Читать книгу Врачебная тайна доктора Штанца - Алекс Борджиа - Страница 3

Когда пик Монблан начал таять в сгущающихся каждую минуту сумерках, когда солнце уже зашло за горизонт, уступив место молодой луне, а на небе всё ярче разгоралась Венера, в славный город Женеву, с разных сторон, въехали сразу несколько одиноких всадников. Кто-то из них прибыл сюда с юга, другие – с севера, третьи – с востока, но все они двигались к одной цели.

Надо сказать, что к тому времени уже давно прошла Реформация, а сам город на правах кантона вошёл в состав Швейцарской Конфедерации, что, однако, не изменило его статус республики с абсолютно равными для всех политическими правами.

Освободившись от аннексии Франции, Женева больше не нуждалась в постоянном гарнизоне и ночных дозорах. Да и кому там было служить, если разделённые округа ещё сами не определились к какому департаменту себя относить и с осторожностью пытались понять действия и порядки их новой власти. Поэтому пустеющие к вечеру улицы города уже не оглашали, как прежде, цокающие набойки на подошвах сапог дежурных нарядов милиции, состоящих из трёх-четырёх человек, и курсирующих вдоль всех переулков для выявления нарушителей ночного правопорядка граждан.

Так что, когда по разным улицам города аллюром пронеслись столь запоздалые всадники, никто им не воспрепятствовал и ни разу не преградил дорогу, что было бы неминуемо ещё каких-то пару-тройку лет назад.

Одни из этих всадников проделывали совсем небольшой путь до своей цели, а другие, оказавшиеся на противоположном берегу Роны, преодолев мост, ещё долго петляли по узким незнакомым улочкам, прежде чем достигали конечного пути своего путешествия. Но все они, рано или поздно, останавливались возле кафедрального собора Святого Петра.

Это воплощение человеческой веры в Господа, в виде огромной церкви, находилось в самом центре Женевы и являло собой настоящий ансамбль архитектурных стилей, которые надо сказать, несмотря на пересечение эпох, выглядели как единое целое.

Останавливаясь возле собора, всадники спешивались и привязывали своих лошадей к огромным развесистым нижним ветвям деревьев, которые росли по краям площади. Затем, пешими, один за другим, они поднимались по парадной лестнице собора, называли пароль дежурившему у дверей канонику в рясе, и заходили внутрь. И было немного не понятно, что сталось бы с теми из них, кто случайно позабыл бы это заветное слово, поскольку каноник стоял один, и, конечно же, не имел при себе какого-либо оружия. Однако подобной забывчивостью никто из приехавших гостей так и не отличился, поэтому все они благополучно проследовали в собор.

Как только каноник пропустил последнего гостя, часы на городской Ратуше пробили десять вечера. С последним ударом часового механизма он окинул быстрым взглядом опустевшую площадь, и, убедившись, что больше посетителей на сегодня ждать не стоит, также нырнул внутрь собора, громко захлопнув за собой тяжёлую дверь.

Но как только засов изнутри залез в пробой, с восточной стороны города раздался топот копыт ещё одной бешено скачущей лошади. И уже почти в темноте, всего через пару минут после этого, на площади перед собором Святого Петра, появился очередной запоздалый всадник. Только в отличие от своих предшественников всадник подъехал не к главному входу собора, а к боковому нефу его базилики, где за выступом одной из башен, явно построенной гораздо позже основного здания, находилась маленькая и едва заметная деревянная дверь.

Привязав свою лошадь к растущему рядом кустарнику, человек подошёл к этой двери, вытащил из камзола ключ, без труда открыл её, и уверенно вошёл внутрь здания.

В то же самое время вся кавалькада всадников, уже давно зашедшая через главный вход, направлялась по тёмному боковому нефу за впустившим их в собор каноником. Выстроившись в цепочку, они проследовали за ним почти до самого алтаря, где резко остановившись, каноник, у которого был единственный источник света, большой старый фонарь, осветил на стене нефа серую, похожую на надгробие плиту. Потянув её за один край на себя, он отворил скрытый за ней потайной ход.

Здесь ему вновь пришлось задержаться, так как порог крипты был очень высок, и переступающие через него люди могли запросто в темноте споткнуться и переломать себе конечности. Оказавшись в узком коридорчике, где не было видно ни зги, они машинально вытягивали перед собой руки и чуть ли не на ощупь медленно двигались дальше. Но не более чем через двадцать шагов, за змеевидным изгибом коридора становилось уже достаточно светло, чтобы идти без рук, и, не приглядываясь, куда ступают их ноги. Этот свет лился откуда-то из глубин подземелья, взбираясь дрожащим огненным потоком по полуразрушенным ступеням каменной лестницы.

