Читать книгу Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799 – 1800 - А. В. Чудинов, Д. Ю. Бовыкин - Страница 6

Глава 1
Новый главнокомандующий
Сирия

Оглавление

Дорога из Александрии заняла у Клебера три дня, и 21 октября в 23 часа он приехал в Булак, пригород Каира, где узнал, что столица охвачена бунтом[106]. Это было Первое Каирское восстание, спровоцированное известиями о том, что Османская империя в ответ на захват Бонапартом Египта объявила Франции войну и что султан призвал мусульман к джихаду. Утром следующего дня Клебер прибыл собственно в Каир, где стал свидетелем завершающей стадии действий французских войск против мятежников. К вечеру 22-го восстание полностью подавили. Очевидно, что в столь чрезвычайных обстоятельствах выяснять отношения с главнокомандующим Клеберу оказалось неуместно.

В последующие же недели у них едва ли имелось много возможностей для общения, поскольку Бонапарт действительно дал Клеберу время познакомиться с «другим» Египтом, отличным от тесной и пыльной Александрии, и в последующие недели ничем его не загружал. «Не имея никаких дел в Каире, я занимался украшением дома и сада, а также закончил первую книгу своих мемуаров о Вандее»[107], – пометил Клебер в записной книжке.

В декабре 1798 г. французы перехватили письмо великого визиря Османской империи Юсуф-паши к предводителям мамлюков Ибрагим-бею и Мурад-бею, первый из которых стоял со своими войсками на сирийско-египетской границе, а второй в Верхнем Египте вел маневренную войну против дивизии генерала Дезе. Из этого письма командование Восточной армии узнало о подготовке комбинированного наступления турок на Египет – со стороны Сирии по суше в сочетании с высадкой десанта на Средиземноморском побережье. Бонапарт принял решение разбить как можно скорее турецкие силы в Сирии, чтобы успеть вернуть войска в Египет до наступления сезона, благоприятного для высадки десанта. Встал вопрос о том, кому доверить командование Сирийской экспедицией.

Процитирую записную книжку Клебера, где он делал пометки для будущих мемуаров о Египетском походе (так никогда и не написанных):

«Утром 2 нивоза [22 декабря] Каффарелли заглянул ко мне и сказал:

– Я пришел к вам узнать, не будет ли вам угодно возглавить экспедицию в Сирию?

– Думаю, командование ею должно принадлежать мне по праву, если главнокомандующий не решит сам возглавить ее. Но будет он руководить или нет, меня вполне устроило бы участвовать в ней.

– Я скажу об этом главнокомандующему, который не знает, позволяет ли вам здоровье действовать. Однако выступать надо не мешкая.

– Я готов.

– Идите тогда к генералу и поговорите с ним. – Я зайду к нему этим вечером, и т. д.

Я пришел на ужин к главнокомандующему, который готовился на следующий день отъезжать в Суэц. Меня очень удивило его предложение поехать с ним:

– Но Каффарелли этим утром говорил мне о моем предстоящем отъезде в Дамьетту и Катию…

– У нас будет достаточно времени после возвращения.

Я приготовился ехать в Суэц, но подумал, что мне здесь еще надо уладить дела до отбытия на кампанию, и на другой день попросил позволить мне остаться в Каире до его возвращения. Он согласился и доверил мне общее командование, пока он не приедет»[108].

Как видим, Бонапарт, прекрасно разбиравшийся в человеческой психологии, сделал Клеберу предложение, от которого тот с его одержимостью идеей служения во славу французского оружия не мог отказаться. Действительно, что может быть более славным, чем возглавить поход в Святую землю?! В результате, чтобы получить командование экспедицией, Клеберу пришлось снять с повестки дня вопрос о своем нездоровье и о возвращении из-за него во Францию. И тогда хитрый корсиканец, добившись своего, несколько дней спустя объявил, что сам возглавит Сирийскую экспедицию. На сей счет Клебер пометил в записной книжке:

«Заговорили о походе в Сирию и стали готовиться к нему. Все полагали, что командовать им буду я. Это, возможно, уже был вопрос решенный. Но Бонапарт, который что-то доверяет кому-либо только тогда, когда обстоятельства не позволяют ему сделать это лично, решил, в конце концов, что будет командовать сам»[109].

