Читать книгу Император Николай II. Человек и монарх - Петр Мультатули - Страница 8

Идеал семьи, брака всегда занимал важное место в системе ценностей Императора Николая II. «Я знаю, что мне пора жениться, – писал он своему другу юности Сандро, – так как я невольно все чаще и чаще начинаю засматриваться на красивенькие лица. Притом мне самому ужасно хочется жениться, ощущается потребность свить и устроить своё гнёздышко»{294}.

Цесаревич не был чужд юношеских влюблённостей. Эти мимолётные увлечения даже угнетали его совесть, заставляя сомневаться в их соответствии нравственному закону, в котором он был воспитан. Это при том, что романы эти носили чисто платонический характер. 4 апреля 1892 г. Николай Александрович писал в своём дневнике, что прошедшей зимой «я сильно влюбился в Ольгу Д.[27], теперь, впрочем, это в прошлом! А с апреля по сие время я страстно полюбил (платонически) маленькую К. Удивительная вещь наше сердце! Вместе с этим я не перестаю думать об Аликс! Право, можно бы заключить после этого, что я очень влюбчив? До известной степени: да; но я должен прибавить, что внутри я строгий судия и до крайности разборчив»{295}. Эти записи, во многом, конечно, наивные, свидетельствуют, что их автор не только ещё очень молод, но и чист сердцем. Наследник не чурался знакомства с молодыми хорошенькими девушками, но это были всего лишь знакомства, ни к чему не приводящие и ничем не заканчивающиеся. Одно из них, с балериной М. Ф. Кшесинской (той самой «маленькой К.»), такое же невинное, как и остальные, было раздуто обществом, не без старания самой Кшесинской, до размеров «страстного романа». Злые языки тогда и сейчас пытались «навязать» Кшесинскую в «любовницы» Николаю II. Между тем сам Цесаревич в дневнике называл их отношения «платоническими», то есть чисто дружескими, не связанными с чувственностью. Между тем всевозможные «пошляки от истории», по меткому выражению А. Н. Боханова, как тогда, так и сейчас любят смаковать дневниковые записи Наследника, в которых он описывает длительные общения с «Малечкой», переходящие за полночь, во время которых молодые люди «хорошо поболтали, посмеялись и повозились». Этот последний глагол «повозились» «пошляки от истории» предъявляют доказательством «интимной» связи между Цесаревичем и балериной. Между тем слова «повозиться», «возиться» встречаются у Николая II в дневниках довольно часто. Так, например, 31 декабря 1890 г., описывая свою поездку на поезде во время Восточного путешествия, он пишет, что «после кофе опять повозились с несносными продавцами»{296}. 18 февраля 1892 г.: «Вернулись к завтраку в Аничков, за которым были: Барятинский, Вердер и Володя Шер[еметев] (деж.). На катке были Ира и Ольга. Очень возились после чая» (выделено нами. – П.М.). 9 июня 1894 г. о двух маленьких дочерях Виктории Баттенбергской: «Девочки страшно возились в экипаже»{297}. Разумеется, что глагол «возиться» в устах Николая II не имел отношения к тому, что имеют в виду «пошляки от истории».

Подлинный характер отношений Кшесинской и Цесаревича виден из его дневника: «27 июля 1892 г. После спектакля пересел в другую тройку без бубенчиков, вернулся к театру и, забрав с собой М. К., повёз сперва кататься и, наконец, в большой лагерь. Ужинали впятером великолепно!»{298} Конечно, в присутствии пятерых посторонних ничего, кроме дружеского вечера, между Наследником и балериной быть не могло. Но самое главное доказательство того, что между Николаем Александровичем и Кшесинской «ничего не было», является религиозно-нравственная основа, заложенная с детства в Николае II его Родителями. Сами они являли пример целомудренной жизни. В наше падшее время, когда блуд и прелюбодеяние стали обыденным явлением, весьма трудно представить, что большая часть людей дореволюционной эпохи до брака оставались девственниками. Один из личных медиков Александра III Н. А. Вельяминов писал о своём Августейшем пациенте: «Он был удивительно целомудрен до своей смерти. До женитьбы Он был чист, как девушка (так утверждали самые близкие к нему люди), а сам Он был так стыдлив, что не любил чужих Ему врачей только потому, что чувствовал непреодолимую стыдливость, когда Ему приходилось обнажаться для исследования при чужих. Его чистота доходила до наивности и до чистоты малого ребенка, вот почему Он на многое смотрел под особым углом зрения, совершенно недоступным большинству. Это было странно, но это было так, в чем я лично имел случай не раз убеждаться»{299}.

