Читать книгу Врачебная тайна доктора Штанца - Алекс Борджиа - Страница 12

Абелард Вагнер тихонько приоткрыл дверь спальни своей жены и в образовавшуюся щель просунул голову. Несмотря на уже начинающийся день в комнате было ещё довольно темно. Да и плотные шторы на больших окнах, которые были полностью задёрнуты, не позволили бы проникнуть через них даже полуденному яркому солнцу.

– Заходи, я не сплю, – раздался из глубины спальни слабый женский голос.

Герр Вагнер вошёл в комнату и чуть ли не на ощупь, приблизился к огромной кровати с балдахином. Интерьер спальни был почти скрыт темнотой, хотя кое-какие предметы мебели всё-таки в ней просматривались.

Вагнер сел на стул, стоящий подле кровати и откинул тонкий занавес балдахина. На широком ложе, в окружении вышитых подушек, под толстым пуховым одеялом, лежала пожилая женщина. Нет, не старая, но уже давно переступившая порог среднего возраста. Лица её практически не было видно.

– Спасибо, что заглянул, – поблагодарила она Вагнера. – Надеюсь, ты пришёл один?

– Ну конечно один, – ответил Абелард, – а с кем же ещё?

– Я думала, что ты снова привёл этого доктора, Адольфа Менгера. Прошу тебя, не приводи его больше ко мне. Он мучает меня своими кровопусканиями, после которых я чувствую себя ещё хуже.

– Больше, ты его не увидишь, обещаю, – сказал Абелард, склонившись над женщиной. – Сегодня к тебе придёт другой человек. Он тоже доктор, поселившийся в нашем городе совсем недавно. Надеюсь, что его помощь окажется куда действенней, чем лечение Менгера.

– Прошу, не мучь меня и себя докторами, – резко взмолилась женщина. – Поверь, мне уже никто не поможет. Лучше я умру спокойно, от естественного течения своего недуга, чем от ужасных пыток, которым меня может подвергнуть очередной врач.

– Я слишком люблю тебя, чтобы позволить себе и тебе опустить руки, и не предпринимать каких-либо попыток для твоего излечения, – возразил Вагнер. – Так что извини, но я всё же позволю этому доктору осмотреть тебя. По крайней мере, я смогу составить о нём, как о лекаре, своё собственное мнение.

– Как хоть его имя? – поинтересовалась женщина, поняв, что спорить с мужем бесполезно.

– Его фамилия Штанц, – ответил ей Вагнер, – доктор Хенрик Штанц.

– Странное имя, – проговорила, тяжело вздыхая, женщина. – Он еврей? И когда ты его приведёшь?

– На еврея он вроде не похож. А вообще, кто знает?! – пожал он плечами. – Я жду его в ближайший час, – сообщил ей муж, взглянув на карманные часы, но из-за мрака в комнате, он не смог рассмотреть на них даже стрелок, поэтому убрал часы обратно.

– Это Бог покарал нас за наши грехи, – вновь сказала женщина. – Поэтому у нас и не было больше детей, поэтому я и умираю.

– Не за что нас карать, – ответил ей муж. – Мы просто не успевали завести детей из-за моей службы, вот и всё.

– Ну а как же наш первенец? – хрипло спросила пожилая фрау и по её щекам нескончаемым потоком потекли слёзы.

Вагнер отвернулся и закусил нижнюю губу.

– А то, как мы обвенчались в церкви Святого Фомы, ты тоже забыл?

– Это было давно, – ответил Вагнер, сглотнув возникший в горле ком. – И к тому же, никто из пасторов не знал, что я католик. Так же, как никто здесь не знает твоей семьи и то, что раньше ты была лютеранкой.

– Кроме Него, – горестно возразила женщина, указав пальцем в потолок, намекая тем самым на Всевышнего. – И разве не достаточно того, что я потом тайно крестилась в нашем соборе, став католичкой? Или ты считаешь – этих грехов мало, чтобы Бог отвернулся от нас? – И, видя, что муж молчит, добавила: – Лишь только поэтому у нас нет детей. Лишь только поэтому я заболела. Всё правильно, всё верно, – покачала она головой.

– Ничего не правильно, – резко запротестовал герр Вагнер. – Разве мало среди честных католиков бывает смертельно больных людей!? Разве не умирают они от недугов и несчастных случаев!? Так что не говори глупостей, дорогая. Вот увидишь, ты обязательно поправишься. Обязательно.

