Читать книгу Песня о главном - Зося Якобсон - Страница 5

Школой я, в целом, остался доволен – учителя адекватные, кабинеты чистые. Материал, правда, несколько выше, чем я ожидал – но, возможно, мне так показалось, потому что я занимался в непривычной для меня обстановке, да еще и в вечернюю смену. Завтра, наверное, должно быть легче.

Поздно вечером, часов в восемь, я пришел в спальный корпус – насколько я понял, это больше было похоже на обычное общежитие: например, ужинали и завтракали жители "спалки" сами, а иногда и на государственные обеды (в смысле, школьные) не приходили, а рекреация была больше похожа на советскую двухкомнатную квартиру – маленькая кухня, гостиная со старыми диванчиками, креслами, телевизором и какими-то комодами с вещами, которыми, думаю, все равно никто не пользовался. Единственным существенным отличием "спалки" от среднестатистической квартиры среднестатистического гражданина СССР было то, что там стояла, во-первых, гитара (в углу), во-вторых – пианино (рядом со шкафом).

Я бы не заметил, если бы, когда я вошел, Олег не сидел за этим пианино и не играл на нем. Несмотря на мое принципиально презрительное отношение к любому творчеству, вынужден отметить, что музицировал Олег очень красиво. Ничего подобного я никогда не слышал – было ощущение, что по инструменту бесшумно прокатился мотоцикл (в том смысле, что переходы между нотами были очень плавными, а две руки и партии, которые они играли, очень гармонично дополняли друг друга).

Я сказал Олегу, что он очень неплохо играет, но Олег никак не отреагировал. Тогда я окончательно понял, что он – человек либо очень невоспитанный, либо с психическими отклонениями, либо с неполным набором хромосом.

– Vaikus on tõeline sõber, kes kunagi ei reed2, – напевая, Дмитрий вошел в комнату, протянув что-то на непонятном мне языке, – Конфуций.

Дмитрий подошел к Олегу и легко положил ему руку на плечо.

– Правда, Олеша? – Дмитрий с какой-то, по-моему, лаской кивнул Олеше.

Олеша улыбнулся.

Тоже напевая какую-то ерунду, в гостиную вошёл Жора. Дмитрий злобно посмотрел на него и отвернулся.

Следующей вошла Виола, в каком-то очень плохом настроении; почти сразу за ней появилась Аня. Я хотел сказать, что она мне нравится, но у нее было такое сердитое и серьезное лицо, что я отказался от этой идеи.

– Внимание всем, – громко сказала Аня, с помощью Виолы и Жоры встав на один из диванов, – У меня нет детей, Вия не беременна, никогда не занималась сексом с Митей и даже не была в него влюблена, а Олеша с Герой здесь вообще ни при чем. Можете двигаться, – добавила Аня в конце, увидев, что от ее эффектного сообщения все замерли. Я отметил этот эффект и решил тоже сделать признание.

– Как говорил Эрнест Хемингуэй, – слегка сжавшийся от пламенной речи Ани Дмитрий кашлянул, прервав мои мысли – Отличный способ проверить человека – довериться ему.

Олег начал играть, вроде, Бетховена.

– Олеша, хватит, – рыкнула Виола.

Олег смутился и ушел в кухню.

– Если кому-то понадобится соковыжималка, – сказал он, – Она не работает.

– Не надо повторять по три раза на дню одно и то же… – вздохнула Виола, но, посмотрев на Аню, затихла.

Ребята переглянулись. Жора как-то нервно заерзал и подтянул рукава пиджака. Олеша залез в холодильник.

– Стью, а мы с-с-сколько ещё будем есть этот с-с-свекольник? – опять заикаясь, спросил Олег.

Дмитрий хотел что-то сказать, но Виола его перебила:

– Не злись на идиотов. Они так и останутся идиотами, а ты потеряешь самообладание. Мэри Хиггинс Кларк, – Виола ухмыльнулась. Дмитрий и Олег одновременно пристыженно отвернулись.

– Я на обед, – Виола покачала головой и вышла из рекреации. Аня и Дмитрий ушли за ней. Олег некоторое время смотрел на эту злополучную соковыжималку, но потом тоже ушел. В комнате остались только я и Жора.