Как только последний гость нырнул в проём и зашагал вниз, чуть ли не наступая на полы плаща идущего впереди человека, каноник закрыл за ними потайной ход и немного подождав, спустился следом за остальными.

Лестница была винтовой и вела в просторный подземный зал, который освещало огромное паникадило и множество канделябров, расставленных по углам. Здесь люди разошлись и, вдохнув тяжёлый спёртый воздух помещения, расстегнули верхние пуговицы своих дорожных плащей и камзолов. Их взгляды были направлены в основном на деревянную надстройку, похожую на кафедру или подиум с которого вещает библейские догмы проповедник. Да и если честно, то тут не на что было больше смотреть. Серые каменные стены, пол и потолок напоминали обычный подвал или подземелье и не вызывали никаких чувств, кроме уныния.

На кафедре же, в больших креслах с высоченными спинками, настоящих стасидиях, восседали три человека. Их облачение состояло из ярко-красных сутан с вышитыми золотыми нитями эмблемами на груди. На эмблемах красовалось изображение в виде распустившейся розы и католического креста.

Перед сидящими в креслах людьми находился проскинитарий, на котором лежала огромных размеров раскрытая книга. Чуть левее располагался длинный стол. На столе стояли реторты, флаконы и колбы, наполненные разными жидкостями и порошками. Рядом с ними лежали разнообразные медицинские инструменты. А в правом углу за кафедрой была выстроена небольшая домна. В её прожорливом жерле звучно гудел огонь. Импровизированная, по всей видимости, из старой печи, в которую приспособили клинчатые меха для дутья, она являлась единственным источником тепла для этого сырого и холодного подвального помещения.

Как только один из восседавших в кресле человек встал со своего места и поднял руку, возникший в помещении гул голосов пришедших гостей начал постепенно смолкать. И пока он ожидал установления полной тишины, гости внимательно его разглядывали. Перед ними стоял высокий, худощавый пожилой священник с осунувшимся и даже немного злобным лицом. Голову его покрывал обычный католический пилеолус красного цвета. Выдержав пару минут тишины, священник, наконец, заговорил:

– Здравствуйте братья! Мы очень рады видеть вас сегодня в нашем храме и хотим поблагодарить за этот, столь опасный в настоящее время визит, – голос говорившего был хриплым и басовитым. – Сразу приносим прощение, если кому-то из вас пришлось бросить важные для него дела и сорваться с места по нашему зову, переданному в секретных посланиях верными ордену людьми. Но разве не давали мы клятвы на крови и кресте, вступая в его ряды, в верности, поминовении и выполнении любого данного нам задания, пусть даже ценою собственной жизни, карьеры или семьи? Да, давали! Вот поэтому вы все здесь! Поэтому вы не посмели нарушить свой долг и стать клятвопреступниками!

Но не будем рассуждать о пустых вещах, а перейдём сразу к делу.

Как и каждый год, собираемся мы сегодня на новом месте. Хотя надеюсь, что оно и в последующие лета послужит отличным покровом для наших тайн. А на установленную братством дату основания ордена, сюда будут приглашены его верные послушники и предводители со всей старой Европы. Об этом грандиозном событии вы будете извещены заранее. Ну, а сегодня же, под сводами этого храма, мы рассмотрим все ваши достижения за год и каждому из вас дадим новое задание.

Священник замолчал, но ненадолго. Вздохнув, он вытер рот шёлковым платком и, облокотившись на проскинитарий, продолжил свою речь, внимательно вглядываясь в лицо каждого из присутствующих.

– Начнём же мы сегодня с поимённого списка в алфавитном порядке. Выходя по одному, вы отчитаетесь за проделанный вами в течение года труд. И надеюсь, никому из вас не надо напоминать, что всё увиденное им здесь и сейчас, должно оставаться тайной для всего остального мира, и никто не должен демонстрировать своих знаний на людях, чтобы не привлекать к себе, и тем самым к нашему ордену, ненужного внимания.

Закончив речь, священник сел на своё место. Однако его тут же сменил другой – сидящий рядом. Этот был куда более плотного телосложения, хотя и также высок ростом, но в отличие от предыдущего оратора лицо его выражало некое благодушие. Может так казалось из-за его ширины или из-за больших глубоко посаженных глаз, а возможно и вовсе потому, что три его подбородка полностью закрывали ему шею, словно голова держалась на туловище и без неё.

