Читать книгу У черты заката - Юрий Слепухин - Страница 6

Часть первая
Мы живем в двадцатом столетии
6

Оглавление

Основными чертами характера сеньориты Монтеро были любопытство и легкомыслие. Ей уже не однажды случилось испытать на себе отрицательную сторону этих качеств, но на этот раз они сыграли с ней особенно скверную штуку.

Возможно, будь она с подругой, ничего бы не случилось, но деловая по натуре Линда решила использовать свободный день для того, чтобы повидать некоторых своих бывших товарок по Театру обозрений и обсудить с ними предложение носатого Линареса, и на пляж Бебе пришлось поехать одной.

Первая половина дня прошла мирно, и ничто не предвещало мрачной развязки. Правда, в автобусе по дороге в Оливос к Бебе, несмотря на ранний час, пристал какой-то тип, да так активно, что ей пришлось крикнуть шоферу и попросить его остановиться возле ближайшего постового; наглец выскочил из автобуса прямо на ходу, воспользовавшись замедлением на повороте. На пляже она добросовестно жарилась на солнце, потом плавала, стараясь держаться в обнесенной красными буйками зоне безопасности, потом опять загорала на песке. Пляж был почти безлюден, вода не слишком холодна, на сигнальной мачте развевался голубой вымпел – «идеальные условия для купания». Скоро к Бебе подсел шоколадно-загорелый guardavida4, которому надоело торчать на своей сторожевой вышке; у него была непомерно развитая грудная клетка пловца-профессионала и кривые, до изумления волосатые ноги. Беба подумала, что ее собственные от такого соседства только выигрывают, и проболтала со стражем целый час, пока того не кликнули вытаскивать из воды какую-то чрезмерно увлекшуюся купанием сеньору. В два часа страж ушел обедать, спустив с мачты голубой вымпел и подняв вместо него красный, означающий, что с этого момента купальщики остаются без ангела-хранителя.

Сделав еще один небольшой заплыв, Беба тоже решила уйти. Она уже порядком проголодалась, и от солнца начала побаливать голова. Зайдя в кабинку, она быстро оделась и побежала к автобусной остановке, весело размахивая пляжной сумкой в блаженном неведении относительно своего ближайшего будущего.

Как это часто бывает с женщинами, ее погубили любопытство плюс необузданная любовь к нарядам. Доехав до Пласа Италиа, она увидела рекламу какого-то модного ателье, предлагающего богатый выбор только что полученных из Нью-Йорка моделей. Ателье было расположено на авениде Кордова, поблизости от здания факультета медицины, и, вместо того чтобы пересесть на автобус, идущий в Линьерс, Беба спустилась в метро и поехала любоваться нью-йоркскими модами.

Выйдя из вагона на станции «Хустисиалисмо» и увидев возбужденно орущую толпу студентов на перроне, она сразу поняла, что в факультете опять происходят какие-то беспорядки. Самым разумным было бы подождать три минуты до следующего поезда, проехать еще одну остановку и вернуться пешком со станции «Кальяо». Но любопытная Беба обрадовалась возможности увидеть сразу два интересных зрелища вместо одного и решительно направилась к выходу.

В подземном вестибюле станции, где студенты обычно закусывали в расположенном тут же баре, атмосфера была еще более накаленной. Беба стала осторожно пробираться к выходу между яростно спорящими группами. На лестнице почти дрались, а наверху, судя по реву голосов и завыванию полицейской сирены, обычный студенческий бедлам развернулся уже, видно, во всю ширь.

Движение по авениде было перекрыто, на углу Хунйн стояли патрульные машины федеральной полиции, синие мундиры мелькали в толпе студентов, осаждающей вход в здание факультета. Прижавшись к парапету у входа в метро, Беба с восторгом наблюдала за событиями, не совсем понятными и поэтому особенно интересными. В одном из окон факультета появился седоусый старичок, стал кричать что-то, делая успокаивающие жесты. На секунду стало тише, и Беба расслышала хриплый от натуги голос:

– Коллеги… Заклинаю вас… Помните о своем гражданском долге… Храм науки…

– Долой!.. – неистово заорал рядом с Бебой высокий курчавый парень в растерзанном костюме. – Мы-то помним, что это храм науки! А вы сводите в нем политические счеты! Доло-о-ой!..

