Читать книгу Елисейские Поля - Ирина Одоевцева - Страница 49

Урок кончился. Лиза сняла черный передник. Рядом с ней Одэт, бледная, с кругами у глаз, укладывала книги в портфель. Лиза толкнула ее локтем:

– Ты что такая кислая?

– Скверно. Голова болит.

– На воздухе пройдет. И ты, как придешь домой, съешь соленый огурец.

– Огурец?

– Ну да. Коля всегда ест после кутежа. Сразу пройдет.

Подошла учительница и потрогала лоб Одэт:

– Нет ли у вас жара? Теперь эпидемия гриппа. Вы, наверно, опять играли без пальто. Вы такая неосторожная.

Лиза тихо рассмеялась.

Ученицы, крича и толкаясь, выбежали из класса. В прихожей долго одевались. Лиза натянула синее детское пальто с золотыми пуговицами, не глядя в зеркало, надела круглую детскую шапочку. Тут она девочка, ученица и так и должна себя вести.

Она низко присела перед классной дамой:

– До свидания.

И классная дама благосклонно улыбнулась:

– Если бы все ученицы были такие, как эта маленькая русская.

На улице Лиза взяла Одэт под руку:

– Ну как? Легче?

– Немножко.

– Ты только не забудь. Кислый огурец, а если не поможет, десять капель нашатырного спирта.

– Вы домой? – крикнула черная, худая Анжель. – Мы с Жаклин хотим пойти в рыбий музей.

– Рыбий музей? Что это такое?

– А вот увидите.

Жаклин взяла Лизу за плечо.

– Пойдем с нами, – вкрадчиво попросила она. – С тобой всегда весело. Пойдем, Лиза. Ведь совсем близко тут. У Трокадеро.

Лиза кивнула:

– Ну хорошо, если тебе очень хочется.

Жоржет просунула руку под Лизин локоть:

– Я вчера ходила в зоологический сад смотреть орангутангов. Они такие огромные, грустные, совсем как люди. Мне их очень жаль. А львы смешные. И жирафы есть. А ты, Лиза?

– Мы с Одэт были в кинематографе.

Одэт удивленно подняла брови и глубоко вдохнула сырой осенний воздух.

– Мы видели замечательную картину. Показывали ресторан и дансинг. И все напились и целовались. Очень интересно и неприлично. А потом у одного не было денег, и все вернулись домой, а его оставили перед дверью. Актрисы были прелестные, и актеры тоже. – Лиза улыбнулась. – В особенности один, такой черный, немножко похожий на птицу.

У Жаклин заблестели глаза.

– Неприлично. А в кровать ложились?

– Нет, кровати не было. Но под столом брали за колено.

– Да? В каком это кинематографе?

– На Ламотт-Пикэ. Только вчера эта картина шла в последний раз.

– А кончилось хорошо? – вмешалась Анжель.

– Ну конечно. Одна вышла замуж за черного, а вторая за ее брата, и все были счастливы.

Одэт захлопала в ладоши:

– Ах, какая ты милая, Лиза!

– Что это с ней? – удивилась Анжель.

Лиза пожала плечами:

– Жар, должно быть. Она жаловалась, что у нее голова болит.

Одэт запрыгала перед ними:

– Ну да, жар. У меня грипп начинается.

Лиза поймала ее за воротник пальто:

– Перестань. Ты похожа на лягушку, когда прыгаешь.

– А ты на ножницы, когда бегаешь.

– Вот тут направо. – Анжель завернула на узкую дорожку, ведущую в грот.

В гроте было сыро и холодно. С каменных неровных стен капала вода.

– Теперь встаньте гуськом, возьмитесь за руки и закройте глаза. Дай мне руку, Одэт. Я поведу вас. Только не открывайте глаз, пока я не скажу «можно», и молчите. Ну, идем.

Они нестройно двинулись, наступая друг другу на ноги и толкаясь как слепые.

– Мне страшно, – прошептала Жаклин.

Анжель сжала ее пальцы:

– Молчи. Теперь направо. Осторожней, здесь выступ.