Грузный преподобный кхекнул, откашлялся и подошёл к аналою. Там он переложил несколько пожелтевших листов бумаги и, взяв их в руку, поднёс к самым глазам, сощурившись так, словно плохо видел.

– Первым вызывается брат Авделай! – громко прочитал он весьма странное имя.

Однако тут вмешался третий священник, который, не удосужившись даже встать, сказал:

– Хочу вам напомнить, ещё раз, что все вы здесь, братья, зовётесь именами, наречёнными при вступлении в орден, так как он породил вас заново, а данные вам при рождении имена должны оставаться лишь в миру. И надеюсь, что для нашего сообщества, состоящего только из образованных учёных мужей, не будет препятствием языковый барьер, который мы преодолеваем, общаясь здесь исключительно на латыни. И ни какой политики! Все мы здесь можем быть из разных социальных слоёв, принадлежать разным и даже противоборствующим конфессиям; и духовным и политическим, но обсуждать это на наших тайных собраниях категорически запрещено. Согласно коэнам нашего тайного общества мы имеем право говорить только о науке. И сами же только ей должны принадлежать.

– Мы помним это! – отозвался один человек из толпы и смелой уверенной походкой поднялся на кафедру.

Мужчина небрежно скинул шляпу и плащ, и вежливо поклонился; сначала трём священникам, затем всем присутствующим.

– Чем же вы нас порадуете? Какими открытиями? – задал ему вопрос первый священник.

В этот самый момент в подземелье открылась ещё одна дверь, скрытая в противоположной к подиуму стене и выкрашенная в серый цвет. И так как внимание всех находившихся в помещении людей было приковано к брату Авделаю, то никто и не заметил вошедшего через неё человека, решившего тут же скользнуть вдоль стены под каменную винтовую лестницу, единственное, самое неприметное здесь укрытие, но откуда открывался великолепный вид на всё происходящее.

– За прошедший год мне удалось открыть лечебные свойства некоторых металлов, – гордо произнёс брат Авделай.

Это был человек средних лет, среднего роста и с немного испано-итальянскими чертами лица.

– Какие же именно? – поинтересовался худощавый священник. И тут же добавил: – Вы должны их нам продемонстрировать.

– Боюсь, что демонстрация созданного мной эликсира не даст вам сейчас ничего, – ответил брат Авделай, вытащив из внутреннего кармана камзола небольшой пузырёк, который поставил на стол. – А результаты применения моей медиамы, так я назвал созданное мною лекарство, станут заметны лишь через год.

– От какого же недуга должна избавить человечество ваша микстура? – поинтересовался полный священник.

– От извечного спутника приближающейся старости – седины, – ответил брат Авделай. – А чтобы вы не усомнились в этом, я принёс с собой несколько флаконов, – и он достал и поставил на стол ещё три пузырька. – Разбавляя этот порошок по унции на один мерный кубок, давайте полученный напиток сильно поседевшему человеку в течение года, и вы заметите, как он избавится от седины навсегда. А в подтверждение того, что он не несёт вреда, я выпью целую порцию, сей лекарственной смеси прямо перед вами.

Брат Авделай наполнил водой из графина мерный медицинский кубок, взвесил на чаше аптекарских весов несколько гранул порошка из флакона, и, добавив их в воду, одним залпом опустошил сосуд.

Священники между собой перешепнулись и один из них, тот, который был полнее остальных и сидел посередине тройной стасидии, встал и сделал в огромной книге, лежащей на проскинитарии, какие-то пометки.

– Мы проверим ваш порошок, можете занять место в зале, – сказал он громко и тут же добавил, – хотя практической пользы в вашем изобретении мы особо и не увидели, так как такое явление, как седина, навряд ли можно назвать недугом. А применение данного лекарства, скорей всего будет пользоваться спросом лишь у великовозрастных дам. Но, тем не менее, год вам зачтён, и мы надеемся, что этот своеобразный способ омоложения принесёт вам, а, следовательно, и нам, в будущем хороший и стабильный доход.

Брат Авделай вздохнул и немного сконфуженный критикой в свой адрес, подобрав плащ и шляпу, спустился с кафедры в зал.

– Вызывается брат Ескендир, – назвал имя следующего брата, полный священник.

На этот раз на кафедру вышел более зрелый человек. Скинув с себя шляпу, он открыл свой весьма высокий лоб, частое свидетельство ума и интеллекта, и рассыпал до плеч свою густую шевелюру вьющихся волос. А его тонкий нос с горбинкой, выраженный взгляд и выступающий подбородок с ямочкой нещадно выдавали в нём аристократа с положением.

