Читать книгу Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799 – 1800 - А. В. Чудинов, Д. Ю. Бовыкин - Страница 8

В объемистом пакете, который 25 августа в Розетте вручил Клеберу шеф бригады Эссотье, находилась пространная инструкция Бонапарта по общим вопросам международной и военной политики с четырьмя дополнявшими ее мемуарами – «О внутреннем управлении», «Об укреплениях», «Об обороне Египта» и «О политических делах».

В первом и главном из этих документов Бонапарт объяснял свой отъезд необходимостью вернуть Франции утраченную в его отсутствие Италию. Перечислив взятых им с собою генералов и ученых, он просил Клебера в течение октября отправить следом генерала Ж. А. Жюно, а также оставленных Бонапартом в Каире «офицеров и слуг». Отдельно оговаривалась дальнейшая судьба Дезе: «В намерения правительства входит, чтобы генерал Дезе в течение ноября отправился в Европу, если этому не помешают какие-либо важные события»[149]. Очевидно, решив, что ввиду важной роли, которую Дезе играл в экспедиции как фактический правитель Верхнего Египта, одной только личной просьбы здесь окажется недостаточно, Бонапарт ссылается на некие «намерения правительства», хотя понятно, что при долгом отсутствии связи с Францией подобной информации он ниоткуда получить не мог.

Сообщая о прибытии в Тулон французской эскадры из Бреста, а в Картахену – флота союзной французам Испании, Бонапарт заверял своего преемника, что скоро будет обеспечена беспрепятственная доставка в Восточную армию необходимых ей подкреплений и оружия. Сам он «и как общественный деятель, и как частное лицо» обещал сделать всё возможное, чтобы Клебер впредь регулярно получал новости из Франции.

Однако главное в этой инструкции было высказано как бы между делом, вперемежку с частными и сугубо техническими деталями – приём, который Бонапарт позднее еще не раз будет применять в разных обстоятельствах, в частности при составлении конституций.

Именно так, мимоходом, он устанавливает Клеберу сроки дальнейшего пребывания Восточной армии в Египте:

«Если в силу непредвиденных событий все попытки [установить постоянное сообщение с метрополией] окажутся бесплодными, если к маю вы не получите из Франции ни подкреплений, ни известий, если в этот год, несмотря на все предосторожности, в Египте будет чума и убьет у вас более 1500 человек – потери значительные и превышающие те, что ежедневно наносит война, – то в таком случае, я думаю, вы не должны рисковать, вступая в новую кампанию, и вам дозволяется заключить с Османской Портой мир, даже если его главным условием станет эвакуация из Египта. Надо только оттянуть выполнение этого условия, если удастся, до заключения общего мира»[150].

Таким образом, согласно воле Бонапарта, забытой им в Египте армии следовало продержаться как минимум до мая 1800 г., то есть без малого год, после чего ее командование получило бы в соответствии с его инструкцией право начать переговоры об эвакуации. Такой срок оставлял Бонапарту достаточно времени для того, чтобы решить во Франции вопрос о власти еще до того, как брошенные им в Египте десятки тысяч солдат и офицеров, едва ли питающих к нему из-за этого теплые чувства, вернутся на родину во главе с авторитетным и враждебно к нему настроенным генералом. К тому же если бы Восточной армии удалось каким-либо образом сохранить свои позиции в Египте до заключения общего мира, то на переговорах о таковом вполне можно было постараться в той или иной форме продлить доминирование Франции в этой стране, заслуга завоевания которой в подобном случае полностью принадлежала бы Бонапарту. Свои соображения о стратегическом значении владения Египтом он постарался донести в инструкции и до Клебера: «Вы лучше, чем кто-либо другой, гражданин генерал, можете оценить, насколько владение Египтом важно для Франции. Турецкая империя, которая грозит осыпаться с любой из сторон, сейчас разваливается, а потому эвакуация французов из Египта стала бы тем бо́льшим несчастьем, что на наших глазах сия прекрасная провинция перешла бы в руки других европейцев»[151].

К инструкции Бонапарт приложил копию своего письма, которое еще 18 июля 1799 г. отправил Юсуф-паше, великому визирю Османской империи. В этом послании автор пытался убедить адресата в дружественных намерениях французов по отношению к туркам и в том, что Республика отнюдь не претендует на Египет. Правда, об эвакуации оттуда французской армии не говорилось ни слова, но «зато» Бонапарт предлагал туркам заключить союз против их «общих врагов» – России и Австрии[152].