Клеберу предстояло принять участие в походе только в качестве командира дивизии. 21 января 1799 г. он отправился по Нилу в Дамьетту, где размещались его войска, и прибыл туда 23-го[110].

Из-за кратчайшего – от силы месяц! – времени, отведенного на подготовку кампании, создать необходимые для ее ведения запасы продовольствия и фуража не удалось, что придавало экспедиции крайне рискованный характер. Французам приходилось рассчитывать только на то, что всё им необходимое они отобьют у неприятеля. Не хватало также вьючных животных для транспортировки припасов и снаряжения.

Авантюризм главнокомандующего, проявленный при организации похода в Сирию, крайне возмущал Клебера. Мемуары Шарля Антуана Морана, прошедшего в Восточной армии путь от подполковника до бригадного генерала, содержат выразительное описание реакции Клебера на приказ Бонапарта выступать к сирийской границе:

«20-го [плювиоза, или 8 февраля] Клебер получил депешу от главнокомандующего. После того как он ее прочел, никто не сомневался, что на него она произвела плохое впечатление. Он долго молчал и вдруг взорвался, бурно высказав свое возмущение дурными приказами главнокомандующего. У тех десяти тысяч людей, которым предстояло пересечь пустыню, не было продовольствия. Клебер прекрасно знал об этом и резко осуждал главнокомандующего за то, что тот, по всей видимости, надеялся на удачу»[111].

Ценность свидетельства Морана несколько снижается тем, что сцену эту он пересказывает с чужих слов, так как сам в тот момент находился в Верхнем Египте, гоняясь вместе с дивизией Дезе за неуловимым Мурад-беем. И всё же суть ситуации изложена достаточно точно, о чем мы можем судить по свидетельствам людей из ближайшего окружения Клебера и по его собственным заметкам в записной книжке. Друг и сподвижник Клебера по всем его кампаниям, включая Египетскую, генерал Дама также весьма скептически отзывался о качестве подготовки Сирийской экспедиции:

«Мне казалось, что экспедиция, осуществляемая в такой спешке, должна столкнуться с множеством проблем. Прежде всего, для нее не подготовили достаточно продовольственных припасов. Хотя с момента объявления о ней началась работа в этом направлении, но слишком поздно. Склады в Салихии и Катии не были обеспечены ни провиантом, ни снаряжением; организационные мероприятия не были завершены»[112].

Возмущение Клебера авантюрной организацией Сирийской экспедиции нашло отражение на страницах его записной книжки, где по ходу кампании он весьма резко высказывался о делах и личных качествах Бонапарта:

«Есть люди, о которых нельзя судить по достигаемым ими результатам. Они потеряют всё, если только взглянуть на средства, использованные ими для достижения этого. Б[онапарт] из их числа. <…>

Он не умеет ни организовывать, ни администрировать и тем не менее хочет заниматься всем. Он организует и администрирует, а отсюда беспорядок, всевозможное разбазаривание ресурсов, абсолютная бедность, вся эта нищета даже посреди изобилия.

Никогда нет твердого плана, всё делается рывками и скачками, всё лишь на один день. Он заявляет, что верит в судьбу. <…>

В чем состоит его главное качество, ведь, в конце концов, он человек необычный? – в том, чтобы дерзать снова и снова, и в этом искусстве он уходит за пределы разумного»[113].

Дивизия Клебера 3 февраля отправилась из Дамьетты водным путем к форту Катия, где уже располагались части генерала Рейнье. Этим двум дивизиям предстояло стать авангардом того 13-тысячно-го корпуса, который Бонапарт собрался вести в Сирию. 6 февраля в тот самый день, когда Клебер прибыл в Катию, дивизия Рейнье выступила из нее по направлению к форту Эль-Ариш на сирийско-египетской границе. Сирийский поход начался.