Толпа снова взревела, седоусый в окне махнул рукой и скрылся. Старое желтое здание факультета с серыми от пыли парусиновыми маркизами на окнах казалось вымершим и поражало своим покоем среди бушевавшей вокруг свалки. Непрерывно сигналя, сквозь толпу пробралась карета «скорой помощи» – в расположенный напротив факультета клинический госпиталь привезли больного. Пока санитары выгружали носилки, несколько студентов успели забраться на крышу кареты, размахивая кулаками и скандируя: «До-лой, до-лой, до-лой!..»

– Ни в одной нормальной стране, – продолжал выкрикивать курчавый, срывая голос, – власти не имеют права менять профессоров по своему усмотрению! Что такое сегодняшняя Аргентина – свободное государство или гитлеровский райх? Где университетская автономия?

– Автономию!! Автономию!

– Автономию! – завопила и Беба. – Хотим автономию!

Из-за угла улицы Президента Урибуру, кренясь на развороте и истошно завывая сиреной, вылетел еще один полицейский автобус, за ним скользнул патрульный «форд» с установленным на крыше громкоговорителем. Из открытого по бокам автобуса посыпались полицейские с карабинами.

– Предлагаю немедленно разойтись… – монотонно и оглушительно закаркал над толпой громкоговоритель. – Предлагаю немедленно разойтись… Если порядок не будет восстановлен через пятнадцать минут, федеральная полиция сделает это с применением силы. Прошу всех расходиться по боковым улицам группами не более пяти человек. Повто…

Беба не видела, что произошло, – очевидно, в громкоговоритель чем-то швырнули, потому что он вдруг поперхнулся на полуслове, захрипел и совсем умолк. Толпа восторженно заревела, замелькали дубинки полицейских. «Компаньерос, берегитесь провокаций!..» —отчаянно закричал курчавый, но его слова потонули в воплях «Долой!». Бебу оттеснили к ограде госпиталя, она взобралась на цоколь решетки и, сунув в рот два пальца, пронзительно засвистела.

Она была в полном восторге, но теперь уже решительно не понимала, что происходит. Часть студентов дралась с синими мундирами, часть – между собой; скоро полицейским удалось расчистить всю середину проспекта, и они начали усмирять отдельные группы, продолжавшие оказывать сопротивление блюстителям закона или лупить друг друга. Был еще момент, когда Беба могла улизнуть в метро, но она была слишком увлечена дракой нескольких студентов, сцепившихся прямо у того места, где она стояла на цоколе ограды. Возбуждение дерущихся передалось и ей; держась за решетку левой рукой, она перекинула свой пляжный мешок в правую и, улучив момент, с размаху хлопнула по голове какого-то рыжего парня, лицо которого ей не понравилось. Рыжий удара не заметил, и она размахнулась было для вторичного, но тут кто-то с другой стороны сильно дернул ее за юбку – Беба, не глядя, направила удар в ту сторону и, только после этого оглянувшись, обмерла от ужаса.

– Довольно, сеньорита! – заорал дернувший ее полицейский сержант, поправляя едва не слетевшую от удара фуражку. – А ну, сойдите вниз! Быстро!

Беба, мысленно поручив себя заступничеству девы Марии, соскочила с цоколя, и сержант крепко схватил ее выше локтя.

– Разнимайте этих! – крикнул он другим полицейским, указывая на продолжавших драться рыжего и его товарищей, и сердито посмотрел на Бебу: – А вы пойдете со мной!

– Простите, я не хотела… – испуганно сказала она и попыталась улыбнуться. – Отпустите меня, сархенто5, будьте таким любезным!

– Идемте, идемте.

– Сархенто, я очень тороплюсь, правда…

– Успеете!

Сержант повел ее к зданию факультета, куда полицейские загоняли других задержанных. В прохладном вестибюле уже толклось несколько репортеров с камерами и блокнотами в руках. Увидев Бебу, двое из них тотчас же устремились к ней.

– Ваше имя, сеньорита, – затараторил один, пока второй, приседая, нацеливался объективом, – ваше участие в событиях? Что вы желаете сказать по поводу происходящего? Всего несколько слов, сеньорита…

Подоспевший офицер отстранил репортера.

