Читать книгу Избранные труды. Том 4. Правовое мышление и профессиональная деятельность юриста. Науковедческие проблемы правоведения - А. Э. Жалинский - Страница 10

Исходные положения социально-правового мышления – это средства получения важнейшей информации, на основе которой полностью или частично решается мыслительная задача. Своим содержанием и функциями исходные положения включают социально-правовое мышление в систему общественного сознания, как бы задают, предопределяют его содержание, его познавательно-решающие возможности, отражая существующие в обществе опорную систему ценностей в сфере действия права, суждения о правом и неправом, справедливом и несправедливом, желаемом и отрицаемом, нравственном и безнравственном.

Исходные положения социально-правового мышления, таким образом, влияя на саму мыслительную деятельность, сами (равно как право, правовая политика и практика), по существу, формируются всем состоянием общества, его политической и экономической системой, мировоззрением, политическим, экономическим мышлением, искусством, традициями, всем содержанием социальной практики, поведением людей на производстве, в быту и проч. Поэтому необходимо оценивать истинность и позитивную преобразующую силу исходных положений социально-правового мышления, исходя из действительных закономерностей социализма, но одновременно учитывая и последствия длительного господства административно-командной системы, деформаций социализма, атмосферы беззаконий, несбывшиеся надежды и невыполненные обещания. Будучи по своей сущности в тенденции истинными, исходные положения во многих случаях способны выступать в качестве ложных утверждений, стереотипов, не отражающих реальность, могут деформировать мышление. Достаточно вспомнить постулат Сталина об усилении классовой борьбы по мере построения социализма, лозунги типа «Если враг не сдается, его уничтожают» и др. В истории случалось и так, что правильные исходные положения оказывались лишь средством маскировки принятых способов решения мыслительных задач. Лозунг «Кадры решают все» отнюдь не мешал репрессиям. Постулат воспитательного воздействия наказания известен каждому юристу, но он не всегда заставляет администрацию исправительно-трудовых учреждений вставать на защиту одних осужденных от произвола других.

Какова же роль исходных положений социально-правового мышления? По своему назначению они обеспечивают эффективность социально-правового мышления как в целом, так и на отдельных его этапах, дают возможность найти правильный подход к решению задачи, получить необходимую информацию и прийти к верному выводу.

Это значение исходных положений для любого типа мышления, во всяком случае рационального, в общем-то очевидно. Философы подчеркивают обычно известное положение о том, что не решив общих вопросов, нельзя браться за частные. Но и на практике даже в бытовом (в данном случае – юридически значимом) поведении авторитет человека, не знающего, чего он хочет, меняющего свои взгляды и решения без серьезных к тому причин, стоит обычно невысоко.

Исходные положения социально-правового мышления позволяют при решении социально-правовых задач опираться на общечеловеческие интересы и традиции, быт народов и социальных групп, сложившуюся историческую обстановку. В любой социальной группе существовали и существуют свои представления о чести, о той системе общественных требований, соблюдение которых люди иногда ставили выше ценности собственной жизни. Дуэли, самосожжение раскольников, уход в революцию, да и менее яркие поступки опирались на глубинные, не всегда осознаваемые идеи о ценности личности, о праве на самостоятельность, об отношениях с государством, о путях защиты своего достоинства. И хотя современное социально-правовое мышление приемлет далеко не все взгляды и представления прежних времен, по-видимому, с порога отрицать их регулирующий характер невозможно. Напротив, лучшие традиции народа должны быть осмыслены и предметнее вплетены в социально-правовую мыслительную деятельность.

Рассмотрим в связи со сказанным такой пример. Если взять план-схему некоторых городов нашей страны, обозначить на ней структуру и интенсивность совершаемых преступлений, то в ряде районов она оказывается гораздо более низкой, чем в остальных. Эта районы старой застройки. Как правило, в них наличествует высокая плотность населения, культурно-воспитательная работа в современном ее понимании известна лишь по телепрограммам, и все же регистрируется меньше преступлений против личности, мало краж, почти нет хулиганства. Причины такого положения дел обычно связаны с традициями семейной сплоченности, авторитета старших, со стремлением решать конфликты по своим правилам, иногда с недоверием к государственным правоохранительным органам, с нежеланием допускать их воздействия на виновного.

Таким образом, традиции, переходя в осознанные или неосознанные исходные положения, определяют содержание обыденного мышления, выбор вариантов поведения и в конечном счете – состояние правопорядка. В некоторых случаях это может носить негативный характер, порождая групповщину, проявления национализма, безнаказанность преступлений и незащищенность граждан. Но в принципе к традиционным ценностям нужно подходить с большим уважением, стремясь отразить их в принимаемых социально-правовых решениях, например, при использовании мер перевоспитания несовершеннолетних преступников, организации профилактики правонарушений и др.