У Эль-Ариша Рейнье обнаружил превосходящие силы турок и мамлюков, занявших оборону не только в самом форте, но и в примыкавшей к нему хорошо укрепленной деревне. 9 февраля французы в ожесточенном бою штурмом взяли деревню. Основные силы неприятеля отступили, встав лагерем в дефиле на дороге к городу Газа. Форт продолжал удерживаться турецким гарнизоном. 13 февраля подошла дивизия Клебера. Она блокировала форт и развязала Рейнье руки для наступления по дороге к Газе. В ночь на 15 февраля части Рейнье обошли вражеский лагерь с тыла и стремительной атакой разгромили турок и мамлюков. Французы захватили запасы провианта и фуража на несколько дней, что оказалось весьма кстати, так как солдаты из-за отсутствия снабжения уже ели, по свидетельству Дама, мясо убитых лошадей и верблюдов прямо на поле боя[114]. После прибытия 17 февраля к Эль-Аришу самого главнокомандующего с основными силами армии началась собственно осада форта, завершившаяся 20 февраля его капитуляцией.

21 февраля французские войска двинулись к Газе, которую заняли три дня спустя. Захваченные в городе запасы провианта сделали возможным продолжение похода на север. 3 марта армия Бонапарта осадила Яффу. Шедшая в авангарде дивизия Клебера прикрывала с севера и востока части, осаждавшие город, и не участвовала 7 марта в штурме, завершившемся массовой резней населения и убийством по приказу Бонапарта двух с половиной тысяч пленных.

Найденные в Яффе (а затем и в Хайфе) огромные запасы продовольствия позволили решить проблему снабжения армии практически до конца кампании. Если верить Морану, Клебер, узнав об этом, воскликнул: «И снова вмешательство судьбы (coup du sort)!»[115] Казалось, затеянная Бонапартом рискованная игра с фортуной вполне оправдывает себя. Подгоняемая угрозой голода, французская армия стремительно продвигалась вперед, захватывая у противника всё то, что позволяло ей идти еще дальше. Однако впереди ее ждала Акра, на подступы которой армия Бонапарта вышла 19 марта.

Город Акра (ныне – Акко) являлся резиденцией Ахмад-паши, могущественного губернатора эялетов[116] Сидон и Дамаск, получившего за свою жестокость прозвище аль-Джаззар (Мясник). Он восстановил и усилил бывшую крепость крестоносцев Сен-Жан д’Акр, доверив ее оборону сильному гарнизону из магрибских наемников.

Французские войска приступили к осаде. Бонапарт был уверен в том, что взять Акру не составит труда и она также не выдержит первого штурма, как ранее Яффа. Он постоянно торопил с завершением необходимых для подготовки к штурму земляных работ, из-за чего они во многих местах велись в спешке и крайне небрежно. Для этого периода мы не имеем возможности узнать из первых рук мнение Клебера о происходившем, так как переписку в те дни он ни с кем не вел, а с главнокомандующим и другими старшими офицерами решал все вопросы устно. Однако современники событий свидетельствуют, что он открыто выражал недовольство тем, как ведется подготовка к штурму. Л. А. Ф. Бурьенн, в то время секретарь Бонапарта, позднее вспоминал: «Клебер, прогуливаясь со мною по укрепленным линиям лагеря, часто выказывал свое удивление и недовольство. “Траншея мне по колено”, – говорил он»[117]. Еще более красочно описывает – причем не в мемуарах, а в письмах того же времени – критику Клебером качества осадных работ под Акрой армейский портной Ф. Бернуайе, находившийся в тот момент в Каире: «Клебер сказал Бонапарту в присутствии нескольких свидетелей: “Генерал, если бы я не знал, что здесь командует Бонапарт, я бы подумал, что этими работами руководили дети!”»[118]. Ясно, что портной излагает эту историю с чужих слов – так, как ее из уст в уста передавали в армии.

Первый штурм крепости, который состоялся 28 марта, Бонапарт доверил дивизиям Клебера и Рейнье. Артиллерия сумела проделать брешь в стене, но брешь эта находилась значительно выше дна рва и была практически недосягаема. Тем не менее Бонапарт, горя нетерпением взять город, отдал приказ об атаке. Бросившиеся в ров с лестницами гренадеры и карабинеры не смогли под убийственным огнем со стен даже подобраться к бреши и вынуждены были отступить, понеся большие потери.