Женщина попыталась вроде как улыбнуться, но у неё ничего не вышло, и тогда она просто похлопала мужа своей дрожащей рукой по плечу.

Абелард Вагнер закрыл глаза и на мгновение мысленно перенёсся в своё далёкое прошлое, когда будучи ещё студентом юридического факультета Лейпцигского университета, он впервые увидел свою будущую супругу.

Был конец весны. Ярко светило солнце. Она выходила из Thomaskirche, а он прогуливался с друзьями по Рыночной площади. Светловолосая, с веснушками на миловидном лице, задорно смеющаяся в окружении молодых людей, оказавшихся её братьями, она сразу вызвала к себе интерес юного студента Вагнера. Он тоже ни с того ни с сего громко рассмеялся и тем самым привлёк к себе её внимание. Их взгляды пересеклись и можно сказать, навеки, соединились. И в одно мгновение им обоим стало ясно, что жить друг без друга они больше не смогут. Проследив за ней до самого её дома, Абелард стал каждое утро класть на его порог букет собранных им цветов. Однако заметив, что иногда эти букеты выкидывались выходившими из дома братьями, он высмотрел, какое окно принадлежит комнате девушки, и стал уже бросать ей цветы в него, ведь из-за весеннего зноя рамы её окна были почти всегда открыты. А когда душный воздух отступал перед вечерней прохладой, Эльза садилась возле окна своей спальни с лютней, и искусно на ней играя, услаждала слух молодого человека своим дивным пением, в конце концов, окончательно пленив его сердце. И хоть поначалу девушка делала вид, что не замечает притаившегося за пышными кустами растущей у окна черёмухи юношу, уже через неделю она стала слать ему свои едва заметные воздушные поцелуи, а ещё через несколько дней они, наконец, впервые друг с другом заговорили, когда девушка направлялась в продуктовую лавку.

Она ходила туда каждый день, но молодой человек лишь сопровождал её по другой стороне улицы, ни на минуту не сводя с девушки влюблённого взгляда. Эльза игриво и кокетливо поправляла всё время волосы и с лучезарной улыбкой всю дорогу смеялась. То ли над нерешительностью своего воздыхателя, то ли пытаясь, таким образом, ещё больше ему понравиться. В её руках всегда была корзина, которую она одной рукой прижимала к своему стройному стану. И вот, или ей самой надоела застенчивость её тайного ухажёра, или действительно невзначай, однажды заполнив корзину фруктами, и возвращаясь уже с городского рынка, домой, она рассыпала свои покупки по всему переулку. Тут-то, наконец, и подошёл к Эльзе со своей помощью, настойчиво ухаживающий за ней уже много дней, молодой человек. Так начинался их страстный роман. И так он продолжался до самого его знакомства с её семьёй. То, что они протестанты, он догадался, когда ещё видел их ежедневные походы в церковь Святого Фомы. Но то, что они будут против союза Эльзы с ним, он поначалу даже не представлял.

Её семья принадлежала к старому, но уже захудалому роду Хофманов, но придерживалась очень строгих правил и не желала своего соединения с Римско-католической церковью. Пока отец девушки, видя всю безнадёжность ситуации из-за любви дочери к статному студенту, не выдвинул им свои условия и не согласился на слияние его фамилии с фамилией Абеларда, если тот станет протестантом и обвенчается в их протестантской церкви. Не видя другого способа заполучить себе в жёны полюбившуюся ему девушку, Вагнер согласился на это требование своего будущего тестя. Однако в итоге выполнил его только наполовину, обвенчавшись в церкви Святого Фомы, будучи не отречённым католиком, которым так и остался до конца своей жизни.

Сразу после венчания и до получения диплома, Абелард поселился с женой в снятой им на собственные сбережения комнатке, расположенной неподалёку от своего университета. Ну не желал он, даже несмотря на все уговоры тестя, переселяться из общежития, хоть и временно, к своей жене. Да и после окончания обучения, руководство университета иногда выделяло лучшим своим выпускникам на имеющихся в его собственности землях участки под постройку жилья. Но, правда, была и ещё одна веская причина, нравственная.

