Читать книгу Ушли, чтобы остаться - Юрий Мишаткин - Страница 3

Был он ничейным, бродягой. На побережье, в ближайшем поселке не имели понятия, где жил прежде, имел ли хозяина, какой награжден кличкой, как называется его порода. У безлюдных песчаных дюн он появился ранней весной, в некурортный сезон, когда санатории, дома отдыха, турбазы заполнены наполовину, «дикарей» раз-два обчелся. Много часов кряду в тихую погоду, в шторм он лежал на промытом песке или у кромки прибоя, положив голову на вытянутые лапы, и, когда подкатывала очередная волна, слизывал с себя соленые брызги.

С виду был жалок, хотя имел внушительный рост и угрожающий вид. От недоедания бока ввалились, шерсть слежалась, брюхо хранило пятно мазута, одно ухо стояло торчком, второе было рваным, хвост жался, в глазах стоял страх.

Трудно сказать, о чем он думал, глядя не отрываясь на морскую гладь, дыша соленым с привкусом йода воздухом. Вспоминал ли бездумное щенячье детство или все мысли были заняты едой: где раздобыть завалявшуюся кость-мосол, краюху пусть черствого хлеба и поскорее набить пустое брюхо?

Первым бездомного пса увидел Яков. Остановив машину на понравившемся берегу, удивленно произнес:

– Хотел быть Робинзоном, тебе отдать роль Пятницы, пожить на необитаемом участке без цивилизации, а оказалось, будет сосед, местный абориген.

– Ты о ком? – не поняла Надя и вышла из машины.

– Разуй пошире глаза.

При появлении машины и двух людей пес не повел ухом, лишь исподлобья взглянул на незваных и вновь уставился на море.

Щурясь на солнце, Надя увидела собаку.

– Боже, какое чудо! А глаза умные, человечьи! – забыв сбросить босоножки, девушка побежала к псу.

– Он, без сомнения, блохастый, еще, может быть, бешеный, – предостерег Яков, но Надя ничего не слышала, добежала до собаки, погладила по загривку.

– Бедненький, перемазался-то как! Кто ты, замухрышка, и где поранил ухо? В драке, защищая свою территорию, или таким уродился? А может, отрубил хозяин, чтоб стал злее?

Ответов, понятно, не было.

Надя вернулась к автомашине, достала флакон шампуня, флягу с минеральной водой и принялась мыть собаку. Когда мыльная пена попала псу в глаза, он не вырвался, не зарычал, а доверчиво покосился на развеселившуюся девушку.

– Умница! – Надя смыла с собаки пену, стала расчесывать.

– Может, полотенце принести, китайское махровое? Им еще никто не утирался, – предложил Яков.

– Обойдемся без полотенца, высохнем сами.

И верно: собака потряслась, раскидала вокруг брызги – часть попала на Якова, отчего тот брезгливо отступил.

– А теперь пора завтракать. Пошли… – Надя запнулась, не зная, как назвать собаку и выпалила: – Рваное Ухо, угроза пиратов!

Пес заинтересованно посмотрел на девушку и завилял хвостом.

– Небось голодный, бедняжка. По глазам вижу, что хочешь есть. Чем угостить?

За пса ответил Яков:

– Все слопает. Между прочим, и я не завтракал – в животе урчит. Еще пяток минут и свалюсь без сил.

– Умирающие от голода не сидят без дела, нарезают хлеб, открывают банку консервов, готовят салат, – ответила Надя.

Рваное Ухо заинтересованно следил, что делали люди, и когда ему бросили кусок колбасы, схватил ее на лету, проглотил, не пережевывая, так же быстро управился с булкой, плавленым сыром. Яков покачал головой.

– Псу всего мало – его не накормить, слопает нас двоих и не подавится.

Надя перебила:

– Собирайся в поселок за свежим мясом.

– У нас еще есть тушенка, лосось в масле.

– Это не для третьего в нашей компании, он предпочитает натуральные продукты. Лично тебе следует воздержаться от мясного, стать вегетарианцем.

– Это зачем?

– Чтоб не обрастать жирком. Если станешь лопать на ночь глядя – вырастет живот, отвиснут щеки.

Яков не стал спорить, выгрузил из машины палатку, надувные матрацы, коробку с походной пластмассовой посудой и укатил в поселок.

Надя подозвала Рваное Ухо:

– Чему обучен?

Пес заурчал, заводил по песку хвостом.

– Айда купаться, – девушка скинула сарафан, побежала к морю, отплыла и позвала: – Ко мне!

Пес не раздумывая ринулся выполнять приказ, грудью рассек воду, заработал лапами. Прилив гнал обратно к берегу, но пес настойчиво греб и достиг Нади, уткнулся в нее кудлатой головой.

– Молодчина! – девушка положила одну, затем другую руку на собаку. – А ты удержишь меня, не дашь пойти ко дну! Поплыли назад!

Рваное Ухо послушно повернул к берегу, плыл рядом с Надей, признав в ней свою хозяйку.

