Читать книгу День рождения мертвецов - Стюарт Макбрайд - Страница 9

– Вы не могли бы ехать помедленнее? Пожалуйста. – Доктор Макдональд крепче ухватилась за ручку над пассажирской дверью, костяшки пальцев побелели. Глаза плотно зажмурены.

Я переключил скорость и вдавил педаль газа в пол старого «рено». Да, пусть это было немного по-детски, но это она начала. За окнами машины мелькали дома, скелетоподобные деревья скребли серое небо. Мелкий дождик туманил ветровое стекло.

– Я думал, что вы психолог.

– Я и есть психолог, и я не виновата, что воздушные перелеты наводят на меня ужас, и я знаю, пусть это и кажется нелогичным, что статистически у меня больше шансов быть убитой разрядом тока от электрического тостера, чем погибнуть в авиационной катастрофе, – вот почему я никогда не делаю тостов. Но я все-таки не могу… – Она слегка взвизгнула, когда я крутанул машину на Стратмор-авеню. – Пожалуйста! Не могли бы вы ехать помедленнее?

– Так вы же не знаете, с какой скоростью мы едем – у вас же глаза закрыты.

– Я это чувствую!

У меня зазвонил мобильный телефон.

– Подождите… – Я вытащил хреновину из кармана и нажал большим пальцем зеленую кнопку: – Да?

Мужской голос:

– Мы нашли еще одно…

Доктор Макдональд выхватила у меня телефон:

– Нет, нет, нет! – Приложила его к уху, мгновение послушала. – Нет, я не передам ему трубку. Он ведет машину, а вы пытаетесь устроить автомобильную аварию, а я не хочу умирать. Вы что, хотите, чтобы я умерла? Вы, наверное, какой-то психопат, и вам нравится, чтобы случайные пассажиры погибали в автомобильных катастрофах, так что ли, это вы так развлекаетесь, позвольте вас спросить?

Я протянул руку:

– Отдайте мне телефон.

Она перебросила телефон к другому уху, чтобы я не мог его достать.

– Нет, я же вам сказала – он ведет машину.

– Верните мне этот чертов телефон!

– Угу… Подождите… – Она отбросила мою руку в сторону и искоса взглянула на меня с пассажирского кресла: – Это некто по имени Мэтт, он просил передать вам, что вы – «гнилой ублюдок». – Снова приложила телефон к уху: – Да, я передала ему… Угу… Угу… Я не знаю.

– Какой Мэтт?

– Когда мы вернемся в Олдкасл?

– Что это за Мэтт, черт бы его побрал?

– Он сказал, что, пока вы тусовались в Данди, радиолокатор обнаружил что-то вроде еще одной кучи костей. – Она склонила голову набок и, нахмурившись, слушала. – Нет, я не скажу этого констеблю Хендерсону… Потому что это неоправданно грубо, вот почему.

Ну, по крайней мере, это объясняло, что это был за Мэтт – у шефа отдела исследований мест преступления рот был как помойка.

Еще одно тело. Только бы не Ребекка. Пусть она лежит тихо-мирно в земле, пока я не схвачу ублюдка, который замучил ее до смерти. Пожалуйста.

Я крутанул машину вправо:

– Спросите его – они опознали второй труп?

– Констебль Хендерсон хочет узнать, опознали ли вы… Угу… Нет… Я скажу ему. – Посмотрела на меня: – Он сказал, что вы должны ему двадцать фунтов, и…

– Да черт возьми! Они опознали второе тело или нет?

Снова налево, в очередной квартал напоминающих тюремные блоки жилых домов.

– Он говорит, что они все еще занимаются извлечением останков. – Доктор Макдональд прикрыла рукой микрофон на мобильном телефоне. – Скорее всего, прокурор настоял на присутствии на раскопках археолога-криминалиста, а тот пытается соорудить из этого большое дело.

Я повернул налево, потом еще раз налево и заехал в заканчивающийся тупиком переулок, застроенный с одной стороны трехэтажными жилыми домами, а с другой – серыми одноэтажными домами с верандами. Серое зимнее утро понедельника, самое начало одиннадцатого, а окна большинства домов погружены во тьму. Лишь кое-где одинокие окошки освещают промозглый мрак.

Ах, твою мать!

– У нас компания.

