Читать книгу Вопреки всему - Валерий Владимирович Тимофеев - Страница 9

Какая темень… Тусклый фонарь задрипанной платформы растворился в предутреннем тумане майского уральского утра. Спотыкаясь на неровных шпалах, подсвечивая фонариками, мы медленно шлепаем к только что отгромыхавшему под колесами местного поезда мосту. Чуть-чуть светает. А вот и он – топорщится угловатыми фермами над уходящими куда-то вниз склонами невидимой, но уже хорошо слышимой речушки Кын.

Идиотская идея сплава по стопудово несплавной речке неожиданно торкнула в башку нашему неуемному энтузиасту Пине и материализовалась еще тройкой охламонов, беззаветно влюбленных во всяческие авантюры и хохмы. Скользим сапогами и пятыми точками сквозь частокол ужасно колючего мелколесья вниз, к воде, на бугорочке стряхиваем свою поклажу и с нетерпением разглядываем кувыркающуюся в узком ущелье шалую весеннюю жижу. Впечатляет!

Заплыв на саликах

Время на красоты тратить зазорно, и, быстренько швыркнув чайку с бутербродами, разбредаемся по левому склону с топорами и пилой. Нас четверо чеканутых, и, кровь из носу, мы должны за полдня склепать саянский плотик салик. Пока наша красавица Лидуха разбирает барахло и готовит обед, Саня и Пиня уже волокут сухие еловые пятиметровые бревна, а ваш покорный слуга, двадцатилетний обалдуй, навострился мастырить первую гребь из сырой елки. Пилятся трапециевидные пазы, врубаются шпонки, вгоняются клинья, и вот, под радостные вопли и половецкие пляски голопузых пацанов из низлежащей деревни, вырисовывается каркас нашего «Каллисто» – шесть плотно подогнанных бревен, скрепленных тремя шпонками, намертво удерживаемых в пазах клиньями, пара наклонных раскоряченных подгребиц и грузовая площадка, на которой громоздятся наши пожитки, упакованные в большой герметичный мешок из ткани «500», намертво принайтованный к плоту веревками. Вдоль левого борта притулилась запасная гребь, а на задней подгребице задергался на ветру ярко-красный вымпел «Ударник коммунистического труда»! Все! Короткий обед, раздача конфет мелким аборигенам, надуты спасжилеты, натянуты длиннющие сапоги и рабочие рукавицы, по покатам сталкивается в воду наш дредноут и…

Бешеный, как бы свитый из толстых веревок шоколадного оттенка поток хватает в свои объятия и начинает курочить наше суденышко, неправдоподобный уклон в высоченных скальных берегах и мелькание камней в коварных прижимах, когда мимо проносятся горы «плавника» и прочего хлама. Все кипит, швыряет в узком русле – только успевай работать длиннющими гребями. Вылетаем на прямую, впереди видны деревенька и низкий мост, под который с ревом уходит поток, бегущие по берегу, громко матерящиеся и крутящие у виска пальцами мужики в нательных рубашках – «БАЦ!» Нос плота затягивает под мост, корма становится дыбом, передняя гребь с громким «хрясть» разлетается вдрабадан, дикий крик Пини: «Ложись!!!» – и салик уходит под настил. Рефлекторно, спружинив ногами, я вылетаю кубарем на мост, перекатываюсь и сваливаюсь на ребят, распластавшихся по благополучно вынырнувшему, как черт из табакерки, плоту. Крепко пожульканный плот со сплюснутой передней подгребицей подхватывает беснующаяся стихия и крутит практически неуправляемое суденышко. Ругань, суета вокруг запасной греби – и вот, пару раз совершив телемарк7, вновь несемся по бешеной «кипячке»8. Обе греби гнутся, когда впереди на очередном повороте появляются две огромные «расчески»9, нахально перегородившие всю речку. ОПА!!! Мы с ходу влетаем в растопыренные огромные еловые ветви, все расстилаются по плоту, окромя меня, недоумка! Плот улетает дальше, а я, пытаясь выпутаться из цепкой западни, хватаю воздух распяленным ртом, постепенно погружаясь в ледяную воду, затем ныряю, делаю кульбит и вылетаю на поверхность. Метрах в пятидесяти ребятня намертво уцепилась за прибрежную ель и таращится на меня побелевшими от ужаса глазами. Перевернувшись на спину и выставив вперед полусогнутые ноги, тараню любимое плавсредство под радостный вопль всей команды, задираю свои ботфорты к небу, получаю водопад грязной водицы прямиком в морду и с ходу занимаю свое место на передней греби, хлюпающей в покуроченной подгребице.

Каньон постепенно заканчивается, и хотя река прет по-прежнему, но уже не так интересно, все предсказуемо и тривиально. Поэтому быстро чалимся к правому берегу, летят в кусты и шмотки, и сами матросы, плот, прощально взмахнув сиротливой гребью, несколько раз повернувшись вокруг своей оси, исчезает за поворотом и улетает куда-то в Чусовую. Сушимся, хлебаем чаек, перепаковываемся и начинаем продираться сквозь бурелом в сторону лесовозной дороги. Быстро наступающие сумерки застают нас бодро топающими по глубоким колеям в сторону железной дороги. Надеяться на попутку бесполезно – вся страна «керосинит», отмечая международный праздник трудящихся, и вдруг, о чудо, позади слышим хрип двигателя старого «газона»10 с болтающимся драным «кунгом». Вытаращенные от удивления глаза малочисленного, но уже крепко «кривого» экипажа – и вот мы уже на железке. Короткий рывок до платформы – и тепло так называемого зала ожидания. Поездов не будет до утра, и, треснув с нами по чуть-чуть за здоровье всего прогрессивного человечества, дежурный подсаживает нас на тормозную площадку подвернувшегося порожняка, идущего в сторону Свердловска. Несмотря на жуткий колотун, сидим, сбившись в кучку, орем наши любимые песни и мечтаем о будущем летнем саянском сплаве. Лепота!!!

P.S. Но эти пятнадцать километров весенней реки, которую летом курица переходит, не замочив лапок, запали нам в души на всю жизнь.