Читать книгу День рождения мертвецов - Стюарт Макбрайд - Страница 13

– Сейчас получше? – Я задернул занавеску.

Доктор Макдональд сидела, нахохлившись, на краешке больничной каталки. Левый глаз почти заплыл, лоб и щека закрыты марлевой повязкой.

– Нет.

– Доктор сказал, что могло быть гораздо хуже. По краю прошло, честное слово.

Она хмуро посмотрела на меня:

– Больно очень.

– Я предлагал болеутоляющее.

– Я не беру таблеток от человека, которого почти не знаю… в смысле, там что угодно может быть – «отключка»[39] или кетамин.

– «Отключка», кетамин? Можешь мне поверить – ты не в моем вкусе.

Доктор Макдональд слегка надула нижнюю губу, потом напружинилась и спрыгнула с каталки.

– Место захоронения, – сказала она, сделав вид, что не услышала моих слов, – это какая-то глупость, я не имею в виду парк, парк – это не глупость, но закапывать в нем труп – вот это глупость. Доступ имеет сравнительно ограниченное количество людей, но вы только представьте – а что если кто-нибудь выглянет из окна и увидит, как вы закапываете большой пластиковый сверток? А кто такая Дженнифер?

Не твое сопливое дело – вот кто она такая.

Бросил пластиковый стаканчик с недопитым кофе в мусорное ведро.

Можно сказать, что за последние двенадцать лет Кэмерон-парк был местом совершенно заброшенным. Муниципалитет срезал бюджет на эксплуатацию, жителям сообщили, что теперь это входит в их обязанности, – тут-то все и накрылось.

По коридорам эхом загуляли обычные звуки отделения неотложной помощи: приглушенная ругань, рыдания какого-то юнца и пьяное пение.

– Когда делали поквартирный опрос, разговорились с одной старушенцией, которая прожила там лет шестьдесят. Говорит, что люди все время оставляют в парке мусор из своих садов.

– Ну, это говорит о том, что они поступают несознательно.

Доктор Макдональд хмуро посмотрела на пол. По потрескавшемуся линолеуму шли разноцветные прямые линии: желтая, синяя, красная, лиловая, белая и черная. Она поставила на черную линию одну ногу, потом вторую. Развела руки в стороны и пошла по ней, пошатываясь, как канатоходец по натянутой веревке.

Я показал рукой в другом направлении:

– Выход там.

Она продолжала идти.

– А в ту сторону – морг, да?

– Нет, в ту сторону – покойницкая. Слишком много смотрите американских сериалов.

– Звучит гораздо элегантнее – «покойницкая». Морг набит жертвами серийных убийц, а покойницкая – это то место, куда ты приходишь, чтобы попрощаться с двоюродной тетушкой Несси, ушедшей из жизни в почтенном возрасте девяноста двух лет.

– И все равно вы идете в неверном направлении.

– Иди по маленькой черной линии. – Она схватила меня за руку и радостно подпрыгнула. – Как Дороти в «Волшебнике страны Оз»[40].

За угол и все дальше и дальше по больничным коридорам. Растрескавшаяся грязная краска, ободранные и помятые передки больничных каталок, пол в заплатках, заклеенных серебристой лентой, картины, разбавляющие беловато-розовую монотонность, – в основном портреты и пейзажи, выполненные школьниками…

Доктор Макдональд едва на них взглянула.

– Детектив-старший инспектор Вииибер – это из немецкого конечно же, но почему не произносится как «Вебер» или «Вейбер»… в смысле, я уверена, что он отлично знает, как произносить свое имя, но…

– Вебер позволит Смиту привыкнуть говорить «Виибер», это продлится недели две, а потом, специально для него, изменит произношение. Снова вздрючит за то, что его имя произносится неправильно, и все пойдет по новой. – Я улыбнулся. – Я видел, как Вебер подобным образом месяцами развлекался. Просто удивительно, как быстро подобные мелочи могут сломать человека.

Она пожала плечами:

– Кажется, слишком жестоко…

– Так ему и надо – он полный кретин.

Мы еще немного помолчали, наслаждаясь смешанной вонью дезинфектанта и тушеной цветной капусты.

