Читать книгу Век цинизма - Юрий Вячеславович Кудряшов - Страница 8

Пробежка на свежем воздухе была лучшим подарком после пяти часов оперы. Так и двигаясь наперегонки, ребята вернулись тем же путём через сквер на «Площадь Революции», где на бегу успели даже схватить за нос собаку.

– Всем пока! – попрощался с ребятами Тельман в переходе на «Курской».

– Тебе ведь тоже выходить, – сказала Марианна Кириллу.

– Я тебя провожу.

– Ты у меня не останешься.

– Я и не напрашиваюсь.

– Как потом домой вернёшься?

– Что-нибудь придумаю.

– Кирилл, прошу тебя…

– Вам без меня будет скучно ехать, – перебил её Хом.

– Это ещё почему?

– Зайдём в поезд – увидишь.

Остальные с интересом слушали их диалог и не меньше Марианны были заинтригованы тем, что же приготовил для них Кирилл. Очень скоро всеобщее любопытство разрешилось. Сиганув через турникеты, друзья едва успели забежать в последнюю электричку – двери закрылись прямо за спиной Пана, который зашёл последним. И не успели они устроиться в пустом вагоне, как Хомяков извлёк из внутреннего кармана куртки литровую бутылку «Белой лошади», которая неизвестно как туда поместилась, да ещё и оставалась незаметной всё это время.

– Пока всё не выпьем – не разойдёмся!

– Пока всё не выпьем – не сойдёмся! – поправил его Пантелей.

Ребята были уставшие и голодные, к тому же не до конца отошедшие от вчерашней попойки. Поэтому виски, который они пили по кругу прямо из горла, моментально всех подкосил.

– Я не понял одного, – вдруг сосредоточил на себе внимание Пантелей Ярустовский. – Я ведь не семи пядей во лбу. Я никогда не учился музыке. Я простой человек. Башмачник! И Борис, столь безвременно нас покинувший – уж он-то, хоть и еврей, но башмачник в квадрате! Таких, как мы с Тельманом – миллионы! Десятки миллионов! Бо́льшая часть населения этой многострадальной страны!

– К чему ты клонишь? – спросил Хом.

– Мы ведь смогли понять и оценить ваше искусство – значит, десятки миллионов людей способны им восхищаться! Мы ведь купили бы билеты на ваш концерт – значит, десятки миллионов людей купили бы!

– Допустим, – вмешалась Марианна. – И что из этого следует?

– Это я вас хочу спросить: как вам может кто-то мешать продвигать ваше творчество? Как может какой-то дебил Просняк, директор какой-то полуразвалившейся провинциальной шараги, единолично встать между вами и вашей публикой? Это же абсурд!

– Он не один, Пан, – грустно сказал Понуров.

– Это система, – пояснила Манкина.

– Какая, на хрен, система?! – всё больше распылялся Пан. – Какого дьявола в таком случае была перестройка? Чтобы мы могли смотреть что хотим и снимать что хотим! Писать что хотим и читать что хотим! Играть что хотим и слушать что хотим! Разве может сегодня какая-нибудь партийная сволочь навязывать нам, с чем выходить на сцену, а с чем сидеть дома и молчать в тряпочку?

– И что ты предлагаешь? – иронично спросил Хомяков.

– Отчего бы нам не попробовать самим организовать концерт?

Тут ребята расхохотались, тыкая в него пальцами.

– Пан! – процедила сквозь смех Марианна. – Ты, когда пьяный, иной раз как ляпнешь чего-нибудь – хоть стой хоть падай!

И только Пану было отнюдь не до смеха.

– А что смешного?

– Думаешь, ты самый умный? – наклонился над ним Кирилл.

– Слышали про Данцига? – неожиданно сменил тему Пан.

– Про кого? – не понял Хом.

– Про великого математика Джорджа Данцига. Знаете, как он впервые заявил о себе во всеуслышание? Он тогда ещё учился в институте. И однажды педагог на лекции показал своим студентам задачу, которую решить невозможно. Сам Эйнштейн так и не нашёл ей решения! А что же Данциг? А Данциг был раздолбаем! Он, как обычно, проспал и опоздал на лекцию. И потому не слышал, что решить эту задачу невозможно! Он думал, что на доске обыкновенное домашнее задание! И, покорпев над задачей часок-другой – взял и решил её! Он просто не знал, что решить её невозможно!