У обочины стоял серый фургон «форд транзит» с эмблемой «СКАЙ Ньюз» на боку, крыша щетинилась антеннами и спутниковой тарелкой. Это была единственная передвижная вещательная станция, других не было, остальные машины были обычным дерьмовым набором из «фиатов» и «воксолов». А вот газетные репортеры и таблоиды предпочитали «форды».

Я припарковался напротив блока домов в форме латинской «L», в самом конце дороги. Под дождем, скрестив руки на выпирающем животе, стояла женщина-констебль в форме офицера полиции. Ее флуоресцентно-желтая куртка сияла от света, освещавшего входную дверь.

Я поставил машину на ручной тормоз и выключил мотор. Протянул руку:

– Телефон.

Доктор Макдональд уронила мобильник мне на ладонь, как будто опасалась, что ее пальцы могут прикоснуться ко мне.

– Мэтт, скажи этому мальчишке-археологу, чтобы вытащил палец из одного места. Это расследование убийства, а не какая-то пижамная вечеринка[17], мать его.

– Но…

Я вырубил телефон и бросил его обратно в карман:

– Как так получилось, что вы боитесь летать?

– Это не совсем так. Летать я не боюсь. – Доктор Макдональд сняла ремень безопасности и вылезла вслед за мной под мелкий холодный дождь. – Я боюсь разбиться. Что абсолютно логично, если об этом подумать, поскольку здесь в действие вступает механизм выживания, совершенно рациональный, потому что каждый из нас должен бояться разбиться в авиационной катастрофе, и было бы странным, если бы мы этого не боялись, и, вообще-то, вы – вот кто действительно странный.

Я пристально посмотрел на нее:

– Да, я-то уж точно странный.

Нам пришлось показать свои удостоверения промокшей под дождем дубине, стоявшей напротив небольшого блока из нескольких квартир. Из-под котелка[18] у нее торчала бахрома темной челки, прилепленной ко лбу дождем, мясистое лицо было растянуто навечно замороженной хмурой гримасой.

Я кивнул головой на группу журналистов. Никто не захотел выйти из замечательных теплых машин. Лишь один опустил стекло и выставил наружу телескопический объектив; за этим небольшим исключением все остальное являло собой рассадник апатии.

– Ну что, мешают они вам?

Констебль обнажила верхние зубы:

– Вы не поверите как. Войдете?

Нет, так и будем стоять здесь под дождем, херней заниматься. Я взглянул на здание из красного кирпича:

– Макмилланы там?

– Там. Осторожно только, у них там журналюга крутится. – Повернулась боком. – Да и мы, в общем-то, не самый большой подарок.

– Когда мы им вообще были?

Я открыл дверь и пригласил доктора Макдональд войти внутрь.

Она уставилась на меня:

– Кхмм…

– Это была ваша идея, помните? Я уже хотел возвращаться в Олдкасл, но – нет, вы сказали…

– Вы не можете войти первым?

– Хорошо.

Лестница воняла духами с мускусной нотой и жареным луком. Цветы в горшках медленно умирали на первом марше, ковер почти весь вытерся, распадаясь на отдельные нити. Откуда-то доносился рев телевизора.

Под моими ботинками лестничные ступени хрустели, как будто кто-то посыпал их песком, чтобы ковер не соскальзывал. Второй марш был в общих чертах похож на первый – снова умирающие растения в горшках, пара дверей, крашенных красновато-коричневой краской, на подоконнике – пачка нераспечатанных «Желтых страниц», все еще в родной полиэтиленовой упаковке.

Голос доктора Макдональд эхом отозвался откуда-то снизу:

– Там, наверху, безопасно? Можно подниматься?

– Безопасно? – Я осмотрел заплесневелые горшки с цветами. – Нет, тут целая толпа бешеных ниндзя. – Пауза. – Конечно, тут все в порядке, черт возьми! – Я схватился за перила и втянул себя на верхний этаж.

Пара дверей вела в отдельные квартиры. Перед одной лежал коврик – грязный прямоугольный кусок, вырезанный из протертого ковра. Над кнопкой звонка на деревянной дощечке неуклюжим детским почерком было написано слово «МАКМИЛЛАН».

Я прислонился к стене и стал ждать.

Минуты через три из-за угла высунулась голова доктора Макдональд.