Ведь их тайные встречи до брака закончились внезапной беременностью девушки и если бы через три-четыре месяца, после обручения, она родила, то скандала со стороны её семьи невозможно было бы избежать. И Абеларда и Эльзу, очень тяготило их согрешение. Он даже не мог себе позволить привести в свой дом лекаря, ведь Лейпциг – город маленький, и её отцу и братьям, тогда быстро всё стало известно. Поэтому ввиду своего интересного положения, девушка появлялась на улицах как можно реже, а округлившийся живот старалась скрывать под пышными нарядами.

И вот, в одну из холодных зимних ночей, их маленькая комнатка огласилась плачем младенца. С утра у Эльзы начались схватки, и она целых несколько часов героически сдерживала свои крики и стоны, от невыносимых предродовых болей. Всё это время за окном ей вторил дикий ледяной ветер, в печурке потрескивали дрова, а на столе медленно таяли в старом почерневшем шандале свечи.

Абелард стоял перед супругой на коленях и держал её за руки. Он бесконечно винил себя за трусость и очень сожалел, что не привёл жене доктора. Но к счастью после долгих мучений, девушка, наконец, благополучно разродилась.

Опасаясь, что владелица их дома услышит крик малыша, Абелард мгновенно прикрыл ему рот ладошкой. Это был мальчик, и как юноше показалось, весьма здоровый и крепкий, правда немного влажный и сморщенный. Ведь Вагнер впервые видел только что родившегося ребёнка. Всё-таки он был студентом юридического факультета, а не медицинского. Абелард сам обрезал пуповину, (преждевременно узнав, как это делается из специальной литературы взятой им в библиотеке своего университета) и положил младенца в заранее подготовленную корзину.

Эльза, вымотанная окончательно, лежала, закрыв глаза. Её грудь едва вздымалась. Вагнер осторожно вытащил из-под жены мокрое постельное бельё, и засунул его в холщовый мешок. Затем достал из верхнего ящика старого комода туго набитый кошелёк. Эта вещица была Абеларду особенно дорога, ведь её ему подарила Эльза, вышив серебряными нитями на льняном мешочке с застёжкой его инициалы: А. и В. Но не найдя, куда пересыпать из него деньги, он положил кошелёк в корзину с младенцем, которого накрыл оторванным от оконной занавески куском серой грязной материи. Затем накинул на себя помятое пальто и, затушив свечные огарки, покинул комнату.

Осторожно спускаясь по скрипучей лестнице, он зря надеялся незаметно выскользнуть из дома на улицу. В вестибюле его ждала неожиданная встреча с квартирной хозяйкой.

– Куда это вы собрались на ночь глядя? – поинтересовалась старая худая фрау, осветив лицо перепуганного молодого человека, лампадой. – Уж не случилось ли чего? Я, знаете ли, услышала резкий женский или детский вскрик и поэтому проснулась. Что ваша супруга? Она всё ещё больна?

Последние два месяца, из-за редких выходов девушки на улицу, Вагнеру приходилось лгать, что Эльзе нездоровится.

– Кхм, – кашлянул от волнения, Абелард, – вы знаете, я думаю, что вас разбудила вьюга. Слышите, как воет? – подняв указательный палец, спросил он, пытаясь привлечь внимание женщины к грохочущим порывам ветра, заставляющим скрипеть вывеску у дома и дрожать входную дверь.

– А что у вас за корзина?

– Мне приходится выносить в ней кое-какие вещи, запачканные в ходе моих учебных экспериментов, – постарался оправдаться, молодой человек. – Я же студент и иногда так готовлюсь к предстоящим экзаменам.

– Смотрите только не переусердствуйте, – погрозила костлявым пальцем фрау, с явным недоверием в глазах к услышанному ей объяснению. – Только пожара мне в моём доме и не хватало.

– Ну, что вы, – закачал отрицательно головой, юноша, – как можно.

И не желая больше подвергаться допросу со стороны подозрительной хозяйки, обошёл её и спешно покинул дом.

Оказавшись на улице, он быстрым шагом, сквозь обжигающий студёный ветер, направился к церкви Святого Фомы. Надежда на то, что в ней кто-то есть оправдалась. В нижнем окне маленькой башенки, пристроенной с противоположной от входа стороны, светился огонёк.

Перед церковью располагалась рыночная площадь, и сейчас она была вся заставлена кибитками. Цыгане. Они частенько колесили по городам и давали представления. Но если верить людям, основной промысел цыган состоял в обворовывании их зазевавшихся зрителей или же граждан пришедших на рынок что-то купить.