Доктор Макдональд вдруг остановилась:

– В месте захоронения есть что-то очень значительное – не только в том, где оно находится, но и в самой природе захоронений. В смысле, вы видели тело Лорен Берджес? Он даже не побеспокоился положить ее голову туда, где она должна находиться, просто сгреб все в одну кучу, притащил в середину парка и закопал в неглубокой могиле.

За нами голос:

– Биип, биип!

Мы прижались к стене – мимо нас прогрохотала больничная каталка, толкаемая лысеющим санитаром с кривой улыбкой. За ними шла пара коренастых медицинских сестер, сплетничавших о каком-то враче, которого поймали, когда он самым непристойным образом мерил температуру пациентке. Парень на каталке выглядел так, как будто его выпотрошили, оставив только обтянутый восковой кожей костяк, сипящий в кислородную маску.

– Вам это не кажется странным? – Как только эта группа миновала нас, доктор Макдональд снова запрыгнула на черную линию. – Лично мне кажется, что кому-нибудь вроде Мальчика-день-рождения точно захотелось бы сохранить их как трофеи. Вот Фред и Розмари Вест[41] начали закапывать своих жертв в саду только тогда, когда в их доме уже не оставалось места, им хотелось, чтобы они находились рядом, а Мальчик-день-рождения сваливает их, словно тачку обрезков с газона.

– Ну, может быть, он…

Тут зазвонил мой мобильный телефон. Я вытащил чертову штуковину из кармана и проверил дисплей: «МИШЕЛЬ». Вот ведь хрень… С кислой гримасой взглянул на доктора Макдональд:

– Я догоню.

Она пожала плечами и, покачиваясь, вышла в двустворчатую дверь. Так и не сойдя с черной линии.

Нажал на кнопку:

– Мишель.

Дважды за один день. Вот счастливчик.

– Я тебя видела в новостях. – Голос более резкий, чем обычно. – Кажется, Сьюзан была блондинкой, ты уже сменил ее на кого-нибудь помоложе? И она тоже стриптизерша?

– Я говорил тебе – Сьюзан не стриптизерша, она танцовщица.

– Она танцует с шестом. Это одно и то же.

– Пока, Мишель.

Но я не успел отрубить телефон.

– Нам нужно поговорить о Кети.

– Что она еще натворила?

– Почему ты всегда думаешь о самом плохом?

– Потому что ты звонишь только тогда, когда тебе хочется, чтобы кто-нибудь прочитал ей закон об охране общественного порядка.

По коридору прошаркала седоволосая женщина в ночнушке, катившая за собой капельницу на подставке.

– Это не… – Пауза – вполне достаточная, чтобы сосчитать до десяти, – и Мишель снова возвращается, и в ее голосе натужная жизнерадостность: – Ну, а как ты устроился?

Проковылявшая мимо старушенция хмуро взглянула на меня:

– Тут нельзя с мобильными телефонами!

– Полиция.

– Нечего в больнице по мобильному трепаться… – Бросила на меня еще один хмурый взгляд и ушла прочь.

– Эш? Я спросила, как…

– Уже три года прошло, Мишель. Может быть, стоит перестать задавать вопросы?

– Я только…

– Это дерьмовый муниципальный домишко в Кингсмит – канализация воняет, кто-то все время бросает мне в сад на задний двор собачье дерьмо, а сам сад представляет собой нечто вроде джунглей, между прочим. И бесполезный ублюдок Паркер все еще продавливает мой диван. Я устроился просто великолепно.

На другом конце линии молчание.

Как обычно. Она начинает, а в дерьме оказываюсь я.

– Прости, просто… Не хотел тебе грубить. – Я откашлялся. – Как твой отец?

– Я думала, мы больше не будем этого делать.

– Я ведь извинился, о’кей? – И так каждый раз, черт возьми. – Ну так что с Кети? Я могу поговорить с ней?

– Сейчас понедельник, без двадцати четыре, как ты думаешь, сможешь ты поговорить с ней или нет?

– Только не говори мне, что она.

– Да, она в школе.

– А что, кто-то умер?

– Она хочет на месяц поехать во Францию.

– Что?

– Я сказала, что она хочет…

– Как она может поехать во Францию на целый месяц? – Я сделал пару шагов по коридору, повернулся и пошел в обратную сторону, сжимая в кулаке мобильный телефон. – А как же школа? Она там почти не появляется! Ради всего святого, Мишель, почему все время я должен быть злым полицейским? Почему нельзя…

– Это школа организует, по обмену, она будет жить во французской семье в Тулузе. В школе думают, что это поможет ей сконцентрироваться. – Снова вернулся резкий голос. – Я думала, что ты проявишь больше понимания.

