Читать книгу Век цинизма - Юрий Вячеславович Кудряшов - Страница 9

– Так-так-та-а-ак!

Пантелея разбудило навязчивое постукивание железкой по другой железке. Похмелье было такое, что вчерашнее показалось бы раем. Тошнота подступала к горлу, и каждый жест вызывал головокружение. Всё тело ломило, во рту словно кошки нагадили, глаза слиплись, и Пан поначалу даже не понял, где находится.

Но одной железкой оказался логотип «Мерседеса», а другой – прут решётки, за которой лежал Пан на железных нарах. Тут он всё вспомнил. Это было отделение милиции, как она тогда называлась. В обезьяннике не было окна, помещение освещалось блёклой и гудящей лампой, и Пан даже не мог понять, утро сейчас или глубокая ночь.

– Ну и амбал! – сказал один жирный мент другому.

– Слышь, кабан! – крикнул Пану второй. – Ты хоть знаешь, чей это был мерс?

– Но это ещё не самое страшное! – добавил первый.

– Ты нам всю машину заблевал, мудила!

– Полчаса отмывали! – первый с этими словами уже открывал дверь обезьянника. – С вещами на выход!

Еле двигаясь, скукоженный Пан медленно выполз из камеры.

– Садись! – приказал ему один из ментов, подведя к столу и сев с другой стороны. – ФИО!

– Чё? – не понял задержанный.

– Фамилия, имя, отчество!

– А-а-а! – Пан прокашлялся и ответил: – ЯПО!

– Чё? – не понял милиционер.

– Ярустовский Пантелей Оска́рович.

– Шутить надумал? Документы где, Пантелей Оскарович?

– Господин милиционер… – начал было Пан, но мент его перебил:

– Господ всех упразднили в семнадцатом году. Обращайся ко мне «товарищ старший лейтенант»!

Пан снова прокашлялся.

– Товарищей всех упразднили в девяносто первом году, – остроумно подметил он. – Гражданин старший лейтенант! Отпустите меня, пожалуйста! – И молитвенно сложил руки.

Менты разразились хохотом.

– Ну шутник! – процедил сквозь смех старший лейтенант. – Короче! – вмиг остановил он веселье. – Ты понимаешь, Пантелей Оскарович, насколько серьёзные у тебя проблемы?

– Мужики, у меня нет ничего, хоть обыскивайте! – Пантелей даже вывернул карманы. – На кой чёрт вам со мной возиться?

– Ладно, хорош стращать парня! – посоветовал стоящий сзади коллега.

– Хрен с тобой, – вдруг заулыбался старший лейтенант. – Тебе сегодня повезло. Радуйся! У капитана нашего сегодня свадьба.

– Женится начальник! – И коллега положил руки Пану на плечи.

Старший лейтенант снова произнёс своё фирменное громогласное:

– Короче! У капитана на даче завал. Полная комната, до потолка забитая всяким хламом, который на хрен никому не нужен. Ну так вот. – Старший лейтенант встал. – Ты мужик здоровый, сильный, яйца у тебя на месте. В общем, комнату эту надо превратить в танцплощадку. Сегодня же. Сейчас же! У тебя два часа. Справишься – отпустим. Не справишься – пятнадцать суток тебя раком пялить будем! Понял?

– Будет сделано, гражданин старший лейтенант! – Пантелей отдал честь.

Пана вывели из отделения, и неподалёку он увидел знакомый до боли забор. Оказывается, отделение находилось по соседству с шарагой, которая Пану уже казалась родной. Часы его остановились, но, судя по слепящему глаза солнцу и количеству людей на улице, было часов десять утра.

В голове снова скрипели ржавые рельсы, а душу пронзила обида на ребят, которые бросили его и даже не поинтересовались до сих пор, где он и что с ним. Он на их месте уже давно наведался бы в отделение (которое к тому же находилось в соседнем доме) и уговаривал ментов отпустить заблудшего друга Хомякова или Понурова, окажись кто-то из них на его месте. А сейчас ехал бы вместе с заблудшим другом на дачу жениха-капитана. Пан чувствовал себя одиноким и брошенным наедине с собственным похмельем, которое било по всему телу словно тысячей маленьких электрических разрядов. Пана знобило, зубы стучали, руки тряслись, желудок так и готов был того и гляди снова вывернуться наизнанку.