Что касается детей Александра III, то они воспитывались в строгом благочестии, и даже внешние проявления интимных чувств между супругами считались у них неприличными. Когда Великая Княгиня Ксения Александровна вышла замуж за Александра Михайловича, то её братья Великие Князья Николай и Георгий осуждали сестру за неприличное, по их мнению, поведение с супругом на людях. «Помнишь, Ты мне написал о безобразном поведении Ксении и Сандро, – делился в письме Георгий Александрович. – Я был действительно поражён всеми гимнастическими упражнениями, сосанием, нюханием и тому подобными действиями, которые эти два субъекта проводили весь день. Они чуть не продавили тахту и вообще вели себя весьма неприлично. Я их срамил, срамил, но все ни к чему; они продолжали упражняться с остервенением. Ну и народец!»{300}

Наследник Цесаревич Николай Александрович впервые увидел свою будущую Супругу, Принцессу Алису-Викторию-Елену-Луизу-Беатрису, или, как её называли домашние, Аликс, в начале лета 1884 г. Тогда ей было 12 лет. По преданию, за несколько лет до этого Императрица Мария Александровна, приехавшая вместе со своим Августейшим Супругом в Дармштадт, увидев Принцессу Алису, сказала своей фрейлине баронессе А. К. Пилар фон Пильхау: «Поцелуйте этой крошке руку. Это ваша будущая Императрица»{301}.

Императрица Александра Феодоровна родилась 7 июня по григорианскому календарю 1872 г. Она была четвёртой дочерью Великого герцога Гессенского Людвига IV и его супруги Великой герцогини Алисы, дочери английской королевы Виктории. Почетными крестниками новорождённой Аликс были Император Александр III и Императрица Мария Феодоровна, будущие её свекор и свекровь. Принцесса росла в благочестивой и глубоко верующей протестантской семье. Характерны письма ее матери к королеве Виктории: «В самом деле, какая короткая жизнь, и как ощущаешь эту неизвестность жизни и необходимость в работе, самоотвержении, христианской любви и всяких добродетелей, к которым мы должны стремиться. О, если бы я могла умереть, только закончив всю мою работу, без того, чтобы не согрешить против Добра, – ошибка, в которую легче всего впасть»{302}.

В другом письме: «Вера в Бога! Всегда и беспрестанно я чувствую в своей жизни, что это – моя опора, моя сила, какая крепнет с каждым днем. Мои мысли о будущем светлы, и теплые лучи этого света, какой является нашим спутником в жизни, разгоняют испытания и скорби настоящего. Я чувствую потребность молиться. Я охотно пою духовные песнопения с моими детьми, и каждый из них имеет свое любимое песнопение»{303}.

Эти принципы, эту веру, это мировоззрение мы сможем наблюдать позже и в душе Императрицы Александры Феодоровны. Родители с детства привели ей любовь к Богу, и она пронесла ее через всю жизнь. В Православии она нашла возможность раскрыть эту любовь наиболее полно и глубоко. «Все можно перенести, если Его (Бога) близость и любовь чувствуешь и во всем Ему крепко веришь, – писала Императрица Александра Феодоровна А. В. Сыробоярскому из заточения 28 мая 1917 г. – Полезны тяжёлые испытания, они готовят нас для другой жизни, в далёкий путь»{304}.