– Прошу вас, господа, прошу вас… Никаких разговоров с задержанными, все сведения о событиях вы получите сегодня же на улице Морено6… Господа, прошу вас… Лопес, уведите сеньориту, черт возьми! Ведите ее к Гийермо – последняя дверь по коридору, здесь уже нет места. Быстрее!

– Лейтенант, это недоразумение! – в отчаянье крикнула Беба.

– Ладно, ладно, – нетерпеливо махнул тот рукой.

Сержант повел Бебу по коридору.

– Стыдитесь, сеньорита, – бубнил он, так же крепко придерживая ее за локоть. – Родители на вас деньги тратят, образование вам дают, а вы такими делами занимаетесь…

– Я ничего не делала, сархенто, – лепетала она, – честное слово!

– Ясно, все ничего не делают, хоть мне бы не говорили. Зайдите-ка покамест сюда… Эй, Гийермо!

Сержант ударил в дверь кулаком и передал Бебу другому полицейскому:

– Возьми еще одну, у Мануэля уже полно.

– Дралась?

– И еще как! На ринге против этой красотки не устоял бы и Джо Луис. Осторожнее с ней, главное – не давай войти в клинч!

Довольный своей шуткой, сержант захохотал и удалился за новой добычей.

Чувствуя, что влипла в нехорошую историю, Беба испуганно огляделась. За подымающимися крутым амфитеатром длинными столами уже сидела дюжина задержанных, ожидающих решения своей участи. Растерзанный вид большинства из них наглядно свидетельствовал об активном участии в событиях – у одного висел оторванный рукав рубашки, двое сидели закинув головы, с платками у носа, еще один с мрачным видом прикладывал к подбитому глазу лезвие перочинного ножа, переворачивая его то одной, то другой стороной.

– Ваше имя? – спросил полицейский, подводя Бебу к кафедре.

– Послушайте, я ничего не делала, уверяю вас…

Полицейский досадливо поморщился.

– Сеньорита, я ведь не комиссар, мое дело вас записать. Объяснять будете после, ничего не делали – тем лучше, значит, выпустят. Ваше имя?

– Монтеро Элена, – вздохнув, тихо ответила Беба.

– Элена… – повторил полицейский, вписывая имя в наполовину уже заполненный список. – Год рождения?

– Тысяча девятьсот тридцать третий…

– Адрес?

– Артигас шестьсот двадцать восемь, Линьёрс.

– Ладно, идите садитесь. И ни с кем не разговаривать, ясно?

Беба послушно уселась за один из столов во втором ряду, стараясь ни на кого не смотреть и с ужасом думая о том, что ждет ее впереди. Ее даже немного мутило – то ли от страха, то ли от голода. Не ввяжись она в эту дурацкую историю – все было бы совсем иначе: сейчас она уже пообедала бы и спокойно лежала у себя в комнате, читая про слепого сыщика. Что подумает Линда? Сочтет ее утонувшей и начнет звонить по моргам? Но самое главное – что подумает завтра сеньор Бюиссонье, если ее сегодня не выпустят? И зачем только она взяла у него эти деньги?.. Теперь он, конечно, решит, что она попросту сбежала. «Дева Мария, – прошептала про себя Беба, складывая под столом ладони, – пожалуйста, сделай так, чтобы меня обязательно выпустили сегодня…»

В дверь аудитории опять постучали снаружи – полицейский открыл, приняв сразу троих. Те вели себя шумно и вызывающе, отказывались отвечать на вопросы и требовали покончить с полицейским произволом. Потом привели еще одного, более покладистого. Только сейчас Беба заметила над кафедрой большие стенные часы – стрелки показывали половину шестого. Она ахнула – ей казалось, что не более получаса прошло с того момента, когда она вышла из автобуса на Пласа Италиа.

В шесть часов пришел поймавший Бебу сержант; всех задержанных выстроили в затылок и повели по коридору, приказав не шуметь. Во внутреннем дворе стояли два крытых грузовика, один из них был уже почти полон, другой ждал очереди. Очутившись в большом обществе, студенты снова зашумели, явно стараясь, чтобы их услышали на улице. Загнав еще нескольких в первый грузовик, полицейские торопливо подняли борт, один из них, с карабином, вскочил последним, и грузовик с рычанием выехал за ворота; оттуда тотчас же донесся гул возмущенных голосов. Началась посадка на вторую машину. Когда Беба взбиралась по узкой приставной лесенке, стоявший рядом полицейский невежливо подтолкнул ее концом резиновой дубинки, процедив сквозь зубы ругательство.