– Они хотят упаковать ее на месяц туда, где мы не сможем приглядывать за ней. И тебя это совершенно не волнует?

– Я… – Вздох. – Мы уже все перепробовали, Эш. Ты прекрасно знаешь, что она собой представляет.

Я надавил пальцами на воспаленные глаза. Это не очень помогло.

– Она не самый плохой ребенок, Мишель.

– Ради бога, Эш! Когда ты повзрослеешь? Она уже больше не твоя милая маленькая девочка с тех пор, как Ребекка бросила нас.

Потому что именно тогда все пошло наперекосяк.

* * *

Я толкнул двустворчатые двери и вышел в тихий коридор. В дальнем конце стояла доктор Макдональд – она прислонилась к радиатору отопления и смотрела в окно. Снаружи два крыла каслхиллской больницы формировали шестиэтажный каньон из грязного бетона. По небу расплескался кроваво-красный огонь, и низкие облака ловили последний свет умирающего солнца. Но доктор Макдональд не смотрела вверх – она смотрела вниз, в темноту. Прижала кончики пальцев левой руки к повязке на лице:

– Вы знаете, что в Олдкасле самый высокий уровень психических заболеваний в целом по стране, выше даже, чем в Лондоне… ну, в процентном отношении, конечно. Пятнадцать официально подтвержденных серийных убийц за последние тридцать лет. Пятнадцать, и это только те, о которых мы знаем. Многие утверждают, что это из-за инбридинга[42], но что более вероятно, это из-за фабрик по производству хлора. Инбридинг здесь не так чтобы очень распространен, правда?

Явно ей не доводилось бывать в Кингсмите.

– Если хотите, – предложил я, – познакомлю вас с Хитрюгой Дейвом Морроу. У него на ногах пальцы сросшиеся.

– Вам запомнилось что-нибудь необычное в книгах, которые Хелен Макмиллан держала в своей спальне?

– Гарри Поттер, вампирские любовные истории и всякая фигня вроде этого? А у Кети, например, Стивен Кинг, Дин Кунц и Клайв Баркер[43]. Так что мое представление о том, что нормально для двенадцатилетних, будет не совсем верным.

– Есть в этом какая-то ирония, вам не кажется? Олдкасл выпускал и выпускал без остановки газообразный хлор, и все думали, что работают на победу в Первой мировой войне, а заводы все сбрасывали и сбрасывали в окружающую среду тонны ртути, этим самым гарантируя поколениям и поколениям психические заболевания… – Она встала на цыпочки и, приложив к стеклу сложенные ковшиком ладони, посмотрела вдаль сквозь импровизированную амбразуру.

Я подошел к ней и тоже заглянул вниз, в черную глубину.

На самом дне бетонного каньона вспыхнули и осветили дорогу автомобильные фары, за которыми проследовал серебристый «мерседес»-минивэн с надписью на борту «МАКРЕЙ И МАКРЕЙ – РИТУАЛЬНЫЕ УСЛУГИ». Проехав под окном, он сбросил скорость и, съехав на пандус, исчез в глубине больничного цокольного этажа.

– Это Лорен Берджес, как вы думаете? – Доктор Макдональд переступила с ноги на ногу, кеды скрипнули по линолеуму.

– Может быть. – Я взглянул на часы.

При условии, что Мэтт извлек ее из земли до того, как археолог-криминалист вернулся с ланча.

– К тысяча девятьсот шестнадцатому году в Олдкасле производилось хлора больше, чем где-либо еще в Европе, а сейчас не осталось ни одной фабрики. – Она отошла от окна. – Когда будут делать аутопсию?

– Вскрытие, не «аутопсию».

Она вдруг запела тоненьким девчоночьим голоском, чуть громче шепота:

– Я говорю – морг, ты говоришь – покойницкая.

Ты говоришь – вскрытие, я говорю – аутопсия.

Снова встала на черную линию и пошла по ней к тому месту, где она исчезала под помятыми металлическими дверями лифта. Рядом с ними висела табличка: «ТОЛЬКО ДЛЯ МЕДИЦИНСКОГО ПЕРСОНАЛА. РОДСТВЕННИКАМ И ПОСЕТИТЕЛЯМ НЕ ВХОДИТЬ».