Однако Аликс получила от родителей и другую основу: любовь семейную. Мать и отец глубоко любили друг друга и своих детей. Их у монаршей четы было семеро: Виктория (1863–1950), Елизавета (Элла) (1864–1918), Ирен (1866–1953), Эрнст-Людвиг (1868–1937), Фридрих (Фритти) (1870–1873), Алиса (Аликс) (1872–1918) и Мария (Мэй) (1874–1878). Великая герцогиня писала королеве в Виндзор о своем супруге: «Когда я говорю, что люблю своего мужа, то это едва достаточно; здесь и любовь, и уважение, какие увеличиваются с каждым днем и часом, и какие и он, со своей стороны, выражает мне так нежно и любовно. Чем была моя жизнь раньше в сравнении с настоящею!.. Это – такое святое ощущение быть его другом, чувствовать такую уверенность, и когда мы вдвоем, то имеем тот мир, какого никто не может ни отнять от нас, ни нарушить. Моя судьба действительно благословенна, но, все же, что же я сделала, чтобы заслужить такую горячую и усердную любовь, какую дает мне мой дорогой Людвиг! Я восхищаюсь его добрым и благородным сердцем больше, чем могу сказать. Я всегда так нетерпелива, пока не услышу его шагов по лестнице и не увижу его милого лица, когда он возвращается домой»{305}.

Для Александры Феодоровны ее родители всегда были примером для подражания, и их отношения она перенесла и в свою семейную жизнь.

Гессен-Дармштадтское герцогство было бедным, семья его государя жила весьма скромно. Дети сами умывались, одевались, застилали постель, разжигали камин. Воспитание проходило в строгом английском духе: с обливанием по утрам холодной водой и в постоянном труде. Уже будучи Императрицей Всероссийской, супругой Самодержавного Царя, Александра Феодоровна будет учить прислугу совсем «не царскому ремеслу». Государыня рассказывала своей подруге Лили Ден, что она хотела чистить каминные решетки жидким графитом и для этого вызвала одну из служанок, велев ей привести в порядок решетки. «Но тут выяснилось, что она даже не знает, о чем идет речь. Послали за лакеем, но Вы только представляете себе, Лили, мне самой пришлось показывать ему, как следует покрывать графитом решетки»{306}.

В конце мая 1873 г. младший брат Аликс Фридрих случайно выпал из окна с шестиметровой высоты. Аликс, которой давали уроки музыки, в это время играла на рояле «Похоронный марш» Шопена. Мальчик отделался лишь испугом: никаких внешних повреждений на его теле замечено не было. Однако к ночи он скончался от кровоизлияния в мозг{307}. Так Аликс впервые столкнулась с «Гессенским проклятием» – гемофилией. Сколько ещё невыразимых страданий принесёт она Государыне, когда ее собственный сын будет страдать этим недугом! Через 44 года этот же «Похоронный марш» будут играть революционные солдаты перед Александровским дворцом, где была заключена Царская Семья. «Что при этом вспоминала Царица-Мученица? – замечает С. В. Фомин. – Быть может, погибшего в результате той же болезни, что была и у ее сына, брата?»{308}

Аликс росла веселой, жизнерадостной девочкой. Близкие называли ее Sunny («Солнышко»). С юных лет она была талантлива. Особенно ей нравилась музыка. Со знаменитым Иоганессом Брамсом играла в четыре руки, любила Рихарда Вагнера и слушала все его оперы. Принцесса также прекрасно рисовала. Этот талант, как, впрочем, и музыкальный, все дети унаследовали у матери – Великой герцогини Алисы. В 1878 г. внезапно заболела дифтерией самая младшая дочь в семействе Людвига IV – принцесса Мария. 16 ноября, будучи 4 лет от роду, девочка скончалась. Мать, которая не отходила от ее постели, сама заразилась опасным недугом и 14 декабря 1878 г. тихо почила в возрасте 35 лет. Весь Дармштадт глубоко скорбел, великую герцогиню все искренне любили и уважали. Проститься с ней пришел весь город.

