Читать книгу Школа Чаянова. Утопия и сельское развитие - А. М. Никулин - Страница 24

После аналитического описания особенностей двух утопических стран – марсианской и московской – перейдем к анализу образов и судеб главных героев богдановского и чаяновского произведений в логике описываемых утопических культур. Любопытно, что в самих корнях имен героев – марсианско-земного Мэнни и московско-«американского» Мена – обнаруживаются английские лингвистические и смысловые созвучия, связанные со словом man – человек. Оба автора тем самым, возможно, подчеркивают обобщающие гуманистические черты, заключающиеся в их персонажах. К тому же образы главных героев исторически и психологически претерпевают значительные трансформации и перевоплощения.

Так, в двух утопических романах Богданова главными героями являются Мэнни в «Инженере Мэнни» и в «Красной звезде» – Мэнни-младший, праправнук первого. Богданов таким образом стремится проследить психологическую трансформацию характеров (с разницей примерно в 250 лет) героев одного рода Мэнни, исторические корни которого переплетаются в причудливой породненности аристократической, буржуазной и рабочей среды.

Мэнни-прапрадед – гениальный инженер и крупный менеджер, инициировавший и возглавивший великие работы по сооружению марсианских каналов на пике исторического развития марсианского капитализма. Он – носитель могучих и характерных черт авторитарного либерала капиталистического типа, своим характером чем-то напоминающий честных, суровых, скупых первых капиталистов-протестантов, упоминаемых в работе Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Успешно начав свою деятельность, суровый и честный Мэнни становится жертвой конфликтов между рабочими и капиталистами и жертвой интриг со стороны коварных и алчных капиталистов, предпочитающих действовать во имя собственного обогащения коррупционными методами и всячески экономящих на экологической и трудовой безопасности рабочих – строителей каналов. В результате возмущенный коварным цинизмом главного интригана, Мэнни в ярости убивает его. Осужденный за убийство, Мэнни как очень ценный и высококлассный специалист продолжает из тюрьмы следить за великими работами и отчасти даже управлять ими. Руководствуясь своими индивидуалистически суровыми принципами, он даже отказывается покинуть тюрьму, когда власти готовы выпустить его на свободу. В конце романа Мэнни совершает продуманное самоубийство, символизируя своей смертью закат эпохи торжества индивидуализма капиталистического гения. Роман заканчивается приходом к власти по продолжению великих работ незаконнорожденного сына Мэнни, не менее талантливого инженера и организатора, чем его отец, но руководствующегося в своей жизни другой, более совершенной и гуманной коллективистско-социалистической точкой зрения, с неумолимостью прогресса сменяющей буржуазный индивидуализм уходящей эпохи.

В романе «Красная звезда» спустя два с половиной века далекий потомок великого инженера-индивидуалиста и также выдающийся инженер и ученый, но уже, конечно, коммунист – его праправнук Мэнни является одним из руководителей марсианских экспедиций на Землю и Венеру и во многом своим решающим словом предопределяет стратегические решения по направлениям дальнейшей экспансии марсиан на другие планеты Солнечной системы.

В романе «Красная звезда» Богданов ставит чрезвычайно важный вопрос об угрозе исчерпания планетарных ресурсов при условии неуклонного роста как самого населения, так и стремительно развивающихся производительных сил Марса. Фактически он признает, что в перспективе и перед коммунистическим обществом может возникнуть проблема и перенаселения, и нехватки природных ресурсов, а значит, для выхода из этой мальтузианской ловушки предстоит заняться колонизацией ближайших планетарных соседей[141]. Таким образом, одна из главных финальных интриг «Красной звезды» заключается в стратегическом выборе марсиан – колонизировать Землю или Венеру ради утоления надвигающегося голода их высокоразвитой, но ресурсно прожорливой промышленности.

