Читать книгу Так уж бывает - Зяма Исламбеков - Страница 4
Второй день – он трудный самый
Оглавление«И бывает такое, случается,
Когда надо пожертвовать всем,
Когда нервы, душа, тело мается…
Вроде есть?! А с тобой ли? А с кем?»
Взято у кого-то из классиков…
Монзиков проснулся оттого, что начало сильно припекать солнце. Всю ночь он пролежал на песке без подстилки. Причем засыпал Александр Васильевич на правом боку, да и спал практически только на спине. Ночи в Крыму, даже летом, хоть и теплые, но достаточно прохладные. Следует заметить, что в начале июня, т. е. в разгар солнцепека, как правило, вода в море уже прогревается до +24 °C – +26 °C. t воздуха = +32 °C – днем и +18 °C – ночью. Последние годы Александр Васильевич страдал радикулитом. Именно после первой ночи на холодном песке его и прихватил радикулит. Да не просто прихватил, а так, что было «не вздохнуть, не пер…ть»
К 800 к одиноко стоявшему у края дороги Опелю, ковыляло нечто перекошенное, тяжело ступающее в семейных трусах с красным брюхом и спиной, густо обсыпанной песком. В правой руке мужчина нес скомканную одежду и кроссовки, а в левой руке он держал пятилитровую бутыль красного вина. Подмышкой был зажат лаваш, слегка ощипанный по краям. Все шесть порций шашлыка находились в желудке. Шествие от лежбища до машины заняло минут 40. Путь в 50 метров Александр Васильевич преодолел мужественно, слегка кряхтя и матерясь… Когда он доковылял до машины, то вдруг с ужасом обнаружил пропажу ключей. Собственно говоря, ключи от гаража лежали в машине, а ключи от машины должны были лежать в джинсах. Джинсы были, а ключей не было. Ужас и отчаяние, боль и страх одновременно навалили на Монзикова. На нервной почве его стал пробирать понос. Ситуация осложнялась тем, что народ начал прибывать и прибывать на пляж. Одна машина за другой стали подъезжать и парковаться рядом с белоснежным Опелем Александра Васильевича. Желание справить большую нужду стало подавлять все остальные чувства и мысли. Но и этого было сделать нельзя, т. к. не было никакой реальной возможности ни только присесть, но даже приспустить трусы. Тело не слушалось. Оно не сгибалось и практически не двигалось. Адвокату стало совершенно очевидно, что ни попытка оправиться, ни попытка отыскать ключи от машины положительных результатов быстро не дадут. Монзикову хотелось кричать, но даже рта он не мог раскрыть, т. к. его всего скрючило и парализовало.
К счастью, он вдруг увидел, как к нему направляется прекрасная блондинка. Лицо его просияло от радости, и он готов был даже поприветствовать прекрасную незнакомку, которая мило улыбалась и словно плыла к нему навстречу. Однако, примерно за 3–4 метра до Монзикова, она вдруг резко свернула вправо, обогнула полускрюченного в приспущенных семейных трусах юродивого, а затем обратно вернулась на тропинку, по которой быстро шла к воде. Монзиков инстинктивно повернулся, чтобы проводить взором прекрасную незнакомку, но последствия были ужасны. Резко повернувшись в сторону уходившей к морю блондинке, корпус его подался вперед, он чуть согнулся и начал падать на песок. Ему, однако, повезло, что одежда и бутыль с шашлыком и лавашем лежали на капоте машины. Падение навзничь было стремительным. Но и это было еще не все. Прекрасная незнакомка приехала на пляж не одна, а с семьей. Мама и папа ее взяли еще и своего любимца Борю – «щенка» английского дога, трехлетку, который, не торопясь, подошел к валявшемуся на песке Монзикову, обнюхал его, а затем как следует, пометил. Монзиков был окончательно деморализован.
Было 850 утра, когда какая-то старушка нашла ключи от Монзиковского Опеля. Брелок – обычный брелок сигнализации, на котором было всего две кнопки и один ключ – от дверей, багажника и замка зажигания – так понравился бабке, что она, не долго думая, нажала сначала на одну, а затем на другую кнопки. Электроника успешно сработала. Сначала открылся багажник, а следом дико заревела сигнализация. Бабка, хоть и старая, но смекнула, что что-то здесь не то. Честно говоря, она просто испугалась. Как только машина загудела, бабка отбросила брелок в сторону и пошла, чертыхаясь и неистово крестясь, дальше собирать бутылки.
Отдыхающих на пляже уже было человек 500–600. Пляж Омега – один из самых больших пляжей Севастополя. Пожалуй, только Учкуевка больше, да и то, это – вопрос спорный. Оба пляжа простираются на несколько километров. Из-за того, что багажник был все время открыт, сигнализация не выключалась, машина несчадно ревела. Проходивший мимо мужик сделал доброе дело – взял и закрыл багажник. Увидев валявшегося у колес Монзикова – обоссанного и в песке, скрюченного и без видимых признаков жизни, он лишь покачал головой и проследовал по той же тропинке, по которой все ходили к воде.
И что интересно, история с брелком повторялась еще, как минимум раз 7–8, пока дети не заметили определенную закономерность и не решили проверить все досконально. Двое ребятишек лет 9 подбежали к машине и стали попеременно нажимать на кнопки брелка. Как только открывался багажник, они его захлопывали, а затем все повторяли с самого начала. И только когда они услышали слабый, плаксивый хрип Монзикова, требовавшего отдать ему ключи, они бросили к его лицу брелок и быстро убежали к своим вещам, что лежали неподалеку от теперь уже бывшего монзиковского пристанища.
К 1000 Монзиков, помеченный собакой и изрядно обосранный, радостно зажимал в одной ладони ключи от машины, а в другой – двести баксов, столь необходимые для его жизни, не говоря об отдыхе в незнакомом иностранном городе.
Описание утреннего кошмара было бы неполным, если бы не навозные мухи, летавшие вокруг Монзикова и норовившие отведать его фекалии, а также десятиминутная схватка бездомных собак за остатки шашлыка и лаваша, лежавших на капоте Опеля. Мало того, что им удалось все сожрать, так они еще разбили бутыль с великолепным молдавским вином, а две из всей стаи, либо самые наглые, либо самые дурные, повторили то, что уже сделал с Монзиковым породистый здоровенный английский дог.
К 1200 Монзиков всё же дополз до воды. Ему надо было элементарно подмыться. И это ему чудесным образом удалось. Несмотря на мелководье, а до глубины «по шею» надо было пройти около 60 метров, Монзиков преодолел дистанцию в один конец чуть менее, чем за 20 минут. К счастью, когда он доковылял до глубины, то ему удалось снять трусы. Он их тщательно прополоскал. Тело помыл, правда без мыла. Зато когда стал их одевать обратно, его скрючило ещё сильнее, чем раньше. Бедняга молча начал тонуть. Проплывавший на лодке мимо спасатель вначале решил, что мужик на мелководье дурачится. У загорелого, в плавках молодого человека даже возникло желание огреть шутника веслом. Но когда он увидел, как Монзиков стал идти ко дну, то соскочил с лодки, подошел к утопающему и запихал его, скрюченного в трипогибель, с выпученными глазами, в лодку. Монзиков, хоть и наглотался морской воды, но мог еще лепетать. Все было бы ничего, но трусов на Монзикове не было. Они остались где-то на дне.
Монзиков – атеист вдруг неистово начал молиться. Молитва была весьма и весьма оригинальной. Он все время спрашивал у господа: «Ну, за что мне такое наказание?! Едреня-феня, помоги же мне, господи!» и т. д., и т. п.
* * *