Его посадили в ту же машину, на которой привезли вчера в отделение. Вернее, это было уже сегодня, ибо то была глубокая ночь. В машине воняло его блевотиной. Плохо замытые следы её были заметны на обивке сидений.

– Вот теперь сам и нюхай, бедолага! – сказал старший лейтенант, сидевший за рулём.

Они ехали всего минут пять. Или Пану так показалось, ибо он вырубился, как только машина тронулась, и проснулся уже на месте. Трудно было определить, являлось ли место назначения частью города Пушкино или уже каким-нибудь селом Гадюкино Пушкинского района. Капитанская дачка была довольно крупной, но ветхой. По всему видно было, что жил в ней не капитан, а какой-нибудь дедушка или бабушка его самого или его невесты. Удобства были на улице. По грядкам шастал пушистый чёрный котяра, а на привязи лаяла на нового гостя покоцанная дворняга. Пана завели в большущий амбар, который и правда был до потолка завален поломанной советской мебелью.

– Давай, приступай, – скомандовал старший лейтенант.

– И куда это всё?

– Прям сюда, во двор. Вечером устроим охрененный кострище!

– А ведь кто-то бы эту мебель с руками оторвал, – справедливо заметил Пан.

– Да кому оно на хрен надо, это барахло! Вываливай всё на траву!

И Пан начал разгребать заросшие паутиной завалы, вытаскивая один за другим обветшалые предметы роскоши хрущёвских, а иногда и сталинских времён: столы и стулья, серванты и кресла, шкафы и антресоли, шифоньеры и тумбочки, комоды и полочки, даже диваны и кровати. Старший лейтенант с коллегой стояли и курили, посмеиваясь, в дверях амбара. Очевидно, это их капитан подрядил ворошить своё прошлое, а они и рады, что нашли козла отпущения.

Бог весть как долго Пан занимался этим. Он не чувствовал времени. Тело работало, а сознание спало. Ни одна мысль не находила сил пробежать в его воспалённой с бодуна голове. Но что же это такое прячется под завалами – огромное, чёрное, со знакомыми до боли изгибами? Быть может, ему мерещится? Быть может, это порождённые дичайшим похмельем галлюцинации? Не может быть, чтобы это было то, о чём он думает! И только тогда, когда ничего другого не осталось во всём помещении, Пан поверил своим глазам.

Это был рояль. Пан открыл крышку и увидел логотип изготовителя: C. BECHSTEIN. Несмотря на скромные познания в области музыки, Пану было известно, что «Бехштейн» наряду со «Стейнвеем» – лучшие производители роялей всех времён и народов. Пан взял первый попавшийся аккорд. Рояль был в отличном состоянии, хотя и расстроен. Но звук его словно изливал бальзам на душу Пана, возрождая к жизни его измученное нутро. Такой рояль мог бы стоять на сцене Большого зала консерватории. Одному Богу известно, откуда мог взяться на капитанской дачке под завалами старый, расстроенный, но ещё вполне пригодный к эксплуатации «Бехштейн».

– Да ты из шараги, что ль? – воскликнул старший лейтенант, услышав игру Пана. – Что ж сразу не сказал?

– Откуда он здесь? – спросил Пан, имея в виду рояль.

– Ты меня спрашиваешь? Давай его тоже в костёр!

– Да вы что! – возмутился Пан, чуть не с кулаками готовый наброситься на мента. – Это же инструмент! Хороший, в отличном состоянии! Сотни людей найдутся, готовые его забрать и оплатить перевозку! Его даже продать можно! За хорошие деньги!

– Слышь, умник! – подошёл к нему старший лейтенант, потянувшись рукой к дубинке. – Делай, что тебе говорят, чучело! А то пятнадцать суток тебе как пить дать!

– Давайте я лучше сыграю на нём! – пришло в голову Пану. – Вам что, на свадьбе музыка не нужна?

