Читать книгу Феноменология переживания - Зиля Залалтдинова - Страница 4

Солдат на крепостной стене у самых дальних рубежей империи – настороженно вглядывающийся во тьму, полную опасностей. Ближайший товарищ вне поля зрения. Он не может дезертировать – настанет день, когда его отзовут в столицу. Внутри человека безумствует война. Разум и тело раздираются, раскалываются, разрываются на части, разоряются и опустошаются этими ангелами и демонами в их космическом конфликте, о котором мы даже не подозреваем.

Иван решил задержаться, чтобы не спеша изучить истории болезни.

– Румянцев, конечно, ты тоже почётный член клуба холостяков, но отсутствие личной жизни не помешало им уйти домой вовремя, – в ординаторскую заглянула заведующая.

– У них есть то, чего нет у меня, потому я остался здесь.

– И что же?

– Опыт работы.

Морозова рассмеялась:

– Смотри, не перегори раньше времени. А то на словах готовы здесь дневать и ночевать, а потом сдуваются как китайские резиновые шарики.

– Я энтузиаст, а не сумасшедший. Ночевать предпочитаю у себя дома.

– Ночевать, значит.

Иван откинулся на стуле, позволив себе полюбоваться на врача.

– Не мог бы встать из-за стола?

– Да, конечно, – Румянцев поднялся из-за стола, держа в руках чью-то историю болезни.

– Ты так и не вспомнил, что случилось на дне рождения у Цепова?

– Нет.

– Ты не врёшь.

– Хорошо, что я не помню?

– Жаль, что ты ничего не помнишь.

«К чему этот странный диалог?!» – а заведующая просто нагло втёрлась в личное пространство, встав очень близко. Иван всё так же держал в руках ненужные бумаги, выжидая дальнейших действий. Чтобы оказаться на столе, прижатым сверху.

– Я не говорю, что против. Но скоро мне будет тридцатник, а значит имею все признаки остеохондроза позвоночника, там что предпочёл бы более удобную поверхность.

– Диван в моём кабинете устроит?

– Вполне.

На этой неделе Ивану выпало дежурство на субботу. Никто не удивился, что собрался дежурить заведующий – молодой врач был ещё неопытен, чтобы оставаться одному. Можно, конечно, было сидеть дома и при необходимости выехать, если случится форс-мажор, но Морозова решила, что для неё будет проще сидеть в больнице и тут же разрулить происшествие, чем мотаться туда-сюда.

Истинный же мотив заключался за закрытыми дверями. Дежурный врач не проводит обход, он следит за состоянием тяжёлых больных, принимает новых пациентов из дежурного покоя, оказывает неотложную помощь, если кому станет плохо. Проще сказать, дежурство может проходить довольно скучно. Если повезёт. Как раз в это свободное время врачи уединились на диване. Иван, безусловно, предпочёл бы не трахаться в дежурке на продавленном диване, откуда могли бы дёрнуть в любой момент. Но Морозова не приглашала к себе домой и не напрашивалась к Румянцеву на квартиру. Их отношения – если это можно было назвать отношениями – находились под строгим секретом.

Пустоту разорвал рингтон.

– Если это не дело жизни и смерти, я буду убивать. Слушаю! – Румянцев ответил резче, чем обычно. Нет злее мужчины, чем того, у кого прервали процесс за несколько мгновений до оргазма. Затем, выслушав сообщения, со вздохом положил телефон и стал одеваться.

– Всё-таки это дело жизни и смерти.

– Что случилось? – Морозова перевернулась на бок.

– Да одна больная начала буянить. Была стабильная. Говорят, что соседка по палате довела.

– Думаю, ты с этим сам разберёшься.

Как не открещивались соматические врачи, люди с психическими расстройствами приходили и к ним. И нет, они не заявляются с очевидными симптомами протечки крыши, заявляя с порога «доктор, голоса мне говорят утопиться в раковине и порезать вены ложкой!». Если бы было просто, как в учебнике для студентов третьего курса, впрочем, обо всём по порядку.