– Не смей трогать девушку, ты! – тотчас же крикнул кто-то из шеренги ожидающих погрузки. – Будьте свидетелями, компаньерос, он ее ударил!

Остальные зашумели, раздались предложения написать об этом случае министру юстиции. «Да пишите хоть самому Перону, – ворчали полицейские, подгоняя очередь. – Живее, не на пикник едете». Из глубины кузова неслись негодующие крики:

– Не давайте воли рукам!

– Преторианцы!

– Сатрапы!

– Ищейки! Гав, гав, гав!

Грузовик наконец тронулся и, на полном ходу проскочив мимо ожидающей за воротами толпы, круто развернулся и понесся по улице, сопровождаемый двумя патрульными машинами.

В кузове было тесно, все стояли вплотную друг к другу, шатаясь от толчков. Освоившись с темнотой – заднее полотнище покрывавшего кузов брезента было опущено, – Беба увидела рядом с собой того курчавого, что препирался с седоусым. Тот тоже посмотрел на нее, и, словно стараясь припомнить, прищурился.

– Я что-то вас никогда не встречал, компаньера, – сказал он. – Вы на первом курсе?

– Да нет, я вообще не студентка, – растерянно отозвалась Беба и ухватилась за его рукав, так как машину сильно качнуло.

– А что же вы тогда тут делаете? – изумился курчавый.

– Я попала случайно – просто хотела посмотреть. Я проходила мимо! Потом я немного подралась, и меня поймали.

– А-а, – усмехнулся курчавый, – любительница острых ощущений. Ну, острые ощущения вам гарантированы, будьте спокойны. Это вас ударил этот болван?

– Он не ударил, только подтолкнул… совсем не больно. А почему вы думаете…

– Увидите, – сказал курчавый таким зловещим тоном, что Беба похолодела. – После выхода на свободу вам несомненно понадобится медицинская помощь, сеньорита. Хотите мой адрес? Диплом будет у меня через месяц, я на последнем.

– П-почему понадобится? – заикаясь от страха, спросила Беба.

– Потому что в лучшем случае вы отделаетесь ушибами и вывихами, а в худшем… Ну, в худшем могут быть переломы конечностей, различного рода травмы, повреждения внутренних органов, сотрясение мозга, кровоизлияния и так далее. Так или иначе, без моей помощи вам не обойтись, поэтому запишите мое имя – Эрменехильдо Ларральде. Найти меня можно в госпитале Роусон, домашней практики у меня пока нет. Вас я по знакомству приму без очереди.

– Вы шутите, сеньор Ларральде, – с надеждой сказала Беба.

– Думайте так для собственного успокоения. Ребята, у кого есть закурить?

Кто-то перебросил ему сигарету, Ларральде ловко поймал ее на лету и щелкнул зажигалкой.

– Курить запрещено! – крикнул сидящий на заднем борту полицейский.

– Запретный плод сладок, мой генерал, – ответил Ларральде, со вкусом затягиваясь. – Простите, сеньорита, не подумал вам предложить. Вы курите?

– Сейчас не хочу, спасибо, – убитым тоном отозвалась Беба.

– Напрасно, от переломов конечностей ваше послушание все равно не спасет. Знаете, какие бывают переломы? Самые плохие – это открытые.

– Ах, идите вы…

– Вас могут подвергнуть пытке электрическим током, – не унимался Ларральде. – Знаете, как это делается? Вас разденут, положат на оцинкованный стол, пристегнут руки и ноги специальными ремешками и будут прикладывать электроды к чувствительным частям тела. Ощущение острое, поверьте.

– Послушайте, хватит вам! Все это очень остроумно, но у меня нет настроения смеяться.

– А кто вам предлагает смеяться? Плакать надо, сеньорита, плакать. Вы умеете плакать по заказу? У меня была любовница – скромности ради не будем называть ее по имени, но вы, несомненно, не раз видели ее на экране, – так вот она изумительно умела плакать по заказу. Вот такие слезины, не поверите. Вообще, фантастическая женщина, тигрица. Фигура! Темперамент!

