Читать книгу Звук натянутой струны. Артист театра «Красный факел» Владимир Лемешонок на сцене и за кулисами - Яна Альбертовна Колесинская - Страница 17

Вернувшись из армии, он захотел пить любовь большими глотками, без перерыва на сон и еду. И захлебнулся. Временно упустил из виду, что отношения с прекрасным полом придуманы для сплошных мучений. Осталось только выяснить, кто кого больше мучил.

Господи, сколько женщин говорили ему «Я тебя люблю»! Самая умная из них добавила: «Я понимаю, что это не взаимно». Приближаясь к нему, эфирные создания намагничивались надолго, а то и навсегда. И даже если он решал увеличить расстояние и отрубить по живому, магнит продолжал притягивать без его на то согласия. «Те, кто его любил, были с ним, как правило, несчастны, а без него – еще несчастнее», – через много лет напишет Дмитрий Быков о Маяковском в одной из его любимых книг «Тринадцатый апостол».

Галерея страдающих созданий никак не могла повлиять на его самооценку. Самолюбие требовало более утонченных доказательств собственной значимости – и не находило их. А если он влюблялся, то именно в этом состоянии наиболее остро ощущал свою ничтожность. Что за слово нелепое – любовь, почему его произносят всуе. Как глупо отождествлять физическое влечение с духовным. Как пошло находиться под алкогольным очарованием случайной дамы. Как страшно попасть в зависимость от своей страсти и не мочь с этим совладать. Как горько ощущать приземленность и внекрылость. Как упоительно поймать мимолетный прилив вдохновения при воспоминании, когда она…

Лем, с его долбаным максимализмом, требовал от любви абсолюта, а не получая его, проклинал недостижимую бесконечность.

Одевальщица Оля Скрябина возникла случайно, но надолго. Она была светлая, легкая, веселая, и чуть-чуть его постарше. Своей выступающей нижней челюстью Оля ассоциировалась с Алисой Фрейндлих, чем и покорила. Оля была единственной из громадного донжуанского списка, с кем он явился ярым инициатором отношений. Подруги предупреждали Олю, что не надо бы с ним связываться, и она сумела остаться равнодушной к его уловкам. Как у Маяковского: «Приду в четыре, сказала Мария. Восемь. Девять. Десять»…

Первый послеармейский праздник – новый 1978 год – собирались встречать вчетвером: Оля и ее подруга пригласили в гости Лема и Узду. Артисты, нагруженные мандаринами и шампанским, постучали в дверь коммуналки у черта на куличках, где-то возле сада Дзержинского, куда их доставил насквозь промороженный троллейбус. Застыли на пороге: в комнате уже расположились два кавалера и чувствовали себя как дома. Друзья растерялись, уходить так сразу в пургу не решились. Сели на кухне, выпили собственное шампанское, посовещались. В комнате тем временем раздавался игривый Олин смех. Решительно встали, покинули этот гостеприимный дом по-английски. Узденский выводы сделал сразу и внес обеих девушек в черный список. Он не прощал ударов по самолюбию. Лем всегда восхищался силой его характера.

Следующий Новый год Володя и Оля встретят как законные супруги. На их счету свидания на морозе, куда она не стеснялась приходить в валенках, объятия в гримерке, выяснения отношений, взаимные обиды, хлопанье дверьми, мольбы и слезы, горький привкус мезальянса, интересное ощущение на пальце обручального кольца. Лем был не прочь поскорее съехать из респектабельной квартиры родителей в расхристанную коммуналку, где у них не переводились звон бокалов и разборки с соседями.

На ней было взятое у подруги белое платье с сиреневым отливом, на нем был совершенно не свойственный ему галстук-бабочка. Денег на свадьбу в ресторане не наскреблось, но разве театр упустит возможность великой попойки. Коммуналка для этих целей не годилась, зато вполне подошла квартира Олиной подруги, где через несколько месяцев она сама сыграет свадьбу с одноклассником Лема.

Наутро после свадебного пира Лем подскочил на автопилоте, наспех поплескался в ванной, жадно попил из ковшика, машинально напялил одежду и помчался в театр на танцевальную репетицию. Голову не включил, потому что голова не работала. В театре покрутили у виска: ты же вроде женился? Тебе три выходных полагается. Семен Семеныч! – хлопнул он себя по лбу и погнал назад, предвкушая компанию Узды, Аблея, Петрова и, конечно же, Аксанова, а как без него.

В коммуналке новоиспеченные супруги долго не засиделись. Путем тройных родственных обменов молодому семейству удалось улучшить жилищные условия. (Вера Абрамовна, овдовев, переехала из Киева к дочери.) Оно благополучно осело на верхнем этаже типовой девятиэтажки по улице Ипподромской. Там всё время ссорились и протекала крыша. В один прекрасный день дождь залил позаимствованное у родителей ПСС Бальзака, которого Лем собирался изучить от корки до корки. Жалко было сокровище, превратившееся в гору разбухшей бумаги, но Лем сбегал не от протекавшей крыши. Натягивал куртку с капюшоном и хмуро шагал до квартиры на Свердлова. В глазах матери читался немой укор: «А я тебе что говорила?».

И опять проснулся от шума дождя. Подошел к окну и узрел со своего пятого этажа, как по зеленым верхушкам берез хлещет беспросветный ливень. Из тех, что смывает с души обиду, злость, мерзкий осадок от перепалок с женой. Это знак, решил Лем. Наспех собрался, сбежал по лестнице. Едва вышел из подъезда, как вместо шума вселенского потопа обнаружил оголтелое птичье разноголосье.

До Воскресенского собора он, вдыхая весеннюю свежесть и нервно огибая лужи, летел своей стремительной походкой, придерживая болтавшийся на ремне портфель. Церковный двор был умыт, как перед новым пришествием. Лем пытался внимательно слушать крестившего его попа, отнесся к обряду с подобающей серьезностью. Даже поверил на какое-то время, что крещение как-то по-особому влияет на жизнь.

Он носил нательный крестик несколько дней. Потом повесил над кроватью. Вернувшись с гастролей, обнаружил, что вещь пропала. Родители отрицали свою причастность к исчезновению главного христианского атрибута. Больше никто во время его отсутствия в комнату не заходил. Видать, это знак, решил Лем, бесполезно это всё. Но предпримет еще немало попыток достучаться до небес, прежде чем произойдет его окончательное расцерковление. Ни в творчестве, ни в личной жизни он не мог найти точек опоры, и не приходила вера ему на помощь.

МОНОЛОГ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ. ПРО ВЕРУ И БЕЗВЕРИЕ

– Жуткое дело – доходишь с близким человеком до того уровня, когда взаимопонимание утрачено полностью. Дальше становится так сложно, что закипает мозг – и перед тобой закрывают дверь. Просто встают и уходят, даже не пытаясь разобраться. В этом месте и начинается бог. Бог рассудит. Бог даст все ответы. Дланью своей покроет, и снова всё хорошо. И не надо думать, искать самостоятельные решения, пытаться разобраться в себе и других. А для такого человека, как я, есть единственный способ поверить – если придет Бог, явит мне себя, предоставит доказательства, и тогда деваться будет некуда. Но Бог существует в других измерениях и остается за пределом нашего восприятия. Людьми он придуман таким, какой для них проще и удобнее.

Июнь 2005 г.

Странное дело, они познакомились на работе, но Оля была в театре человек случайный. Творчество было отдельно, личная жизнь отдельно. В зрительном зале Оля была редким гостем. Ее больше волновало, как муж ведет себя в быту, сколько денег отдает на хозяйство, и чтобы ночевал дома. Особо не вдаваясь в тонкости искусства и духовных метаний, она элементарно хотела семью и детей. Она вышла замуж не за того человека. Лем не перестанет терзать себя, что искалечил ей жизнь.