– Вы не должны быть таким саркастичным, понимаете, я ведь не то чтобы пытаюсь вам досадить, просто у меня есть некоторые… опасения… относительно незнакомых мне закрытых пространств.

Было просто чудом, что ее выпускали из дома без сопровождения.

Я постучал в дверь. Ее открыл полицейский, одетый в форменную рубашку с галстуком, которую каждый уважающий себя коп перестал носить много лет назад, сменив на черную униформу в стиле Дарта Вейдера[19]. Его длинный нос был покрыт «звездочками» кровеносных сосудов, под узким лбом блестели широко посаженные глаза. На черных эполетах сияли сержантские нашивки. Он внимательно осмотрел доктора Макдональд, потом повернулся и принюхался ко мне:

– Это вы Хендерсон? Удостоверение предъявите.

Маленький надутый засранец. Я снова помахал своим удостоверением:

– Это вы здесь по связям с семьями?

Кивок:

– Все в порядке. Спасибо. Понимаете, здесь так много этих чертовых журналюг вертится – притворяются, что они живут в соседних квартирах, что они родственники, друзья семьи… – Ткнул согнутым большим пальцем себе за плечо: – Родители сидят в гостиной с какой-то мразью из бульварной газетенки.

– А он как сюда проник?

– Она. Это они ее пригласили. Ну, и ее чековая книжка. Собираются позволить ей опубликовать поздравительную открытку.

– Да твою ты… Она же проходит как улика в незакрытом деле! Почему вы ее не вышвырнули отсюда вон? Мне что, нужно…

– Мы не можем запретить семье жертвы приглашать людей к себе в дом – это их дом. – Офицер по связям с семьями потерпевших выпятил грудь. – И между прочим, детектив-констебль, мне наплевать, что ты – один из команды кайфоломов старшего суперинтенданта Дики. – Он похлопал себя по плечу, отчего черный погон с серебряными сержантскими нашивками дернулся: – Вот это видел? Это называется «Сержант», так что следи за словами. Вы, уроды из спецслужб, все одинаковы. Если вы все такие особенные, почему вы до сих пор Мальчишку-день-рождения не поймали? Тоже мне, кайфоломы. Вы не только кайф обломать, вы тележку из супермаркета сломать не сможете.

Молчание.

Я сжал кулаки, костяшки хрустнули и заскрипели. Врезать бы этому ублюдку. Ну и что, что он сержант, в первый раз, что ли…

В дверь вошла доктор Макдональд и встала прямо между нами:

– Вот это вот называется влипнуть, не так ли… ну, это, конечно, не в прямом смысле этого слова, что, без сомнения, было бы глупо, а скорее, метафорично – я имею в виду, что все мы работаем в одном направлении, но подвергаемся совершенно разным воздействиям, и у нас разные экспектации[20]. – Сержант попятился, а она мило ему улыбнулась. – Быть офицером по связям с семьями жертв преступлений – значит, вне всякого сомнения, подвергаться невероятно сильному давлению. Меня зовут доктор Элис Макдональд, я психолог-криминалист – в смысле, я не тот психолог, который совершает преступления – такое случается только в фильмах и в книгах, но не в реальной жизни, мне так кажется. Вы не будете против, если мы войдем?

И пока она произносила всю эту хрень, сержант пятился по коридору, стреляя глазами слева направо, как будто выискивая какое-нибудь безопасное место, в котором он мог бы укрыться от цунами безумного напора, гнавшего его спиной вперед по бежевого цвета ковру.

Он уперся спиной в дверь. Дальше бежать было некуда. Оставалось только погибнуть. Он повернулся и рывком открыл ее.

Гостиная была забита полками и корпусной мебелью, повсюду были расставлены вазы, разложены открытки, декоративное стекло, пачки конвертов, куски полированного камня… Мебель, похоже, была из ИКЕА, а весь остальной хлам, по всей видимости, был куплен на дешевых распродажах. В комнате трое – мужчина и две женщины.

Журналистку узнать было нетрудно – пробивная дама средних лет в недорогом костюме, брови нахмурены, рот сложен в мрачную гримасу. Я чувствую вашу боль, все это так ужасно, это такая трагедия… Но углы губ подергивались, как будто она очень старалась не ухмыльнуться. Такой эксклюзив не каждый день обламывается.

