Читать книгу Елисейские Поля - Ирина Одоевцева - Страница 64

Когда Лиза вернулась домой, Николай сидел у окна.

– Узнала, – крикнула Лиза. – Поезд идет в десять тридцать.

– Поезд? – рассеянно переспросил Николай.

– Ну да, поезд. Поезд в Москву. – Лиза рассмеялась. – Ты, кажется, уснул?

– Нет. Я задумался.

– Есть еще утренний.

– Утреннего не надо. Спасибо, что узнала. Так в десять тридцать?

– Да. А где Андрей?

– Он ушел домой.

– Зачем? Ведь он теперь всегда ночует у нас?

– А сегодня не мог.

Лиза пожала плечами:

– В последний раз. Ведь мы завтра уезжаем.

– У его тетки гости. Не приставай.

Лиза замолчала.

На столе все еще стояли пустые бутылки, грязные тарелки и стаканы. Лизе снова стало не по себе. Было так весело узнавать на вокзале о поезде в Москву, будто сейчас уезжаешь. И потом бегать по магазинам, присматривать перчатки и чулки, в которых будешь ходить по Москве. А тут, дома, должно быть от беспорядка, ей стало неприятно. Она засуетилась:

– Подожди, Коля, я приберу здесь, а то как в конюшне.

– Брось, не стоит.

– Кром скоро придет.

– Ну, его теперь нечего стесняться.

– Почему? – удивилась она.

Она торопливо собрала со стола.

– Да перестань возиться, Лиза. Слушай. – Николай на минуту остановился. – Ты помни: Кромуэль будет ночевать у тебя сегодня.

Лиза покраснела:

– Я ему обещала. Но…

– Нет, – перебил Николай. – Непременно. Ты поведешь его прямо к себе.

Стакан задрожал в Лизиных пальцах и, выскользнув, ударился с жалобным звоном о пол.

– Разбила! – испуганно вскрикнула Лиза. – Ничего. Белое стекло – это к счастью.

Николай взял ее за плечо:

– Кром должен ночевать у тебя. Поняла?

Лиза послушно кивнула:

– Хорошо. Но почему? Его бы можно было уложить в гостиной.

Николай раздраженно поморщился:

– Не рассуждай, пожалуйста. Слушайся.

Лиза снова кивнула:

– Хорошо.

Этот вечер казался ей бесконечно длинным. Николай молча курил. Она сидела на диване, поджав под себя ноги.

– Коля, ты бы затопил. Холодно.

– Ах, оставь! – Он сердито бросил папиросу. – Не до того мне. В котором часу Кромуэль обещал?

– Он сказал: как только мать заснет. Часов в одиннадцать.

– В одиннадцать. Как долго еще ждать.

Они снова замолчали. Лиза смотрела на желтую лампу, на пыль, тонким тусклым слоем покрывавшую буфет.

– Коля, я голодна. Я за весь день ничего не ела.

Николай пожал плечами:

– Не маленькая. Могла бы сама о себе позаботиться. Там на кухне есть колбаса и хлеб.

Лиза вошла в кухню, поставила чайник на газ.

«Отчего мне так тяжело? – подумала она. – Чего я боюсь? Ведь все хорошо, все отлично. Завтра мы едем. Что же это?»

Но сердце стало тяжелое и большое, будто не сердце, а камень в груди, и колени ослабели, и руки дрожали.

Лиза отрезала хлеб, положила на него кусок колбасы и, стоя около плиты, принялась есть. Но глотать было трудно, горло стало совсем узким. И есть уже не хотелось.

Она положила хлеб обратно на тарелку и покачала головой. «Отчего это? Ведь я только что была голодна».

Она прошла по длинному коридору в столовую и села на диван. Николай все так же молча и раздраженно курил. Было тихо. В окно сквозь черные голые ветви заглядывала луна. Лиза сжала холодные руки и вдруг неожиданно для себя громко и жалобно сказала:

– Коля. Мне страшно. Я боюсь.

Николай повернул к ней голову.

– Боишься? – резко спросил он. – Рано бояться.

– Что? Рано? Что ты говоришь?

– Ничего. Молчи. Нечего тебе бояться.

– Коля, – зашептала Лиза. – Я не могу. Мне так страшно сегодня. Как будто из всех углов…

– Молчи. – Николай побледнел, и губы его задрожали. Он быстро оглянулся. – Молчи. Мне, может быть, самому страшно.

– Коля. – Лиза прижала похолодевшие руки к груди и закрыла глаза. Стало совсем тихо, только кровь испуганно стучала в ушах.

Николай шумно отодвинул стул. Щелкнул выключатель. Над Лизиной головой зажегся яркий фонарь, Лиза открыла глаза.

– Глупости. Нечего бояться. – Николай был еще бледен. Он хотел улыбнуться, но губы не слушались. – Ты, Лиза, трусиха. Тебя курица забодает.

Он закрыл ставни, задернул желтые занавески.

– Это все от темноты, от тишины, от ожидания. Ты не бойся. Бояться нечего. Мы сейчас и в гостиной осветим.

Он принес ей платок.

– Закутайся. Тебе холодно. Сейчас теплее, сейчас веселее станет.

Он завел граммофон.

– Вот и музыка. Вот и хорошо. Теперь светло, тепло и музыка. Разве тебе еще страшно, Лиза?

Лиза сидела в углу дивана. Теплый платок лежал на ее застывших ногах. Глаза щурились от слишком яркого света, в уши врывались резкие звуки фокстрота.

– Вот и не хуже, чем в дансинге. – Николай уже спокойно улыбался. – А чтобы совсем весело стало, хочешь, потанцуем, воробей?

Он протянул к ней руки.

Она уже была готова встать – чего ей бояться, в самом деле, – и вдруг увидела на стене тень от его рук, огромную, черную, безобразную тень. Черные руки будто протягивались к ней, длинные костлявые пальцы тянулись к ее горлу. Она прижалась к дивану:

– Оставь меня, не трогай! Не трогай!

Николай отшатнулся от нее:

– Что? Что с тобой? Чего ты кричишь как резаная?

Но Лиза продолжала кричать, с ужасом глядя на тень его все еще протянутых к ней рук:

– Не трогай меня! Я боюсь! Я боюсь тебя!