Абелард пересёк площадь и приблизился к светившемуся окошку церкви. Разглядеть, кто там находился через мутное стекло ему так и не удалось. Тогда он подошёл к главным дверям и что было мочи, постучал в них. Надежды на то, что его услышат, из-за завывания ветра в архаичных готических сводах церкви, было мало. Однако вскоре до него всё-таки донёсся из-за дверей шум тяжёлых шаркающих шагов и чьё-то недовольное бормотание.

Быстро оставив корзину в портале у входа, Абелард сбежал по ступенькам вниз и нырнул за растущее рядом с церковью дерево. Несколько минут он не слышал ничего, кроме бушующей вьюги. Но вот дверь церкви со скрипом отворилась, раздалось какое-то не совсем католическое ругательство, и последовавший за ним громкий дверной хлопок, да такой, что стало слышно, как зазвенел цветной витраж над входом.

Высунув голову из-за ствола, Абелард шарящим взглядом обсмотрел весь приступок у церкви. Никого. Корзина исчезла. Тяжело вздохнув, он вытер струившийся со лба пот, и чуть ли не бегом отправился обратно к себе домой. Вернее в снимаемую им комнатушку, где в абсолютной темноте, одна, под жуткое завывание вьюги, лежала и стонала его несчастная обессиленная жена.

С огромным трудом ему удалось потом её убедить, что у них не было другого выхода, и что ребёнок теперь в надёжных руках. Если утрированно – в руках Господа.

Несколько дней несчастная девушка провалялась после родов в кровати. Вагнер страшно переживал, и не только из-за жены, но и из-за содеянного им преступления. Каждый день он заходил в церковь Святого Фомы, в надежде хоть что-то узнать о дальнейшей судьбе своего ребёнка. Но её толстые стены надёжно хранили свою тайну.

– О чём ты задумался? – спросила его супруга, неожиданно прервав герр Вагнеру течение мыслей.

– Да так, – пространно ответил он, разомкнув веки и вновь оказавшись в полутёмной душной комнате, – кое-что вспомнил.

Женщина с силой, на какую только ещё была способна, сжала ладонь мужа и тихо произнесла:

– Да, я тоже.

В их странном разговоре вновь наступила пауза, а в комнате повисла странная звенящая тишина. И неизвестно, сколько бы она ещё продолжалась, если её внезапно не нарушил шум въехавшего во двор их дома экипажа, громкие шаги людей, и последовавший через минуту стук в дверь. На разрешение войти, в спальню зашёл слуга, который доложил, что приехал какой-то важный герр, называющий себя доктором.

– Ах! Ну, наконец-то! – воскликнул обрадованно Вагнер, и приказал вести этого господина прямо сюда.

– Ты его даже не встретишь? – удивилась женщина.

– А зачем? Доктор поймёт, что я нахожусь возле больного человека и не могу его оставить одного.

Через пару минут в коридоре послышались шаги, и дверь в спальню вновь отворилась. На пороге возник крупный мужчина. Это был Хенрик Штанц. В одной руке он держал большой саквояж, а в другой, длинную трость со сверкающим даже в такой темноте набалдашником.

– Добрый день, доктор, – поприветствовал его, вставая и подходя к нему, герр Вагнер.

Впустивший доктора в комнату слуга, тут же закрыл за ним дверь, и комната вновь погрузилась во мрак.

– Добрый день, герр Вагнер, – ответил вежливо и тихо мужчина.

– Можете говорить громче, доктор, – послышался слабый голос женщины с кровати. – Я не боюсь громкого звука.

– Но, кажется, вы боитесь света, – заметил доктор, подойдя к кровати на которой она лежала. – Позвольте мне зажечь свечу, – обратился он к женщине, и, не дожидаясь её ответа, чиркнул огнивом и зажёг фитиль большой свечки воткнутой в позолоченный шандал, расположенный на этажерке.

– А это не навредит моей жене? – боязливо спросил Вагнер.

– Ни в коем случае, – успокоил его Штанц, ставя на прикроватную этажерку свой саквояж.

При свете свечи доктору открылась совсем другая картина. Перед ним лежала пожилая женщина со странным цветом лица. Её кожа была покрыта какими-то тёмными пятнышками и при этом казалась настолько тонкой, что через неё виднелись мелкие капилляры синего цвета. Зрачки глаз женщины были бесцветны, а лицо настолько худым, что по её черепу можно было изучать анатомию. Между потрескавшихся чуть раздвинутых, вывернутых губ, белели дёсны пожелтевших зубов. Зрелище было не для слабонервных людей.