Имеющиеся у нас источники не содержат сведений от непосредственных очевидцев относительно реакции Клебера на то, что случилось в тот день, и мы можем судить о ней только по более поздним свидетельствам. Однако, учитывая его ранее копившееся раздражение против авантюризма главнокомандующего и то, что теперь погибли именно его, Клебера, люди, едва ли он воспринял эти события с философским спокойствием. Во всяком случае до Морана происшедшее дошло в такой версии: «Генерал Клебер, которому, по слухам, пришлось командовать штурмом, выглядел крайне рассерженным той инструкцией, которая определила все диспозиции. С этого момента многие заметили, что он стал уже не столь усерден в стремлении завоевать славу покорителя этого города»[119]. А вот какую историю, связанную с первым штурмом Акры, услышал от сослуживцев по Восточной армии и пересказал в своих мемуарах маршал Мармон, в тот момент еще только генерал и комендант Александрии:

«Я упоминал об армейских льстецах в связи с первым штурмом Акры. Это дает мне повод повторить остроумное высказывание Клебера, в той ситуации преподавшего с изяществом и скромностью урок главнокомандующему, которым тот не воспользовался. Генерал Бонапарт ждал одобрения своему отданному в нетерпении приказу начинать штурм. Так называемая брешь представляла собою дыру диаметром в несколько футов, которая была проделана в стене, не прикрытой траншеей. Однако дыра эта не доходила до земли, и от дна рва ее отделяли еще шесть футов стены. Люди, которые отправляли других на штурм, но сами не должны были в нем участвовать, знали ситуацию весьма поверхностно и повторяли вслед за главнокомандующим: “Конечно же, брешь проходима”. Там же присутствовал и Клебер; его молчание выглядело как неодобрение. Главнокомандующий спросил его мнение в надежде получить поддержку, но тот ответил: “Без сомнения, мой генерал, брешь проходима. Кошка сквозь нее вполне пройдет”»[120].

Дивизия Клебера вместе с дивизиями Бона и Ланна участвовала и во втором штурме – 1 апреля. Взрыв мины проделал новую брешь, но пройти сквозь нее под ураганным огнем так никому и не удалось, и атака опять захлебнулась.

9 апреля дивизию Клебера отправили в Галилею на подавление вспыхнувшего там антифранцузского движения. Прибыв на место, Клебер узнал и 13 апреля доложил Бонапарту о том, что из Дамаска на выручку Акре идет большая армия неприятеля. Утром 15 апреля он сообщил главнокомандующему, что намерен ее атаковать. Получив донесение, Бонапарт двинулся к нему на помощь с дивизией генерала Бона. Клебер планировал произвести ночную атаку на неприятельский лагерь у горы Фавор перед рассветом 16 апреля. Мусульмане в силу религиозных традиций предпочитали не воевать после захода солнца, а когда им навязывали такой бой, ночью обычно сражались хуже, чем днем. Однако из-за ошибки в оценке расстояния, отделявшего его от неприятеля, Клебер сумел выйти на рубеж атаки лишь с восходом солнца и был обнаружен дозорными противника. Его дивизия (около 2 тыс. чел.) оказалась окружена 35-тысяч-ной турецкой армией. Построившись в каре, солдаты Клебера в течение 11 часов отражали атаки неприятеля. Когда боеприпасы у них уже были на исходе, к месту сражения подоспел Бонапарт с дивизией Бона (2 тыс. чел.) и атаковал турок с тыла. Клебер тут же приказал и своим войскам наступать. Оказавшись между двух огней, неприятель обратился в бегство.

После совместно одержанной блестящей победы Бонапарт вернулся под стены Акры. Клебер остался наводить порядок в Галилее и не участвовал 24 апреля в очередном неудачном штурме крепости. Там же, в Галилее, он 27 апреля получил печальное известие о том, что от тяжелого ранения, полученного 18 днями ранее, скончался его друг генерал Каффарелли. «За всю свою жизнь, – отметил Клебер в своей записной книжке, – я не знал другого человека, кто бы мог с такой легкостью завоевывать привязанность окружающих, кого отличала бы такая же врожденная доброжелательность к себе подобным, кто питал бы более пылкую любовь ко всему великому, прекрасному, справедливому, кто испытывал бы большее отвращение к всевозможному злу»[121].