С точки зрения жестко рационального выбора Земля представляется более предпочтительным объектом для колонизации. На Земле ресурсов больше, чем на Венере, и к тому же Земля более комфортная для проживания планета, чем жарко-влажная Венера, расположенная столь близко к солнцу. Единственным серьезным препятствием в вопросах колонизации Земли оказываются населяющие ее люди вида гомо сапиенс. Импульсивно эмоциональные, этнически чрезвычайно разнообразные по сравнению с флегматично невозмутимыми и этнически коммунистически унифицированными марсианами земляне, по вескому предположению одного из влиятельных марсианских экспертов, не захотят делиться с более высокоорганизованными марсианами своими ресурсами даже на самых выгодных для них условиях. Дремуче-дикие в сравнении с прогрессивно развитыми марсианами земляне, в большинстве своем к тому же обуреваемые могучими националистическими, патриотическими и классовыми предрассудками, по мнению все того же эксперта, наверняка оказали бы яростное сопротивление любым попыткам марсиан мирно с ними договориться относительно возможного перераспределения земных ресурсов с учетом потребностей Марса. Дикие, но при этом весьма сметливые земляне наверняка попробовали бы завладеть грозным марсианским оружием, и, если бы это им действительно удалось, могли бы нанести серьезный ущерб марсианам.

Именно поэтому до конца рационально последовательный марсианский эксперт в заключение предлагал безжалостно и стремительно истребить людей всех до одного, обосновывая свой план земного геноцида более высокой ценностью жизни научно-технически и социально-организованных марсиан по сравнению с низкоорганизованными «дикарями» – землянами. Впрочем, он оказался в меньшинстве. Разумные марсиане предпочли прислушаться к более гуманистической, хотя стратегически и более рискованной и затратной точке зрения Мэнни, а также возлюбленной землянина Леонида марсианке Нэтти. Ими, наоборот, была всячески подчеркнута замечательная ценность социального и культурного разнообразия Земли, потенциально таящего в себе альтернативы неожиданно новых направлений прогресса, безусловно ценных для дальнейшей межпланетной эволюции Солнечной системы, а также нахождения общего взаимовыгодного смысла существования как марсиан, так и землян. В результате марсиане решают направиться все же в сторону колонизации опасно знойной Венеры с ее царствами ящеров – динозавров, обитающих в джунглях среди болот и вулканов, но при этом в отсутствие каких-либо разумных существ – «венерян».

В отличие от «реального марсианина» Мэнни под именем вымышленного американца Чарли Мена в чаяновском «Путешествии моего брата Алексея в страну крестьянской утопии» скрывается опытный революционер-коммунист Алексей Кремнев. Также в отличие от богдановского «твердокаменного» Мэнни чаяновский Кремнев-Мен отличается рефлексивной раздвоенностью, внутренней неуверенностью, хотя внешне он производит впечатление также «твердокаменного» политического деятеля, вполне соответствующего своей фамилии.

Разумом Кремнев полагает, что централизованный коммунизм – это высший общественный строй, в котором история находит свой конец, но в своих чувствах он, старый московский интеллигент, постоянно обращается к воспоминаниям о чарующем многообразии культуры самых различных стилей и эпох. Поэтому неожиданно попав в мир крестьянской утопии, Кремнев, очарованный всем окружающим его блеском многоукладности, плюрализма, толерантности Москвы 1984 года, начинает испытывать к этому миру определенную симпатию. Прилежно изучая историю и современность дивной крестьянской цивилизации, положившей пределы экспансии как урбанистического капитализма, так и централизованного социализма (по крайней мере в утопической России), способной органично сочетать в себе архаику и модерность, государственность и анархизм, Кремнев становится очевидцем многообразных и прихотливых возможностей как в российской, так и во всемирной истории. Кремнев-Мен и человечество в утопии Чаянова описываются движимыми более сложными и разнообразными путями, чем генеральный эволюционизм живого, неживого, социального мира в межпланетных поколениях, окружающих Мэнни: от «динозавризма» Венеры к капитализму Земли, а от него – к коммунизму Марса.

