику: "Но ведь вы всегда сами выступали за это, против партии" – он ответил коротко: "То было раньше"».

Очевидно, можно пожалеть партию, когда ее уже нет. И «пожалел» тот, кто много лет работал на ее разрушение. Диверсий было немало, и это достаточно полно отражено в литературе. Мы помним опекаемые ЦРУ круглосуточно работавшие американские радиостанции.

Льют слезы по КПСС и «отцы русской демократии». По случаю 15-летнего «юбилея перестройки» лжедемократ Г. Попов признал, что лозунг отстранения КПСС от власти был ошибкой и что надо было требовать чистки КПСС от консерваторов. Правда, Г. Попов почему-то забывает о том, что «чистка» ЦК КПСС была проведена – из его состава «строем» были выведены десятки принципиальных, опытных работников, трудившихся на весьма ответственных участках. Достаточно назвать имя одного из них – Чрезвычайного и Полномочного посла СССР в Польше Бровикова, подвергшего курс Горбачева уничтожающей и конструктивной критике на Съезде народных депутатов СССР. Попов забывает и о том, что «в общей сложности при Горбачеве сменились практически четыре состава членов Политбюро»[94]. Горбачев, приведший партию к «политической Цусиме», из ЦК КПСС убрал почти всех, кто мог оказать его курсу реальное сопротивление. Во имя этого была затеяна и неоднократная реорганизация работы аппарата ЦК, его отделов.

Возвращаясь к событиям прошлого и давая им оценку, бывший Председатель Верховного Совета СССР, глава Комитета по законодательству и судебно-правовой реформы Государственной Думы второго созыва А. Лукьянов сказал: «События 19–21 августа не были путчем. Путч – это ломка всех госмеханизмов, а ничего такого не было. Они не были заговором, – не бывает, чтобы заговорщики ездили договариваться с тем, против кого якобы они его сплели. Не были эти события и переворотом, – переворот предусматривает слом общественного строя. Это была отчаянная, плохо организованная попытка задержать разгром Союза и выполнить решения мартовского референдума в защиту Союза… Корю себя лишь за то, что отстаивал эту идею недостаточно жестко»[95]. Ну что ж, лучше поздно, чем никогда.

Мне не было понятно в то время и не понятно сейчас, почему в особых, чрезвычайных условиях Председатель Верховного Совета СССР А. Лукьянов «неожиданно для всех» отказался «войти в ГКЧП, заявив, что как глава парламента» не может сделать этого[96], почему не была немедленно созвана чрезвычайная сессия Верховного Совета СССР, заседание Президиума Верховного Совета СССР, почему в средствах массовой информации не выступили руководители Верховного Совета СССР, ее палат. Ссылки на закон и регламент, что «внеочередная сессия Верховного Совета должна быть созвана не позднее семи дней со времени поступления предложения о ее созыве», «решение должно публиковаться не позднее чем за три дня до ее открытия», что «самый минимальный срок, в который депутаты могут съехаться в Москву, – не менее четырех с половиной дней» и т. д., и т. п., – это не для людей, хоть на микрон знакомых с партийно-советской работой. Когда нам, руководителям, было нужно, мы за сутки собирали и пленумы, и съезды, и сессии. То, что многие народные депутаты СССР находились в растерянности, не смогли сориентироваться в обстановке, – это факт. Каково же было простым людям?

Результат «спокойного подглядывания» на события тех дней из-за угла вместо активной борьбы за свою Родину – Советский Союз вскоре не замедлил сказаться. Я с горечью вспоминаю последнее заседание Союзного парламента, разодранного «демократическими мародерами» – особенно народными депутатами СССР от России. Во главе этих «мародеров» стояли народные депутаты РСФСР. Именно «народные депутаты» от России разрушили союзный парламент. Этот урок следует помнить.

Следует помнить и то состояние политической неопределенности и растерянности, в котором пребывал ГКЧП все три злополучных августовских дня 1991 г. Фактически объявив гражданскую войну, ГКЧП так и не решился вести ее на деле. Ну вывели бронетехнику на улицы столицы. Ну запретили выход нескольких газет и вещание нескольких радиостанций. Танки бессмысленно встали на московских площадях и проспектах, а в итоге сложилось впечатление, что они двинуты не против каких-то там «лукавых и велеречивых властителей», а против москвичей, против народа. И народ именно так все это воспринял и соответствующим образом отреагировал.

Август 1991 г. стал для нашей страны чем-то вроде точки отсчета, вехой, от которой началась последняя стадия разрушения СССР. Тогда произошло апробирование «новых» форм и методов борьбы, которые впоследствии будут использованы против своего народа в еще более изощренных, в том числе и кровавых, формах. «Август 91-го» – начало триумфа дорвавшихся до власти ненавистников всего русского и российского, приведших к ничтожеству «новую демократическую Россию», о которой действительно мечтали миллионы людей.