Когда спустя пару часов вернулся с покупками Яков, Надя, захлебываясь словами, стала расхваливать собаку:

– Умнее не встречала! По приказу дает лапу, ложится и встает, подает голос.

Не дожидаясь согласия, продемонстрировала ряд трюков – все приказы пес выполнял без ошибок, с каким-то удовольствием, радуясь, что может услужить девушке.

– Вам обоим в цирке работать, тебе уж точно: и зарплата не чета нищенской аспирантской стипендии, и слава, – посоветовал Яков и занялся установкой палатки, надуванием матрацев.

– А и правда: вернемся и уйду с кафедры, подамся в цирк! – смеялась и играла с собакой Надя. – Надоело писать диссертацию. В цирке настоящее творчество. Дирижер взмахнет палочкой, оркестр заиграет марш, и я выйду на арену с Рваным Ухом в роскошном платье! Разучу трюки, и продемонстрируем чудеса дрессировки!

Так и зажили на прежде безлюдном мысу Яков, Надежда и Рваное Ухо, собака прежде ничейная, а отныне нашедшая хозяев.

На следующий день все вокруг для двоих стало привычным, будто родились в этом лукоморье, где несмолкаем шум прибоя, нет городских забот. По утрам и вечерами, когда спадала жара, резвились в море, если ссорились, то лишь по мелочам – ссоры походили на семейные перебранки, хотя двое еще не были супругами, регистрацию брака запланировали на осень.

Рваное Ухо ни на шаг не отходил от Нади, не сводил с нее чуть влажного взгляда, ожидая приказа, чтобы тотчас выполнить. Псу казалось, что знает девушку и ее спутника давным-давно, еще со щенячьего возраста, именно они выкормили его, благодаря им он простился с голодом, который рождал в теле противную слабость.

Как-то в закат, сидя у кромки прибоя, Яков спросил:

– Что собираешься делать со своей собакой? Не брать же с собой? В твое общежитие не пустит комендант, ко мне нельзя из-за аллергии мамы к шерсти.

Надя заморгала выгоревшими ресницами, из руки выпал нож, которым чистила картошку. Девушка еще не задумывалась, что будет с Рваным Ухом в конце отпуска, когда придется сворачивать палатку, возвращаться в Волгоград, где Якова ожидает НИИ, ее – завершение диссертации, защита. Бросать пса на пустынном берегу? Исключено. Увозить – тоже. Проблема легко разрешилась, если бы вселились в кооперативную квартиру, но дом сдадут не скоро…

Девушка перевела взгляд с пса на Якова, но ни Рваное Ухо, ни Яков не подсказали выход из трудного положения, почти тупика.

– Что-нибудь придумаем, – ушла от ответа Надя.

– Тебе виднее, собака признает лишь тебя, меня игнорирует, – Яков включил в машине приемник, в тишину ворвался оркестр.

Надя зажала уши:

– Выключи немедленно!

– Играет Спиваков, классно играет.

Присоединяясь к требованию Нади, Рваное Ухо поднял дыбом шерсть и зарычал.

– Даже собака не переносит грохота, – заметила девушка. – Будем слушать тишину, а не какофонию эфира. Кстати, играет не уважаемый тобой Спиваков, а бездари-музыканты, с таким же бездарным дирижером.

Рваное Ухо зарычал грознее, затем стал подвывать.

– Еще накличет беду, – буркнул Яков, выключил приемник, и пес тотчас умолк, развалился в тени палатки, смежил веки. Спал Рваное Ухо лишь днем, и то урывками, реагируя на звяканье ложек, вилок, чистку песком дна кастрюли. Ночами расплачивался с пригревшими и кормящими его людьми за доброту и бодрствовал, охраняя сон новой хозяйки. Прислушивался к каждому шороху, неслышно бродил вокруг палатки с машиной, косился на гудящее море, точно просил умолкнуть, не будить людей. Днем играл с Надей, бросался за ней в волны, плыл рядом, готовый в нужный момент подставить девушке спину, помочь вернуться на твердую почву. Плавал и с Яковом, но редко, без удовольствия: Яков любил чудить, изображать из себя тонущего – бестолково бил руками по воде, хватал ртом воздух, кричал «помогите!». Впервые увидев, как человек тонет, Рваное Ухо рванулся к Якову, чтоб не дать захлебнуться, тем более не уйти на дно. Но мужчина навалился на собаку, и чтоб самому не наглотаться соленой воды, Рваное Ухо вырвался. Снова подставил спину, но Яков вновь стал топить, пришлось схватить человека за плавки, тащить к берегу.

– Отпусти! – потребовал Яков, но это был второй приказ, следовало выполнить первый, и пес продолжал тащить.

– Тварь, порвала итальянские плавки! – разозлился Яков, хотел замахнуться на собаку, но услышал смех Нади и не стал мстить за испорченные плавки.

Дни отпуска бежали стремительно наперегонки. Надя все чаще присаживалась подле собаки, смотрела в ее умные глаза, которые словно спрашивали:

«Неужели нас ждет расставание? Неужели я вновь останусь на берегу и вернутся одиночество с голодом?».

