Читать книгу 0:2 В пользу в (б) реда - А. Я. Миров - Страница 8

– Вот так белка ему и отомстила, – бабуля Капинбейкер причмокнула из блюдца.

– Да ну не могла обыкновенная белка человека застрелить! – Мурик точно бы вскочил от негодования, но отягощенный чаепитием желудок располагал к движениям вперёд, но никак не вверх. – Не могла, как пить дать! – подытожил Заваркин, тщетно втягивая живот, навалившийся на пуговицу джинсов.

– Пить дать? Кому налить? – засуетилась Вера Никитична.

– Я пасс! – Зина решительно встала из-за стола.

– Орешки ещё остались. Возьми с собой, подружек угостишь, – не предполагая возражений, Капинбейкер открыла дверцу шкафа, коей во веки веков поручено скрывать исподнее раковины, вытащила прилипший боками пакет и учинила переезд набухшим от сгущёнки печеньям.

Осипова закатила глаза, сжала меж челюстей сразу обе губы и даже собрала хрупкие пальчики в кулак, однако ни ей, ни кому-либо ещё нет потребности объяснять, что всё так или иначе потечёт по вырытому бабулей руслу. Хоть ты тресни! Если захочешь, конечно. Вдруг тебе удобнее подчиняться в форме осколков. Никто ж не против. Вот и Заночка, которая Сиа, покорно мяла узел на горле пакета. Мурик, например, встретил свою долю с благодарностью. Как ни крути, а угощения Веры Никитичны всегда сопровождают несравненный аромат и непередаваемый вкус. Те же орешки. Что он никогда их не ел, что ли? Едал, честно сказать, и покрупнее, и «поскорлупистее». Да только эти пахнут лучше и на языке слаще.

Выпроводив молодёжь на трудовые подвиги, бабуля Капинбейкер составила чайный сервиз в раковину. Дала вольную крановой водице, а та, бестолковая, чуть покапала да смолкла. Пожилой смеситель закашлялся, будто хлорка не туда угодила, но мокрота не сдюжила отхаркаться. Вера Никитична ухмыльнулась, легонько щёлкнула кряхтуна по носу и оглянулась на стол. Окромя крошек от упитанного сгущённым молоком печенья остались токмо воспоминания. Приятные, спорить тут нечего. Не даром у сестры бабули Ванды Капинбейкер вторая кондитерская зачинается. А третья, меж прочем, переезжает в Центр, и не окраины – самой столицы Центр! Всё верно понимаете, минуя открытие и прочий торжественный блуд. Там люд деловой, им лишний раз праздновать тяжко. К тому же выпечка у Ванды Капинбейкер, положа руку на сердце, вторую на живот, ежели и не официально из рая поставляется, то определённо имеет минимум один ингредиент из тех мест. Даже наинеказистейшая сушка, в случае обнаружения таковой, спорит вкусом с батареей свежайших пирожных иного производителя. Спорит недолго и выигрывает безоговорочно. Продукцией сестры Капинбейкер можно, прости господи, наркоманов развинчивать. Так сказать, снимать с одних плюшек и сажать на другие. Да что ж мы всё про сестру, когда лично о Вере Никитичне материала скромнее, чем в юбке первокурсницы?

Сейчас, конечно, потребуется вложить усилия и запрячь фантазию, дабы поверить в то, что дедоподобная бабуля Капинбейкер давным давно была девочкой Верочкой. Но это факт, кто бы важный и как бы правдиво ни утверждал обратное. В далёкие времена, когда о смартфонах возможным представлялось лишь мечтать, только вот некому, мальчик Никита познакомился с девочкой Ведраной. Ох, какая то была любовь! Мало того, что с первого взгляда, так ещё и до последнего вздоха. Молодые люди, хоть и слыли товарищами, как, собственно, и все в могучем СССР, да после первой встречи жизни вдали друг друга не мыслили. В отличие от их родителей, те вот прекраснейшим образом представляли, как сложится будущее их дитяток в прочной разлуке. Мальчику Никите светила карьера инженера на главном заводе машиностроения, жена из приличной, в идеале партийной семьи, и прочь по списку советских ценностей. Девочке Ведране сулили достойного мужа и жить с ним в удовольствие, насколько детишки позволят. Казалось бы, отчего из светящего и сулящего не слепить одно общее будущее для Никиты и Ведраны?! Ну хотя бы по той причине, что не было в то время вещества, способного приклеить к родителям Ведраны партийный билет, пусть бы всего один на семью. Да и к генеалогическому древу предков Никиты никак не присобачить иноземные ветки. А то, что грядущий супружник приветствовался токмо из славной Югославии, не обсуждалось наравне с вступлением в КПСС.

В общем, в тот день, коему ссудили полномочия знакомства, до семьи Никиты так и не добрались. Родители Ведраны потенциального зятя приняли по всем канонам радушия, однако после чая на том потенциале выжгли жирный крест. И не во имя православия. Заради кровушки, которую нечего разбавлять. Русские, они, конечно, люди неплохие, посему и пущай женихаются меж друг другом.