Сержант вошел в гостиную и откашлялся:

– Иэн, Джейн, это доктор Макдональд, она… психолог. Она хочет поговорить с вами о… э-э… – Он взглянул на нее.

Доктор Макдональд вошла в комнату:

– Мне очень жаль Хелен. Я понимаю, это очень трудно, но мне нужно задать вам несколько вопросов про нее. Чтобы попытаться понять, какой она была.

Куда только делось ее бессвязное бормотание?

Отец, Иэн, мрачно посмотрел на доктора Макдональд, его густые брови двинулись навстречу друг к другу, как броненосцы. Тренировочные штаны оранжевого цвета, футболка с мультяшным персонажем и скрещенные на груди руки.

А его жена… она была громадная. Не столько толстая, сколько высокая – бегемот в цветочек, с длинными каштановыми волосами и красными опухшими глазами. Она откашлялась:

– Я как раз собиралась приготовить чай, не хотите…

– Они здесь не останутся. – Иэн шлепнулся на диван и уставился на доктора Макдональд: – Хотите узнать, какой была Хелен? Хелен мертва. Вот какой она была.

Джейн сжала в руках носовой платок:

– Иэн, пожалуйста, мы не знаем, для чего…

– Конечно, она мертва, черт возьми. – Он дернул подбородком в нашу сторону. – Спроси их. Давай спроси их, что случилось с другими несчастными коровами.

Она облизала губы:

– Я… Простите, пожалуйста, он очень расстроен, это был ужасный удар для нас. И…

– Они мертвы. Он хватает их, он пытает их, он их убивает. – Иэн так сильно сжал руки, что кончики его пальцев побелели. – Вот и весь разговор.

Доктор Макдональд на мгновение перевела глаза на ковер:

– Иэн, я не стану врать вам, это…

– Вообще-то… – Я, не спуская глаз с журналистки, протиснулся в комнату. – Может быть, поговорим об этом наедине?

Иэн покачал головой:

– Все, что вы нам скажете, мы все равно передадим ей. А она расскажет всему миру, как все есть на самом деле, а не это дерьмо из пресс-релизов, которое вы выдавливаете по капле. Правду расскажет.

Журналистка встала и протянула руку:

– Джин Буханан, независимый журналист. Хочу, чтобы вы знали, я в высшей степени уважаю полицию за ее работу в этом трудном…

– Мистер Макмиллан, расследование еще не закончено, и если мы хотим схватить человека, ответственного за похищение…

– …в интересах общества рассказать, – не унималась журналистка.

– …остановить его, чтобы это не случилось снова. А мы не сможем сделать этого, если эти паразиты будут сообщать обо всем, что мы…

– Паразиты? – Профессионально поставленный голос дрогнул. Журналистка ткнула в меня пальцем: – Слушай меня, Солнышко. Джейн и Иэн имеют право на вознаграждение за то, что они расскажут, и вы не сможете ничего подвергнуть цензуре.

Иэн мрачно посмотрел на меня:

– Да пошли вы! Пошли вы все! Хелен это не вернет, правда? Она мертва. Он убил ее год назад. И мы ничего не сможем сделать, чтобы это изменить. – Он прикусил губу и уставился на жалюзи на окнах. – Не важно, что мы хотим, все равно газеты будут писать об этом. По крайней мере, мы получим… Почему мы должны бесплатно делиться нашей болью?

Жена села рядом с ним и взяла его за руку. Так они сидели вдвоем и молчали.

Возможно, он был прав. Почему он должен был позволять шакалам рвать на куски свою дочь бесплатно? Деньги Хелен не вернут, но, по крайней мере, это будет что-то. Что покажет, что они не бессильны. И они не будут посреди ночи корчиться без сна в своих кроватях в поту и ознобе… Правда, я в этом сомневался.

Журналистка откашлялась и вздернула подбородок, потом снова села на стул и стала царапать что-то в своем блокноте.

Доктор Макдональд присела на корточки перед диваном, потом положила руку на колено Иэна:

– Все хорошо. Каждый по-своему справляется с проблемами. Если это лучше всего для вас… ну, мы все что можно сделаем, чтобы вам помочь. А сейчас расскажите мне о Хелен…

Я попятился из комнаты.