В правовой практике как при принятии крупных решений, так и при разрешении отдельных случаев значимость исходных положений социально-правового мышления проявляется очень сильно. Напротив, печальные следствия отсутствия четких исходных положений уголовной политики – это кампанейщина, когда внезапно ужесточается либо меняется правовая оценка хулиганства, спекуляции, хищений социалистической собственности, иных преступлений, и люди, привыкшие к одной реакции правоохранительных органов, внезапно сталкиваются с другой. Председатель Верховного Суда СССР заявил: «…многие судебные ошибки, в частности по делам о должностных и хозяйственных преступлениях, являлись своеобразным отражением, скажем, “перекосов” в экономической политике 70-х годов, т. е. результатом излишней централизации управления, неоправданно жесткой регламентации действий хозяйственных руководителей.

Это нередко порождало формальные нарушения действующих инструкций, приказов. К сожалению, суды признавали такие нарушения достаточными для вынесения обвинительного приговора». И далее он делает вывод: «Значит, новым мышлением нужно овладевать и судьям, у которых сохраняются стереотипы старых формальных оценок, основанных на нормативных актах, противоречащих Конституции».[61] Самокритика вещь хорошая. Но ссылки на «перекосы» с учетом того, что уголовное законодательство не менялось, есть признание отсутствия хорошо разработанной, соответствующей закону и уважаемой судами линии. Это нетерпимо в формирующемся правовом государстве.

К счастью, положение дел отнюдь не безнадежно. Уголовная политика, уголовный и уголовно-процессуальный законы, иные законодательные акты, сложившаяся практика квалификации преступлений и назначения наказания, профилактическая работа в действительности опираются на определенные исходные положения. Но они (эти положения) сейчас нуждаются в осознании, а при необходимости и в пересмотре с тем, чтобы на основе нового социально-правового мышления проблемы, существующие в сфере борьбы с преступностью, были решены в соответствии с интересами общества, отдельных социальных групп и индивида. Значит, здесь стоит многогранная задача:

а) определить истинно научные исходные положения борьбы с преступностью;

б) внедрить их в социально-правовое мышление;

в) сделать их максимально работающими. Последнее чрезвычайно важно.

Существует серьезная опасность инфляции исходных положений, использования многих, хорошо отработанных путей их игнорирования. В «Известиях» Юрий Феофанов поднял вопрос о существовании негласного изъятия из Положения о паспортной системе в СССР, утвержденного Советом Министров СССР 28 августа 1974 г., согласно которому граждане, дважды подвергавшиеся в течение года административному взысканию за паспортные нарушения, могут выселяться из Москвы на срок до двух лет в административном порядке по решению исполкомов районных Советов народных депутатов.[62] Конечно, для профессионалов это не было тайной. Но налицо факт игнорирования, как минимум, двух исходных положений, совершенно бесспорных. Первое – обязательность соответствия нормативных актов закону; второе – презумпция знания права, предполагающая обязательную публикацию норм, доведение их до сведения тех лиц, чье поведение этими нормами регулируется.

В конечном же счете все это ведет к необоснованному привлечению граждан к уголовной ответственности за бродяжничество, ведение иного паразитического образа жизни, нарушение правил паспортной системы и делает людей несчастными.

Круг исходных положений социально-правового мышления в сфере борьбы с преступностью следует определять на широкой научной и практической базе.

Содержание и система исходных положений социально-правового мышления в сфере борьбы с преступностью фактически всегда привлекали к себе внимание юристов (независимо от того, употребляли ли они это понятие или нет) и, к сожалению, в гораздо меньшей степени философов и социологов. Много важного материала об исходных положениях социально-правового мышления можно найти в публицистике и художественной литературе. Сейчас интерес к ним растет. Это отметили С. Г. Келина и В. Н. Кудрявцев. «За последние годы, – пишут они, – в результате развития права, социологии, философии все большее внимание стал привлекать вопрос о тех основных положениях, на которых зиждется наше уголовное законодательство и практика борьбы с преступностью».[63] Анализ этих основных положений является непременным условием исследования наиболее актуальных проблем борьбы с преступностью.[64] При этом придавалось особое значение тому, чтобы они были известны гражданам и хорошо поняты ими так, как, например, знание принципов.[65]

Исходя из сказанного, для более полного уяснения исходных положений правового мышления в сфере борьбы с преступностью обратимся к истории.

Правоведы, историки посвятили много работ зарождению и развитию народных представлений о праве, разграничению правового и неправового, отношению к тем или иным правовым явлениям. Обзор таких работ занял бы слишком много места, но некоторые примеры привести можно. Так, известный дореволюционный юрист М. Ф. Владимирский-Буданов, специально исследуя историю русского уголовного права, отмечал, что «одним народам более свойствен объективный взгляд на преступление, т. е. оценка его по мере нанесения вреда».[66] У других, а к ним он относил и славянские народы, «весьма рано (сравнительно) преступление оценивается по количеству злой воли деятеля. Принципом наказания у одних народов остается воздаяние злом на зло (“око за око, зуб за зуб”), у других – воздействие на преступную волю с целью произвести в ней реакцию. У одних народов более и дольше преобладает в наказании интерес частного потерпевшего лица; у других больше и раньше берет перевес начало государственной кары».[67]