– Это ты к чему? – спросила Марианна.

– Я дилетант. Я мало что смыслю в музыке. Я ничего не понимаю в тех отношениях, что царят сегодня в музыкальном мире. Для меня загадка, по каким законам он существует. Я не знаю, что в нём возможно, а что невозможно. Но у меня свежий взгляд. Не замыленный стереотипами и предрассудками. Надо мной не довлеет ореол невозможности тех или иных возможностей. Меня не сковывает слава неразрешимости тех или иных проблем. Я вижу то, чего вы не видите!

– Пан, подожди, послушай, – замотал головой Кирилл. – Всё это очень красиво на словах. Всё это офигенно звучит в теории! Но на практике: где ты возьмёшь зал, если Просняк тебе его не даст? Арендуешь? Знаешь, сколько стоит аренда зала в Москве? Где ты возьмёшь столько денег?

– А реклама? – добавила Марианна. – Допустим, у тебя есть зал и первоклассная программа. Но как заполнить этот зал публикой? Как мотивировать людей прийти на твой концерт?

– Но как-то же люди организовывают концерты! – возразил Пан. – Надо всего лишь придумать себе имидж, сценическое лицо, какой-то привлекательный бренд, который завлечёт народ одним лишь названием. И тогда найдётся спонсор, который даст деньги на зал.

– И как же ты собираешься именовать нас? – спросил Понуров.

– «Новые мейстерзингеры»! – гордо произнёс Пан, подняв кверху указательный палец.

– Язык сломаешь! – возразила Манкина.

– И кто же, по-твоему, нас будет спонсировать? – спросил Хом.

– Деньги, которые нам нужны – для серьёзного бизнесмена мелочь в кармане!

– Но ведь и эту мелочь он просто так не отдаст, – справедливо заметила Марианна.

– Если не будет уверен, что она ему с лихвой окупится, – дополнил её Понуров.

– А любому дауну известно, что на классике не заработаешь! – добавила Манкина.

– Да поймите вы! – не унимался Пан. – Ничего никогда невозможно изменить, если сидеть сложа руки и причитать: этого мы не можем, того не можем, тут ничего не светит и там пошлют на хрен!

– Пан! – неожиданно посерьёзнел Хомяков. – Кто ты такой, чтобы учить нас жить?

– Э-э-э, нет! – вмешался Понуров. – Ребята, давайте не будем ссориться.

– Лучше выпьем! – предложила Манкина.

Все поддержали её предложение. На этом спор и закончился. Так и ехали они дальше, распевая песни, до самого Пушкино, где добавили к опустошённой «Лошади» пару бутылок водки, которую тогда ещё можно было купить ночью.

Неожиданно взорам ребят предстал «Мерседес», видеть который в Пушкино было не менее удивительно, чем космическую ракету. Друзья обступили его со всех сторон, словно музейный экспонат. Пьяная в хлам Марианна залезла на капот и начала позировать, принимая всё более откровенные позы, приподнимая платье и оголяя шикарные бёдра. Хомяков изображал фотографа, прыгая вокруг неё с воображаемым объективом.

Больно стукнувшись лодыжкой о торчащий спереди логотип «Мерседеса», Марианна попробовала открутить его. Логотип не поддавался. Тогда Пан, как истинный джентльмен и самый крупный мужчина в компании, кинулся ей на помощь. Под его натиском логотип треснул и отломился. Пан радостно поднял кверху вырванную с корнем железку, хвастаясь своей богатырской силой.

Но оценить его поступок было некому. «Новых мейстерзингеров» как ветром сдуло. Вокруг было подозрительно тихо. Пан в недоумении оглянулся по сторонам: он был наедине с «Мерседесом». Куда же все вдруг подевались? Не иначе прикалываются?

И вдруг откуда ни возьмись на него сзади напали двое, скрутили, стукнули лбом о капот, заломили сзади руку, схватили за шкирку и погрузили в милицейский уазик, именуемый в народе «козлом».