– А в самом деле, чё? – крикнул младший. – Пусть полабает. Для танцев тут места хватит.

– Дело твоё, – покачал головой старший. – Мог бы уйти отсюда свободным человеком минут через пять. А теперь тебе тут жопу надрывать до самого вечера!

– Ничего, справлюсь, – обрадовался Пантелей.

Он всерьёз полагал, что таким образом сможет спасти рояль от неминуемой гибели. Поиграет до вечера, пока все не уснут мордами в салате. По крайней мере, сегодня и завтра никому уже дела не будет до несчастного «Бехштейна». А там уж он сможет найти ему достойного владельца. Да разве откажется администрация училища от бесплатного инструмента такого качества?

– Ладно, пойди перекуси пока, – сказал старший лейтенант. – И опохмелись, а то рожа отёкшая, детей напугаешь!

Каких-то пять минут назад Пану кусок в горло не лез, хотя он со вчерашнего дня ничего не ел. Но теперь ему стало легче от одной лишь мысли, что он снова может принести кому-то пользу – а значит, его жизнь снова имеет смысл, пусть даже такой скромный, всего на денёк-другой.

Пока некая женщина мыла в освобождённом амбаре полы, Пантелей, воодушевлённый своей новой миссией, зашёл в соседствующую с амбаром гостиную, где уже был накрыт стол и собирались гости. Украв со стола рюмку водки, бутерброд с колбасой и солёный огурчик, он и вовсе забыл о похмелье, думая лишь о том, как бы не застесняться своих слушателей, как это обычно с ним бывало.

Слушателей на этот раз было немалое количество – прям настоящее серьёзное выступление! Но успокаивала мысль, что среди них едва ли найдётся хоть один музыкант. Наверняка все они такие же башмачники, как и он. А значит, не способны оценить верность или неверность следования правилам цеха – а только вдохновение и настроение игры.

Праздничный стол буквально ломился от разнообразных яств. Вернее, то был не стол, а порядка десяти столов, поставленных квадратом, внутрь которого был единственный проход. И по внешней, и по внутренней стороне квадрата расселись гости. Стены были завешаны воздушными шарами, сердцами и надписями типа «Совет да любовь». Во главе стола пустовали два самых роскошных кресла – очевидно, для жениха и невесты, прихода которых все с нетерпением ждали, чтобы наконец начать пьянку.

И вот они появились под всеобщий свист и крик «ура молодым». Надо сказать, оба они были на редкость уродливы. Даже свадебное платье не могло украсить невесту, ещё более дурнолицую, чем Изольда. Не могло оно скрыть и её округлившийся живот.

– Горько! Горько! – скандировала толпа, и толстый рябой жених поцеловал толстую рябую невесту, отчего Пану снова захотелось блевануть.

Пан огляделся вокруг и впервые присмотрелся к лицам гостей. Тут его охватил ужас: из полусотни людей не было ни одного сколько-нибудь красивого лица! Ни одного, на кого было бы мало-мальски приятно взглянуть! Пан чувствовал себя словно в ожившей кунсткамере. И все они излучали такую неподдельную радость, что свадьба всё больше напоминала страшный похмельный сон.

– Музыкант! – крикнул Пану уже хорошо поддавший старший лейтенант. – Вперёд! За дело! – И подтолкнул его к роялю.

Пану противно было играть для этих людей. Но спасение рояля было важнее. К тому же он всё-таки был наивным романтиком, несмотря ни на что. Он всерьёз подумал, что, услышав прекрасную музыку, эти люди тотчас изменятся, и высокое искусство облагородит их лица и души. И он начал импровизировать, подмешивая в собственные мелодии Хомяковские, воспроизводимые по памяти. Музыкальная память у Пантелея была отменной, чего он сам в себе не осознавал, полагая это расхожим явлением. Из гостиной слышался свист и какой-то крик, который Пан пытался заглушить, всё больше стараясь выжать из рояля эмоций.

– Ты чё, охренел, дурень? – подбежал к нему старший лейтенант. – Ты чё играешь? Хорош меня перед капитаном позорить!