Анжель остановилась.

– Смотрите, – сказала она громко.

Они открыли глаза. Они стояли в узком, светлом коридоре. С обеих сторон поднимались стеклянные стены, и в зеленоватой прозрачной воде медленно плавали большие рыбы. Электрический свет, проходивший сквозь воду, казался бледным лунным светом.

– Там змеи! – Одэт вцепилась в Лизин рукав.

– Глупая, это угри.

Черные, блестящие, живые ленты медленно извивались среди зеленых водорослей.

– У-у, противные. Пойдем дальше.

Они были совсем одни. Шаги их звучали гулко и глухо.

– Как странно. Будто мы идем по дну моря, – тихо сказала Лиза. – Как евреи по дну Красного моря, и с обеих сторон вода.

Лиза стояла рядом с Анжель и смотрела на водяную стену. Вода казалась зеленой и холодной и тихо журчала. Большие рыбы тяжело проплывали, медленно шевеля плавниками, их рты широко раскрывались, круглые плоские стеклянные глаза смотрели прямо перед собой невидящим взглядом. Лизе казалось, что стекло сейчас со звоном треснет, из-за него хлынет вода и большие, холодные, скользкие рыбы поплывут по ней, по ее лицу, по ее груди.

Она вздрогнула.

– Смотри, какое лицо у этого, – смеялась Жаклин. – Вот тот, который лежит на дне с красными жабрами. Совсем наш учитель истории. Ему бы только очки.

Лиза смотрела на рыб не отрываясь. От журчащей зеленоватой воды, от бледного света, от вида этих чудовищных морд и блестящей чешуи, влажного, натопленного воздуха шла какая-то томительная, лунная тяжесть.

Смех Жаклин раздавался словно где-то далеко. Колени стали слабыми. Прислониться бы к стеклянной стене, за которой рыбы. Стоять бы так, но чтобы рядом была не Жаклин, а Андрей. Чтобы он стоял здесь рядом и целовал ее в губы, а она смотрела бы на этих огромных рыб и чтобы рыбы видели. Стоять так долго, долго и целоваться, пока не закружится голова, и тогда вместе лечь на земляной влажный пол.

Лиза повернула голову к Одэт:

– Должно быть очень приятно целоваться здесь перед рыбами.

– Целоваться? – переспросила Жоржет. – Разве ты целуешься?

Лиза покачала головой:

– Нет. Но я бы хотела с тем черным, из вчерашней картины.

Жаклин покраснела.

– Мне было бы противно целоваться с мужчиной. Вот с тобой или с Анжель, – она мечтательно улыбнулась. – Я летом жила в Бретани у дяди и спала в одной кровати с моей двоюродной сестрой Симон. Это было очень приятно. В лунные ночи мы всегда целовались.

– Почему в лунные? – удивилась Анжель.

– В лунные ночи мы обе не могли уснуть. И от луны Симон становилась такой бледной и нежной. Мы иногда целовались до самого рассвета.

– А в саду пел соловей? – насмешливо спросила Жоржет.

– Нет, в саду пели лягушки. Они чудно поют летом. – Она замолчала на минуту. – Но с мужчиной я не могла бы. Мне противно.

Лиза покачала головой:

– Я не понимаю. Мы тоже часто спали с Одэт в одной кровати, но никогда ничего.

Жаклин еще больше покраснела:

– Мужчины всегда грубы. И они плохо бреются. У них на щеке колючки.

– Это не заметно, когда целуешься, – быстро сказала Одэт.

– А ты почем знаешь?

Одэт застенчиво опустила веки:

– Мне так кажется. А то бы никто не целовался. Ну, идем. Пора домой.

Они вышли на улицу.

Анжель отогнула перчатку и взглянула на часы:

– Целых двадцать пять минуть на рыб потратили. Я в прошлый четверг весь Лувр в сорок минут осмотрела. А если бы на мне были туфли на гвоздях, я бы и в полчаса покончила бы с ним.

Лиза кивнула подругам:

– Прощайте. Я на трамвай, – и, подхватив портфель с книгами, побежала к остановке.