На юную Аликс смерть матери произвела глубочайшее впечатление. «После смерти матери, – вспоминал воспитатель, – она начала замыкаться и заковывать свои эмоции в панцирь, смеялась реже – чаще искала участия и защиты. Только в привычном окружении теплоты и понимания расцветала»{309}.

Тем не менее, несмотря на глубокую скорбь по безвременно ушедшей любимой матери, Аликс не впала в отчаяние или уныние. Наоборот, смерть воспринималась ею как воля Божия. Через много лет, будучи Императрицей, она говорила своей подруге Лили Ден: «Не могу понять людей, которые страшатся умереть. Я всегда смотрела на смерть как на друга, как на избавление от земных страданий»{310}.

Старший брат Принцессы Эрнст Людвиг вспоминал: «Аликс была красивой уже ребёнком, причем таким серьёзным человечком. Особым юмором она не отличалась. Как и у всех сестёр, у неё было великодушное сердце, а чувство долга просто безгранично. Если она за что-либо бралась, то всегда старалась довести до конца. После смерти Мэй она была хорошей подругой для отца и делала всё возможное, чтобы скрасить его жизнь»{311}.

В 1884 г. Аликс приехала на свадьбу своей старшей сестры Эллы, которая выходила замуж за брата Александра III и дядю Цесаревича Николая, Великого Князя Сергея Александровича. Во время праздничного застолья Цесаревич сидел рядом с юной Принцессой и после свадьбы записал в дневнике: «Я сидел с маленькой двенадцатилетней Аликс, которая мне ужасно понравилась»{312}. Цесаревич ей тоже понравился. В 1916 г. в письме к Супругу и Императору Императрица Александра Феодоровна признается: «Моё детское сердце уже стремилось к Тебе с глубокой любовью»{313}. В России Аликс принимали очень сердечно, Императрица Мария Феодоровна подарила ей красивую брошку{314}. Петербург очень понравился юной Принцессе, особенно Петергоф, который она в своём дневнике назвала «самым замечательным местом»{315}.

В январе 1889 г. Принцесса Алиса снова приехала в Россию в гости к своей сестре Элле. Цесаревич нашёл, что Аликс «очень выросла и похорошела»{316}. Чувство влюблённости в отношении гессенской Принцессы, зародившееся у Наследника пять лет назад, вспыхнуло с новой и гораздо большей силой. Этим чувством Наследник поделился с Великой Княгиней Елизаветой Феодоровной. Последняя рассказала о разговоре с Цесаревичем своему супругу Великому Князю Сергею Александровичу. Вернувшись из паломничества по святым местам, Елизавета Феодоровна писала Наследнику: «Я так молилась в Иерусалиме и в доме Павла за вас обоих, чтобы вы оказались вместе и любили друг друга». Одновременно Великая Княгиня написала своей сестре в Дармштадт о долгом разговоре с Ники, который «вспоминает с таким восторгом о её приезде зимой и радости встрече с ней»{317}. Великокняжеская чета Сергея Александровича и Елизаветы Феодоровны решили помочь молодым людям обрести друг друга. Фактически они, в основном Елизавета Феодоровна, стали посредниками в переписке между двумя влюблёнными. Для конспирации Принцессу в переписке называли «Пелли».