– А чё сыграть-то? – растерялся Пан.

– Ты мозги-то нам на трахай! У нас тут свадьба, а не консерватория!

– Частушки хотим! – раздался из-за стола противный бабий писк.

И Пан начал наугад подбирать гармонии русской частушки, которые, впрочем, ничем не отличались от гармоний Гайдна и Моцарта. Сперва неуверенно, спотыкаясь, а потом бойко и увлечённо. Народ пустился в пляс. Какой-то мужик (очевидно, назначенный тамадой) под аккомпанемент Пана запел:

Начинаем представленье!

Начинаем песни петь!

Разрешите для начала

На хер валенок надеть!

Тут уж все гости окружили главного крикуна, и скоро весь опустошённый Паном амбар был заполнен танцующими алкашами. Следующий куплет прозвучал из уст жениха и был, очевидно, адресован матери невесты:

Мимо тёщиного дома

Я без шуток не хожу:

То ей член в забор просуну,

То ей жопу покажу!

Весь амбар содрогался от топота. Струны рояля резонировали от бабьего визга. Угарный танец всё больше превращался в необузданный языческий пляс.

Как у нашего Мирона

На мудях сидит ворона.

Как ворона запоёт –

У Мирона хер встаёт!

Руки Пана уже играли сами по себе, на автомате, когда прямо у него перед носом начала вытанцовывать сомнительная бабёнка, сотрясая мощным бюстом.

– Эй, красавчик, ты женат? – спросила она.

– Нет, но моё сердце безнадёжно занято! – ответил Пан.

– Есть невеста?

– Пока ещё не невеста!

– Просто твоя девушка?

– Надеюсь, что будет ей!

– Девчонки, слыхали? Наш музыкант безнадёжно влюблён!

Девчонки захохотали и засвистели.

– Не даёт, бедненький? – крикнула одна из них.

– Забудь её! – заорала другая.

– Чем мы хуже? – вторила ей третья, крутя бёдрами.

А тамада тем временем не унимался:

С неба курица упала

Прямо на хер петуху!

Петуху приятно стало –

Закричал: «Ку-ка-ре-ку-у-у»!

Народ засмеялся столь достоверному изображению петушиного крика. А в это время за дверями амбара, которые по причине духоты не закрывались, сподручные капитана поливали бензином гору мебели, в которой уже нельзя было разобрать, где какой предмет.

– Ты играй, играй! – крикнул Пану старший лейтенант. – Ща и рояль на костёр пойдёт!

– Да уж, пусть порадует народ напоследок! – добавил младший коллега, кивая головой на инструмент. – Недолго ему, бедному, жить осталось!

Пана передёрнуло. Руки его продолжали машинально играть частушки, а глаза судорожно сновали вокруг. Он и сам не знал, что пытался найти. Но должно же быть что-нибудь, что поможет ему спасти рояль! И тут между телами танцующих он разглядел ветхого старика, одиноко сидящего за столом. Он был, видимо, слишком стар для танцев. Но интуиция подсказала Пану, что он и есть хозяин дома. Пан вскочил и подбежал к нему.

– Это ведь Ваша дача? – склонился он над перепуганным дедом.

– Моя, – подтвердил его догадку старик.

– И рояль Ваш? Откуда он?

Пьяный, старый, с полным ртом и без зубов, дед пробормотал нечто нечленораздельное.

– Что? – переспросил Пан.

Тут на него сзади навалился жених-капитан.

– Иди играй! Отвали от деда!

– Вы понимаете, что рояль сейчас сожгут?! – кричал Пан старику в самое ухо.

– А пущай горит! – сказал дед, лишив Пана последней надежды.

– Иди играй, тебе говорят! – Капитан силой затолкал Пана обратно за инструмент.

Вновь заиграл он опостылевшие аккорды, и вновь зазвучали похабные частушки. Справившись с Паном, радостный жених вытанцовывал вокруг невесты:

Я схвачу тебя за ноги,

Затащу тебя в кусты –

Не иметь же на дороге

Королеву красоты!

Обрадованная невеста решила отблагодарить муженька за комплимент: