Читать книгу Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799 – 1800 - А. В. Чудинов, Д. Ю. Бовыкин - Страница 4

За прошедшие 200 с лишним лет французские историки посвятили биографии Клебера ряд пространных исследований[36], что существенно облегчает мою задачу познакомить читателей с основными вехами жизни этого человека до того момента, когда ему не по своей воле пришлось возглавить армию, забытую в Египте ее главнокомандующим.

Жан-Батист Клебер родился 9 марта 1753 г. в Страсбурге. Его отец, немецкий католик, камнетес, совмещавший ремесло с муниципальной службой, умер, когда сыну было только три года. Мать вновь вышла замуж, и отчим, преуспевающий мастер плотницкого дела и владелец постоялого двора, отослал пасынка в деревню – на воспитание и обучение в пансион местного кюре. Там-то и прошло детство Клебера. Под руководством наставника он прекрасно усвоил основы латыни, античной истории и математики. Правда, интерес к религии, несмотря на все усилия священника, у него так и не пробудился.

Любер д’Эрикур, «сердечный друг» (так он сам себя определил) юности Клебера, свидетельствует, что тот с молодых лет отличался «неуступчивым характером и неукротимостью»[37]. Когда кюре однажды решил все же приобщить юного Жан-Батиста к церковной жизни, то он попросил мальчика помочь ему на воскресной мессе и для начала отнести в храм сосуды с вином для причастия. Однако по пути подросток выпил всё доверенное ему вино и на службе уже не появился. Рассерженный священник запер озорника на два дня в погреб, но мальчишка разгромил там всё, до чего только смог дотянуться. В результате его исключили из пансионата и вернули родителям[38]. Но нет худа без добра: мать и отчим отправили Жан-Батиста продолжать учебу в одно из лучших учебных заведений Страсбурга – в старинную протестантскую гимназию, основанную еще в XVI в.

Рано повзрослев, белокурый и голубоглазый Жан-Батист превратился в высокого юношу – около двух метров ростом, атлетического сложения. В 1769 г. он впервые попытался связать свою жизнь с армией, записавшись в гусарский полк. Однако мать, зная о способностях и интересе сына к изобразительным искусствам, уговорила его отказаться от столь поспешного решения и поступить в страсбургскую Школу рисунка. Окончив ее, юный Клебер в 1772 г. отправился в Париж совершенствовать свои умения в мастерской известного архитектора Жан-Франсуа Шальгрена, позднее прославившегося созданием знаменитой Триумфальной арки на площади Звезды в Париже.

Оказавшись без присмотра семьи, один в огромном, кипящем жизнью городе, полном соблазнов, молодой человек даже не подумал таковым сопротивляться, а предался им с большим удовольствием и со всей страстью юности. «Вертопрах, повеса, распутник» – так характеризует своего «сердечного друга» д’Эрикур[39]. Женщинам трудно было устоять перед голубоглазым блондином брутальной наружности:

«Клебер был одним из самых красивых мужчин своего времени. Он имел рост в шесть футов и идеальное сложение. Взгляд его либо излучал доброту, либо наводил ужас в зависимости от того, какие чувства выражал. Глаза, не слишком большие, отличались исключительной выразительностью, а зубы – абсолютной белизной, за которой он тщательно следил. Голос его звучал весьма приятно, когда Клебер был спокоен, и походил на раскаты грома в минуты ярости. Всегда хорошо, но скромно одетый, он притягивал к себе людей с необычайной силой, хотя, похоже, сам старался держать дистанцию»[40].

В поисках удовольствий Клебер не раз находил приключения на свою голову, вступал в потасовки и попадал в полицию. Впрочем, все эти «маленькие развлечения» в большом городе ничуть не мешали его учебе, которую он благополучно завершил два года спустя. Правда, возвращаясь в Страсбург через Безансон, юный Клебер влип в очередную историю. Поссорившись из-за некой прекрасной особы с молодым дворянином, Жан-Батист вызвал того на дуэль. Соперник сначала вызов принял, но затем, узнав, что эльзасец отлично фехтует, передумал и пожаловался отцу. Тот заявил на Клебера в полицию, откуда друзьям удалось его выручить не без усилий[41].

В Страсбурге работы по специальности не нашлось, и, как только подвернулась возможность сменить род деятельности, Клебер за нее с готовностью ухватился. На исходе 1775 г., вступившись однажды в пивной за двух молодых немцев, которых задирала местная молодежь, а затем разговорившись с ними, он узнал о недавно открывшейся в Мюнхене военной школе. Через несколько дней Клебер стал ее курсантом.

Учился он легко и с удовольствием, регулярно получая отличия за свои успехи. Так продолжалось, по словам д’Эрикура, семь или восемь месяцев. А потом в жизнь Клебера опять вмешался случай, радикально изменивший ее траекторию. Началось всё с того, что один из руководителей школы, ранее заслуженный офицер, ушел в мир иной. Юный Клебер, явно не страдая излишней скромностью, подал в вышестоящие инстанции рапорт с просьбой назначить его на освободившееся место. Баварский министр, пораженный подобной дерзостью, велел посадить самоуверенного курсанта на гауптвахту. Обиженный Жан-Батист немедленно разочаровался в своем учебном заведении и решил при первой же возможности его покинуть.

Ждать пришлось недолго. В те же дни Мюнхен посетил австрийский генерал, граф Франц-Венцель фон Кауниц-Ритберг, сын канцлера империи Габсбургов. Конечно же, он не мог не побывать и в военной школе. А поскольку Клебер был одним из лучших учеников, способных произвести на высокопоставленного военачальника хорошее впечатление, его выпустили с гауптвахты. Он тут же воспользовался этим для реализации задуманного. Прекрасный рисовальщик, он устроил в одном из залов школы импровизированную выставку своих работ и тем самым обратил на себя внимание Кауница, который после беседы с юношей пригласил того служить в свой 38-й полк. Так в 1776 г. Клебер оказался в австрийской армии.

Годы спустя после смерти Клебера Наполеон скажет: «В нем не было ничего национального, он мог бы без труда служить и за границей. В юности он начинал службу у пруссаков, к коим остался весьма привязан»[42]. Однако это замечание к тому времени уже экс-императора пристрастно и несправедливо, тем более что в прусской армии Клебер никогда не служил. В целом же практика службы подданных одной страны в войсках другой была широко распространена в Европе Старого порядка и никоим образом не воспринималась как нечто предосудительное. Если такие страны не находились между собой в состоянии войны, никто не считал поступление на иностранную службу изменой. К примеру, известный полководец принц Шарль-Анри Нассау-Зиген за свою жизнь успел повоевать во французской, испанской и русской армиях.

На австрийской службе Клебер провел семь лет и четыре месяца, добравшись за столь солидный срок только до чина младшего лейтенанта. Увы, с его скромным происхождением рассчитывать на более быструю карьеру не приходилось. Разочарованный невозможностью дальнейшего продвижения по службе, Клебер в 1783 г. подал в отставку. Не исключено, что, случись в ту пору война, ему бы удалось добиться большего, но это был тот редкий случай, когда целых семь лет Австрия ни с кем по-настоящему не воевала, а Война за баварское наследство 1778–1779 гг. оказалась таковой лишь на бумаге. Прусские и австрийские войска ограничились тогда маневрированием, так и не вступив между собой в бой.

Вернувшись в Страсбург, Клебер в 1784 г., благодаря протекции своего сводного брата, преуспевающего архитектора, получил должность инспектора публичных зданий. Наконец-то он смог работать по специальности. В последующие восемь лет он выполнил в городах Верхнего Эльзаса ряд крупных архитектурных проектов – церковь в Шевремоне, госпиталь в Танне, ратуша в Бельфоре, а также построил и реконструировал множество других зданий. Среди них, словно предвестие будущего, был и Египетский павильон в садах замка Этюп, перепланированных по его личному проекту.

Так бы Клеберу и трудиться до конца дней своих, создавая и совершенствуя здания и парки, если бы не началась Революция, которую он с готовностью поддержал. В 1789 г. он вступил в национальную гвардию Бельфора, а в 1791 г. – в Общество друзей Конституции – местный аналог парижского Клуба якобинцев. Какое-то время ему удавалось совмещать работу архитектора и общественную деятельность, пока правительство революционной Франции не взяло курс на развязывание войны с империей Габсбургов. С объявлением в январе 1792 г. дополнительного набора в армию Клебер стал заместителем командира 4-го добровольческого батальона Верхнего Рейна. Месяц спустя, после того как Франция 20 апреля 1792 г. объявила войну императору, Клебер получил чин подполковника и со своим батальоном влился в состав Вогезской армии генерала А. Ф. де Кюстина.

В октябре 1792 г. войска Кюстина двинулись на восток, пересекли границу и, не встречая сопротивления, захватили Майнц. Однако очень быстро подошедшая австро-прусская армия вынудила французов перейти к обороне на левом берегу Рейна. 23 марта 1793 г. союзники форсировали Рейн, и Кюстин, опасаясь окружения, увел свои основные силы в Эльзас. Для защиты Майнца был оставлен 22-тысячный гарнизон, который немедленно блокировала 50-тысяч-ная армия неприятеля. Началась знаменитая оборона Майнца.

Здесь-то Клебер и получил свое боевое крещение, когда в ночь на 6 апреля во главе крупного отряда предпринял удачную вылазку, захватив у неприятеля большое количество скота и тем самым существенно пополнив запасы провианта у осажденных. За этот успех он получил повышение в звании, став шефом бригады. В ночь на 11 апреля французы предприняли новую вылазку, на сей раз закончившуюся неудачно из-за слабой дисциплины солдат-волонтеров. Но Клебер и в этой ситуации проявил себя с лучшей стороны, лично возглавив контратаку гренадеров и отбросив неприятеля, пытавшегося преследовать отступающие французские части.

30 мая он организовал дерзкую ночную вылазку, попытавшись – ни больше ни меньше – захватить в плен прусского короля Фридриха-Вильгельма II. Вместе с добровольцами он под покровом темноты проник в тыл неприятеля и атаковал вражескую штаб-квартиру. Король едва успел спастись бегством. Французы же сражались с пруссаками всю ночь, а под утро растворились в темноте, вернувшись в город. В ночь на 25 июня осажденные вновь предприняли вылазку под командованием Клебера, уничтожив батарею тяжелой артиллерии.

И все же положение осажденных продолжало неуклонно ухудшаться. В городе начался голод. Более 200 прусских орудий денно и нощно бомбардировали Майнц, а помощь всё не приходила. 23 июля 1793 г. французское командование было вынуждено подписать капитуляцию, правда, на самых почетных условиях: французские войска уходили со всем своим оружием и снаряжением, лишь дав обещание не воевать против австро-прусской коалиции в течение года. 25 июля гарнизон в боевом строю и с развернутыми знаменами покинул Майнц.

Однако из Парижа ситуация виделась иначе. Там тон задавали голоса, обвинявшие защитников Майнца в трусости, а их командиров – в измене. После того как части гарнизона вступили на французскую территорию, командовавшие ими генералы и старшие офицеры, включая Клебера, были арестованы и отправлены под конвоем в Париж. Предполагалось привлечь их к суду за капитуляцию. Лишь энергичное вмешательство членов Конвента А. К. Мерлена (из Тионвиля) и Ж.-Ф. Рёбелля, также участвовавших в обороне Майнца, побудило их коллег сменить гнев на милость и не только реабилитировать большинство героев осады, но и воздать им почести. 17 августа Клебер получил звание бригадного генерала.

Но кто-то всё же должен был ответить за потерю Майнца, и под трибунал отправили Кюстина. На его процессе Клебер, выступавший в качестве свидетеля, смело и решительно высказался в защиту главнокомандующего армией, подтвердив профессионализм его действий. Однако для судей гораздо более веским аргументом в пользу виновности Кюстина стало его аристократическое происхождение. Известная революционная активистка Клэр Лакомб даже потребовала в этой связи изгнать вообще всех бывших дворян из армии, заявив: «Чем они талантливее, тем опаснее»[43]. Кюстина осудили и 28 августа гильотинировали. Скорое и неправое судилище произвело на Клебера самое удручающее впечатление. В дальнейшем гражданские политики будут вызывать у него лишь подозрение и неприязнь, а на все предложения самому занять пост главнокомандующего какой-либо из армий он неизменно будет отвечать отказом.

Как уже отмечалось, согласно условиям капитуляции никто из военнослужащих бывшего гарнизона Майнца не имел права в течение года воевать против держав коалиции. Но у Республики имелся и другой враг, быть может даже более опасный, – вандейцы. О них в соглашении о капитуляции Майнца речи не шло, а потому Майнцская армия – такое название получил бывший гарнизон города – в полном составе отправилась на подавление Вандейского восстания. Клебер командовал ее авангардом.

В сентябре 1793 г. армия побережья Бреста генерала Ж. Б. К. Канкло и Майнцская армия генерала Ж. Б. Обер-Дюбайе начали совместное наступление из Нанта вглубь «военной Вандеи», как именовали охваченный восстанием регион. Здесь впервые Клеберу пришлось столкнуться с народной войной, кардинально отличавшейся от действий регулярных армий, хорошо знакомых ему по обороне Майнца. Первый опыт оказался не слишком удачным. 19 сентября авангард под командованием Клебера встретился возле местечка Торфу с основными силами «белых» или Католической и королевской армии, как называли себя повстанцы. Из-за слабого взаимодействия между собой «синих» – республиканцев – бригаде Клебера весь день пришлось в одиночку биться против пятикратно превосходивших ее сил неприятеля. «Я никогда не видел более яростного ожесточения в бою»[44], – признавал позднее Клебер. В рядах восставших сражались даже женщины. В результате «синие» были вынуждены отступить, потеряв до полутора тысяч человек и почти всю артиллерию. Сам Клебер получил ранение в плечо. От полного разгрома республиканцев спасла только контратака подоспевших к вечеру войск генералов Канкло и Обер-Дюбайе, остановившая натиск вандейцев. Однако уже 21 сентября в местечке Монтэгю повстанцы нанесли поражение дивизии генерала Ж. М. Бессера, вынудив «синих» отказаться от дальнейшего наступления. Реакция Конвента последовала незамедлительно: в начале октября 1793 г. генералы Канкло, Обер-Дюбайе и Бессер были сняты с должностей, арестованы и отправлены в Париж.

На смену арестованным военачальникам прибыл генерал-санкюлот Ж. Лешель, возглавивший новообразованную армию Запада, в которую вошли Майнцская армия и армия побережья Бреста, а также часть армии побережья Ла-Рошели. Ничего не понимая в военном деле, Лешель часто отдавал абсолютно нелепые приказы. Опытные генералы по возможности старались их игнорировать или трактовать на свой лад. Прикомандированные к армии комиссары Конвента и вовсе предпочитали, чтобы в решающие моменты войсками командовал Клебер. Именно он руководил республиканцами 17 октября 1793 г. в битве при Шоле – самом масштабном сражении Вандейской войны, когда на поле боя сошлись 27 тыс. «синих» и 40 тыс. «белых». В жестокой, кровопролитной битве Клебер нанес повстанцам тяжелейшее поражение, стоившее жизни их лучшим военачальникам. «Мятежники сражались, как тигры, а наши солдаты – как львы»[45], – напишет он позднее. В тот же день комиссары Конвента присвоили ему звание дивизионного генерала.

После поражения при Шоле основные силы Католической и королевской армии, сопровождаемые многотысячными толпами мирного населения Вандеи, спасавшегося от мести «синих», форсировали Луару и направились в Нормандию, рассчитывая на помощь англичан. Лешель повел армию Запада вдогонку. В ночь на 26 октября под Лавалем вандейцы атаковали приблизившийся к городу авангард «синих» под командованием Ф. Ж. Вестермана и обратили его в бегство. Когда 27 октября к Лавалю подошли основные силы армии Запада, Клебер предложил не торопиться с атакой, а сначала закончить сосредоточение войск и дать им отдохнуть. Однако Лешель приказал наступать на Лаваль немедленно, построив к тому же армию в одну колонну. «Можно представить мое негодование при прочтении приказа, отмеченного печатью столь вопиющего невежества, но пришлось подчиниться»[46], – вспоминал потом Клебер. В конце концов, шедшие по единственной дороге плотными рядами части «синих» на полпути к Лавалю попали под убийственный огонь повстанцев с близлежащих высот. Увидев, что его армия несет тяжелые потери, Лешель в панике покинул поле боя, а за ним побежали и войска. «Впервые я увидел, как солдаты Майнца бегут»[47], – с горечью напишет Клебер. Сам он с несколькими десятками смельчаков до ночи защищал мост через Майен, не позволив неприятелю продолжить преследование и довершить разгром армии Запада, которая в тот день и так потеряла 4 тыс. чел.

Когда Лешель два дня спустя попытался провести в Анже смотр того, что осталось от армии, солдаты встретили его криками: «Долой Лешеля! Да здравствует Обер-Дюбайе! Пусть нам его вернут. Да здравствует Клебер!»[48] Видевшие всё это комиссары Конвента отстранили Лешеля от должности и предложили ее Клеберу, но тот, помня о печальной судьбе предшественников, отказался. Новым главнокомандующим несколько недель спустя был назначен еще один генерал-санкюлот – Ж. А. Россиньоль, столь же малосведущий в военном деле, как и предыдущий.

В ожидании его прибытия Клебер занялся в Анже переформированием армии. Вскоре он получил весть, что Комитет общественного спасения приказал арестовать его и Н. Аксо (Haxo), еще одного «майнцского» генерала, по обвинению в «роялизме», чтобы предать суду за неудачу под Лавалем. Обоих спасло только заступничество комиссаров Конвента при армии, прекрасно знавших достоинства каждого из военачальников. В очередной раз коса революционного террора прошла рядом с Клебером, не задев его.

К середине ноября 1793 г. две подчиненные Россиньолю армии – Запада и побережья Бреста – сосредоточились в Ренне. Вандейцы тем временем после неудачного штурма нормандского порта Гранвиль отступили в городок Дол. Клебер предлагал блокировать подступы к Долу и взять неприятеля измором, избегая лишних потерь. Однако Россиньоль прислушался к Вестерману, заверявшему, что повстанцы не выдержат прямой атаки и можно будет одним ударом положить конец Вандейской войне. Увы, попытка взять 22 ноября Дол наскоком завершилась тяжелым поражением, после которого «синие» в беспорядке откатились в Ренн. Клеберу вновь пришлось прикрывать отступление армии, на сей раз с бригадой генерала Ф. С. Марсо. «Какого успеха можно ожидать от выполнения приказов, порожденных некомпетентностью и столь же пагубным пьянством?»[49] – подвел он печальный итог событиям того дня.

После этого поражения Россиньоль, не продержавшись на должности и месяца, подал в отставку. Клеберу предложили временно занять пост главнокомандующего, пока из Парижа не прибудет новый назначенец военного министерства, но Клебер вновь отказался выходить на авансцену, предпочитая действовать из-за кулис. 25 ноября 1793 г. на военном совете он предложил следующее распределение должностей: Марсо – временный главнокомандующий армией, Вестерман – командующий кавалерией, генерал-адъютант Ж. Б. Дебийи – командующий артиллерией. На пост коменданта Ренна Клебер выдвинул Франсуа-Этьена Дама, своего бывшего адъютанта, ранее участвовавшего в обороне Майнца, затем прекрасно проявившего себя при Шоле и всего лишь двумя днями ранее получившего чин бригадного генерала. Предложение Клебера было принято к его большому удовлетворению: «Реорганизация закончилась, и я почувствовал, что избавился от огромного бремени. Я дружил с Марсо и был уверен, что он ничего не предпримет, не посоветовавшись со мной. Он был молод, энергичен, умен, полон отваги и дерзости. Мне, более хладнокровному, чем он, предстояло сдерживать его горячность, если она будет выходить за рамки разумного. Мы обещали друг другу не расставаться, пока победа не вернется под наши знамена»[50].

Новым главнокомандующим армией Запада был назначен генерал Л. М. Тюрро. Но, пока он ехал из армии Восточных Пиренеев к новому месту службы, армия Запада под командованием Марсо нанесла 12–13 декабря тяжелое поражение вандейцам при Ле-Мане. Дивизия Клебера приняла участие в боях на второй день сражения, но главная заслуга в победе принадлежала кавалерии Вестермана. Зато 22 декабря 1793 г. возле городка Савенэ именно Клебер привел «синих» к победе в последнем крупном сражении Вандейской войны.

Когда генерал Тюрро 26 декабря прибыл в армию Запада, воевать ему было уже практически не с кем: основные силы вандейцев были разгромлены и уничтожены. Новому главнокомандующему предстояло лишь выполнить приказ Конвента об умиротворении мятежного региона. 7 и 8 января 1794 г. Клебер представил Тюрро свои соображения на сей счет. Эльзасец предложил ограничиться точечными действиями мобильных колонн против еще сохранявшихся отрядов повстанцев и держать население под строгим контролем, воздерживаясь тем не менее от широкомасштабного военного вторжения в регион, чтобы не спровоцировать новую вспышку протестного движения[51]. Однако Тюрро отверг его предложение и привел в действие свой план массированной карательной экспедиции против населения Вандеи силами воинских соединений, названных позднее «адскими колоннами».

Клебер не имел ни малейшего желания участвовать в карательной операции против мирных жителей и был фактически отстранен от дел. В апреле 1794 г. военное министерство «вспомнило» о нем и направило в Бретань на борьбу с движением шуанов – крестьян-роялистов, партизанскими методами воевавших против Республики. Клебер только-только успел приступить к выполнению этой задачи, подготовив инструкцию для подчиненных о специфике подобной войны и отдав приказ о формировании мобильных колонн для преследования партизанских отрядов, как получил новое назначение – в Северную армию, сражавшуюся против войск антифранцузской коалиции на границе Австрийских Нидерландов (Бельгии). Оговоренный условиями капитуляции в Майнце годичный срок, в течение которого Клебер не мог воевать против коалиции, истек, и эльзасец получил право вернуться на фронты внешней войны. Впрочем, за истекший год он сумел многого достичь: приобрел ценный военный опыт и славу «победителя Вандеи», а главное – выжил в горниле революционного террора. Другим его сослуживцам повезло гораздо меньше. К тому времени Бессера и Вестермана уже гильотинировали, Лешель скоропостижно скончался накануне ареста, Канкло и Обер-Дюбайе все еще сидели в тюрьме, ожидая трибунала.

В середине мая Клебер прибыл к новому месту назначения, где получил под свое начало дивизию в только что образованной группе войск генерала Ж. Б. Журдана, куда вошли правый фланг Северной армии, Арденнская армия и левый фланг Мозельской армии. Всего месяц спустя, едва успев войти в курс дела, Клебер принял участие в грандиозной операции, оказавшей решающее влияние на исход всей кампании 1794 г.

Войска Журдана 12 июня форсировали реку Самбра и блокировали австрийскую крепость Шарлеруа, ключевой пункт обороны Австрийских Нидерландов. Одна дивизия приступила к осаде, а остальные для прикрытия расположились на близлежащих высотах дугой, имевшей в длину до 30 км. 16 июня армия союзников под командованием принца Оранского четырьмя колоннами атаковала французскую линию обороны, прорываясь на помощь крепости. Правый фланг и центр французов были выбиты с их позиций и в беспорядке отступили обратно за Самбру. А вот на левом фланге успешные действия дивизии Клебера поставили находившегося здесь принца Оранского в крайне сложную ситуацию. От поражения колонну принца спасло лишь то, что, узнав о неудаче французов на других направлениях, Клебер прекратил ставшее бесполезным наступление и тоже ушел за Самбру. Принц же, одержав верх в «первом сражении при Флерюсе» и полагая, что французы больше не вернутся, ушел от стен крепости.

Однако 18 июня Журдан повторил прежний маневр: опять форсировал Самбру, осадил Шарлеруа и развернул армию на высотах для прикрытия осады. 25 июня после интенсивной бомбардировки крепости комендант подписал капитуляцию, не зная, что к нему на помощь уже спешат основные силы союзников под командованием принца Кобурга. 26 июня войска Кобурга пятью колоннами предприняли концентрическую атаку французской оборонительной линии, тараня ее с разных направлений. Первым же натиском все пять колонн сбили французов с занимаемых теми позиций. Лишь с большим трудом Журдан сумел нейтрализовать начальный успех неприятеля, введя в бой резервы. В частности, левый фланг французов спасла отправленная туда дивизия Клебера. О том, как могло бы завершиться сражение, если бы австрийцы продолжали наседать, нам теперь остается лишь догадываться. Французы держались уже из последних сил, когда принц Кобург, узнав о капитуляции Шарлеруа, отказался от дальнейшего наступления и увел войска. Так, во «втором сражении при Флерюсе» Журдан одержал нечаянную победу, которая позволила ему обернуть ход всей кампании 1794 г. в пользу французов. И одним из главных творцов этого успеха, бесспорно, стал Клебер.

Преобразованные после победы при Флерюсе в отдельную Самбро-Маасскую армию войска Журдана продолжили наступление, заняв в последующие недели весь юг Австрийских Нидерландов. Дивизия Клебера взяла 15 июля штурмом город Лувен, вышла к границе с Соединенными Провинциями и 17 сентября блокировала мощную голландскую крепость Маастрихт. 2 октября Клебер, доверив генералу Луи Фриану руководить осадой Маастрихта на время своего отсутствия, с остальными силами дивизии принял участие в сражении при Альденхофене, где, командуя левым флангом армии Журдана, внес во многом решающий вклад в победу над австрийской армией. Вернувшись затем к Маастрихту, Клебер лично возглавил осаду крепости и уже 4 ноября принудил ее к капитуляции.