Два следующих штурма Акры – 1 и 8 мая – опять завершились неудачей и новыми потерями. Во втором из них был тяжело ранен командир дивизии генерал Ланн. В тот же день Клебер получил приказ отправить две полубригады своей дивизии к стенам Акры, оставив в Галилее лишь одну. Самому же ему предоставили право выбирать, за какой из частей дивизии последовать. Клебер отправился к крепости, где его войскам отводилась главная роль в новом штурме города.

10 мая состоялся последний штурм Акры, и вновь французы были отброшены, понеся большой урон в живой силе. Смертельное ранение получил командир дивизии генерал Бон. Вечером того же дня Бонапарт принял решение снять осаду и начать подготовку к отступлению. В ночь на 21 мая французская армия, бросив бо́льшую часть своей артиллерии и оставляя по пути десятки заболевших чумой, покатилась обратно в Египет. От окончательного уничтожения ее спасло только то, что Джаззар не отправился в погоню.

Подводя итог кампании, Клебер, потерявший под стенами Акры друзей и однополчан, не жалел в своей записной книжке горьких слов для автора авантюристического предприятия:

«Он говорит, что берет на себя все ошибки, совершенные под Акрой. Избавиться от этого ему уже не удастся»[122].

«Однажды Бонапарт со своей постыдной самоуверенностью рассуждал при мне о поворотах судьбы, которых ему следует ожидать, о том успехе, на который он надеется даже после катастрофического морского сражения при Абукире, и сказал такие слова: “Что касается меня, который играет с историей, то я более хладнокровно, чем кто-либо, могу просчитать исход событий”. Однако играть с историей для меня означает играть событиями, а играть событиями – это значит играть человеческими жизнями, судьбами общества и отдельных людей, счастьем и процветанием родины… Хотел ли наш герой, чтобы я услышал именно это? Не знаю. Я понял бы, если бы он мне сказал: “Я живу и действую только для того, чтобы оставить свое имя на страницах истории. Быть знаменитым – вот единственная цель, к которой я стремлюсь, все остальное для меня лишь жаргон, лишенный смысла”. Как бы то ни было, я был настолько поражен его наглостью, что на какой-то миг не смог скрыть своего возмущения, и он тут же сменил тон и выражения»[123].

Судя по свидетельствам современников – некоторые из них я привел выше, – Клебер поверял такие мысли не только своей записной книжке. А то, что сами эти люди в осаде Акры не участвовали, собственно и доказывает, что Клебер открыто выражал свое несогласие с Бонапартом, если слухи о том, пусть и в разных интерпретациях, доходили до людей, находившихся тогда в других местах. Процитирую еще одного участника Египетской экспедиции, инженера П. Д. Мартена, который так вспоминал о периоде осады Акры:

«С этого времени в армии поднимается ропот. Бонапарта больше не считают непогрешимым человеком. Погибли генералы и лучшие солдаты. Все взоры теперь обращены лишь к одному – к Клеберу: он всегда осуждал поход в Сирию и уже с первого штурма понял, что Акру не возьмут никогда. Его способ воевать, бережно относясь к солдату, служил критикой способа Бонапарта, которого он называл “генерал десяти тысяч человек за неделю”. Вся армия говорила вслух, что если бы Клебер был главнокомандующим, то Акру давно бы уже взяли. Отсюда и происходит та ненависть, которую Бонапарт питал и к нему, и к его друзьям»[124].

Конечно, надо принимать во внимание, что Мартен опубликовал свой труд в период второй Реставрации Бурбонов, когда ругать Бонапарта стало хорошим тоном. Однако учтем также, что он написал эти строки за несколько лет до того, как Клебер, чье имя в период Империи находилось практически в забвении, вновь будет восславлен как национальный герой, а стало быть, похвала ему в тот момент не могла принести автору каких-либо личных выгод.