Даже её собственный муж, давно не видевший свою жену при свете, немного вздрогнул и невольно отвернулся.

– Будете делать осмотр? – спросил он доктора, полезшего в свой саквояж.

– Если вы имеете в виду, что мне нужно поставить диагноз, то уверяю вас, мне всё понятно и так, – ответил Штанц, вытащив из саквояжа несколько стеклянных мини сосудов и какие-то тонкие трубочки. – Ещё когда у меня дома, вы рассказали о симптомах болезни вашей жены, и её светобоязни, мне всё стало ясно, – сказал доктор. – Лучше присядьте, – предложил он суетившемуся вокруг него Вагнеру, – и подождите, пока я проведу первую процедуру очищения.

– Процедуру очищения? – переспросил Абелард, садясь в кресло возле закрытого шторой окна.

– Да, очищения, – повторил Штанц, разворачивая на столе, возле кровати, нечто подсумка с множеством хирургических инструментов. – Только сразу предупреждаю вас, что не обещаю стопроцентного выздоровления вашей супруги. Болезнь слишком запущена.

– Позвольте вашу руку, – обратился доктор к женщине.

– Боже, опять! – воскликнула несчастная. – Прошу вас, только не делайте кровопусканий, – взмолилась она.

– Мне необходимо проверить вашу кровь, – пояснил Штанц, – а для этого нужно взять небольшое её количество. У вас есть ванночка для процедуры кровопусканий?

– Она здесь, – сказал, вставая Вагнер, и подойдя к кровати жены, вытащил из-под неё маленькую, глубокую ёмкость, с носиком для слива. Это и была та самая ванночка, которой постоянно пользовался Адольф Менгер.

Фрау Вагнер с трудом вытащила из-под одеяла свою левую руку и протянула её доктору. Он вынул из саквояжа ланцет, быстро окунул его несколько раз в жёлтое пламя свечи и подошёл к больной женщине. Затем Штанц засучил ей рукав пеньюара и, подсунув под сгиб руки маленькую ванночку, сделал ей резкий, и точный прокол в вене, которая была исполосована затянувшимися ранами от предыдущих кровопусканий ланцетом Адольфа Менгера.

Потёкшая слабо кровь была почти чёрного цвета. Набрав её совсем немного, Штанц прижал к проколу кусочек мягкой, чем-то набитой ткани, и согнул женщине руку.

– Подержите пока так, – сказал он ей. – Мне необходимо узнать какого типа у вас кровь.

Доктор взял заполненную ванночку, поставил её на стол и стал производить над ней странные манипуляции. Вытащив из саквояжа кусочек материала, похожего на хрусталь, он на него капнул каплю крови женщины, набрав её из ванночки с помощью миниатюрной стеклянной колбы на один конец которой был одет кожаный мешок похожий на пузырь. Затем Штанц стал по отдельности брать из каждого сосуда, понемногу жидкости, так же напоминающей кровь, и смешивать её на кусочке хрусталя, перед каждым новым разом протирая его тканью, с кровью больной женщины. При этом в каждую новую, получаемую смесь, он добавлял крупицы какого-то зеленоватого порошка.

Вагнер, внимательно наблюдающий за Штанцем, видел подобные опыты на своих глазах впервые. Однако досадное выражение доктора при каждом таком смешивании жидкостей, вызывали в нём всё большую тревогу. И вот, смешав, наконец, кровь женщины с жидкостью из последней принесённой им баночки и с частицей неизвестного порошка, Штанц радостно воскликнул:

– Converged(Нашёл лат.)!

– Простите, доктор? – не поняв, переспросил с волнением Вагнер.

– Ах, извините, – ответил Штанц. – Я хотел сказать, что нашёл наконец-таки ту кровь, которая подойдёт вашей жене.