– Завтра утром. Профессор Твининг всегда начинает в девять, минута в минуту.

Доктор Макдональд снова прикоснулась к повязке на голове:

– Знаете, в здешней почве, наверное, еще осталось столько ртути, что ее хватит, чтобы у местного населения сносило крышу до следующего тысячелетия.

– Смотрите на вещи оптимистически. – Я повернулся и пошел к выходу. – По крайней мере, вы и я без работы не останемся.

– Спасибо.

Доктор Макдональд захлопнула дверь машины, потом повернулась и похромала по покрытой гравием подъездной дороге к дому, который должен был стоить миллионы. Подобно другим домам на Флетчер-роуд, это был большой особняк в викторианском стиле, с башенками, расположенный посреди громадного сада и скрытый от окружающего мира трехметровым забором.

На голых ветвях древних дубов сверкали гирлянды белых огоньков – это было не то место, где можно было поставить неонового оленя или надувных Санта Клаусов. Я открыл заднюю дверь «рено» и вытащил ее багаж – два ярко-красных чемодана, один громадный, другой – среднего размера. Их колесики загромыхали и заскрежетали по влажному гравию.

В крытой галерее стояла женщина лет сорока пяти – пятидесяти, залитая ярким светом пары экипажных фонарей. Ее коротко стриженные и уложенные с помощью геля светлые волосы торчали сосульками, причем только с одной стороны головы, с другой стороны все было в порядке. В носу сверкала пуссета с бриллиантом. Драные синие джинсы и кожаный жилет на голое тело. Как будто она пришла на прослушивание для участия в клипе «хеви-метал». Для полноты образа ее прикид дополнялся целым набором татуировок: нечто цветочное спускалось по плечу, на одной ноге – ласточка, на другой – якорь.

Женщина стряхнула пепел с сигареты и отхлебнула прозрачной жидкости из хрустального бокала, заполненного льдом. Произношение не местное, а скорее напоминает кого-то из Арчеров[44]. Она развела руки в стороны и заключила доктора Макдональд в свои объятия. Потом отступила назад и нахмурилась:

– Эй, что ты сделала со своей головой? Это что, рана? Да, похоже на рану. Иди в дом и налей себе выпить. Там в холодильнике чудесная бутылочка «Бельведера»[45], и тоник не забудь.

Из открытой входной двери, тяжело дыша, вышел старенький терьер, и доктор Макдональд радостно улыбнулась:

– А где дядя Фил?

– Повез Элли и Колина в Глазго смотреть новую мальчишечью группу. Это очень… правда, о вкусах не спорят, так, кажется, говорят. – Женщина еще раз пыхнула сигаретой, пристально посмотрела на меня сквозь облако сигаретного дыма: – Это тот самый придурок, который тебе врезал? Хочешь, я спущу на него собак?

– Не говори глупостей. Джесси ему глотку вырвет. – Она улыбнулась гериатрическому[46] терьеру. – Правда, Джесси?

Пес вообще-то даже и не сидел – было похоже на то, что задняя половина его тела завалилась набок. Он сипел, кряхтел и вываливал наружу язык.

Доктор Макдональд махнула в мою сторону рукой, как будто собираясь представить зрителям необычный фокус:

– Тетя Джен, это детектив-констебль Эш Хендерсон. Тетя Джен, она ветеринар.

Тетя Джен фыркнула:

– Тебе что, пожестче нравится? Вроде как староват для тебя, Элис? Ты так не думаешь?

Корова наглая.

– Доктор Макдональд помогает нам в расследовании, – сказал я максимально вежливо.

– Хммм… – Еще один пристальный взгляд, на этот раз в сопровождении глотка чего-то там, что было у нее в бокале. Потом протянула руку: – Дженис Рассел. К чаю у нас китайское. Готова поспорить, вы не откажетесь от хорошей порции курицы чау мейн[47]? Таким большим парням это нравится.

И упустить возможность смыться к чертовой матери подальше от Доктора МакПридурь?

Я выдавил огорченную улыбку:

– Я бы с большим удовольствием, но у меня еще тонны бумажной работы этим вечером.

И, что более важно, встреча в стриптиз-баре.