После того как уходившие из Сирии французские войска пересекли границу Египта, пути Бонапарта и Клебера разошлись: главнокомандующий со штабом и основными силами направился в Каир, дивизия Клебера двинулась к месту постоянной дислокации в Дамьетту.

Вновь два военачальника на короткое время встретились только 25 июля 1799 г., после сухопутного сражения при Абукире, в котором Бонапарт разгромил и сбросил в море собранную на острове Родос и десантированную в Египте турецкую армию Мустафа-паши. Клебер по приказу главнокомандующего спешил со своей дивизией на соединение с основными силами армии, но Бонапарт начал бой, не дожидаясь его. По словам художника Д. Виван Денона, Клебер, прибыв к вечеру на место сражения и увидев его итог, якобы обнял Бонапарта и воскликнул в порыве энтузиазма: «Генерал, вы велики, как мир, а он недостаточно велик для вас»[125]. Позднее эту сцену увековечат в лубке, предназначенном для широкой публики. Правда, не будем забывать, что Виван Денон принадлежал к близкому окружению Бонапарта, и тот, уезжая во Францию, забрал его с собой. Кстати, именно Бонапарту благодарный Виван Денон и посвятил свою книгу. Клебера же к моменту ее публикации уже не было в живых, подтвердить или опровергнуть слова автора он не мог, а потому в предложенной тем интерпретации оказался посмертно занесен в число почитателей своего антагониста.

Если о скептическом отношении Клебера к военным и организационным способностям Бонапарта знали в Восточной армии даже люди, далекие от штабов, то, конечно же, знал об этом и сам Бонапарт. Главный врач армии Деженетт сообщает, что даже в своем последнем перед отъездом во Францию разговоре с Мену главнокомандующий якобы весьма раздраженно высказался о строптивом эльзасце: «Я часто делал этому человеку авансы, но в ответ всегда получал лишь выражение недовольства»[126].

Разумеется, для корсиканца и речи не было о том, чтобы взять Клебера с собой во Францию. И дело тут не только в личной антипатии, но и том, что республиканские убеждения эльзасца плохо сочетались с намерением Бонапарта вступить в борьбу за единоличную власть. В свое время – возможно, после приезда Клебера из Александрии в Каир – Каффарелли провел с ним беседу (как тот полагал, по просьбе Бонапарта), в которой попытался прозондировать его политические взгляды:

«Д[юфальга] К[аффарелли]. О какой репутации в наши дни, генерал, вы бы мечтали, если, конечно, с вашей нынешней репутацией вам еще есть о чем-то мечтать?

К[лебер]. Опускаю комплимент и отвечу на вопрос – о репутации Вашингтона.

Д. К. Ого! Не ожидал…

К. Вполне возможно.

Д. К. И вы больше не скажете ничего?

К. Скажу. Вашингтон начал и довел до завершения свое славное предприятие. Он просчитал результат и выбрал пропорциональные средства для его достижения. А когда он его добился, то избежал опьянения успехом. И, наконец, это предприятие было достойно похвалы с точки зрения как политики, так и философии, поскольку оно имело целью не завоевание, грабеж и опустошение, а независимость и счастье нации.

Я всегда думал, что этот вопрос был задан мне по поручению… [неразборчиво. – А. Ч.]»[127].

Вывозя из Египта свою ближайшую клиентелу для того, чтобы она помогла ему в борьбе за власть, Бонапарт не мог рассчитывать в этих планах на Клебера. Более того, столь влиятельного и популярного военачальника, который в силу личных и политических противоречий с Бонапартом мог помешать тому в реализации задуманного, следовало держать подальше от Франции. Позднее, уже на острове Святой Елены, в разговоре с генералом Бертраном 31 августа 1816 г. Наполеон обронит: «Если бы Клебер вернулся во Францию, он мог бы мне создать затруднения; но не после Амьенского мира – тогда я уже стал слишком велик, и мне было бы всё равно»[128].

