Читать книгу Ровесницы трудного века: Страницы семейной хроники - Ольга Лодыженская - Страница 11

<…>

Зимой опять заболела мама, на этот раз воспаление оказалось крупозное. Ненадолго помог Крым! Положение было угрожающее. Температура все время прыгала, то подскакивала до 40°, то опускалась до 36°. Помню, Ташенька не отходила от двери маминой спальни. Однажды она подошла ко мне и, смотря мне прямо в глаза своими большими грустными глазами, сказала:

– Леля, а если мамочка умлет, то мы совсем селетки будем! – Она не выговаривала букву «р».

И хотя «холодный страх костлявой лапой» тоже сжал мне сердце, помню, как я фыркнула и грубо прикрикнула на нее:

– Дура, «селетки», не смей так говорить! – Таша тихо, не по-детски заплакала.

Вообще, вела я себя отвратительно: шумела, шалила, как будто ничего не случилось. А тут новое несчастье. От Сашеньки сообщили, что умер мамин дедушка. Доктор Сазыкин сказал, что мама ни в коем случае не должна знать об этой смерти, он считал, что на днях у нее должен быть кризис и это известие может убить ее. Няня объяснила нам, чтобы мы не проговорились маме, если она будет спрашивать нас о дедушке, причем объясняла главным образом мне.

– Таша-то все понимает, – сказала она. Еще она просила нас не проговориться, что Сашенька уехала в Москву за гробом.

Я всю жизнь не могла вспомнить без отвращения к себе, как я бегала по столовой и кричала:

– А Сашенька в Москву уехала, в Москву уехала!

Помню, как из маминой спальни выскочила Софья Брониславовна и сказала:

– Не кричи, мама только что заснула, – и добавила: – Ну и противная девчонка! – И, несмотря на эти слова, я помню признательное чувство к Софье Брониславовне за то, что она ходила к маме во время ее болезни, а она ходила часто, несмотря на то что дома у нее было четверо ребят.

Дедушку хоронили в день маминого кризиса, причем пронести должны были на кладбище как раз мимо нашего дома. Хоронили, конечно, со священниками и с хором. Но мама крепко спала. Когда маме стало лучше и мы с няней пришли к ней, помню, она рассказывала няне, что она во сне слышала ангельское пение, и от этого пения ей все делалось лучше и лучше, и она проснулась здоровой.

Дедушка, оказывается, заранее приготовил завещание. Все свои деньги и имущество он оставил Сашеньке с Машенькой, а имение Отяково оставил нам с Ташей, причем мы имели право войти во владение, только когда мне исполнится 21 год. Опекуншей над нами он назначил маму, но она не имела права ни продать ни одной десятины, ни заложить имение. Доходами с имения она имела право пользоваться по своему усмотрению. <…>