Слава и популярность Клебера во Франции достигли невероятных высот. Казалось, невозможного для него просто не существует. И, когда Самбро-Маасская армия встала на зимние квартиры, Конвент 20 ноября отозвал из нее Клебера для решения очередной сложнейшей задачи – отбить у австрийцев хорошо знакомый ему Майнц. Для этого Клеберу выделялись пять дивизий Мозельской и Рейнской армий, уже стоявшие у стен этой крепости. Однако подобное «доверие» у самого Клебера восторга не вызвало. После нескольких месяцев непрерывного наступления, больной и уставший, он вынужден был оставить однополчан для того, чтобы с не знакомыми ему войсками в условиях зимнего времени попытаться захватить одну из сильнейших крепостей Европы. «Зная, мой дорогой друг, обо всём том уважении и искренней привязанности, которые я к тебе испытываю, – писал он Журдану, – ты поймешь печаль, овладевшую мною при получении приказа покинуть победоносную армию, находящуюся под твоим началом. Зачем мне скрывать от тебя, что я плакал, как ребенок? Однако, заплатив эту дань дружбе и чувствительности души, которую бессердечные люди сочли бы слабостью, я принимаю свой удел и уезжаю послезавтра утром»[52].

23 ноября Клебер отправился к Майнцу, захватив с собою несколько старших офицеров, в том числе своего верного друга Дама и генерал-адъютанта Мишеля Нея (будущего маршала). Его новая должность называлась «командующий Майнцской армией», но подчиняться он должен был главнокомандующему Рейнской армией генералу К. И. Ф. Мишо.

На месте выяснилось, что задача, стоявшая перед Клебером, даже еще сложнее, чем это казалось издалека. Хотя в его распоряжение и поступили отличные войска с превосходными командирами (в частности, одной из дивизий командовал генерал Дезе, с которым далее мы в этой книге еще не раз встретимся), они испытывали страшный дефицит снаряжения, боеприпасов и провианта. В ответ на соответствующие запросы Комитет общественного спасения присылал лишь новые требования ускорить взятие крепости. Однако армия Клебера не имела достаточно сил даже для полной блокады города, и гарнизон свободно получал с правого берега Рейна всё необходимое, включая свежие подкрепления.

Между тем зима выдалась на редкость холодной. Рейн покрылся льдом. Теперь французы испытывали острую нужду уже не только в хлебе, но и в дровах для приготовления пищи и обогрева. По ночам часовые порою замерзали насмерть. На военном совете Клебер предложил отвести войска от линии соприкосновения с неприятелем, чтобы обеспечить им более приемлемое размещение, но комиссары Конвента решительно этому воспротивились. В результате численность армии начала быстро таять: голод, холод и болезни неуклонно подтачивали ее силы. Здоровье самого Клебера также резко ухудшилось, и 13 февраля 1795 г. он получил разрешение уехать в Страсбург лечиться.

А ситуация под Майнцем продолжала усугубляться. Солдаты, изнуренные лишениями, находились на грани бунта. Отчаявшись выполнить поставленную Конвентом задачу, главнокомандующий Рейнской армией Мишо подал рапорт об отставке. Правительство 2 апреля предложило Клеберу временно занять этот пост. Он, скрепя сердце, согласился, но уже две через недели прибыл постоянный главнокомандующий Ж. Ш. Пишегрю, и Клебер, сдав ему бразды правления, с легким сердцем отбыл в свою любимую Самбро-Маасскую армию.

В летне-осеннюю кампанию 1795 г. Журдан поручил Клеберу командовать левым крылом армии, состоявшим из трех пехотных и одной кавалерийской дивизий и насчитывавшим в общей сложности более 40 тыс. чел. Именно этому корпусу отводилась решающая роль в форсировании Рейна и дальнейшем наступлении по правому берегу реки на юг – к злополучному Майнцу. Готовя операцию, Клебер особо позаботился о том, чтобы к нему из Рейнской армии вернулись его ближайшие сподвижники и в первую очередь генерал Дама. Подготовительные мероприятия продолжались всё лето; тем не менее австрийцы так и не смогли разгадать направление главного удара.

В ночь с 5 на 6 сентября корпус Клебера неожиданно для врага переправился через Рейн под Дюссельдорфом и, воспользовавшись смятением противника, с ходу захватил эту хорошо вооруженную крепость. В последующие дни, преследуя отступающего на юг неприятеля, он очистил от австрийцев правый берег Рейна, что позволило переправиться через реку и остальным силам Самбро-Маасской армии. Продолжая стремительное наступление, части Журдана 26 сентября подошли к Майнцу с севера. Осаду крепости вновь поручили Клеберу, передав ему в оперативное подчинение помимо его собственных войск три дивизии Рейнско-Мозельской армии.

И все же Майнц по-прежнему остался для французов камнем преткновения. Главнокомандующий Рейнско-Мозельской армией генерал Пишегрю, установивший к тому времени тайные связи с французскими роялистами, саботировал все усилия по активизации совместных действий двух армий. Австрийцы умело воспользовались предоставленной им паузой, перегруппировали силы и 11 октября перешли в контрнаступление, вынудив Самбро-Маасскую армию начать поспешное отступление на север, а затем – на левый берег Рейна.

Уходя от неприятеля, войска Клебера должны были перейти на левый берег по понтонному мосту в Нойвиде, однако досадная случайность едва их не погубила. Командовавший арьергардом генерал Марсо проявил излишнюю поспешность, приказав саперам спалить стоявшие у правого берега лодки, чтобы те не достались противнику. Горящие лодки понесло течением к понтонному мосту, который они в результате и сожгли. Путь через реку оказался отрезан. Марсо в отчаянии от содеянного попытался застрелиться, но Клебер остановил своего порывистого друга и хладнокровно приказал ему готовить войска к обороне. Затем эльзасец вызвал командира понтонеров и спросил, сколько времени нужно для постройки нового моста. – «Двадцать четыре часа», – ответил тот, на что Клебер заявил: «Даю вам тридцать, но за результат ответите головой». Французские войска развернулись в боевой порядок. Однако австрийцы, зная, что имеют дело с Клебером, так и не решились их атаковать на протяжении всех 30 часов. Следующей же ночью французские части спокойно переправились на левый берег по новому мосту[53].