На случай, если визирь положительно ответит на это предложение, Бонапарт советовал Клеберу вступить в переговоры, а в ходе них постоянно подчеркивать, что «Франция никогда не собиралась отбирать Египет у Порты», и требовать у Османской империи покинуть антифранцузскую коалицию, предоставив французам право торговать на Черном море. Если же результатом таких переговоров станет подписание какого-либо соглашения, то Бонапарт рекомендовал не спешить с исполнением его условий вплоть до ратификации данного документа французским правительством, а до того времени заключить полугодичное перемирие[153].

Во внутренней политике Бонапарт требовал продолжать его линию на «приручение» мусульманских элит страны. Для этого он советовал не давать слишком больших прав христианам, чтобы мусульмане не перенесли на французов свою «ненависть» к тем. Опираясь на местных религиозных лидеров – шейхов, «пугливых и не умеющих сражаться», а потому наименее опасных для французов, можно, по мнению Бонапарта, «усыпить религиозный фанатизм, пока не появится возможность его выкорчевать». Религиозные деятели, утверждал корсиканец следом за философами Просвещения, «возбуждают в людях фанатизм, сами не будучи фанатично верующими», а потому для успешного управления народом нужно привлечь симпатии его духовенства на свою сторону[154].

Остальные же рекомендации Бонапарта и вовсе отдавали утопизмом, порожденным характерной для просветительского мировоззрения верой в неоспоримое превосходство европейской цивилизации над всеми остальными. Считая, что французы выполняют на Востоке именно цивилизаторскую миссию, Бонапарт предлагал довольно специфические методы воспитания египтян в духе утвердившейся во Франции системы ценностей. Он советовал арестовать 500–600 мамлюков или арабов и принудительно отправить их во Францию в качестве заложников. Прожив там год или два, эти люди не смогут не оценить преимуществ французского образа жизни и по возвращении на родину станут деятельными сподвижниками оккупантов в утверждении их ценностей на египетской земле. В качестве еще одного средства изменения нравов и европеизации местных жителей Бонапарт обещал прислать из Франции в Египет труппу комедиантов[155].

Завершалась же инструкция велеречивым панегириком Бонапарта… себе самому: «Привыкнув считать наградой за страдания и труды моей жизни мнение потомства, я покидаю Египет с величайшим сожалением. Лишь интересы родины, ее слава, моя верность ей и недавно происшедшие там чрезвычайные события побудили меня пуститься в плаванье среди вражеских эскадр ради возвращения в Европу» и т. д.[156]

Обозначенные в инструкции вопросы получили развернутое освещение в четырех тематических мемуарах. Наиболее важным из них, бесспорно, был мемуар «О политических делах». Здесь Бонапарт наметил линию, которой, по его мнению, Клебер должен придерживаться во внешней политике, и прежде всего в вопросах войны и мира. Впрочем, большинство советов корсиканца отмечено крайним идеализмом и оторвано от реальности. Так, Клеберу рекомендовалось в отсутствие пополнений из Франции организовать ежегодную закупку во внутренних районах Африки 10 тыс. молодых чернокожих рабов для обучения их военному делу и зачисления в состав Восточной армии[157]. Однако в условиях оставленного Бонапартом после себя жесточайшего дефицита средств в армейской казне, где денег не хватало не только на жалованье французским военнослужащим, но даже на их обмундирование, производить массовые закупки невольников, а уже тем более вооружать и снаряжать новых солдат, было просто не на что.

Точно так же, выдавая желаемое за действительное, Бонапарт рассуждал о стратегических интересах держав Второй антифранцузской коалиции, предлагая Клеберу сыграть на их предполагаемых противоречиях. Характеризуя позицию Османской империи, Бонапарт, например, утверждал: «Султан Селим был против войны с Францией, диван расположен к нам благосклонно; потеря армий из Сирии и с Родоса открыла им глаза»[158]. Но утверждение относительно настроений султана и дивана имело совершенно произвольный характер и не подтверждалось какими-либо реальными фактами. Напротив, как мы увидим далее, турецкие власти имели самый решительный настрой на бескомпромиссную борьбу. И хотя бо́льшая часть их армии с Родоса действительно погибла в сухопутном сражении при Абукире, в Сирии Бонапарт сражался только с местными силами. Собираемая же великим визирем для вторжения в Египет армия в бой с французами еще не вступала.