– Почему же вы с ней расстались? – насмешливо спросила Беба.

– Именно из-за ее темперамента. Она приревновала меня к дочери одного миллионера – не будем уточнять, кого именно, – и покушалась на мою жизнь. Однажды ночью вдруг пытается ударить меня толедским кинжалом. Представляете? Но я перехватываю ее руку – гоп! – и говорю: «Дорогая, расстанемся без вмешательства полиции». Кинжал она мне оставила, я потом потрошил им трупы в анатомичке.

– Врете, – вздохнула Беба. – В тюрьме чем-нибудь кормят?

– О, в Дэвото кормят отлично. Русская икра, шампанское и так далее. Сейчас увидите сами, мы, кажется, уже подъезжаем. Если не ошибаюсь… Да, асфальт уже кончился, слишком уж трясет. Через пять минут будем дома.

– Похоже, что эту дорогу вы знаете с закрытыми глазами, – съязвила Беба.

– Еще бы! Минимум раз в семестр я путешествую по ней на казенный счет.

– И вам хватает времени на звезд экрана и на потрошение трупов?

– Сеньорита, я давно не занимаюсь ни тем, ни другим, – с достоинством ответил Ларральде. – На последних курсах мы потрошим не трупы, а живых людей.

– Верно, вы же скоро кончаете. Кстати, разве сейчас не каникулы? – спросила Беба.

– Вообще да, но в этом году мы задержались. Университет ведь бастовал весной два месяца – весь август и сентябрь, поэтому сессии были отложены.

– А из-за чего бастовали?

– Не хотели нового министра просвещения…

Машина сбавила ход. Потом она остановилась, полицейский спрыгнул наружу, и задний борт с грохотом откинулся. Студенты загалдели и стали прыгать на землю. Ларральде церемонно поклонился:

– Ну, рад был с вами познакомиться, сеньорита…

– Монтеро.

– Очень рад, сеньорита Монтеро. Жаль, что уже приходится расставаться, но это ненадолго.

Полицейский заколотил резиновой палкой по борту:

– Живее, живее! Вы что, ночевать здесь собрались?

– Потише, мой генерал, – соскочив на землю, сказал Ларральде, – вы разговариваете с представителями медицины. Рано или поздно ваша жизнь окажется в наших руках.

– Разрешите вам помочь…

Он подхватил Бебу за талию и осторожно опустил на землю.

– Где же мы с вами встретимся? Надеюсь, что через неделю мы все будем на свободе.

– Вы считаете, что это необходимо – встречаться? – лукаво спросила Беба, искоса глянув на него из-под ресниц.

Ларральде, отбросив свой самоуверенный вид записного балагура, добродушно улыбнулся:

– Ну почему… Я просто думал… раз уж мы познакомились в таких обстоятельствах…

Полицейский оттеснил Бебу в сторону.

– Сеньорита, это вам не клуб, здесь разговаривать нельзя! Отойдите к другим девушкам, сейчас за вами придут. Эй, кто там еще в машине – живее на землю!

– Так как же? – быстро спросил Ларральде.

Беба улыбнулась и пожала плечами. Отойдя на несколько шагов, она обернулась и бросила:

– Мой телефон – шестьдесят четыре, двадцать шесть, одиннадцать.

– Я кому сказал, сеньорита! – рявкнул полицейский.

– А я что говорю? – огрызнулась Беба и пошла к группе девушек, небрежно размахивая сумкой.

Тотчас же к ним подошла женщина в сером халате и велела идти за собой. У Бебы опять сжалось сердце; она обвела взглядом ряды зарешеченных окон, потом оглянулась на Ларральде и заставила себя улыбнуться и помахать рукой.

– Номера я не забуду! – крикнул тот, сложив ладони рупором.