После вынужденного ухода войск Журдана с правого берега австрийцы бросили все свои силы против Рейнско-Мозельской армии, поставив ее на грань краха из-за злонамеренного бездействия Пишегрю. 12 ноября Клебер получил распоряжение правительства временно возглавить Рейнско-Мозельскую армию, пока Пишегрю съездит в столицу за новыми инструкциями. Клебер отказался, сославшись на болезнь и на то, что «подобное бремя превышает его силы»[54]. Правда, когда Журдан в начале 1796 г. отправился в Париж, Клебер вполне успешно подменял его на посту главнокомандующего Самбро-Маасской армией в течение нескольких недель.

В кампанию 1796 г. Клеберу опять доверили командовать левым крылом Самбро-Маасской армии, которому отводилась решающая роль в предстоящем летнем наступлении. Отчасти план действий повторял тот, что был реализован предыдущей осенью, за исключением первой фазы: теперь Клеберу уже не надо было форсировать Рейн, поскольку его войска и так стояли в Дюссельдорфе. В остальном же ему предстояло действовать по ранее отработанной схеме: идти на юг, очищая правобережье Рейна от неприятеля, чтобы дать возможность переправиться через реку главным силам Журдана. Наступление началось 1 июня 1796 г. Клебер во главе двух подчиненных ему дивизий успешно выдвинулся на юг и 4 июня в сражении у Альтенкирхена нанес поражение австрийской армии Нижнего Рейна, вынудив ее отступить с большими потерями. Это позволило беспрепятственно форсировать реку и остальным частям Самбро-Маасской армии.

Однако после нескольких дней успешного наступления французов вглубь вражеской территории ситуация резко переменилась. Командовавший австрийской армией Верхнего Рейна эрцгерцог Карл воспользовался тем, что Рейнско-Мозельская армия генерала Ж. В. Моро задержалась с наступлением, бросил все свои силы против Журдана. Обладая полуторным численным преимуществом, Карл 15 июня нанес ему поражение у Вецлара и отбросил основные силы Самбро-Маасской армии на левый берег Рейна.

Клебер остался на правом берегу один против многократно превосходивших его сил неприятеля. Он ускоренным маршем повел свои части обратно к Дюссельдорфу, но 19 июня был атакован австрийцами у Кирхгайма. Французы успешно отбили атаку неприятеля, попытались контратаковать, но, натолкнувшись на упорное сопротивление, не стали ввязываться в продолжительный бой и отошли со значительными потерями. В дальнейшем обе стороны приписали победу себе: французы – потому что отразили первоначальную вражескую атаку, австрийцы – потому что в итоге поле боя осталось за ними.

Как бы то ни было, после трех недель кампании Самбро-Маасская армия вновь очутилась на исходных позициях. И только когда двинувшаяся, наконец, на восток Рейнско-Мозельская армия оттянула на себя войска эрцгерцога Карла, Журдан вновь смог форсировать Рейн. На левом крыле его армии дивизии Клебера выступили 28 июня 1796 г. из Дюссельдорфа и уже 16 июля заняли Франкфурт-на-Майне.

31 июля Журдан из-за болезни опять временно передал свои полномочия Клеберу. Под командованием последнего Самбро-Маасская армия 4 августа заняла стратегически важный город Бамберг, а 7 августа нанесла поражение австрийцам при Форххайме. После этих побед Клебер вернул выздоровевшему Журдану бразды правления и, считая, что положение армии вполне устойчиво, сам взял краткий отпуск для поправки здоровья.

После возвращения он, однако, обнаружил, что в его отсутствие ситуация радикально изменилась в худшую сторону. Воспользовавшись нежеланием Моро и Журдана координировать свои действия, эрцгерцог Карл сосредоточил против Самбро-Маасской армии основные австрийские силы, значительно превосходившие ее по численности. Узнав об этом, Журдан начал отступать. Клебер, возмущенный тем, что армия столь легко уступает противнику стратегическую инициативу, подверг решения главнокомандующего острой критике. Отношения между прежними друзьями быстро ухудшались. Конфликт зашел так далеко, что в конце августа Клебер подал в отставку. В его отсутствие Журдан 3 сентября 1796 г. потерпел тяжелое поражение от эрцгерцога Карла под Вюрцбургом, после чего Самбро-Маасская армия безостановочно покатилась на запад и остановилась только на левом берегу Рейна. Следом пришлось отступить и Рейнско-Мозельской армии.

Из-за неудач в кампании 1796 г. Директория Французской республики сняла Журдана с поста главнокомандующего, заменив его генералом П. Р. Бёрнонвилем. Тому предстояло полностью реорганизовать армию, утратившую боеспособность, и он обратился к Директории с просьбой вернуть Клебера. На соответствующее предложение Клебер согласился, получив пост командующего центром и правым крылом Самбро-Маасской армии. Впрочем, вскоре Директория изменила свое решение: Бёрнонвилю поручили возглавить Северную армию, а новым главнокомандующим Самбро-Маасской армией назначили Клебера. Тот, по своему обыкновению, отказался. Правда, ему из-за нездоровья Бёрнонвиля всё же пришлось в течение января 1797 г. единолично руководить всей Самбро-Маасской армией. Предприняв за этот срок необходимые меры по ее восстановлению, он передал армию вполне боеспособной новому главнокомандующему – Моро и, наконец, ушел в отставку, как он полагал, теперь уже бесповоротно. В письме Моро от 13 января 1797 г. Клебер сообщал:

«Я покидаю армию 20 января: ни мое здоровье, ни та горечь, что переполняет мою душу, не позволяют мне служить моей родине на военном поприще, и меня очень огорчило бы, если бы Директория предприняла какой-либо демарш, пытаясь меня удержать. Мои лошади и снаряжение уже проданы, и я испытываю абсолютную потребность в отдыхе»[55].