По существу, об исходных положениях правового мышления много писали и другие русские историки. Так, В. О. Ключевский, характеризуя церковный устав Ярослава, сына Владимира Святого, пишет, что он построен на «различении и соотношении понятий греха и преступления». «Грех – нравственная несправедливость или неправда, нарушение божественного закона; преступление – неправда противообщественная, нарушение закона человеческого. Преступление есть деяние, которым одно лицо причиняет материальный вред или наносит нравственную обиду другому. Грех – не только деяние, но и мысль о деянии, которым грешник причиняет или может причинить материальный или нравственный вред не только своему ближнему, но и самому себе. Поэтому всякое преступление – грех, насколько оно портит волю преступника; но грех – преступление, насколько оно вредит другому или обижает его и расстраивает общежитие».[68]

Еще пример. В 1889 г. Комиссия собирания народных юридических обычаев, состоящая при отделении этнографии Императорского Русского Географического Общества, опубликовала программу для собирания народных юридических обычаев, в которую входил и составленный одним из самых известных дореволюционных юристов профессором И. Я. Фойницким раздел об уголовном праве. Среди прочих здесь были вопросы такого рода: «Существует ли в народе воззрение, что преступники подлежат каре Божией?»; «Не встречается ли указаний на то, что преступность или непреступность учиненного деяния зависит от того, кто будет пострадавший – односельчанин или чужак, иноверец, инородец?»; «Нет ли в данной местности преступлений, совершаемых единственно по суевериям, предрассудкам или народным обыкновениям?»; «Какие именно известны суеверия, предрассудки или обыкновения, коими вызываются преступления, и как народ относится к преступлениям, вызванным ими?»[69] Перечень таких вопросов довольно длинен и убедительно указывает на возможность кое-чему поучиться у старых юристов и на необходимость перестать, наконец, игнорировать важные элементы общественного сознания, даже если их содержание во многом и изменилось.

Французский юрист Жан Карбонье считает, что «мы не можем предполагать, что уже по самой своей природе одни виды поведения должны быть отнесены к сфере юридического, а другие – социально-неправового. “Не убий” может звучать равным образом и как религиозная заповедь, и как моральный императив, и как норма права».[70] Другой французский юрист, Рене Давид, подробно исследовал различия в исходных положениях современного правового мышления, основывая на них сравнительный анализ различных правовых систем. Любопытно и поучительно одно замечание автора. Общая теория в изложении французских цивилистов, пишет он, представляет кодификацию и закон как прогрессивный способ выражения норм права в демократическом государстве и видит в судебной практике и в доктрине (т. е. науке) лишь средства, служащие для применения закона или его комментирования (заметим, что автор данной работы полностью согласен с этими юристами). Но Р. Давид продолжает: «Сравнительное право раскрывает предвзятость и известную гиперболичность такого анализа, оно позволяет нам узнать, что в некоторых других странах такие правовые институты оцениваются как ложно демократические и фарисейские формулы. Поиск истины выигрывает от размышлений над данными, поставляемыми нам сравнительным правом».[71]

Таким образом, история, сравнительное правоведение на конкретном правовом материале показывают, насколько необходим вдумчивый подход к основаниям наших рассуждений, насколько важно, чтобы они наполнялись жизнью, а не подменялись догмами, давно от нее оторвавшимися.

В современной советской правовой литературе исходные положения социально-правового мышления в сфере борьбы с преступностью формулировались главным образом как принципы уголовной политики и, несколько шире, системы мер борьбы с преступностью. Прежде всего, это данное С. Г. Келиной и В. Н. Кудряцевым описание объективных свойств принципов (по-видимому, относящихся и к иным исходным положениям нового социально-правового мышления) как идей, отражающих существующие закономерности общественного развития и тесно связанных между собой.[72] Далее, это характеристика таких общих и специальных принципов уголовной политики (также, вероятно, относящихся к социально-правовому мышлению), как социалистическая законность, гуманизм, дифференциация и индивидуализация уголовной ответственности и др.[73]

Наконец, для формулирования круга исходных положений социально-правового мышления в сфере борьбы с преступностью очень важны исследования механизма действия права, его эффективности, содержания уголовной политики, закономерностей ее осуществления; содержания, методов, форм, приемов профилактики преступлений и др.[74] Их проведение привело к накоплению огромного фактического материала, который поддается многократной обработке и позволяет получить более или менее определенное представление о том, какие исходные положения декларируются в сфере борьбы с преступностью, а какие действительно ими являются, т. е. кладутся в основу управленческо-правовых решений и практики их реализации. Стало ясным также на основе этих работ, что исходные положения социально-правового мышления могут иметь различную форму. Они закрепляются в действующих партийных и государственных решениях, законодательстве, научной и научно-методической литературе, а также в произведениях искусства, которые оказывают, по нашему мнению, мощное влияние как на социально-правовое мышление, так и на правовое поведение граждан.

Несколько с иных позиций исходные положения социально-правового мышления анализируются в работах, посвященных исследованию механизма правового поведения, и в особенности поведения преступного, а также более общему анализу причин преступности и личности преступника. Здесь исследуется вопрос, чем руководствуется преступник, избирая вариант противоправного поведения, какие осознанные и неосознанные мотивы и цели лежат в основе принятия им соответствующего решения.[75] Нередко система исходных положений, на которые опирается его решение, характеризуется как установка на преступное поведение, иногда они рассматриваются как черты личности преступника. В общем виде исходные положения правового мышления трактуются как мера уважения к закону. Важно, однако, подчеркнуть, что как бы ни называть эти исходные положения, значимо следующее: совершая преступление либо отказываясь от этого, индивид чаще всего принимает решение на основе выработанной им системы представлений.

С этих позиций, на наш взгляд, можно выделить следующие группы исходных положений:

а) социально-политические основания и цели борьбы с преступностью;

б) общие и отраслевые правовые принципы;

в) предельно обобщенные характеристики состояния системы борьбы с преступностью, ее объекта, сложившейся практики и социальной среды.

Такая классификация еще раз подчеркивает, что исходные положения социально-правового мышления не сводятся к его принципам, а охватывают более широкий круг идей, установок, иных высших форм отражения, направленных на преобразование социальной действительности. Указанный подход опирается на практику, на анализ основы принятия социально-правовых решений, тех аргументов, которые программируют и обосновывают их содержание.

Социально-политические основания и цели борьбы с преступностью содержат в себе общую оценку различных действий как противоречащих или не противоречащих социальным интересам, обществу, выделяют определенное поведение как объект осуждения и борьбы. Эти сформировавшиеся или формирующиеся оценки являются инструментом мышления, выступающим как средство познания и как аргумент – средство идеологического, психологического, экономического проектирования и обоснования принимаемых решений. Эти положения могут быть выражены в виде методологических оснований политических концептуальных начал, постулатов, аксиом, принципов. Важно лишь, чтобы они не сводились к «ритуальным заклинаниям», а содержали в себе регулирующие моменты.

На наш взгляд, к числу таких положений прежде всего относится тезис о направленности задач и методов борьбы с преступностью на развитие общечеловеческих ценностей, достижение высших целей социализма, всестороннего развития личности, обеспечения интересов народа. Человек – мера всех вещей. Любая гипотеза, предложение, вывод, рекомендация, решение в сфере борьбы с преступностью должны соизмеряться с благополучием людей, качеством их жизни. Ничто нельзя решать, не уяснив, как решение отзовется на судьбах людей, на развитии общества. Конечно, это сложно. Интересы потерпевшего от преступления и преступника расходятся в корне. Наказание не перестает быть необходимым. Но его нужно подчинять не абстрактным догмам, а соизмерять с реальными страданиями, причиняемыми личности. Поэтому задачи борьбы с преступностью, как уже отмечалось, должны формулироваться так, чтобы обеспечение режима законности улучшало, а не ухудшало положение отдельных граждан, юридических лиц, групп людей, укрепляло, а не ослабляло государство и общество.

Позитивным примером такого подхода, на наш взгляд, явилось положение проекта Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик о том, что близкие родственники обвиняемого не могут быть привлечены к уголовной ответственности за недоносительство. Здесь явно решается задача охраны такой общечеловеческой ценности, как семья, семейные отношения, крепость и здоровье которых гораздо важнее частных интересов получения информации о преступлении, к тому же нередко недостоверной.

Но и в более общем плане следует подходить к борьбе с преступностью как орудию служения неотъемлемым правам личности, группы, общества. Репрессии периода коллективизации, других периодов незаконны и должны быть осуждены изначально, независимо от того, оправданно экономически создание колхозов или нет, верны или неверны теоретические утверждения действовавших тогда лидеров. Права гражданина должны охраняться, а не произвольно нарушаться, даже если такое нарушение и может показаться целесообразным, исторически необходимым. Но охраняться эти права должны решительно, и следует исходить из того, что государство, правоохранительные органы обязаны иметь необходимые возможности для борьбы, скажем, с рэкетом, квартирными кражами, хулиганством, а также для преодоления взяточничества, преступной бесхозяйственности, превышения власти должностными лицами и т. д. Конечно, очень сложно и охранять, и соблюдать права, но и в самом деле «иного не должно быть дано».

Следующим важнейшим исходным положением, на наш взгляд, можно считать тезис об исторической обусловленности состояния правопорядка и законности, пределов и механизма действия уголовного закона и методов борьбы с преступностью.

Социально-правовое мышление должно считаться с социальными законами. В частности, это выражается в том, что закономерности социального развития, сложившаяся социальная ситуация, включающая давление экономики, национальные, социально-психологические и иные противоречия и различия, наличные средства реализации действующих законов, отношение граждан к уголовно-правовым запретам предопределяют некоторое труднопознаваемое оптимальное состояние законности и правопорядка, действительные возможности реализации мер, направленных на их исполнение и поддержание. Из этого тезиса вытекает несколько различных следствий:

а) состояние и структура поведения людей исторически обусловлены: как нельзя, например, ожидать изобретения персонального компьютера в рабовладельческом обществе, так нельзя в современной социальной ситуации ожидать искоренения перепродажи товаров по повышенным ценам, а можно лишь ограничить худшие ее проявления;

б) требования и запреты, в том числе формулируемые в уголовном законе, должны соответствовать возможностям общества обеспечивать правомерное поведение и не выходить за их пределы. Так, законодатель, правоохранительные органы могут и должны бороться с пьянством и алкоголизмом, но это не позволяет нарушать личные права граждан, жестко программировать их бытовое поведение, подвергать людей опасности административного произвола;[76]

в) общество обязано проявлять определенную сдержанность в борьбе с явлениями, которые (будучи ему присущи) отклоняются от формулируемых им норм; нельзя пытаться компенсировать временные неудачи или малые успехи ориентацией на жестокость, на кампанейщину.

Подтверждением данного тезиса является практика управления правопорядком в нашей стране. Многократные попытки ликвидации хищений социалистического имущества уголовно-правовыми методами, надо сказать, не увенчались должным успехом, поскольку они далеко не всегда учитывали сложившуюся историческую ситуацию. Неоднократное стремление немедленно покончить с преступностью, пусть действительно опасной, нежелание признать противоречивость и сложность социального развития приводили лишь к нарушению прав людей, к росту той же преступности. Общество дорогой ценой много раз платило за невозможность добиваться желаемого без учета возможного.

Исходным положением социально-правового мышления является также тезис о диалектическом единстве общества и преступности, законопослушного и преступного поведения. Система поступков, объявленных преступными, и лица, объявленные преступниками, не могут быть выведены за пределы общества. В любом случае они остаются в обществе, живут в нем, определяя собой лицо общества, его экономику, нравственность, характер общественных отношений. Объявляя людей преступниками и наказывая их, общество, даже будучи вполне правым, не только самосовершенствуется, но и в определенном смысле страдает, ибо, выводя десятки тысяч людей из нормальной социальной структуры отношений, оно наносит, пусть вынужденно, удары и по самому себе.

Из этого тезиса проистекают такие следствия:

а) всякая система, воздействуя на индивида, группу лиц, должна учитывать, что они в дальнейшем остаются членами общества и должны иметь те же права (пусть на время или частично ограниченные), что и все остальные;

б) общество вновь будет иметь дело с людьми, которых оно наказывает;

в) чем больше людей подвергаются наказанию, тем больше усилий следует прилагать обществу для поддержания собственного уровня жизни, собственного потенциала;

г) система правоохранительных органов должна быть устроена так, чтобы она обеспечивала учет этих следствий, считалась с ними.

Подтверждением данного тезиса также является практика. Уровень преступности значительно выше в регионах сосредоточения ранее судимых лиц и во многом за их счет (это так называемые быстроразвивающиеся регионы Сибири, Дальнего Востока, Урала). Рецидив, т. е. повторное совершение преступлений, – устойчивое явление, которое пока очень слабо поддается регулированию. Труд осужденных значительно менее производителен, чем труд свободных людей, и это в массе характерно для них и после освобождения из мест лишения свободы.

Исходным положением, вытекающим из рассмотренного, следует считать и принципиальную противоречивость деятельности по реализации уголовного закона, по обеспечению должного правопорядка и преодолению преступности. С одной стороны – снижение необходимого, оптимального уровня и интенсивности борьбы с преступностью влечет такие негативные последствия, как укрепление профессионализма в преступности; возникновение ее организованных форм; снижение состояния социальной защищенности, другие негативные явления, о которых много написано и которые нередко непосредственно ощущаются гражданами. С другой стороны, излишнее, бездумное «усиление» борьбы с преступностью также порождает негативные последствия, в частности ограничение прав граждан, а в конечном счете и условий развития общества, рост бюрократизма, увеличение опасности произвола, замедление темпов экономического развития, в отдельных случаях и распад позитивных экономических отношений, определенное падение нравственности и др. Но приходится учитывать и то, что даже оптимальное состояние борьбы с преступностью, вынужденная мера насилия объективно наряду с положительными влечет и отрицательные последствия. Из этого вытекают такие следствия:

а) должен существовать механизм смягчения, упреждения и устранения негативных последствий, без которого принципиально неверно принимать решения о проведении мер борьбы с преступностью;

б) негативные последствия должны классифицироваться как неизбежные, не поддающиеся устранению; излишние, т. е. полностью неустранимые, но подлежащие и поддающиеся смягчению; деформации, которые принципиально противоречат природе борьбы с преступностью в социалистическом обществе, но порождены субъективистскими и иными факторами;

в) нельзя допускать, чтобы позитивные результаты борьбы с преступностью могли быть нейтрализованы или превышены негативными последствиями.

И тезис, и его следствия подтверждаются довольно легко. Лишение свободы является пока неизбежной для некоторых случаев мерой наказания. И общественное мнение часто настаивает на расширении этой меры, ее более частом применении. Между тем совершенно невозможно избежать негативных сторон наказания, его влияния на семью осужденного, распада его личности, связанного с помещением в заведомо отрицательное окружение. Это явление хорошо исследовано советскими правоведами, выводы и предложения которых, к сожалению, учитываются пока еще слабо. Во многих работах показано, какие негативные изменения происходят с осужденными в местах лишения свободы. Часто считают, что это не должно волновать общество, поскольку преступники заслужили свое наказание. Но происходящие изменения, как правильно пишет Ю. М. Антонян, «повышают вероятность рецидива преступного поведения»,[77] а значит, сказываются и на самом обществе.

Известно, далее, что применение уголовного закона, принятие уголовно-правовых решений есть осуществление власти, причем власти жесткой, способной нанести очень серьезный ущерб. В ряде случаев, как уже отмечалось, карательная практика может оказаться и средством проявления власти, и средством ее обеспечения. Отсюда многочисленные факты использования репрессии для расправы с неугодными, инициативными людьми, порой просто конкурентами, для укрепления личной власти, запугивания подчиненных либо подконтрольных людей. Об этом много писали в газетах и журналах, и вряд ли есть смысл приводить здесь примеры. Показательна, однако, оценка «Правдой» фабрикации уголовного дела против генерального директора объединения «Подольсклесхоз» А. Мартиросова. «Самое, думается, отвратительное в это истории – метод, каким искусственно создавалось “дело”. Метод административный, приказной, столь характерный для застойного периода».[78]

Важнейшее значение имеет исходное положение о том, что цели борьбы с преступностью должны определяться только по мандату общества, а сама борьба вестись только на основе и в соответствии с законом. Государство только от имени и по поручению общества, интегрирующего в себе интересы личности и группы, меньшинства и большинства, причем в порядке, гарантирующем действительное выявление истинных социальных интересов, может определять объект, цели, приоритеты целей борьбы с преступностью, реализации уголовного закона.

Это положение лишь сравнительно недавно начало переводиться из декларативного в работающего. В. Кудрявцев и Е. Лукашева пишут: «Ценностный смысл идеи правового государства состоит в утверждении суверенности народа как источника власти, гарантированности его свободы, в подчинении государства обществу».[79]

Много важных следствий вытекает из содержания указанного положения:

а) необходимость постоянного выявления, анализа, обсуждения и взаимосогласования потребностей общества в определенном состоянии борьбы с преступностью;

б) создание демократических процедур перевода потребностей общества в политические и правовые решения;

в) создание, постоянное совершенствование правовой основы борьбы с преступностью, обеспечивающей ее социальную эффективность, но одновременно и гарантирующую неприкосновенность прав личности, социальных групп, свободы общества;

г) постоянный контроль общества за состоянием борьбы с преступностью и обеспечение учета интересов общества, общественности, отдельных лиц государственным аппаратом, осуществляющим борьбу с преступностью.

Высказанные положения не во всем, к сожалению, подтверждаются практикой. Напротив, многое в практической деятельности противоречит им. Государственные органы располагают бо́льшей информацией о преступности, чем общество в целом, имеют большие возможности и профессиональный опыт. Это используется как оправдание самостоятельного принятия социально-правовых решений, в которых, впрочем, всегда имеются подходящие к случаю ссылки на общественные интересы. Более того, в современных условиях общество не всегда своевременно и верно осознает свои потребности в сфере борьбы с преступностью.

Существует определенная опасность «откатов» мышления некоторых групп населения на позиции усиления репрессий. Разочарования в результатах борьбы с преступностью, житейские трудности, оживающие порой традиции упования на насилие и принудительный порядок – все это приводит к требованиям повысить ответственность, ввести новый запрет, строже карать. Иногда к этому примешиваются личные амбиции, групповые интересы, под влиянием которых формируется искаженное представление о потребностях в рассматриваемой нами сфере. Показательным является опубликованный к журнале «Огонек» материал «В осаде».[80] Здесь во многом правильно раскрывается опасность деятельности рэкетиров, представляющей реальную угрозу нормальному функционированию кооперативов. Проблему эту надо решать. Но гражданин, от имени которого ведется изложение, считает, что «с людьми, которые занимаются насилием, нужно быть абсолютно безжалостными». Еще раз хочется повторить: с рэкетом должна вестись решительная борьба, но абсолютная безжалостность – это не ново, а главное – неэффективно.

Нередко государственные органы не вполне демократическим путем вынуждены смягчать притязания такого рода, а иногда они им поддаются. И все же именно общество, народ должны повысить уровень осознанности процессов борьбы с преступностью, преодолеть недостатки и деформации правосознания и социально-правового мышления и выступить как действительный суверен в этой сфере.

Положение о господстве закона как акта высшей нормативной силы в сфере борьбы с преступностью, как и в иных сферах, правоведы считают первым основополагающим принципом формирования правового государства. Оно означает в данном конкретном случае, что все меры борьбы с преступностью, в чем бы они ни состояли, основываются на законе, не могут противоречить ему и должны быть направлены именно на реализацию закона в рамках социально-правового мышления. Это положение влечет ряд существенных следствий, в частности:

а) необходимость сопоставления всех правовых предписаний с Конституциями СССР и союзных республик;

б) оценку мер борьбы с преступностью с позиций их соответствия действующим правовым предписаниям, а последних – конституционному законодательству;

в) анализ возможностей и механизма правового регулирования;

г) выявление пробелов и недостатков в действующем законодательстве, включая механизм их восполнения и исправления.