После этого доктор подошёл к прикроватной этажерке и начал там что-то мастерить. Из саквояжа он вынул предмет, напоминающий небольшую трость. Только она имела основание для установки на ровную поверхность и к тому же внутри себя скрывала металлический стержень, который доктор из неё вытащил. Так, у него получился настоящий штатив, к верхнему краю которого с помощью тонкой бечёвки он закрепил тот самый стеклянный сосуд, из которого брал жидкость последней, только предварительно закрыв его странной крышкой с торчащими из неё трубками и перевернув сосуд донышком вверх. Затем, он вытащил из саквояжа тонкую длинную верёвку из какого-то мягкого материала, на одном конце которой имелся ещё более тонкий предмет, чем-то напоминающий заточенное перо с косым срезом. На одну торчащую из крышки банки трубку доктор натянул вытащенный им предмет, а другой конец трубки поднял и просто засунул под держащую сосуд бечёвку. Свободной рукой он достал из саквояжа стеклянный флакончик и зубами вытащил из него пробку. Вырвавшийся из него необычайный аромат моментально заполнил всю комнату, приятно защекотав пазухи носа герр Вагнера. Этот божественный запах напомнил ему исходящее от цветущего майского разнотравья дурманящее амбре. Так пахли букеты, которые он когда-то собирал для своей будущей жены. Штанц поднёс флакончик к руке женщины и, перевернув его, уронил ей на место сгиба предплечья пару капель какой-то чудо-жидкости. Потом снова заткнул флакон, убрал его и хорошенько растёр эту ароматную жидкость в месте прокола. Когда с пера закапала бурая жидкость, он вонзил его женщине в руку, засунув его косой заточенный край достаточно глубоко ей под кожу. Несчастная немного скорчилась, но стерпела. Затем он взял тряпичную перевязку и намотал её в месте укола на изгиб руки. Посмотрев внимательно, как набухла проводящая из подвешенного сосуда трубка, которую Вагнер поначалу принял за верёвку, он сказал:

– Теперь придётся подождать. Вашей жене нужно восполнить силы, прежде чем я начну очищать ей кровь.

– Я никогда, ничего подобного не видел, – признался Вагнер, подходя к чудному устройству, сделанному доктором на его глазах.

– Ну что вы, – отвёл его комплимент Штанц. – Это изобретение принадлежит не мне, а древним лекарям, проводившим подобные опыты вливания различных жидкостей в человеческий организм, через проткнутые иглами перья птиц и полые, тонкие, отполированные изнутри трубчатые кости мелких пернатых. Одного из тех самых именитых учёных звали Герон Александрийский. Он же описал результаты своих опытов в старинных трактатах, откуда я и позаимствовал эту систему, немного усовершенствовав её, благодаря достижениям нашего времени. Хотя и наш с вами соотечественник Эльшольц так же привнёс в эту науку немало полезного, сделав на основе своих опытов множество важных открытий. Правда бедняга тогда так и не понял, что у каждого человека кровь отличается по составу. Да и я-то к этому пришёл совсем недавно, путём проб и множества ошибок, – вздохнул Штанц. – А в этом сосуде находится уже очищенная кровь, сходная по составу с кровью вашей жены.

– А где вы её взяли? – поинтересовался Вагнер.

– У здорового человека, – ответил Штанц. – Я ведь служил когда-то в военном госпитале, а там этого добра было много. У меня имеется целый небольшой набор, самых разных видов крови. И если бы вы только знали, чего мне стоило её сохранить! Не забывайте, ведь я не просто доктор, я учёный. Но, к сожалению, не в каждом докторе он есть, – заметил, опять вздыхая, Штанц.

– А что же это? – вновь задал вопрос Вагнер, показывая пальцем на странное приспособление.

– Через это приспособление я постепенно восполню нехватку крови в организме вашей жены, – пояснил доктор. – Для этого я использую тонкую очищенную и обработанную в специальном растворе кишку одного крупного грызуна и острое, заточенное гусиное перо. Полость в пере делается с помощью тончайших игл. Посмотрите, – сказал он, указав на развёрнутый подсумок, – у меня их много. И если будет нужно, я сделаю ещё. Ведь использовать перья можно только один раз. Все эти вещи органического происхождения, и после специальной обработки, хранятся у меня в специальном растворе, чтобы не потерять своих свойств. А когда состояние вашей супруги улучшится, я сделаю несколько безболезненных для неё, но очень необходимых кровопусканий, и, очистив в своей лаборатории её кровь, волью ей её обратно. Это, если не вылечит, то хотя бы облегчит и улучшит, состояние вашей жены. А сейчас, ей необходимо восполнить свою потерю, иначе процедура очищения лишь убьёт больную.