Между тем Императрица Мария Феодоровна ничего не знала об этом «посредничестве». Сама она не считала Гессенскую Принцессу лучшей партией для своего старшего сына. Дело было не в личной неприязни, против самой Аликс Императрица ничего не имела, а в её довольно стойкой германофобии, доставшейся от датского периода её жизни. Александр III поначалу считал увлечение сына несерьёзным, а по политическим соображениям предпочитал женитьбу Наследника на дочери графа Парижского Луи-Филиппа Альбера Орлеанского, претендента на французский престол. Сам Луи-Филипп жил в эмиграции, был республиканцем и от всяческих предложений орлеанистов занять престол отказывался. Императрица Мария Феодоровна пыталась завести разговор с сыном по поводу его возможного сватовства к Елене, но встретила с его стороны почтительный, но стойкий отказ. Вскоре вопрос этот отпал сам собой, так как Елена Орлеанская заявила, что никогда не откажется от католичества.

Между тем Принцесса Алиса, несмотря на свою искреннюю и горячую любовь к русскому Престолонаследнику, тоже не хотела изменять своей лютеранской вере. 29 августа 1890 г. Великая Княгиня Елизавета Феодоровна писала Цесаревичу: «Любовь Пелли по-прежнему сильна и глубока, только она не может решиться переменить религию, чувствует, что поступает очень неправильно. Я собрала всю силу, и любовь, и сестринскую привязанность, чтобы убедить её, что она не может не полюбить ту религию, к которой и я хочу принадлежать, подлинную и истинную, единственную оставшуюся неиспорченной за века и столь же чистую, какой она была изначально. Мы могли бы сделать этот серьёзный шаг вместе – к сожалению, она не может решиться. Нам остаётся только молить Бога помочь ей поступить правильно»{318}.

В августе 1890 г. Аликс приехала погостить к сестре в Ильинское. Родители запретили Николаю Александровичу туда ездить, пока там находится Аликс, а последней видеться с Цесаревичем запретила накануне поездки её бабушка – королева Виктория. В дневнике Цесаревич писал: «Боже! Как мне хочется поехать в Ильинское, теперь там гостит Виктория с Аликс; иначе если я не увижу теперь, то ещё придётся ждать целый год, а это тяжело!!!»{319}

После отъезда Аликс Великий Князь Сергей Александрович утешал Августейшего племянника, уверяя того, что чувство Принцессы «слишком глубоко, чтобы могло измениться. Будем крепко надеяться на Бога; с его помощью всё сладится в будущем году»{320}.

В конце 1890 г. Цесаревич отправился в далёкое годовое путешествие, но мысли о любимой Аликс не оставляли его. Более того, пришло убеждение, что она должна стать его женой. 21 декабря 1891 г. Николай Александрович писал в дневнике: «Моя мечта, когда-нибудь жениться на Аликс Г.[ессенской]. Я давно её люблю, но ещё глубже и сильнее с 1889 г., когда она зимой провела шесть недель в Петербурге! Я долго противился моему чувству, стараясь обмануть себя невозможностью осуществления моей заветной мечты! Единственное препятствие или пропасть между ею и мною – это вопрос религии! Кроме той преграды нет другой; я почти уверен, что наши чувства взаимны! Всё в Воле Божией. Уповаю на Его Милосердие я спокойно и покорно смотрю в будущее!»{321}

Перед отъездом, несмотря на то что встретиться с возлюбленной Цесаревичу не удалось, он написал Елизавете Феодоровне письмо, в котором заверил, что готов ждать, когда Аликс сама примет решение. Великая Княгиня показала письмо «Пелли, которая была очень тронута и утешена тем, что Ты написал и как мило, с добротой и терпением Ты принял новости, которые, она боялась, Тебя огорчат. Я дам ей много книг, она хочет спокойно позаниматься, и будем верить, что Бог укажет ей правильный путь и придаст мужества – ведь надо преодолеть ещё много трудностей»{322}.