– Так какая у тебя была проблема? – слегка нервно спросил он.

– Я влюблен в Аню, но мы – два разных человека и вообще это моя первая влюбленность, – я хотел продолжить, но Жора жестом меня остановил.

– Не знаешь, как к ней подкатывать? – спросил он с улыбкой.

Я пожал плечами.

– Так, понятно, – Жора выдохнул и зачем-то опять закатал рукава пиджака, – Закрой глаза.

Я на всякий случай закрыл – мало ли, что, хотя, наверное, этого не следовало бы делать. После того случая я вообще не выполняю такие странные просьбы, в особенности, когда дело касается моих друзей или девушек.

Примерно через минуту Жора похлопал меня по плечу и протянул мне какой-то грязный листок и гитару, которая стояла в углу.

– Научишься играть на гитаре по этим аккордам и выучишь вот эту песню, – он показал на текст на листке. Я осторожно взял гитару и бумажку.

– Зачем? – недоверчиво спросил я.

Жора глубоко выдохнул и, черт знает зачем, опять подтянул рукава.

– Любой девочке такой подарок понравится, знаешь ли, – Жора улыбнулся.

– Она не любая, – возразил я.

– По такой логике она и не девочка… – Жора засмеялся, но, уловив укор в моем взгляде, как будто смахнул улыбку с лица.

– В этом деле, – сказал он тоном Дон-Жуана, – Главное – все правильно просчитать.

***

Было около пяти утра. Гера мирно спал, Олеша, как обычно, читал под одеялом книгу – как он читал в зимней темноте без фонарика и без ночника, да еще и под одеялом – для всех оставалось загадкой.

Стюарт встал гораздо раньше обыкновенного – обычно Митя не просыпался самое раннее до семи, – по привычке посмотрел на электронные часы – четыре двадцать девять, двадцать третье декабря – и с яростью швырнул их о стену.

– Minna põrgusse3, – крикнул он.

Олеша поднял одеяло.

– С д-д-д…– начал он, но закончить не успел – Стюарт, стиснув зубы, с такой же яростью швырнул в соседа подушкой.

– Не поздравляй меня, – процедил Митя со слезами в голосе.

"Надо меньше плакать", – подумал он и отвернулся, чтобы Олеша не видел его слабостей.

– Вообще, я х-х-хотел сказать, – Олеша сел, – С д-д-добрым утром. Стюарт смущенно повернулся.

– Прости, – он опустил глаза.

– А про д-д-день рождения я помню, – Олеша встал с кровати, укутанный в одеяло, и подошел к Стюарту.

– Три вещи никогда не возвращаются назад, – сдавленным голосом пробормотал Митя после небольшой паузы, – Время, слово и возможность.

Олеша понимающе кивнул.

– Поэтому нельзя терять время, бросаться словами, упускать возможность.

Стюарт тяжело вздохнул.

– Есть игра, – начал вдруг Олеша, мутно глядя в окно, – Осторожно войти, чтоб вниманье людей усыпить…

– Это Блок, – снова вздохнул Стюарт, – Прочитай что-нибудь свое.

– Литература. Сижу прямо напротив окна.

В нем стоит статный силуэт синеватых оттенков, похожий на мистера Хайда.

Учитель, всхлипывая, читает Карамзина,

В руке силуэта чашка остывшего крепко-зеленого чая…

Стюарт погрузился глубоко в себя. Перед глазами пролетали какие-то старые воспоминания. Стюарт поймал себя на мысли, что, если бы он мог забыть что-то из своего противного прошлого, он бы, не задумываясь, сделал именно так.

Олеша не успел дочитать – с кровати Геры послышалось какое-то шуршание.

– Стью, – спросонья просипел Гера из-под одеяла, – ну, я понимаю, Олеша, но ты-то на хрена так рано встал?

– А что не так? – зло осклабился Стюарт – и как он только смог так быстро переключиться с чистой грусти на грязную злость…

– Тут люди… – Гера закашлялся, – Ну, ладно, человек. Поспать хочет.

– Ничто так сильно не разрушает человека, как продолжительное бездействие, – ухмыльнулся Стюарт, – Аристотель.

– Сколько бы мудрых слов ты ни прочел, сколько бы ни произнес, какой тебе от них толк, коль ты не применяешь их на деле? – съехидничал Гера.