Разумеется, причиной столь неожиданной отставки и добровольного ухода с вершин славы в глухую безвестность частной жизни не могло быть одно лишь состояние здоровья. Ссылки на таковое считались у старших офицеров и генералов революционной армии вполне уважительным предлогом для отхода от дел, когда что-либо по службе шло не так, но редко бывали истинной причиной ухода из армии. Когда дела шли хорошо, на здоровье обычно никто не жаловался. Так, генерал Луи-Лазар Гош, вскоре сменивший Моро во главе Самбро-Маасской армии, к тому моменту был уже неизлечимо болен туберкулезом, но так и не покинул поста главнокомандующего до самой смерти. Впрочем, Клебер, как можно видеть из его письма Моро, и не сводил причины своего ухода исключительно к болезни, а упоминал также о «горечи, переполняющей душу». Чем она была вызвана? Возможно, отчасти это объясняет его письмо Бёрнонвилю от 28 сентября 1796 г.:

«Солдат Революции, я взял в руки оружие только для того, чтобы завоевать свободу и отбросить врагов от наших границ. Свобода завоевана, враги далеко от наших границ, родина довольна, а я служил только ей. Я не хочу быть и никогда не стану покорным исполнителем какого-либо плана завоеваний, способного хоть на миг отсрочить счастье моих сограждан»[56].

Очевидно, война утратила в глазах Клебера всякий смысл, когда превратилась в откровенно завоевательную. Он и раньше испытывал острую неприязнь к «власти адвокатов», которые отправляли на эшафот заслуженных генералов одним росчерком пера и морили голодом солдат на передовой, наживаясь на махинациях с поставками. Теперь же, когда внешняя опасность Республике более не угрожала, он и вовсе не видел смысла им служить. Если многие военные продолжали делать это из честолюбия или корысти, то Клебер был свободен и от того, и от другого. Мы видели, как легко он отказывался от всех предложений занять пост главнокомандующего. Что же касается денег, то свое отношение к ним он так сформулировал 15 мая 1798 г. в одном из частных писем:

«Богатства я совершенно не жажду. Лишний обол, к тому же неправедно приобретенный, разрушит мое состояние счастья и всю мою философию. Если я перечислю вам, мой верный и надежный друг, все те преимущества, которые мне дает моя бедность во время этой политической бури, громы и молнии которой, направляемые жадностью и завистью, настигли и поразили, а также продолжают настигать и поражать столько невинных жертв, то вы сами настоятельно попросили бы меня никогда от нее не отказываться. И я буду сохранять ее всегда»[57].

Оставив армию, Клебер сначала отправился в Страсбург, а затем в Париж, где поселился в квартале Шайо (сегодня там заканчивается проспект Клебера, идущий от площади Звезды). Он жил тихой, неприметной жизнью, избегая общения с политиками и поддерживая отношения преимущественно с такими же, как он сам, «отставниками» – Журданом, с которым помирился, и Моро, который после заключения Леобенского мира тоже ушел из армии.

Однако известность Клебера была слишком велика, чтобы о нем так просто забыли. Его стремление дистанцироваться от власти казалось ей подозрительным, и за ним внимательно наблюдали. Да и в армии у Клебера имелись недоброжелатели. Тот же Гош, находясь уже одной ногой в могиле, отправил после произведенного Директорией антироялистского переворота 18 фрюктидора V года Республики (4 сентября 1797 г.) донос властям на Клебера, требуя покарать того за «роялизм». Впрочем, эльзасцу опять повезло, и волна захлестнувших Париж репрессий прошла стороной. Тем не менее, по свидетельству д’Эрикура, Клебер в те дни постоянно держал при себе пару пистолетов, чтобы застрелиться в случае попытки ареста.

В последующие три месяца, однако, произошли события, заставившие Клебера прервать уединенную жизнь и вернуться на военное поприще.

В Париж 26 октября 1797 г. из Итальянской армии прибыл генерал Бертье с известием о том, что ее главнокомандующий Наполеон Бонапарт подписал восемью днями ранее с австрийцами мирный договор в Кампо-Формио. Это означало, что Первая антифранцузская коалиция прекратила свое существование. Теперь Французской республике противостояла одна лишь Англия. В тот же день Директория постановила создать армию для высадки на Британские острова и поручить командование ею Бонапарту.

5 декабря в столице появился и сам Бонапарт, немедленно приступивший к подготовке новой кампании. Стремясь собрать под свои знамена весь цвет французского революционного генералитета, он решил привлечь к экспедиции и Клебера, что, надо сказать, было совсем не удивительно. После того, как Журдан стал депутатом, Моро ушел в частную жизнь, Пишегрю примкнул к роялистской эмиграции, Марсо нашел смерть от австрийской пули, а Гош – от чахотки, во французской армии не оставалось больше ни одного генерала, способного по заслугам и известности сравниться с Клебером. Более того, по своему боевому опыту и количеству одержанных побед эльзасец превосходил тогда даже Бонапарта, имея за плечами пять полноценных военных кампаний, тогда как у корсиканца, если не считать мимолетного тулонского эпизода и подавления вандемьерского восстания, их было только две – в Италии 1796–1797 гг. Правда, Клебер, в отличие от Бонапарта, никогда не занимал на постоянной основе должности главнокомандующего, но, как мы видели, только потому, что сам этого не хотел. Командовать же ему порою доводилось и гораздо бо́льшими силами, чем те, что в 1796–1797 гг. составляли Итальянскую армию, и чем те, что предназначались теперь для высадки в Англии.

Не будучи лично знаком с Клебером, Бонапарт отправил для разговора с ним генерала Луи Максимилиана Каффарелли Дюфальга. Потомок давно офранцузившегося итальянского рода, военный инженер Каффарелли ранее воевал под командованием Клебера в Самбро-Маасской армии, в кампанию 1795 г. потерял ногу, но заменил ее деревянным протезом и продолжил воинскую службу. Теперь ему предстояло возглавить инженерные войска в армии, предназначенной для высадки в Англию. Каффарелли убедил Клебера встретиться с Бонапартом.

Этот момент мне хотелось бы осветить как можно более подробно, поскольку личные отношения Бонапарта и Клебера окажут во многом определяющее влияние на судьбу забытой армии, но имеющиеся у нас источники, к сожалению, не позволяют сделать это с удовлетворительной степенью достоверности. Об их первых встречах мы знаем только со слов Бонапарта, произнесенных много лет спустя на острове Святой Елены и записанных генералом А. Г. Бертраном. Впервые бывший император коснулся этой темы в разговоре 31 августа 1816 г.:

«Клебер еще до установления Империи предлагал мне возглавить государство: “Вы, Моро и я – мы же прогоним этих каналий, не беспокойтесь”. Но я не считал, что ситуация созрела, и к тому же был искренним республиканцем. Я не слишком хорошо понимал, как далеко они готовы зайти, и, возможно они сами этого не знали, если вообще не были жертвой обмана Бурбонов или их агентами»[58].