Доктор подошёл к стеклянному сосуду, из которого поступала жидкость в тело несчастной женщины, приоткрыл его донышко, которое, как, оказалось, тоже имело съёмную крышку, и всыпал туда из бумажного свёрточка, несколько гранул какого-то порошка, воткнув крышку обратно.

– Это лекарство на основе высушенного сока разных лечебных трав, – пояснил он, следящему за его действиями Вагнеру, и добавил, – способом, известным лишь нескольким докторам на всей земле.

Даже ещё не видя результатов от лечения Штанца, Абелард Вагнер уже был в восторге от всего того, что доктор при нём сделал. От наблюдающего за его реакцией на свои действия доктора, это, конечно, не ускользнуло. Казалось, он, словно ждал момента, когда восхищение Вагнера достигнет своего апогея, чтобы, наконец, задать ему нужный вопрос:

– Сможете ли вы завтра быть дома в это же время, чтобы принять меня? – спросил он Абеларда.

– Конечно, смогу, – ответил тот, не задумываясь.

– Тогда, если меня отпустят, я постараюсь не опоздать, – сказал Штанц, посмотрев на Вагнера.

– А кто же вам может помешать? – с нескрываемым волнением, поинтересовался тот.

– Ну, как же, ведь меня могут вызвать в полицейский участок, – ответил Штанц.

– Поясните? – потребовал Вагнер.

– Видите ли, сегодня, перед моим приездом к вам, мой дом посетил инспектор Леманн. Он был очень откровенен в своих подозрениях на счёт меня; задавал много вопросов о моём временном проживании в доме убитой семьи Хорьх, интересовался, когда и в какое время я от них съехал. Его наводящие вопросы и подозрительный взгляд, вызвали у меня опасения, что я у вашего инспектора первый подозреваемый. Он бы ещё долго мучал меня своими расспросами, если бы я не сослался на то, что меня очень ждут. И пока я не сказал ему, что еду к вам, он от меня не отстал. А когда я садился в свой экипаж, пообещал, что наш разговор не закончен, и в ближайшее время мы с ним ещё встретимся.

После высказанного недовольства, доктор вновь внимательно посмотрел на реакцию герр Вагнера. Как только Штанц закончил говорить, Абелард встал с кресла и заходил по комнате, сложив за спиной руки.

– Ах, да что же это он себе позволяет! – наконец воскликнул в сердцах Вагнер. – Можете не переживать доктор, – сказал первый советник подходя к Штанцу, делающему вид, что он наблюдает за процессом поступления жидкости в руку больной женщины и затягивающему в этот момент узел на трубке, – больше он вас не побеспокоит. Я сегодня же переговорю с начальником полиции. Я уверен, что такой человек как вы, просто не может быть замешан в чём-то непристойном, и уж тем более в истории с убийством.

– Никоим образом, уверяю вас, – чуть кланяясь в знак благодарности, сказал Штанц.

– Только прошу об одном вас, доктор, – обратился к нему Вагнер, – вылечите мою жену. Помогите ей встать на ноги.

– Я сделаю всё, что будет в моих силах, – торжественно пообещал Штанц.

Вагнер пристально посмотрел на него, и понял, что доктор говорит искренне. Его это успокоило и он сел обратно в кресло.

Штанц тем временем подошёл к женщине и вынул из её вены проводящую жидкость трубку. Затем он собрал своё приспособление, свернул подсумок и вновь обратился к Вагнеру:

– Теперь, пусть ваша жена отдыхает, – сказал он. – Сейчас она спит, но когда проснётся, пусть поест говяжьего бульона на хорошо и долго проваренных костях. После приёма пищи дайте ей это, – и он положил на стол, вытащив из саквояжа, несколько бумажных пакетиков.

– Что это, доктор?

– Это толчёный древесный уголь с кое-какими растительными добавками, – объяснил Штанц, закрывая саквояж и направляясь к дверям. – Завтра, после завтрака, пусть примет ещё один пакетик. Достаточно его содержимое высыпать в тёплую воду и выпить.

– Спасибо доктор, – поблагодарил его Вагнер, и тут же спросил, – а сколько я вам должен за приход?

– Рассчитаетесь, когда ваша супруга поправится, – ответил Штанц, – и предупреждаю вас, я не всегда беру за лечение деньги.

После последней фразы доктор загадочно улыбнулся, широко растянув свои щёки, и вышел из комнаты, оставив герр Вагнера в полном недоумении.