– Что? – Стюарт поднял брови.

– Это Будда, – улыбаясь, ответил Гера и немного закатал рукава ночной рубашки.

– Никому не отвечай, когда ты зол, – выдохнул Митя, – ничего не…

– Димочка, а ты не пробовал случайно что-то свое процитировать? – Гера встал и подошел к гардеробу.

– Чтобы процитировать что-нибудь ненужное, нужно сначала придумать что-нибудь ненужное, – буркнул Стюарт, – А у меня, как видишь, мозгов нет.

– Господи, Митя, – Гера приторно засмеялся, – Ты цитируешь детские мультики…

– Гер, иди, куда ш-ш-шел, – бросил Олеша.

– Я никуда не шел, но теперь, видимо, иду к Ане, – пробурчал Гера и, сжав в руке измятый пиджак, вышел из комнаты, демонстративно хлопнув дверью.

– Олеш, – Митя повернулся к Олеше; тот кивнул, – Вот мне шестнадцать. Как думаешь, я вообще чего-нибудь в жизни смогу достичь?

Олеша пожал плечами.

– У меня почему-то ощущение, – продолжал Стюарт, – Что я очень много ошибок совершу в жизни. Точнее, уже совершил.

Олеша усмехнулся.

– А жизнь не прощает ошибок, – Стюарт вздохнул.

– Значит, смотри, – Олеша сделал глубокий вдох, – В жизни у тебя м-м-много где нет права на ошибку. Н-н-ну, не знаю, р-родительство, р-работа, другая ответственность…

– Образование… – поддакнул Митя.

– Ага… С-с-стоп, к-к-какое образование, Стью? – Олеша помотал головой, – А не прощают ошибок только д-две вещи. Самые главные.

– Какие? – Стюарт с какой-то надеждой смотрел прямо в глаза Олеше.

– А это ты уже с-с-сам думай, – Олеша улыбнулся.

Несколько минут Митя просто сидел рядом с Олешей и думал о чем-то своем и удивительно для него глубоком.

– Пойдем выпьем, – неожиданно сказал он, глядя куда-то вдаль.

– Чай? – теперь брови поднял Олеша.

– Красота – в глазах смотрящего, – вздохнув, Стюарт пожал плечами; оба встали и прямо в сорочках вышли из комнаты.

***

Аня проснулась от странного шепота рядом и каких-то пинков по спине.

– Что происходит? – пробурчала она и тут же чуть не упала от удивления с кровати – над ней буквально нависала голова Геры, прикрытая его пиджаком.

– Ань, у меня проблема, – прошептал Гера.

– Ты приходишь к людям в, – Аня посмотрела на часы, – В без двадцати пять… утра?

Гера лег рядом с Аней.

– Ты охренел? – резко вскочив, закричала Аня; Гера каким-то образом успел встать и заткнуть ей рот рукой.

– У меня проблемы в личной жизни… – опять начал Гера.

– Ты, наверное, забыл, – Аня быстро убрала руку Геры и прижала к кровати, – Что я уже давно не твой терапевт. А в личной жизни я тебе не советчик, у нас разница в четыре года.

Аня улыбнулась.

– Помоги, пожалуйста, – лицо Геры приняло настолько умоляющее выражение, что отказать ему было сложно.

Аня усмехнулась; Гера опять лег на кровать – как на сеансе профессионального психотерапевта.

– Гер, сядь, пожалуйста, мне некомфортно, – неприятно низким голосом сказала Аня.

Гера сел и надел пиджак, поднятый Аней с пола.

– У меня ощущение, что я кого-то предал, – прошептал Гера, виновато опустив глаза.

Аня хотела засмеяться, но подумала, что это будет не очень этично, и сдержалась.

– Я серьезно, – Гера начал дергать рукава пиджака, – У меня ощущение, что я очень сильно нарушаю свои жизненные принципы.

– И? – Аня села по-турецки рядом с Герой.

– В смысле – и? – ощерился Гера, – Это почти самое важное, что у меня есть.

– Гер, – Аня положила руку на плечо Гере; Гера дернулся, – А о чем ты мечтаешь?