Данное положение также подтверждается на практике. Пренебрежение законом при решении социально-правовых задач порождает многочисленные конфликтные ситуации, связанные с ущемлением прав граждан со стороны лиц, ведущих борьбу с преступностью, вызывает возмущение общества, усиливает сопротивление позитивным законным мерам. В то же время пренебрежение законом снижает эффективность реализации мер борьбы с преступностью, получаемые иногда тактические достижения не воплощаются в эффективную стратегию, что негативно сказывается на правопорядке. Но здесь есть еще одна важная проблема. Верховенство и действительное господство закона обязывают постоянно контролировать его соответствие общественным интересам. Вначале это решается реформой уголовного и уголовно-процессуального законодательства, судебной реформой. Но вслед за этим оказывается необходимой и дальнейшая переориентация закона в соответствии с меняющимися представлениями о социальных ценностях. Лишь тогда уголовный закон и смежное с ним законодательство будут эффективно охранять общество от попыток узурпации политической и экономической власти, извращения экономических законов, нарушения прав человека, включая и право на личную собственность, ограничения инициативы людей, посягательств на окружающую среду и т. п.

При этом очень важно исходное положение о взаимной ответственности государства и личности в процессе борьбы с преступностью, и в первую очередь, когда реализуется уголовный закон. Оно означает, в частности, что государство, устанавливая то или иное предписание, обязано обеспечить возможность его выполнения, например, в случае совершения преступления государство обязано обеспечить исполнение наказания в полном соответствии с законом, характером деяния и личностью осужденного. Отсюда вытекает ряд следствий. Прежде всего, нельзя формулировать предписания явно невыполнимые. Далее, нельзя возлагать ответственность на граждан, если само государство не может обеспечить законность и справедливость ее возложения. Наконец, следует считать явным нарушением социалистической законности любое превышение должностных прав или неисполнение должностных обязанностей.

Следующая группа исходных положений отражена как общеправовые и отраслевые принципы. Их специфика состоит в том, что они либо прямо предусмотрены законом, либо непосредственно вытекают из его содержания.

Известный юрист профессор С. С. Алексеев определяет принципы как выраженные в праве исходные нормативно-руководящие начала, характеризующие его содержание, основы, закрепленные в нем закономерности общественной жизни.[81] В литературе выделяют такие общеправовые принципы, как народовластие, демократизм, интернационализм, гуманизм, справедливость, равноправие, законность, сочетание убеждения и принуждения. В сфере борьбы с преступностью, реализации уголовного закона все эти принципы действуют, приобретая специфическое содержание и выступая как система требований (ограничений, условий), определяющих допустимость, целесообразность и законность принятия социально-правового решения.

Это же относится и к отраслевым принципам. Как известно, деятельность по реализации уголовного закона, в целом борьба с преступностью регламентируются различными отраслями права. Отраслевые принципы представляют собой руководящие начала, в которых как бы интегрируются общеправовые идеи и идеи данной отрасли права. Это определяет и то общее, что в них есть, и специфическое их содержание. Характеризуя отраслевые принципы, обратимся вначале к уголовному процессу, в котором они, пожалуй, наиболее развиты и который представляет собой порядок производства по уголовным делам, необходимый для того, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден.

Принципы советского уголовного процесса программируют и отражают соответствие предусмотренной законом процедуры интересам общества, обеспечивают истинность получаемой и используемой информации и контроль общества за отправлением правосудия. Юристы указывают на следующие принципы советского уголовного процесса: независимость судей и их подчинение только закону; установление истины; публичность, гласность процесса; обеспечение обвиняемому права на защиту; презумпция невиновности; состязательность, устность и непосредственность процесса; право на судопроизводство на национальном языке. Перечни идей, которые процессуалисты включают в принципы, меняются, а само конкретное значение каждого из принципов очень оживленно обсуждается.

В уголовном праве (в отличие от уголовного процесса), как уже отмечалось, выделяются следующие принципы: социалистическая законность, равенство граждан перед законом, личная ответственность, вина, неотвратимость и справедливость ответственности, гуманизм и демократизм. Эти принципы подробно описаны в литературе по уголовному праву. Рассмотрим для иллюстрации некоторые из них.

Принцип социалистической законности для социально-правового мышления означает следующее: признание, что любой уголовно-правовой запрет может содержаться только в законе (нет преступления без указания об этом в законе); четкая формулировка, обеспечивающая строгое и недвусмысленное описание правил поведения; обязательность единого понимания этого правила.