Тихомирова была девушкой тревожного склада. Дело началось с обычного отравления – поела выпечки в сомнительном заведении, бывает. На этом фоне произошло обострение гастрита, что сопровождалось тошнотой и небольшой потерей веса. Обычный человек выздоровел бы и забыл, поругавшись на дурацкое кафе, но только не Тихомирова. Она нервно следила за любым мало значимым симптомом и немедленно заглядывала в справочники, благо интернет щедро предоставлял нужную и не очень информацию. Затем, окончательно запутавшись в массиве данных, она шла к врачу и начинала как бы выразиться помягче, выносить им мозг на тему симптомов и заболеваний, которое надо непременно выявить и вылечить. Врачи терпеливо (или не очень) выслушивали жалобы, назначали обследования, смотрели на безупречные анализы – хоть используй как эталон для обучения студентов и тщетно пытались переубедить, что у неё все в порядке и ничего лечить не надо. На каждый вердикт о том, что у неё нет ни онкологии, ни туберкулёза, ни системной красной волчанки, ни саркоидоза, ни бруцеллёза Тихомирова закатывала столь громкую истерику, что сбегались врачи из соседних кабинетов. Доктора узнавали её по фамилии. После этого потихонечку прикладывались к фляжке с коньяком (если хватало наглости выпивать на работе), когда узнавали, что она будет у них на приёме. Заведующая собралась объявить, что без заключения психиатра её не возьмут на приём, но не успела.

Однажды терапевт внезапно слегла на больничный, и его подменил врач общей практики, грубиян и хам, который на дух не переносил чувствительных людей. «Слова им не скажи – сразу реветь начинают» – говорил он. Тихомирова как всегда начала бесконечный пересказ о неизвестной болезни, которая медленно убивает её день за днём, а невежественные врачи не могут поставить диагноз. Врач общей практики изучил её пухлую амбулаторную карту и в категоричной форме заявил, что она здорова как лошадь. Что на ней пахать надо, и лучше вместо того, чтобы отнимать время врачей своими идиотскими жалобами, лучше бы занялась чем-то полезным. Ранимая натура девушки не смогла выдержать такой обиды, и она набросилась на врача с кулаками. Который был выше на голову и тяжелее в полтора раза. Впрочем, даже имея такое преимущество, он насилу отбился от взбешённой девушки. Дело закончилось госпитализацией.

Лечащий врач не стал помещать в изолятор, отправив в общую палату. Одной из соседок по палате оказалась студентка инженерного факультета, которая слегла после лихорадочного делирия, развившегося на фоне пневмонии. Соколова, напротив, была забиякой, ненавидящим всякие женские штучки. Кроме того, она терпеть не могла разговоры о медицине – её мама работала врачом, потому ей ещё с самого детства до смерти надоели рассказы о болезнях, больных и поликлинике. Так что бесконечное повествование Тихомирова о «безуспешном» диагностическом поиске успело осточертеть ей уже через десять минут. Соколова требовала заткнуться и поговорить о чём-нибудь другом, за что была послана на кудыкины горы собирать помидоры. Девушка затаила зло и попросила маму принести ей бланки для анализов.

– У меня для тебя две новости – хорошая и плохая. С какой начать?

– Давай с хорошей! – сказала Тихомирова.

– Тебя скоро выпишут отсюда!

– Я же говорила, что у меня с головой всё нормально! А плохая?

– Ну… я подслушала разговор медсестёр, и они говорили, что у тебя очень плохие анализы. Смотри, я даже свистнула анализы с поста. Они и правда неважные.

Соколова, несмотря на неприязнь к медицине, всё-таки кое-что в ней понимала. Потому зацепившись за жалобы и те самые бланки с анализами, смогла доказать, что у Тихомирова, вероятнее всего, рак поджелудочной железы последней стадии. Ипохондричка не заметила нестыковки. Она вообще не особо умела выстраивать причинно-следственные связи. Девушка стала кататься по полу и кричать, что она не хочет умирать.

– Да, эта Соколова – настоящий доктор Зло.

– Не для всех общение с соседями по палате – это благо, – отметил Морозова.

– Меня другое удивляет – как она до этого додумалась!

– Я всегда говорю, что люди с психическими расстройствами совсем не идиоты, напротив, они очень наблюдательные. Вот и Соколова смогла вычислить болевую точку и понять, как надавить, чтобы получить максимальный эффект.

– Да… Не знаю, за что она так взъелась, но это было очень жестоко с её стороны.