В январе 1819 г., вспоминая о Клебере, Наполеон опять коснулся того же сюжета:

«Он не любил Революцию. Когда [я] вернулся из Италии, они с Каффарелли хотели захватить власть, видя в ней лишь средство быть на виду (paraître), иметь женщин и деньги. Он пользовался поддержкой Сийеса. Он сказал мне: “Я дам вам Рейнскую армию. Ну да вы ведь и сами можете сделать всё, что захотите, имея Итальянскую армию. Что вас пугает?”»[59].

А. Лоранс принимает эти утверждения Наполеона за чистую монету[60], однако, на мой взгляд, бывший император, ведя на острове Святой Елены свою последнюю битву – за место в памяти потомков, в данном случае все же выдавал желаемое за действительное. Ни Моро, ни Каффарелли, ни Клебера уже не было в живых, а потому опровергнуть его они не могли. В трактовке же Наполеона все трое выглядят, с одной стороны, «брюмерианцами до брюмера», то есть тем самым освящают своими именами его будущий переворот, с другой – людьми, в отличие от него самого лишенными государственной мудрости, не слишком далекими и готовыми пожертвовать Республикой ради низменных интересов. Однако, как мы видели ранее, Клебер отнюдь не стремился к богатству, да и в отношениях с женщинами проблем не испытывал, а потому едва ли ради всего этого стал бы затевать государственный переворот. Кстати, и к «Рейнской армии», точнее – к Рейнско-Мозельской, он, в отличие от Самбро-Маасской, прямого отношения не имел и вряд ли стал бы так уверенно обещать ее поддержку.

Впрочем, дело даже не в деталях этого гипотетического разговора, а в том, мог ли он состояться вообще? За время Революции Клебер неоднократно находился под угрозой репрессий. В последний раз такая участь миновала его лишь за три месяца до приезда Бонапарта в Париж. Весьма сомнительно поэтому, что он стал бы столь откровенно говорить на смертельно опасную тему с практически не знакомым ему человеком. А именно таковым Бонапарт оставался для него даже несколько месяцев спустя после начала их сотрудничества. 11 мая 1798 г., накануне отплытия в Египет, Клебер писал своей приятельнице мадам Шатожирон о Бонапарте:

«Я всё еще его совсем не знаю. Он так внезапно появился на сцене и сумел так рано обрести большой авторитет, а его возвышение было столь стремительным, что на том расстоянии, на котором я находился, мне было невозможно за ним наблюдать и его изучить. Однако в предстоящих событиях мне надо его узнать. Там, в непосредственной близости от него, я постараюсь постичь его особенности через те средства, которые он станет использовать для достижения задуманных им грандиозных результатов, а его характер – через поведение в тех необычных ситуациях, которые неизбежны в столь чрезвычайных обстоятельствах»[61].

Влиятельный депутат Совета пятисот А. К. Тибодо позднее вспоминал, что и с ним Клебер накануне экспедиции делился своим желанием в ходе нее лучше узнать Бонапарта, правда, делал это в гораздо более резких выражениях, чем в процитированном выше письме к даме: «Генерал Клебер, искренне не любивший Бонапарта, также поехал [в Египет], чтобы, как говорил он в своей грубой и энергичной манере, “посмотреть, что там за душой у этого мелкого содомита”»[62].

Поскольку эльзасец ничего не знал о личности главнокомандующего Итальянской армией, чья звезда лишь недавно взошла на небосклоне Французской республики, вряд ли он стал бы с ним столь откровенно делиться своим желанием свергнуть правительство, если даже такое желание у него и было. Единственное, что можно точно утверждать: Бонапарту удалось в ходе личной встречи убедить Клебера вернуться на воинскую службу и принять участие в экспедиции на Британские острова. Уже 11 января 1798 г. Бонапарт, сообщив в генералу Бертье, что тот назначен в его армию начальником штаба, добавляет, что в ее рядах будут также служить «Клебер, Дезе, Гувион Сен-Сир, Лефевр, Шампионне и др.»[63]. День спустя Директория издала постановление о составе армии для десанта в Англию: Клебер был назван среди ее 18 дивизионных генералов[64].

Чтобы оценить возможности для будущей высадки, Бонапарт отправил в начале февраля 1798 г. наиболее опытных военачальников в ряд северных портов Франции, сам же поехал инспектировать берега Па-де-Кале. Клеберу достался Гавр. Результаты этих командировок обескураживали: у Франции не было достаточно ресурсов и, в частности, судов для осуществления подобной операции. 23 февраля Бонапарт представил Директории соответствующий доклад. Напрямую Англия оказалась недостижима. Требовалось искать иные средства для принуждения ее к миру. 5 марта Директория приняла решение отправить армию под командованием Бонапарта на завоевание Египта, которому предстояло стать плацдармом для дальнейшего продвижения в Индию.

Подготовка грандиозной экспедиции прошла в рекордно короткое время, заняв всего два с половиной месяца. Естественно, в столь сжатые сроки сделать это качественно было просто невозможно. Поэтому предприятие носило во многом авантюрный характер, что Клебер не преминул отметить в письме мадам Шатожирон от 8 мая 1798 г.:

«…Экспедиция мне кажется спланированной весьма поверхностно. Здесь, как и в тысяче других случаев, непредусмотрительность будет восполняться отвагой, и, может быть, фортуна увенчает успехом те начинания, которые здравый рассудок никогда не осмелился бы предпринять»[65].

Тем не менее сам Клебер, которому было поручено командовать одной из пяти дивизий, состоявшей из солдат столь дорогой ему Самбро-Маасской армии, принял самое деятельное участие в подготовке к походу.

19 мая 1798 г. французская эскадра с армией Бонапарта на борту вышла из Тулона и взяла курс на восток. По пути к ней должны были присоединиться отряды кораблей с войсками из Италии и Корсики. Можно предположить, что Клебер покидал родину с тяжелым сердцем. Во всяком случае на эту мысль наводит содержание письма, отправленного им своему страсбургскому другу Селье 13 мая. Конечная цель экспедиции держалась в строгом секрете, поэтому Клебер говорит о месте назначения достаточно туманно, однако минорная тональность его настроения очевидна:

«Я покидаю Францию и, может быть, даже Европу. В моем возрасте редко возвращаются из подобных экспедиций, но я вновь посвящаю свою жизнь славе нашего оружия и процветанию Республики. Каково бы ни было расстояние, которое нас разделит, я буду любить вас всегда как моего лучшего друга…»[66]