Принцип личной ответственности формулируется в литературе в следующем виде: «Лицо, совершившее преступление, отвечает лишь за то, что было совершено им лично».[82] Указывается, что этот принцип включает три элемента; признание преступлением только акта поведения, совершенного индивидом; ответственность лишь за собственные действия (бездействие); личный характер наказания.[83]

Вполне понятно, что в социально-правовом мышлении эти положения не могут быть игнорированы и при издании закона, и при его применении. Поэтому использование отраслевых принципов в социально-правовом мышлении может осуществляться через:

а) осознание трудностей и препятствий к получению правильного и оптимального решения;

б) запросы информации о возникающих трудностях и препятствиях;

в) оценку альтернатив и вариантов, с помощью которых ход и результаты социально-правового мышления были бы приведены в соответствие с руководящими правовыми идеями.

Наконец, последняя группа исходных положений социально-правового мышления. Это то, что выше было названо предельно обобщенными социальными характеристиками всей ситуации борьбы с преступностью. Эти характеристики отражают объект социально-правового мышления, о котором речь шла ранее. Ограничимся поэтому лишь кратким указанием на их содержание. К ним относятся важные для решения довольно большой группы вопросов социологические данные, отражающие, например, реальное представление о ситуации. Так, организуя борьбу с рэкетом, проституцией, следует иметь хотя бы общее представление о распространенности данного поведения, его последствиях, причинах, отношении к нему граждан и т. п. Без этого невозможно начать процесс социально-правового мышления, включиться в решение социально-правовой задачи. Конечно, очень трудно сосредоточить всю необходимую исходную информацию, но это всегда конкретная проблема, решение которой должно быть обеспечено. Во всяком случае, начиная решать социально-правовую задачу, следует знать, что «нам дано», каковы исходные условия ее решения. Без этого социально-правовое мышление эффективным быть не может.

Остановимся на механизме действия исходных положений в рамках идеального типа мышления. Юристы нередко цитируют известное положение К. Маркса: «Стоит только ловко подставить в качестве исходного пункт дурные принципы, и вы получите надежное правовое основание для дурных выводов».[84] С. Г. Келина и В. Н. Кудрявцев совершенно правильно используют эту мысль как ключ к раскрытию действия правовых принципов.[85] Постараемся воспользоваться их результатами. Авторы подчеркивают, что принципы влияют на законодателя, на функции законодательства и его содержание. Они воздействуют также и на граждан, и на органы, применяющие конкретные уголовно-правовые предписания.[86] Это правильная постановка вопроса. Применительно к социально-правовому мышлению механизм действия исходных положений конкретизируется.

Различные исследования – опросы, наблюдения, проведение экспериментов на решение задач, в том числе в довольно сложных игровых ситуациях, – показывают, что исходные положения действуют чаще «свернуто», неосознанно, предопределяя, если можно так выразиться, идеологию социально-правового мышления, общий подход. В этом можно убедиться, если перед постановкой подлежащих разрешению проблем дать явно сориентированную в определенном плане вводную проблему (это хорошо известно социологам, давно установившим зависимость ответа от формулировки вопроса).

При возникновении затруднений с разрешением проблемной ситуации либо стремлении дать развернутый ответ можно четче и конкретнее проследить механизм действия исходных положений на социально-правовое мышление. По нашим наблюдениям он таков:

а) вначале под их влиянием осознается проблема, т. е. выявляется либо формируется, оценивается в иерархической системе приоритетов и ценностей (например, исходное положение о ценности личности для права привело одного из испытуемых к осознанию влияния лишения свободы на родных и близких; возникла идея подсчитать, какое количество людей в стране затрагивается такими наказаниями);

б) формируется некоторое представление о желательном решении проблемы (в данном случае возникла цель сокращения такого наказания);

в) избираются способы решения проблемы, причем здесь альтернативы рассматриваются в сопоставлениях: справедливо-несправедливо, гуманно-антигуманно; целесообразно-нецелесообразно, законно-незаконно.

Последнее сопоставление обычно влечет переход от исходных положений к иным средствам социально-правового мышления.

В ряде задач введение дополнительных исходных положений, скажем о необходимости укрепления социалистической законности, часто меняет цель мышления: оценку проблемы, содержание решения, выбор способов. Это реальность, с которой нужно считаться. Она проявляется не только в сфере социально-правового мышления, но и на практике.

Так случалось на практике, например, при решении задач уголовно-правовой борьбы с так называемым тунеядством, обозначенным в ст. 209 УК РСФСР как ведение иного паразитического образа жизни.

Требования усилить законность при оценке источников существования «тунеядцев», более строгий подход к признанию их незаконности, во многом меняют выбор способов профилактики данного вида преступлений, приемы выявления таких лиц и т. д.

Таким образом, отношение к исходным положениям социально-правового мышления складывается из нескольких утверждений. Прежде всего следует знать, существуют ли они в общественном сознании, как, кем и где они выражены. Далее следует выяснить, действуют ли они, если да, то как, т. е. решить вопрос о регулятивности положения. Наконец, существенно важно и едва ли не наиболее сложно оценить соответствие того или иного исходного положения действительно объективным интересам.

Лишь такой подход может лечь в основу оценки рассмотренных или любых иных исходных положений социально-правового мышления.