– Ни о чем, – отрезал Гера и опять закатал рукава, – Я вообще не мечтаю. Это непродуктивно.

Аня, улыбаясь, кивнула.

– Да, я ожидала, что ты ответишь именно так, – сказала она, набросив на Геру большое пуховое одеяло, – Знаешь, людей условно можно разделить на три группы – математики, обычные люди и творцы. Математики – те, которые, как ты, только планируют, знают о себе и своем будущем, все, что нужно – или, по крайней мере, все, что они хотят.

– Ты сейчас что имеешь в виду? – со злым недоверием спросил Гера.

– Ничего особенного. Обычные люди могут и мечтать, и планировать. А творцы… Творцы в основном мечтают. Они не знают ничего о себе. Когда математики могут работать исключительно в идеальной реальности, творцы каждый раз создают новую. У математиков нет права мечтать, а у творцов, пожалуй, только оно и есть.

Гера безотрывно смотрел на Аню – как змея, не моргая. Может быть, Ане показалось, но в глазах его стояли слезы.

– Неэтично, конечно, переходить на личности, – Аня подперла голову рукой, – Но… как ты думаешь, Гер, Олеша наш вообще чего-нибудь добьется в жизни? – Гера не успел даже пожать плечами, как Аня продолжила, – Я вот думаю, нет. Ну чего он добьется? Мало того, что ему с его уровнем знаний и умением общаться только в дворники и идти, но его творчество тоже оставляет желать лучшего. Хотя мечтать ему никто не запрещает. А Стюарт? Возьмем, допустим, его жгучее желание стать парнем Виолы…

Гера явно захотел что-то сказать, но Аня ударила его по руке; Гера снова опустил глаза.

– Так вот, – продолжала Аня, – конечно, он далеко не пара Виоле, да и она не даст ему второго шанса. Но мечтать ему, опять же, никто не запрещает. А я очень хочу… точнее, нет, мечтаю стать великим кинорежиссером, взять Оскар, Канны и все остальное. Или хотя бы получить Нобелевку по медицине за выдающиеся исследования в психологии. Но… блин, ты же понимаешь, что это невозможно спланировать? В планах у меня только, – Аня горько усмехнулась, – психфак в следующем году. Да и то, не факт, что получится.

Гера тупо смотрел на Аню, говорящую дальше что-то романтичное про математиков и творцов; в голову струей била мысль о том, что она говорит совсем не то, что он, Гера, хочет услышать. А Гера говорит не то, что чувствует – опять. Он предал своего близкого друга. Даже двух. И ему не кажется, а доподлинно известно. И его родители никогда такого не допустили бы.

Гера задал себе вопрос: зачем он вообще сделал это. Что ему какой-то новенький. Почему он вдруг дороже, чем Стюарт, который никак не может добиться желаемого, Олеша, и так уже почти сумасшедший.

– Зачем?.. – едва шевеля губами, прошептал Гера и опустил рукава пиджака.

– Зачем мечтать? – "Господи, – подумал Гера, – какой же, нахер, она психолог, если постоянно все не так понимает", – Ну, вот смотри. Если ты не рассматриваешь возможности невозможного…

– Чего?.. – странное словосочетание вырвало Геру из клубка собственных мыслей.

– То есть, если ты допускаешь возможность того, что возьмешь Оскар, добьешься чего-то в жизни с аутизмом или отберешь девушку у суперкрутого студента и по совместительству будущего юриста, или кто ты там, то эта возможность существует, даже если она очень-очень мала, понимаешь?

– Нет.

– Если ты будешь уверен в проигрыше, никогда в жизни не выиграешь.

Гера задумался. Аня зачем-то накрыла своей рукой его, а Гера даже не стал увертываться.

– Неужели ты не хочешь ничего, кроме того, что есть у тебя в жизни и в перспективе? – Аня смотрела так, как будто хотела загипнотизировать.

Гера слабо покачал головой. Аня кивнула и, глубоко вздохнув, сказала:

– Тогда я ничем не могу тебе помочь, – и спрыгнула с кровати.

Геру вспомнил, что его уже второй год мучит один вопрос.

– Ань? – позвал он; Аня не повернулась, просто тупо переспросила: "Что?", – Ты же плевать хотела на эту этику. Тебе все равно, что я друг твоей девушки.