Надя гладила пса, и Рваное Ухо млел от прикосновения женской руки.

– Под утро привиделся сон, – заговорил Яков, не отрываясь глядя на рыжий диск солнца, медленно ныряющий в море. – Увидел себя в окружении внуков, да, именно внуков. Говорят, их любят больше сыновей и дочерей – когда стану дедом, проверю это.

Ветер трепал у Якова волосы, отчего младший научный сотрудник НИИ стал похож на задиристого воробья.

– Чтобы внести взнос за кооператив, придется нам работать репетиторами оболтусов, имеющих богатых родителей. Как вселимся наконец-то в новое жилье, примусь за диссертацию, иначе жена «остепенится», а муж без звания – будет совестно перед детьми…

Надя подсела к Якову, склонила голову ему на плечо, что не понравилось собаке – пес лег между людьми.

– Пшел! – рассердился Яков.

– Так он же ревнует! – рассмеялась Надя.

На следующее утро Яков вновь уехал за продуктами, с собой взял Надю, а та забрала собаку. На рынке в поселке Рваное Ухо оставили в машине, что привлекло внимание продавцов с покупателями:

– Ну и громадина!

– Ухо обрезали, чтоб был злее.

– Такого лучше на цепи держать, а не в машине.

– Уж не бешеный ли?

– На такого никакой жратвы не напасешься.

Рваное Ухо зарычал, показав острые клыки, и люди попятились от машины, где для собаки пахло не бензином, а Надей, отчего щекотало в носу, хотелось по-щенячьи взвизгнуть…

До возвращения в Волгоград оставались считанные дни. Яков готовил машину в дальнюю дорогу, подкачал скаты и, не глядя на Надю, спросил:

– Соскучилась по дому?

Надежда промолчала. О каком доме заговорил Яша, разве можно считать таковым комнатку с соседкой в общежитии, где все казенное?

В очередной полдень солнце вновь забралось в поднебесье, накалило берег, отчего от гальки, песка поднялся горячий воздух. Рваное Ухо подремывал. Надя перебирала камушки, затем подобрала палку и бросила в море.

Пса точно подбросила пружина – вскочил и ринулся за палкой. Доплыл, зажал зубами, вернулся к девушке, положил у ее ног.

– Молодец! – Надя собралась снова бросить палку, но Яков опередил, послал в море тяжелый болт с испорченной резьбой.

Не дожидаясь приказа, собака вновь поплыла. Достигла места, куда упала брошенная вещь, но вокруг ничего не плавало.

– Ищи! – потребовал Яков, и Рваное Ухо послушно нырнул, достиг дна, где кружил косяк мальков, поискал, но ничего не увидел, следовало покопать носом песок – вдруг вещь зарылась, но появилось жгучее желание немедленно вдохнуть свежий воздух, к тому же вода давила на уши. И пес пулей понесся наверх. Отдышался и вновь с завидным упорством нырнул. На этот раз под водой пробыл дольше, обшарил песок, но снова ничего не нашел.

Теперь на поверхность поднимался медленнее по причине возникшей слабости, неприятно забулькавшей в желудке, попавшей через ноздри соленой воды.

Надежда что-то кричала, но пес крепко уяснил, что надо, необходимо выполнить приказ, все остальное потом.

С каждым разом нырять становилось труднее, но Рваное Ухо не мог вернуться ни с чем и продолжал опускаться ко дну.

Надежда кричала, затем поплыла к собаке, а та все ныряла, ныряла, пока еще были силы, глаза не затмил туман. Но силы иссякли, лапы стали непослушными, явилось незнакомое прежде безразличие. В глубине гаснущего сознания оставался закон: нельзя, ни в коем случае нельзя возвращаться к хозяйке без брошенной вещи, надо, во что бы то ни стало необходимо отыскать, принести вещь.

И пес снова нырнул. В последний раз.

Вода сомкнулась над ним, захлопнулась, как дверца автомобиля, которую не забывал запереть Яков, когда приезжал на рынок и уходил к торговым рядам…

Надежда сидела, бессильно опустив руки. Ничего не видя, смотрела в одну точку, на море. Мокрые волосы закрывали лицо, с волос стекала вода, образовывая у ног небольшую лужицу – маленькое море, которое быстро впитывал песок.

– Не береди душу, не расстраивайся, все равно не взяли бы с собой, а один на берегу он вскоре бы сдох, – успокаивал Яков.

Надежда снизу вверх посмотрела на Якова совсем так же, как на него смотрел Рваное Ухо, и ничего не ответила.

– Следующим летом купим походную газовую плитку, иначе замучимся с костром.

Надежда стала и, как слепая, поднялась на холм намытого в бурю песка.

– Ты куда? – удивился Яков. – Если в поселок, то хлеба достаточно.

Надя была уже на холме. Шаг, другой по сыпучему склону – и скрылась за дюной.

К мысу, где оставались палатка, машина и Яков, она не вернулась. И Яков долго ломал голову над вопросами: зачем ушла, отчего ничего не объяснила на прощание? И, главное, как без единого гроша доберется до города и далее до Волгограда?