Читать книгу Песня о главном - Зося Якобсон - Страница 2

– Здравствуйте, у меня пропал ребенок.

Должен отметить, что я никого, никогда не любил, и даже не знаю, каково это – любить. Я не был уверен даже, что я люблю родителей. И что они любили меня, я тоже не был уверен. Зато я твердо знал, что даже если бы влюбился (хотя мои высокие моральные принципы не позволяют этого делать), взаимности все равно не смог бы добиться.

В конторе пахло потом и табачным дымом. Воздух был тяжелым и душным, если он вообще был. Тусклый свет старой лампочки накаливания, висевшей в центре потолка, наверное, ещё со времён СССР, не хотел распространяться дальше папиной будки, и разглядеть вошедшую девушку – первого посетителя за последние часа четыре – было проблематично.

Папа устало поворошил какие-то бумажки у себя на столе, достал что-то вроде заявления, механический карандаш, очки, тряхнул головой и наклонился к бумагам, готовясь писать.

– Особые приметы? – спросил папа и надавил на грифель карандаша.

– Очень-очень синие глаза.

Папа на секунду замер, положил карандаш, усмехнулся и поднял голову.

– Не, так не пойдет. Что значит "очень синие"? В нашем городе тысячи людей с синими глазами…

– А у него – очень синие!

– Да пусть даже и так. Мы не смотрим в глаза каждому найденному бесхозному ребенку, нужны более видимые приметы.

– Нет у него никаких примет, ребенок как ребенок. Только глаза – очень синие.

Девушка смотрела на полицейского с надеждой и беспокойством. Я только сейчас смог нормально разглядеть ее – норковая шуба, пуговицы которой девушка все время теребила, черные кожаные ботфорты, кремовый теплый свитер, шерстяные колготы. У посетительницы были мелированные волосы, а накрашена она была, как… даже, знаете, сравнить не с чем.

Тусклая лампочка осветила лицо девушки. Я увидел морщины (которые девушка, видимо, тщательно пыталась скрыть толстым слоем косметики) на лбу, на щеках, в уголках глаз и губ. Я только никак не мог понять, сколько ей лет – в застарелом свете лампы она смотрелась то, как недопенсионерка, а то – как совсем молоденькая девочка – моего возраста.

Папа сложил руки замком, положил на стол. Опустил голову, шумно выдохнул, опять поднял.

– Так, – папа опять усмехнулся и поправил очки, – Давайте попробуем сначала.

– Давайте, – девушка с готовностью кивнула, взяла стул, стоявший рядом с моим и приставила к папиному столу.

– Какие у вашего ребенка особые приметы?

– Да нету у него никаких особых примет! – девушка вскочила, ее голос сорвался; она еле сдерживала слезы, а я – смех, – Я же вам сказала, у него очень синие глаза, что непонятного?!

Девушка разрыдалась и опять села на стул.

Папа шумно выдохнул, подпер голову рукой и умоляюще посмотрел на меня.

Я нехотя встал, подошёл к кулеру, налил воды и резко поставил перед девушкой, так, что вода расплескалась и пролилась на стол.

Девушка отпила немного и агрессивно отодвинула стакан.

– Вы поймите, вы как только увидите его, сразу… сразу поймёте, что это именно он, – девушка активно жестикулировала, – Таких глаз ни у кого больше нет.

Девушка опустила голову. Мне стало ее очень жаль.

Папа что-то быстро записал в заявлении.

– Так, ладно, проехали, – сказал он девушке, – Мальчик?

Девушка подняла голову и удивиленно посмотрела на полицейского.

– В смысле – мальчик?

– Ну, какой пол ребенка? – папа говорил очень раздраженно.

Девушка задумалась.

– Ну Господи, о чем вы думаете, а? – сорвался уже папа, – У меня рабочий день кончится через 15 минут, а вы тут…

– Я не помню, – медленно сказала девушка.

Папа, не двигаясь, посмотрел в глаза девушке.

– Что значит – не помните? Вы хотите сказать, – папа нервно засмеялся, – вы хотите сказать, что не помните пол своего ребенка?

– А что тут удивительного? Неужели это так важно?

Папа, видимо, не знал, что ответить, и просто продолжил "допрос", укоризненно покачав головой.

– На какое имя сможет откликнуться?

– Кажется, Яна, – неуверенно ответила девушка.

– Что значит "кажется"?! – папа уже кричал, – Вы что, и имя своего ребенка не помните?

– А это тоже неважно, – девушка очень по-доброму улыбнулась. Кажется, я никогда раньше не видел такой улыбки.

Папа прижал руки к лицу.

Потом убрал их и немного помассировал лоб. Пошел и выпил воды. Сказал что-то по рации.

Девушка терпеливо ждала. Она встала, вернула стул на место, и начала ходить по конторе, не отрывая взгляда от полицейского.

– Лучше обратитесь в психиатрическую больницу, – сказал наконец папа, – Там вам с вашими показаниями помогут больше.

Девушка горько усмехнулась, повернулась и направилась к двери. Протянула руку, чтобы открыть, и вдруг остановилась и обернулась. Посмотрела на меня. Потом на полицейского.

– Опять вы забываете о главном, – сказала она и ушла.

Папа опять сказал что-то непонятное по рации, потом подал мне знак рукой. Я надел куртку и вышел из конторы. Выключив свет, он вышел за мной и запер пыльную пластиковую дверь.

Когда мы пришли домой, я совсем не хотел ни есть, ни спать, ни чего-либо ещё, что обычно хочу после долгого дня в папиной конторе. Я просто сразу пошел в свою комнату. Я чувствовал то, чего не чувствовал никогда раньше. Стоило мне посмотреть в окно, перед глазами вставало ярко раскрашенное лицо девушки неопределенного возраста, которая со слезами в голосе, но уверенно говорит: "Здравствуйте, у меня пропал ребенок".

Я взял плед и свернулся калачиком. Мне вдруг стало щемяще-невыносимо грустно, даже не знаю, от чего. Мне только что приоткрыли какой-то другой, необычный, влюбленный мир, в который я никак не смогу попасть, даже если очень захочу. Просто потому, что скачки между двумя вселенными учёные пока не придумали.

Я посмотрел в окно. По лицу миража покатились дождливые слезы.