А трудностей действительно было много. В 1892 г. скончался Великий Герцог Людвиг, который благосклонно относился к возможному браку дочери с Наследником русского престола. Аликс полностью осиротела. Под опеку её взяла королева Виктория. Она была категорической противницей свадьбы Цесаревича Николая на своей внучке. Причины этого, как и у Императрицы Марии Феодоровны, были политические, а не личные. Королева очень хорошо относилась к Цесаревичу, но ненавидела Россию. В 1893 г. она писала сестре Принцессы Алисы, Принцессе Виктории: «Вопреки воле родителей Ники, не желающих его брака с Алики, поскольку они полагают, что брак самой младшей из сестёр и сына Императора не может быть счастливым, Элла и Сергей у вас за спиной изо всех сил стараются устроить этот брак, подталкивая к нему мальчика. ‹…› Нужно положить этому конец. ‹…› Обстановка в России настолько плоха, настолько неустойчива, что в любой момент там может произойти нечто ужасное»{323}.

На самом деле никто Цесаревича не «подталкивал». Он всей душой стремился к браку с Аликс. Сергей Александрович и Елизавета Феодоровна лишь помогали ему в тяжёлой борьбе с препятствиями, которые словно специально появлялись одно за другим. Главным из них было, конечно, убеждённое нежелание Принцессы менять веру. Великий Князь Сергей Александрович писал своему брату Павлу Александровичу: «Сестра жены прислала ей свой ответ Ники, и сама ей написала – она формально отказывает! ‹…› Аликс прямо ему говорит, что не может решиться переменить веру. Но что за трогательное письмо она пишет жене! Вся её наболевшая душа в любви к Ники тут изливается! Вот уж именно “счастье было так близко, так возможно” ибо, разумеется, при личном свидании любовь перевесила бы рассудок»{324}. Сергей Александрович настойчиво советовал племяннику отправиться в Дармштадт и поговорить с Аликс. Но осенью 1893 г. Императрица Мария Феодоровна узнала о долголетней переписке, которая велась у неё за спиной. Возмущение Государыни не знало пределов{325}. Произошло горячее объяснение с Сергеем Александровичем, в ходе которого Великий Князь заявил, что Императрица «губит счастье своего сына». На самом деле Мария Феодоровна была возмущена не тем, что её сын хотел жениться на Аликс, а тем, что Сергей и Элла тайно вмешивались в дело сугубо личное её и Супруга. Что касается самой возможности брака Ники с Аликс, Мария Феодоровна совсем не была уже такой его ярой противницей.

В том же 1893 г. усилились слухи о предстоящей свадьбе Цесаревича на германской принцессе Маргарите, сестре императора Вильгельма II. Слухи эти усиленно распускал сам кайзер, горячий сторонник этого брака. Но Александр III относился к его возможности более чем сдержанно. Когда министр иностранных дел Н. К. Гирс поинтересовался у Государя о возможности брака Цесаревича с принцессой Прусской, тот категорично ответил: «Ничего подобного нет, и это произвело бы самое дурное впечатление в России»{326}. Тем не менее слухи эти продолжали муссироваться и, конечно, достигали Дармштадта. Сергей Александрович продолжал настойчиво советовать Цесаревичу ехать к Аликс. Не возражали против поездки родители. Здоровье Императора Александра III резко ухудшилось. Он уступил перед настойчивостью сына и дал своё согласие на его брак с германской Принцессой. На апрель 1894 г. в Кобурге была назначена свадьба брата Аликс, Великого Герцога Эрнста-Людвига Гессенского. Он женился на принцессе Виктории Мелите Саксен-Кобург-Готской. Её матерью была дочь Императора Александра II Великая Княжна Мария Александровна, вышедшая замуж за внука королевы Виктории принца Альфреда Эдинбургского. Цесаревич Николай Александрович должен был представлять на свадьбе российскую Императорскую Фамилию. Но самое главное, он собирался воспользоваться этой свадьбой, чтобы встретиться с Аликс и попросить её руки. Эти свои планы Цесаревич скрывал ото всех, кроме родителей. Великий Князь Константин Константинович писал в своём дневнике: «В 11 ч. я был у Императрицы. Накануне она мне говорила, что Ники поедет в Кобург на свадьбу дочери Марии Александровны и Великого Герцога Гессен-Дармштадтского. Он встретится с его сестрой Alix и если она решится присоединиться к Православию, их судьба решится. Ники ни слова не говорил мне об этой поездке, вероятно не желая вызвать моих расспросов»{327}.