Наивным выглядел и совет Бонапарта внушить туркам, что французы остановились в Египте лишь временно, по его выражению, «как в караван-сарае» на пути в Индию, и не собираются задерживаться на берегах Нила. Надо было иметь очень невысокое мнение об интеллектуальных способностях противника, чтобы надеяться скормить ему эту байку после целого года войны и оккупации.

Столь же произвольно и столь же безапелляционно автор мемуара оценивал позицию Российской империи: «Россия не против Египетской экспедиции. Если бы царь мог, не компрометируя себя и совладав со своим характером, он скорее повел бы себя благожелательно, а не враждебно по отношению к Восточной армии». Русские, утверждал Бонапарт, сами не претендуют на Египет, а потому не станут возражать, если французы там останутся, ведь в таком случае оккупированная провинция будет постоянным яблоком раздора между Францией и Османской империей, не позволяя им восстановить их традиционный союз. Кто действительно заинтересован в изгнании французов с берегов Нила, так это англичане, но для этого у них нет необходимых сил, занятых на других театрах военных действий[159]. Столь уверенно рассуждая о возможности заключения с противниками сепаратных соглашений, Бонапарт явно не знал о союзных договорах, заключенных в январе 1799 г. Османской империей с Россией и Великобританией для изгнания захватчиков из Египта и серьезно затруднявших французам игру на противоречиях между членами коалиции.

В целом же весь документ, несмотря на его стратегическую значимость – вопрос войны и мира являлся для французов в Египте вопросом жизни и смерти, – оставляет весьма странное впечатление. Явно испытывая дефицит информации о реальном положении дел в Европе или даже в Восточном Средиземноморье, Бонапарт тем не менее рассуждает тоном всеведущего пророка, что, как мы видели, и ранее раздражало Клебера (вспомним его реакцию на утверждение корсиканца: «…Я более хладнокровно, чем кто-либо, могу просчитать исход событий.»). Вместо сообщения преемнику имевшихся у главнокомандующего сведений о текущем международном положении, пусть и немногочисленных, но достоверных, что позволило бы тому хоть как-то сориентироваться в обстановке, Бонапарт принялся безапелляционно потчевать его собственными фантазиями с одной-единственной целью – убедить и его, и будущих читателей мемуара в том, что он, Бонапарт, оставил армию в такой ситуации, когда у нее есть достаточно ресурсов держаться и дальше.

В отличие от только что рассмотренного документа, мемуар «О внутреннем управлении» содержит гораздо больше практических советов, обобщающих конкретный административный опыт первого года французской оккупации Египта. Начинает Бонапарт с констатации полиэтничного характера населения Египта, который французы, по его мнению, должны постоянно учитывать и использовать в управлении этой страной. Разумеется, принцип divide et impera (разделяй и властвуй) был придуман еще до него, но Бонапарт подробно объяснял в указанном документе, как его преемнику следует применять подобное правило в данном случае:

«Араб – враг турок и мамлюков. Их власть над ним носит сугубо военный характер. Турецкий язык столь же чужд обитателям этой страны, как и французский. Арабы считают, что от природы превосходят османов. Улемы, великие шейхи являются предводителями арабской нации и пользуются доверием и любовью всех обитателей Египта, что во все времена вызывало к ним ревность со стороны турок и мамлюков, старавшихся держать их в стороне от управления общественными делами. Считаю, что следовать подобной политике нет нужды. Мы не можем оказать непосредственное влияние на народы, которым мы слишком чужды. Нам нужны посредники, а потому мы должны дать этим народам предводителей, иначе они выберут их сами. Я предпочитаю в качестве таковых улемов и докторов права, во-первых, потому что они местные; во-вторых, потому что они являются толкователями Корана, а наибольшие трудности из тех, что мы испытываем и еще будем испытывать, нам создают религиозные идеи; в-третьих, потому что эти улемы имеют мягкий нрав, любят справедливость, богаты и следуют добрым принципам морали. Они, без сомнения, наиболее порядочные люди в стране. Они не умеют ездить верхом, непривычны к военному делу, мало расположены к тому, чтобы возглавлять какое-либо вооруженное движение. Я заинтересовал их своим управлением. Я использую их, чтобы говорить с народом; я составил из них диван; они – канал, через который я управляю страной»[160].

