Читать книгу Трагедия в крепости Сагалло (сборник) - Юрий Пахомов - Страница 5

Когда два-три раза в году бываешь в Африке, к поездкам вырабатывается что-то вроде иммунитета. Едва я оказался в кресле «боинга» или «каравеллы», как тут же впадаю в анабиоз.

На этот раз полет был примечательным разве что изжогой. Компания «Эйр-франс» решила удивить пассажиров экзотической кухней, на обед подали вареную кукурузу с ломтиками перца под соусом. Действие соуса не смогли нейтрализовать две бутылки содовой.

В столицу республики Ампала я прилетел в полдень. И сейчас, после чашки кофе, испытывал чувство, которое с известными натяжками можно было назвать «приливом энергии».

Теперь общительному бармену непременно хотелось узнать, что сделать, чтобы ему не заразиться СПИДом. Посоветуй я ему принять мусульманство или иудаизм, он бы, наверное, серьезно задумался. Паника – страшная штука.

До города Омо можно добраться на автомобиле. Но после ливней дороги в буше размыло, и президент выделил в мое распоряжение самолет.

– Хелло, мистер Эрмин?!

– Да, это я.

Ко мне подошел светловолосый толстяк в голубом комбинезоне – вылитый Гаргантюа с иллюстраций Доре, – протянул руку.

– Майкл Грим, сэр. Пилот. Имею приказ доставить вас в Омо.

– Отлично.

– Груз есть, сэр?

– Термоконтейнер с медикаментами, чемоданы, пара коробок. Вон они, у стойки. Много?

– Чепуха. Эй вы, – крикнул пилот двум боям, стоявшим возле дверей, – волоките чемоданы к самолету! Да осторожнее, в том контейнере атомная бомба. – Грим захохотал и удалился.

Я ожидал увидеть крошечный моноплан, который обслуживает богатых туристов в национальных парках. Канадский «турботраш» выглядел вполне внушительно.

Майкл Грим молчал ровно столько, сколько понадобилось, чтобы поднять самолет в воздух. Когда мы взлетели, его язык заработал вовсю. Первым делом Майкл сообщил, что женат, имеет двух детей, семья, естественно, в Канаде. А что им делать в этом проклятом месте? Сам он в Африке третий год, сначала был частным пилотом у одного миллионера-португальца, катал его черных девок. Отличная была работенка. Но потом миллионеру дали под зад, и ему, Гриму, приходится теперь травить мошек и опылять плантации.

Скосив на меня глаза-пуговицы, он вдруг добродушно поинтересовался, не еврей ли я.

– Нет.

– Поляк?

– Русский.

– Самый настоящий?

– А какие еще бывают?

– В Канаде со мной по соседству живут русские. Они никогда не были в России. А вы, сэр?

– Я из Сибири.

– О-о! – Он уставился на меня с таким изумлением, словно я у него на глазах оброс медвежьей шерстью.

– И зачем вам понадобилось лететь в Омо? В этой дыре малярия, комары и скука.

– Среди местных племен эпидемия лихорадки.

– Вы собираетесь лечить туземцев?

Я кивнул.

Майкл Грим презрительно выпятил нижнюю губу. Человек родом из Сибири, который лечит туземцев, недостоин внимания, даже если за ним сам президент присылает самолет. Хорошо, что я не сказал ему, что я эпидемиолог.

Порой мне кажется, что моя профессия куда более понятна воину из народности карамоджо, чем такому вот относительно цивилизованному человеку. Для карамоджо я – человек, изгоняющий злых духов. Это метафора, но смысл довольно точный. Спросите Майкла Грима, что такое вирус, и он начнет мямлить несусветную чушь.

Обычно, когда я называю свою профессию, собеседник поглядывает на меня с подозрением – не разыгрываю ли его? От слова «эпидемиолог» веет минувшими столетиями и дымом костров, на которых сжигали трупы погибших от чумы. А что делаю я в наше благополучное время? И несколько успокаивается, когда объясняю, что работаю в Африке.

Пишут об эпидемиологах редко. В газетах дают интервью кто угодно: футболисты, доярки, ортопеды, хореографы, сыщики, эстрадные дивы, звезды цирка – несть числа. Но эпидемиологов среди них нет. По-видимому, редакторы считают, что публиковать материалы о моих коллегах столь же неэтично, как и рассказы из жизни директоров кладбищ. А жаль. Наивный технократ, воспитанный на чтении научной фантастики, полагает, что сенсации возможны лишь в ядерной физике, кибернетике, на худой конец – в органической химии. И ему невдомек, что открытия в биологии – те, что уже сделаны, но особенно те, на пороге которых мы стоим, – явления почти иррационального порядка, от которых отдает чертовщиной.

Многие ли, например, знают об ариновирусах, открытых в конце шестидесятых годов? О лихорадке эбола, смертность от которой превышает семьдесят процентов? В Судане, в одном из госпиталей из семидесяти шести врачей, сестер и санитаров, заразившихся от больных, от этой лихорадки погибло сорок человек. И это не середина девятнадцатого столетия, а семидесятые годы нынешнего!

А что происходит в современной иммунологии или генной инженерии? Помню, как лет двадцать назад меня потрясло зрелище: микроб, разрезанный, как колбаса. А сейчас святая святых – гены режут на кубики, переставляют их как заблагорассудится, не зная точно, что может получиться из этого, и не родится ли таким образом вирус, который уничтожит все живое?

Вспугнутые гулом мотора, нелепыми скачками удирали жирафы. Какой-то полоумный буйвол погнался за тенью самолета. У небольшого озерца замерло стадо слонов.

Над самолетом пронесся здоровенный гриф. Из-за этой несимпатичной птички погиб молодой Гржимек, один из наиболее ярких исследователей современной Африки. Гриф врезался в его самолет, словно ракета.

Конечно, если откажет двигатель, самолет спланирует, и его вполне можно посадить на площадке величиной с картофельное поле, но от этого не становится легче. Буйволам, слонам и львам вряд ли понравится наше появление.