Девушек было задержано немного, и их всех рассадили по разным камерам. Беба оказалась в обществе нескольких работниц с текстильной фабрики, арестованных за участие в какой-то демонстрации, и двух мегер гнусного вида, на воле промышлявших наркотиками. Разговаривать с мегерами было противно, а работницы были слишком озабочены своим положением и все время шептались между собой, поэтому Беба оказалась предоставленной самой себе. Одна из мегер в первую же ночь украла у нее нейлоновый шарфик; Беба видела это, но решила не связываться. После завтрака и уборки камеры она села на свою койку со сложенными на коленях руками и просидела так целый день, уныло глядя на зарешеченный кусочек яркого неба. Лежать или ходить по камере не разрешалось – надзирательница то и дело заглядывала в глазок.

Время от времени Беба принималась потихоньку плакать, думая о том, как воспринял ее исчезновение сеньор Бюиссонье. Если бы не это, в ее положении не было бы ничего особенно страшного. Случайное участие в студенческих беспорядках – это же не преступление. О своем новом знакомом Эрменехильдо Ларральде она не думала, только иногда вспоминала о нем в связи с его предсказаниями о возможном сроке заключения. Целая неделя – это же страшно много, завтра или послезавтра Бюиссонье заявит в полицию, и тогда ее обвинят уже не в этой дурацкой студенческой драке, а в гораздо худшем. Кто поверит, что она попала в эту историю случайно, а не нарочно, чтобы на несколько дней засесть в тюрьму и замести следы? Ей очень хотелось посоветоваться с кем-нибудь из текстильщиц, но те явно сторонились ее, – слишком уж нарядно она выглядела со своей модной прической.

Нестерпимо медленно прошли первые сутки заключения, потом вторые. На третий день Беба уже не помнила себя от отчаяния. Ей начинали вспоминаться всякие страшные истории о людях, которые проводили в предварительном заключении по нескольку месяцев, не получая свидания со следователем. Потом припомнила какую-то женщину, которую в тюрьме остригли под машинку; Беба ужаснулась и решила, что если с ней такое сделают, то она немедленно покончит с собой. Вечером ее вызвала надзирательница и повела по бесконечным коридорам. Куда и зачем ее ведут – стричь или пытать – было неясно; Беба приготовилась к худшему. Она так ясно представила себе стол с ремешками, о котором говорил Ларральде, что ей стало тошно от страха, а ноги перестали повиноваться. Но как раз в этот момент надзирательница остановилась у одной из дверей.

– С тобой будет говорить господин комиссар, – строго сказала она Бебе и позвонила. – Отвечай только правду и не вздумай закатывать истерик – он этого не любит…

– Входите! – крикнули изнутри.

Надзирательница открыла дверь и подтолкнула Бебу вперед – та из вежливости хотела уступить ей дорогу.

– Вы вызывали задержанную Монтеро, сеньор комиссарио.

– Кого? Какую еще Монтеро?

– Это из тех, сеньор комиссарио, что задержаны шестнадцатого.

– А-а, да. Хорошо, вы пока свободны. Сюда, сеньорита…

Беба со страхом приблизилась к столу, за которым сидел унылого вида полицейский офицер с зализанными на макушке редкими волосами.

– Садитесь, сеньорита Монтеро.

Беба опустилась на краешек стула.

– Как вам известно, – начал комиссар скучным голосом, заглянув в лежащий перед ним список и поставив в нем птичку, – вы задержаны за участие в событиях, разыгравшихся шестнадцатого февраля на медицинском факультете. Что вы имеете сообщить по этому поводу?

– Я… Мне нечего сообщить… – запинаясь от страха, пробормотала Беба. – Я совсем не студентка, сеньор комиссарио…

– Это усугубляет вашу вину. Что вы делали перед зданием факультета?

– Ну… я просто проходила мимо… а потом попала в толпу и не могла выбраться. Я ехала с пляжа, сеньор комиссарио… просто остановилась поглядеть.

– Вы проходили мимо или вы остановились? Это не одно и то же!

– Я проходила и потом остановилась…

– Но вы принимали участие в драке?

– Нет… Я только хотела растащить – там дрались двое, и я… я, кажется, ударила одного сумкой… Они так дрались, что мне стало страшно.

– Сумку у вас отобрали в тюрьме?

– Да, сеньор комиссарио.

Комиссар снял телефонную трубку и велел принести вещи задержанной Монтеро.

– Вы ехали с пляжа, говорите? – снова обратился он к Бебе.

– Да, сеньор комиссарио…

– Живете с родителями?