Таким образом, вполне очевидно, почему Бонапарт не взял Клебера с собою. Но почему он оставил своим преемником его, а не более близких к себе Дезе или Мену, которые к тому же по старшинству производства в чин имели перед Клебером преимущество? Как мне кажется, выбор этот определили два обстоятельства.

Во-первых, для того чтобы удержать Клебера подальше от Франции, где он со своим огромным авторитетом в войсках представлял бы угрозу для честолюбивых замыслов Бонапарта, его следовало покрепче привязать к Восточной армии. Если бы Клебер остался по-прежнему командиром дивизии при другом командующем, ничто не помешало бы ему поставить перед тем вопрос о своем возвращении на родину по состоянию здоровья, как он уже ставил его перед Бонапартом. И никто бы не посмел ему отказать в этом законном праве. Зато, возложив на Клебера ответственность за судьбу армии, можно было быть уверенным, что теперь он вернется во Францию только вместе с нею, а это, согласно оставленным Бонапартом инструкциям, предполагалось еще очень не скоро. Клебер, таким образом, удерживался в Египте на долгий срок.

Во-вторых, если бы Бонапарт оставил командование Восточной армией кому-то из близких себе людей, то в случае неудачи преемника тень поражения пала бы и на самого Бонапарта. А положение дел в армии и в управлении Египтом, как он прекрасно знал и как мы увидим в следующей главе, не просто оставляло желать лучшего, а было по-настоящему катастрофическим. Шансов на то, что новому главнокомандующему удастся выкрутиться, практически не оставалось, поэтому назначить своего соперника (по крайней мере, потенциального) на пост капитана тонущего корабля представлялось чрезвычайно выгодным. Именно ему пришлось бы нести ответственность за будущую неудачу экспедиции. А если Клеберу всё же удалось бы спасти положение, то и это можно было обернуть себе на пользу, сказав, что всё закончилось хорошо только потому, что он, Бонапарт, оставил своему преемнику дела «в полном порядке».

Таким образом, хорошо просчитанная комбинация при любом развитии событий оказывалась выигрышной для Бонапарта. Однако последний, похоже, не предвидел, что соперник, ознакомившись с расстановкой фигур на доске, может отбросить предписанные ему правила и начать играть по своим собственным.

106

Ibid.

107

Ibid.

108

Ibid. P. 3–4.

109

Ibid. P. 3.

110

La Jonquière C., de. L’expédition d’Égypte. T. 4. P. 100, note 2; 117.

111

Morand Ch. Notes sur les Opérations de général Kléber // L’etat-major de Kléber en Égypte 1798–1800. P. 56.

112

Journal de Damas // La Jonquière C., de. L’expédition d’Égypte. T. 4. P. 118.

113

Kléber J. B. Carnet d’Égypte. P. 7–8.

114

См.: La Jonquière C., de. L’expédition d’Égypte. T. 4. P. 169.

115

Morand Ch. Notes sur les Opérations de général Kléber. P. 58.

116

Эялет – административно-территориальная единица в Османской империи.

117

Цит. по: La Jonquière C., de. L’expédition d’Égypte. T. 4. P. 336.

118

Bernoyer F. Avec Bonaparte en Égypte et en Syrie, 1798–1800: 19 lettres inédites. Port-Laval, 1981. P. 163–164.

119

Morand Ch. Notes sur les Opérations de général Kléber. P. 59.

120

Mémoires du Maréchal Marmont, Duc de Raguse de 1792 à 1841. Paris, 1857. T. 2. P. 21–22.

121

Kléber J. B. Carnet d’Égypte. P. 16.

122

Ibid. P. 7.

123

Kléber J. B. Carnet d’Égypte. P. 14–15.

124

Martin P. D. Histoire de l’expédition française en Égypte. Paris, 1815. T. 1. P. 306.

125

Vivant Denon D. Voyage dans la Basse et la Haute Égypte pendant les campagnes du général Bonaparte. Paris, 1802. P. 220.

126

Souvenirs d’un médecin de l’expédition d’Égypte. P. 55.

127

Kléber J. B. Carnet d’Égypte. P. 14.

128

Bertrand H. G. Cahiers de Sainte-Hélène. T. 1. P. 114–115.

Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799 – 1800

Подняться наверх