Однако в 1893 г. Принцесса написала письмо Николаю Александровичу: «Дорогой Ники, Ты, чья вера столь глубока, должен понять меня; я считаю это большой грех менять свою веру. И я была бы несчастна всю жизнь, зная, что поступила неправильно. Какое счастье может быть в браке, который начинается без благословения Божьего? Правильно я думаю или нет, но глубочайшая религиозная убеждённость и чистая совесть по отношению к Богу выше всех земных желаний. Так как все эти годы не сделали для меня возможным изменить мое решение в этом деле, я чувствую, пришёл момент сказать Тебе, что я никогда не смогу изменить свою веру. Уверена, что Ты всё поймёшь правильно и также, как и я, увидишь, что мы только мучаем друг друга из-за невозможного, и было бы дурно позволить Тебе питать напрасные надежды, которые никогда не осуществятся. Теперь прощай, мой дорогой Ники, благослови и сохрани тебя Бог. Вечно любящая Тебя Аликс»{328}.

После получения этого письма Цесаревич «был очень огорчён и хотел остаться, но Императрица настояла, чтобы он ехал. Она советовала ему доверчиво обратиться к королеве Виктории, которая имела большое влияние на свою внучку»{329}.

Как видно из этого свидетельства, разговоры о том, что Мария Феодоровна сопротивлялась браку старшего сына на Гессенской Принцессе, теряют свою актуальность к моменту официального сватовства Наследника. Наоборот, Императрица всячески пыталась помочь сыну обрести семейное счастье с той, что выбрало его сердце. Однако в душе этот брак её страшил. 7 апреля, когда Николай Александрович был уже в Кобурге, Императрица писала Великому Князю Георгию Александровичу в Аббас-Туман: «Бедный Ники был на грани отчаяния, потому что именно в день его отъезда Ксения получила письмо от сестры Эллы, в котором она сообщала, что никогда не переменит религию и просит сообщить об этом Ники. Ты представляешь, как приятно нам было это узнать и, главным образом, Ники уезжать под ударом этой новости. Если бы она написала об этом раньше, он бы, конечно, не поехал. Но в последний момент уже невозможно было изменить решение.

От всего этого я ужасно переживаю за Ники, которого все эти годы ложно обнадёживали “два Сержа”. Это же настоящий грех. В этот раз я говорила об этом с Сержем, а он ответил, что разочарован моими взглядами. Ну, в общем – это самая идиотская история, какую только можно представить. Она не только грустная, но и показательная. Все мои надежды только на Бога. Он всё делает к лучшему, и если Он хочет, чтобы это свершилось, это свершится, или же Он поможет нам найти настоящую (невесту)»{330}.

Однако Цесаревич в отчаянии не был. Он твердо верил в Божью Волю и в то, что с Его помощью ему удастся убедить Аликс принять Православие: «Аликс, – писал он в ответ на ее ноябрьское письмо, – я понимаю Твои религиозные чувства и благоговею перед ними. Но ведь мы веруем в Одного Христа, другого Христа нет. Бог, сотворивший мир, дал нам душу и сердце. И мое сердце и твое Он наполнил любовью, чтобы мы слились душа с душой, чтобы мы стали едины и пошли одной дорогой в жизни. Без Его воли нет ничего. Пусть не тревожит Тебя совесть о том, что моя вера станет твоей верой. Когда Ты узнаешь после, как прекрасна, благодатна и смиренна наша Православная религия, как величественны и великолепны наши храмы и монастыри и как торжественны и величавы наши богослужения, Ты их полюбишь, Аликс, и ничего не будет нас разделять. ‹…› Ты едва ли представляешь всю глубину нашей религии»{331}.