– Нет, сеньор комиссарио, мои родители умерли. Я живу одна… То есть, я хочу сказать, – с подругой.

– У вас есть состояние?

– Нет, сеньор комиссарио…

– В таком случае, почему вы не работаете? Вы были на пляже не в воскресенье. На какие средства вы живете?

– Я работаю натурщицей, сеньор комиссарио… Позирую для художников.

– А-а… позируете?

Комиссар оглядел ее и усмехнулся, Беба под его взглядом покраснела.

– Да, позирую! – запальчиво отпарировала она. – А что такого?

Он успокаивающим жестом выставил перед собой ладони:

– Тише, тише! Я тебе что-нибудь сказал? Вот и не волнуйся…

Положив перед собой лист бумаги, комиссар развинтил вечное перо и попробовал его на ногте. С минуту он писал, не обращая больше на Бебу никакого внимания, потом в дверь стукнули, и вошел полицейский с пляжной сумкой. Комиссар жестом велел положить ее на стол.

– Твоя? – спросил он у Бебы, откладывая бумагу.

– Моя, сеньор комиссарио…

– Глянь, Лопес, что там у нее.

Полицейский развязал сумку и вытащил скомканный купальник, полотенце, флакон туалетного масла и портмоне.

– Над столом хоть не труси! – Комиссар взял папку и ребром ее смахнул на пол насыпавшийся из сумки песок. – Больше ничего? Клади обратно… – Флакон с маслом он развинтил зачем-то, понюхал и отдал Бебе вместе с сумкой. – Ладно, забирай и катись отсюда. Но учти! – Он хлопнул ладонью по столу и угрожающе повысил голос. – Влипнешь еще в одну такую историю – посажу на шесть месяцев. Ясно? Так или иначе, досье на тебя уже заведено, поэтому сиди тихо. Лопес, проводи ее на выход. Да, минутку – тут еще надо расписаться…

Беба, не читая, подмахнула какую-то бумагу и выскочила за дверь, пока комиссар не передумал.

– Куда спешишь? – сказал вышедший следом за нею Лопес. – Сейчас еще пропуск будем оформлять…

Когда она наконец вышла на свободу, уже стемнело. Подкатил автобус, в довершение ко всему еще и полупустой; заняв место у окна, она с наслаждением смотрела на мелькающие мимо дома предместья и все еще не совсем верила свободе. Скоро узкие улочки сменились широкими, ярко освещенными авеню. На одной из остановок Беба увидела телефонную будку и, расталкивая пассажиров, бросилась к выходу.

Она звонила долго, то и дело вешая трубку и снова бросая в щель двадцатицентовую монету. Телефон на другом конце провода был занят. «Странно, с кем это он так долго говорит? – подумала Беба, выходя из будки. – Позвоню еще раз, позже».

Линда встретила ее без удивления – спокойно отложила книгу и улыбнулась:

– Ну, здравствуй. Понравилось в тюрьме?

Беба опешила:

– А ты откуда знаешь?

Из газет, откуда же еще, – лениво ответила Линда, потягиваясь. – Я в тот же день, когда ты поехала на пляж, вечером была у парикмахера и начала просматривать вечерние газеты… Как раз только что принесли, часов в семь это было… Читаю – какие-то студенческие беспорядки, и вдруг в списке задержанных твоя фамилия. Представляешь, какой шок? Чего ради ты туда полезла?

– Подожди, все расскажу. Бюиссонье не звонил?

– Никто не звонил, насколько я знаю. Знаешь, а у меня новость: уезжаю с Линаресом, и, наверное, очень скоро.

– Серьезно? Ну, смотри… Он все-таки жулик. Впрочем, ты его знаешь лучше.

– Конечно. Ну а ты как – благополучно отделалась?

– Да, но только я сейчас прежде всего должна искупаться… Ты не можешь себе представить, я три дня не мылась. Там жуткие клопы – вот такие, меня всю искусали. Боюсь, еще с собой принесла. Слушай, достань мне белье и полотенца, я даже не хочу лезть в шкаф… Ты умрешь со смеху, когда я тебе все расскажу…

4

Сторож на спасательной станции (исп.).

5

Sargento – сержант (исп.).

6

На улице Морено помещается управление полиции

У черты заката

Подняться наверх