Читать книгу Песня о главном - Зося Якобсон - Страница 3

– Яну-то вы нашли в итоге? – с трудом сдерживая смех, спросил Стюарт.

– Нашли, конечно, и ничего смешного в этом нет. Она из дома сбежала.

Стюарт уронил гитару, закрыл лицо руками и громко засмеялся.

Аня терпеливо ждала. Ждать ей в принципе порядком надоело, но ради Стюарта она готова была почти на все. Последнему спустя, слава богу, непродолжительное время стало неловко, он кашлянул, посерьезнел, поправил очки и взял гитару в руки.

– Пока я пыталась разговаривать с этим, блин, полицейским, тетя, оказывается, позвонила в прокуратуру, а они подняли на ноги весь город, ну и…

– Чем в твоем понимании отличаются прокуратура и полицейские? – Стюарт опять боролся с желанием звонко рассмеяться, его очень забавляло Анино видение мира.

– Связями, – не думая, ответила Аня чуть дрогнувшим голосом.

Стюарт опять захохотал. Аня была готова плакать, она уже жалела, что рассказала Стюарту про Яну, которую вообще первый раз в жизни видела.

– Объясни, пожалуйста, – заливался Стюарт, лежа на полу, – как у тебя вообще ума хватило сказать полицейскому, что у тебя ребенок пропал?

Аня хотела заплакать, и тут откуда-то из-за книжного шкафа раздался глубокий шероховатый баритон Олеши, который вообще был слышен очень редко – Олеша говорил только тогда, когда это было очень нужно, или когда нужно было читать стихи.

– Дим, – не отрывая взгляда от книги, он отчетливо произнес имя, которым Стюарта никогда никто не называл, – Правда, ничего смешного.

Лицо Стюарта моментально потеряло кратковременную веселость, которая, в целом, редко на нем появлялось. Он сжал губы, взял гитару в руки, перенастроил ее, стал играть что-то.

Если еще несколько секунд назад Аня готова была дать Стюарту пощечину, теперь ей было как-то даже неприятно смотреть в сторону Олеши. Митю редко кто видел улыбающимся, смеющимся. Он все время был, кажется, либо безучастен ко всему происходящему, либо пьян, либо зол на что-то. Близкие друзья иногда чувствовали во взгляде под модными рэйбэновскими очками тонкую нотку печали. Возможно, она была у него на лице всегда, возможно – так просто казалось. Глаза у Стюарта были большие и красивые, цвета родниковой воды, в них всегда держались незримо легкие красные линии-нити – это добавляло лицу какой-то индивидуальности и так сочеталось с худыми скулами и жидкими светлыми волосами, что называть это кровью, лопнувшим сосудом или даже слезами казалось в некотором роде кощунством.

У Аня пропало желание рассказывать что-либо кому-либо в комнате. Собственно, от нее никто этого и не стал требовать. Три человека, никак не контактируя физически, сидели в огромной гостиной, выстланной мягким светло-зеленым ковролином, чувствуя при этом друг друга лучше, чем если бы они даже держались за руки. Чувствуя магическим образом все несказанные слова, несделанные действия, все мысли.

Аня растерянно окинула взглядом Олешу. Полная противоположность Стюарту: кудрявые черные волосы, блестящие карие глаза, тоже глубокие, но всегда сухие и строгие. Олег никогда не был безучастен к миру (по крайней мере, так никому не казалось – Олеша и отличался от Мити), но видел он все на таком тонком уровне, что понять этого было невозможно даже самому эмпатичному и самому близкому его другу. Собственно, у Олега таковых не было – точнее, он так считал.

Олеша всегда был очень умным человеком, но замкнутым. Ему так было легче. Ему не хотелось иметь близких друзей – привязанностей, чего-то еще, что обычно в близких отношениях бывает.

"Олеша – как квантовая физика, – рассуждал как-то раз Стюарт, напившись разбавленного чем-то рома, – вроде и понимаешь на примитивном уровне, что там происходит, но все равно черт его разберет, волна там, или частица, или вообще электрон какой-нибудь…"

Над этой фразой потом многие смеялись, как обычно смеются над пьяными фразами. Ну, все, кроме Ани. Она была, наверное, первым по близости Олеше человеком. Вторым, все-таки, был Митя.

Стюарт наигрывал на гитаре какую-то знакомую мелодию, чем-то напоминавшую рэп.

– Я уверен, что где-то слышал эту композицию, – такая спонтанно-осмысленная фраза в устах Олеши звучала так неестественно, как вообще может что-нибудь звучать. Аня вздрогнула и, пересилив себя, кивнула.

– Жизнь – коротка, искусство вечно, – пожал плечами Стюарт и как-то напрягся.

Аня усмехнулась.

Диалог – немой или словесный -, наверное, продолжался бы, если бы в комнату внезапно не зашла какая-то незнакомая ребятам девушка. Довольно быстро выяснилось, что это была одна из новых учительниц, но чего она хотела от ребят, которые вызвались помогать, из ее болтовни понял только Олеша, и (естественно, никому ничего не сказав) кивнул; учительница ушла.

***

Почему-то встречавших меня старшеклассников не смутил тот факт, что я являюсь непосредственно сыном полковника Рыбина, которого, вообще-то, боялся весь город. Когда мы только приехали, отец помахал рукой какому-то старику – по-видимому, директору – и ушел, оставив меня наедине с то ли волонтёрами, то ли амбассадорами школы, в которой проводилась смена.

Девушка с длинными черными волнистыми волосами, увидев меня, яростно повернула голову в сторону пожилой негритянки и, не менее яростно вскинув брови и поставив одну руку на пояс, бросила:

– Newcomers? Again? 1

Негритянка, пожав плечами, виновато улыбнулась, наклонила голову девушки (которая была сантиметров на двадцать выше самой женщины) к себе и шепнула что-то ей на ухо.

Тем временем второй волонтёр, сбросив плечами стильный черный пиджак, протянул мне загорелую ладонь и улыбнулся. У нас разница в росте, опять же, была примерно в тридцать сантиметров, но никого это не смущало, и я решил протянуть руку в ответ.

– Георгий, – представился юноша с, вроде как, искренней улыбкой, и толкнул локтем партнёршу.

– Виола, – сквозь зубы сказала девушка, тряхнула головой так, что волосы растрепались, и убрала руки за спину.

Мое имя, очевидно, никого не интересовало.