2 апреля 1894 г. Цесаревич во главе большой делегации выехал на поезде из Петербурга в Кобург. Вместе с ним ехали Великие Князья Владимир, Павел и Сергей Александровичи, Великая Княгиня Елизавета Феодоровна, Великая Княгиня Мария Павловна. 4 апреля делегация прибыла в Кобург. На следующий день Цесаревич увиделся с Принцессой. Эту встречу он подробно описал в своём дневнике: «Боже! Что сегодня за день! После кофе, около 10 часов пришли к тёте Ella в комнаты Эрни и Аликс. Она замечательно похорошела и выглядела чрезвычайно грустно. Нас оставили вдвоём, и тогда начался между нами тот разговор, которого я давно желал и вместе с тем боялся. Говорили до 12 часов, но безуспешно, она всё время противится перемене религии. Она бедная много плакала»{332}.

Но 8 апреля Принцесса переменила своей решение и внезапно согласилась стать женой Николая Александровича. Цесаревич описал это столь долгожданное им событие в письме к матери: «Нас оставили одних и… с первых слов согласилась! О, Боже, что со мной сделалось тогда! Я заплакал как ребёнок, она тоже, но выражение у нее сразу изменилось: она просветлела, и спокойствие явилось на лице её. Нет, милая Мама́, я Тебе сказать не могу, как я счастлив и также как я грустен, что не с Вами и не могу обнять Тебя и дорогого милого Папа́ в эту минуту.

Для меня весь свет перевернулся, все, природа, люди, места, все кажется милым, добрым, отрадным. Я не мог совсем писать, руки тряслись, и потом на самом деле у меня не было ни одной секунды свободы. Надо было делать то, что остальное семейство делало, нужно было отвечать на сотни телеграмм и хотелось страшно посидеть одному с моей милой невестой. Она стала совсем другой: весёлой и смешной, и разговорчивой, и нежной. Я не знаю, как благодарить Бога на такое Его благодеяние»{333}. В день помолвки Цесаревич записал в дневник: «Чудесный, незабываемый день в моей жизни, день моей помолвки с дорогой милой Аликс»{334}.

10 апреля Обрученные поехали на родину Невесты в Дармштадт: «Так странно и вместе с тем так мне приятно было попасть сюда. Посидел в комнатах Аликс и осмотрел их подробно»{335}. Но на следующий день пришлось возвращаться в Кобург, куда прибыла английская королева Виктория. «Теперь я её должен звать (Granny) бабушкой», – не без сарказма отметил в дневнике Цесаревич{336}.

14 апреля Император Александр III поздравил сына трогательным письмом, которому было суждено стать последним: «Мой милый, дорогой Ники. Ты можешь себе представить с каким чувством радости и с какой благодарностью к Господу, мы узнали о Твоей помолвке. Признаюсь, что я не верил возможности такого исхода и был уверен в полной неудаче Твоей попытки, но Господь наставил тебя, подкрепил и благословил и великая Ему благодарность за Его милости. ‹…› Не могу представить Тебя женихом, так это странно и необычно! Как нам с Мама́ было тяжело не быть с Тобой в такую минуту, не обнять тебя, не говорить с Тобой, ничего не знать и ожидать только писем с подробностями. Передай Твоей милейшей невесте от меня, как я благодарю, что она, наконец, согласилась, и как я желал бы её расцеловать за ту радость, утешение и спокойствие, которое она нам дала, решив согласиться быть Твоей женой»{337}.

Вечером 16 апреля фельдъегерь доставил в Уолтон из Гатчины подарок Невесте от Императора Александра III – большое жемчужное колье, доходившее Аликс до талии{338}. Не только Принцесса из бедного немецкого герцогства была поражена красотой царского подарка, который, несомненно, стоил огромных денег, но и все присутствующие при его вручении лица, включая королеву Викторию. «Смотри Аликс