Объяснив, таким образом, мотивы и приоритеты своей политики по «приручению» местных религиозных элит, Бонапарт дал советы и относительно других групп населения. Мамлюков, считает он, можно и нужно привлечь на свою сторону, сохранив за ними определенные привилегии и используя в качестве вспомогательного корпуса. Ибрагим-бею и Мурад-бею можно дать титулы принцев, остальным беям – звания генералов. Копты и другие христиане, находившиеся прежде в подчиненном по отношению к мусульманам положении, в любом случае останутся естественными союзниками французов и должны активно привлекаться в администрацию, но чрезмерная их эмансипация, способная вызвать недовольство мусульман, вредна и опасна. Судя по дальнейшим событиям, советы Бонапарта в отношении внутреннего управления оказались далеко не бесполезны для его преемника, который, как мы увидим далее, во время Второго Каирского восстания умело сыграет на противоречиях между различными группами египетского населения.

Мемуар Бонапарта «Об обороне Египта» содержал тоже вполне конкретные и реалистичные оценки возможных военных угроз Египту в предстоявшую кампанию. Восточная армия, предупреждал Бонапарт, может столкнуться с тремя опасностями: 1) с наступлением турок по суше из Сирии; 2) с высадкой англичан с моря; 3) с тем и другим одновременно. В первом случае, считал он, французам придется, скорее всего, иметь дело примерно с 60 тыс. штыков и сабель неприятеля. Турки блокируют французский форт Эль-Ариш своим авангардом, расположив остальные дивизии эшелонами у колодцев Зувейд (Zawieh)[161], в Рафахе и Хан-Юнисе. Осада Эль-Ариша займет у турок, согласно подсчетам Бонапарта, не менее 20 дней. Столько же потребует осада форта Катия, следующего французского оплота на пути в Египет. Этого времени, полагал корсиканец, достаточно для того, чтобы стянуть основные силы Восточной армии численностью до 20 тыс. к Салихии и нанести поражение туркам при выходе их из Синайской пустыни.

При втором варианте развития событий для успеха английской высадки с моря, отмечал Бонапарт, в ней должно участвовать до 40 тыс. чел., которых у англичан в Восточном Средиземноморье просто нет. Меньший же по численности десант не имеет никаких шансов против французов.

И наконец, в третьем случае, при комбинированном наступлении по суше и с моря, в котором могли бы соответственно принять участие до 50 тыс. турок и 15 тыс. англичан, задача французского главнокомандующего, считал Бонапарт, должна состоять в том, чтобы не позволить армиям противника соединиться. В этом случае форт Эль-Ариш должен задержать турок, Александрия – англичан, что даст французам время сконцентрировать свои силы и разбить врагов поодиночке. Если же французы проиграют сражение, им необходимо всей армией отступить в Александрию и упорно оборонять ее, чтобы дотянуть до заключения всеобщего мира[162].

Как видим, при любом варианте наступления врага по суше Бонапарт отводил стратегически важную роль форту Эль-Ариш: «Из этого анализа можно понять важность обладания Эль-Аришем, который, на мой взгляд, является передовым дозорным постом или одним из ключей к стране»[163].

Соответственно, в мемуаре «Об укреплениях», дополнявшем предыдущий документ, давались практические советы по усилению важнейших фортификационных сооружений к будущей кампании. В частности, в ключевом для сухопутной обороны Египта форте Эль-Ариш предлагалось разместить наиболее сильный гарнизон по сравнению со всеми другими крепостями на пути из Сирии к Каиру – 400 чел. при 23 артиллерийских орудиях разных типов и калибров[164].

В целом, оценивая «заветы» Бонапарта, изложенные в форме инструкции и четырех сопровождавших ее мемуаров, нельзя не отметить, что они, за исключением его совершенно произвольных фантазий на тему внешней политики, носили достаточно конкретный и практичный характер. Однако их автор полностью обошел молчанием ключевой для его преемника вопрос: где взять средства не только для осуществления рекомендуемых мероприятий по усилению обороны Египта, но хотя бы для выплаты солдатам долгов по жалованью, без чего рассчитывать на сохранение армией боеспособности не приходилось. В условиях же морального упадка войск любые, даже самые профессиональные, рекомендации стратегического порядка превращались в беспредметные абстракции.