Нельзя сказать, чтобы в богдановской утопии однолинейность путей человека и общества торжествовала абсолютно. Богданов иногда упоминает о некоторых возмущениях и поворотах вспять прогрессивной исторической эволюции на Земле и Марсе: о контрреволюционных восстаниях, об оппортунистических интригах, но, кажется, только для того, чтобы еще глубже подчеркнуть, что победа коммунизма на Марсе, Земле да где-угодно непременно наступает и спрятаться от нее невозможно. В личностном плане Богданов упоминает и о некоторых депрессивных сомнениях и страданиях землян и марсиан, порой доводящих их даже до самоубийства. Главными причинами самоубийств в богдановских утопиях, как правило, являются тяжелое переутомление и несчастная любовь. Тем не менее именно в описаниях особенностей личной жизни в этих двух утопиях наиболее отчетливо проявляется разница в мировоззрениях Богданова и Чаянова.

Для утопии Богданова характерен примат прогрессирующего товарищеского коллективизма в жизни общества, перед которым неуклонно отступают на второй план человеческий индивидуализм и традиционно приватная семейная жизнь. Товарищеский коллективизм выравнивает даже извечные гендерные различия между мужчинами и женщинами. В марсианском музее достаточно много места уделено изображению обнаженных тел марсиан. И вот историческая культура этих изображений свидетельствует, что различия между нежно-притягательной феминностью женских тел и брутально-экспансивной мускулинностью мужских тел начинает постепенно объединяться в некоем усредненно-прекрасном женско-мужском телесном образе. И конечно, на Марсе отсутствуют как украшательства в архитектуре, так и изыски в моде. Архитектура современного Марса абсолютно конструктивистски функциональна, так же как и одежда марсиан в стиле унисекс, при котором почти неразличимы женские и мужские отличия в одежде. Вот так на Марсе с фактически товарищески-коллективистским преодолением разности полов произошло и преодоление института семьи. В марсианских семьях еще возможно жить и даже воспитывать детей, но это все устаревающе-сентиментальные социальные отношения, а отношения массово современные – жизнь и воспитание разновозрастных детей в гигантских детсадах-школах-интернатах.

В свою очередь, чаяновская утопия принципиально настаивает, что семья была, есть и останется. Семью не смог никак уничтожить даже финальный декрет о полном упразднении семьи и семейного очага утопической мировой коммунистической революции 1920 года. К тому же Чаянов вполне в духе умеренных просветителей признает, что человеческая природа, возможно, и меняется к лучшему, но (!) со скоростью геологических процессов. Вероятно, поэтому в его утопии пока лишь господствует кооперативно-рыночный, а не товарищеско-коммунистический коллективизм. Женщины в чаяновской утопии – прекрасны и очаровательны телом и платьем, как дамы времен Ренессанса, в отличие от марсианок, фигурой и одеждой схожих с китаянками времен маоистской культурной революции. Немудрено, что Кремнев-Мен стремительно очаровывается двумя прекрасными девушками – сестрами, замечательно образованными, к тому же умеющими вкусно готовить по рецептам традиционной русской кухни в кругу своей большой, дружной, московской интеллигентной семьи.

Схожая роль женщины – берегини любви и судьбы мужчины – почти одинаково проявляется в финале обеих утопий. В конце богдановской утопии марсианка Нэтти, возлюбленная землянина Леонида, спасает его на одре тяжелой болезни и воодушевляет на дальнейшую революционную борьбу. В чаяновской утопии москвичка Катерина, влюбившись в Алексея Кремнева, предупреждает, что окружающие засомневались в нем как в американце Чарли Мене и подозревают его как немецкого шпиона, объявившегося в Москве в канун внезапного вторжения Германии в Россию. Чаянов в момент написания утопии предугадывает возможные грядущие экспансионистские (реваншистские и колонизационные) замыслы воинственной Германии по отношению к России. Между прочим, он наделяет экономическую систему Германии будущего всеми признаками косной бюрократически централизованной и огосударствленной системы социализма советского типа. В утопии Германия, испытывая перманентный продовольственный кризис из-за неэффективности своих совхозов, вторгается в богатую продовольствием крестьянскую Московию, но тут же терпит сокрушительное поражение из-за применения крестьянской Россией своего чудо-оружия – метеорефоров – аппаратов точного и мощного регулирования климата как в мирных (вызывание точно по расписанию определенного количества дождя на крестьянские поля), так и в военных (вызывание разрушительных смерчей и ураганов на армии противника) целях.