Знаете, любовь, особливо любовь молодая, до того сильна и упряма, что горы свернуть кажется пустяком, нестоящим временных затрат. Гораздо привлекательнее бежать, не обременяясь прощанием, вещами, деньгами. Взявшись за руки, переполненные чувством молодые рванули на родину Ведраны. Уровень авантюры в крови зашкаливал, оттого шибко манило на воздух. Посему города по бетонным ланитам хлестнули брезгливым нет, а краесветную деревеньку приняли с распростёртыми объятиями. Та, честно признаться, манить не манила, скрипя дожёвывала малочисленное население, откусывая с самого заветренного конца. Однако окромя ветхости и забытья селение таило семейные корни невестушки. Вот на них-то и напоролась общая будущность влюблённых.

Местные приняли гостей сердечно, но не без примеси настороженности.

– Из города? В село?! Добровольно! Политические?

– Авось просто чумные.

– Дай-то бог.

Деревенька, сколько себя помнит, накормлена по самый глубокий колодец балканскими традициями. Казалось, что из них однажды вывелся народ, опосля прямо на обычаях возвели хаты, выкопали огороды и теперь выгуливают пёстрых коз.

Совет старейшин отказал новосёлам симпатичную избёнку, скромный надел и даже трёх курочек подарили на свадьбу. Ведрана от восторга принялась рожать одного за одним, правда, всё девочки получались, причём сразу парой: Вера и Веда, Васса и Ванда, Влада и Власта. И вот оно, снова растёт живот, опытнейшая повитуха уверяет, что ребятёнок, чтоб у неё руки отсохли, в единственном числе и вроде как мальчик. Правда, касательно последнего аспекта бабица ручалась каждую беременность. По итогу чадо вышло легко, в срок и без компании, однако назвать его сыном откровенно мешала физиология. Дочку нарекли Жданой. Ведрана даже и не думала печалиться. Она напрочь позабыла, как некогда из непонимания вспыхнула эмиграция. Чудилось, не было другой жизни, кроме как здесь, под беспощадно жадным небом, средь ледяных речушек, под дружный гогот, доенное мычание, ярое кукареканье, бурный лай и старческое кряхтение. Прижав к груди новорожденную малышку, Ведрана позволила солнышку прильнуть к лицу и утонула в грёзах о сыне.

Никита в свободное от зачатия время трудился на полях. Язык ему давался неохотно, иностранные слова буквально сопротивлялись освоению. Едва мозг захватывал новую фразу, как прежние выражения, подпрыгивая от запаха свободы, неслись прочь, обещая более не вернуться. Прошлое казалось выдумкой, фантазией бедовой головы, набитой необъяснимыми соитиями букв. Он тоже грезил о наследнике, иные варианты помощи не обещали. Однова по возвращению с полевых работ Никита пошёл руки мыть да соображать, чему дать начало – трапезе али оплодотворению. Едва, судя по смирению в уставших глазах, определился, как умер. Вот так взял и испустил душу. Ещё и падая челом рукомойник снёс.

Не успела Ведрана справить похороны да реанимировать водопровод, сей мир покинула крошка Ждана. Отобедав материнским молоком, уснула и так и осталась вне реальности. На деревеньку, что полчища саранчи, хлынули толки. Кто же сглазил чужеземное семейство? И не перейдёт ли неведома порча на соседские дома? Совет старейшин отогнал от плачущей Ведраны шипящих старух. Постановил жить дальше, беречь потомство, особливо вниманием ласкать первенькую. А кто у нас первенькая? Дак Вера же!

Росла девочка Верочка среди меняющегося количества сестёр главным цветочком. С детства отличалась своенравием и страстью к помыканию, оттого звание старшей не висело бременем, а служило позицией. К десяти годам лишившись сразу двух близких родственников, в отчаяние не впала. Ну во-первых, скажем откровенно, что отца, что тем паче Ждану привязанность крепко обвить не успела. В следующих, сама печальная церемония таковой совсем не показалась. Наоборот, егозе Верочке страсть как интересно было по сторонам глазеть: кто слёзы льёт, кто водку проливает, но все, будто сговорились, гладят её по голове и высказывают приятности. И умница она, и красавица, и жалко им как. А почему жалко, Верочка не понимала. Это же она красавица и умница, чего они её качества жалеют? Свои пущай жадничают, они-то все сплошь некрасивые и неумные. Ещё стол длиннющий во дворе, точно на свадьбу, угощения на нём все особенные. Даже яйца варёные от их курочек и те вкуснее обычного, словно вокруг них вода какая-то волшебная кипела. Чуть прощания свернули в узел, как маменька повела Верочку к старейшинам. Одну! Без вредной мелюзги. И Веду не взяла, хотя та двойняшкой числится. Но Верочка наверняка знает, что накричала в этот свет первее.