– Вашим заданием служило изобретение медицинского инструмента, – напомнил ему священник. – Кажется, в прошлый раз вы удивили нас своей научной работой по описанию головного мозга. Обрадуйте же нас и теперь.

– Вот, – вытащив из внутреннего кармана какую-то трубку, которую он протянул священнику, произнёс брат Ескендир.

– Что это? – вертя переданную ему вещицу в своих руках, спросил его священник.

– Это трубка для прослушивания ударов сердца, – горделиво пояснил брат. И, через секунду добавил: – Надеюсь, в её практическом применении у вас не возникнет сомнений.

– Да-да, – пробормотал священник, и, подойдя к брату Ескендиру, наладился приложить трубку к его сердцу. – Вы позволите?

– Ну конечно, – выпятив грудь колесом, ответил брат и даже распахнул немного кафтан.

Простояв пару секунд в позе слушателя сердца через новый прибор, священник выпрямился и громко произнёс хвалебную речь, в довершение которой, помахивая трубкой, сказал:

– Вот, что я называю настоящим открытием в медицине. Этот простой, но в то же время сложный прибор, теперь поможет нашим коллегам в слушании ритмов сердца совсем ещё молодых и невинных девиц или пожилых дам, благодаря чему не будет прежней неловкости между лечащим врачом и его стеснительной пациенткой или её ревнивым мужем и педантичным отцом.

– Попав однажды в подобную ситуацию, я и нашёл решение этой проблемы, – сознался с улыбкой на лице брат.

– И уже дали своему изобретению название?

– Я назвал его «Le Cylindre».

– Что же, вижу, что и вы справились с данным вам заданием и даже без предварительного обсуждения с моими заседателями, ставлю вам зачёт.

Сделав в книге старым облезлым пером очередную пометку, священник положил трубку на стол и попросил человека вернуться обратно в зал.

Но эти два открытия, сделанные первыми братьями, оказались чуть ли не самыми эффективными и единственными по сравнению с теми, которые были представлены после них. Дальше следовали лишь усовершенствованные версии уже существующих лекарств и некоторых хирургических инструментов, которые мало кого впечатлили.

Наконец, когда последний брат, представивший газ, выходящий из колбы при смешивании в воде некоторых порошков, для погружения, оперируемого пациента в состояние временного обморока, покинул кафедру, из-под каменной винтовой лестницы послышались громкие хлопки.

– Браво! Ваш газ имеет будущее, мой друг, и кажется мне более эффективным средством, чем применение опиатов и отравляющих организм настоек с добавлением ртути, – сказал незнакомец на чистом немецком языке.

Все братья разом обернулись, а один из священников даже вытянул шею, чтобы разглядеть внезапно выдавшего себя, таким образом, чужака.

– Кто посмел проникнуть сюда кроме «посвящённых» и так нагло себя обличить!? – воскликнул худощавый священник, свешиваясь с кафедры и грозя длинным костлявым пальцем в сторону внезапных хлопков. – Приказываю тебе выйти, ибо в любом случае тебя ждёт теперь только смерть!

В то же мгновение стоявший позади толпы каноник резко шагнул к лестнице. Встав между её перилами и стеной, он тем самым преградил незнакомцу единственный путь к отступлению.

– Возможно, чужак не в силах распознать благородный язык Цицерона, – после секундного затишья, предположил полный священник.

– Значит, вот какому досугу посвящают себя священнослужители в свободное от молитв время, – тут же послышался чей-то голос из-под лестницы. – Да, за сто лет ничего не изменилось.

Причём тот, кто это сказал, произнёс теперь все слова на чистейшей латыни.

– Кто бы ты ни был, выходи! – повторил свой приказ худощавый священник.

– Извольте, – отозвался незнакомец и медленно вышел из своего укрытия.

– Кто ты и что здесь делаешь? – тут же последовал допрос от того же священника. – Как вообще ты попал сюда и посмел находиться среди нас, «посвящённых»?

Словно экспонат, с любопытством рассматриваемый со всех сторон, незнакомец прошёл через зал и поднялся на кафедру. Он был весьма высок, даже выше первого священника, широк в плечах, намного шире второго священника, и имел очень выразительные, почти отточенные черты идеально побритого лоснящегося лица. Его широкий лоб, выдающийся нос, словно выдолбленный из мрамора, чётко очерченный рот и мощный волевой подбородок, говорили о принадлежности к благородной породе. Из-под кустистых ровных бровей смотрели круглые огромные глаза с неестественно тёмными большими зрачками.

– Да как же ты смеешь ступать сюда, на арену науки и великих учёных! – громко возмутился священник. – Похоже, ты торопишься умереть!

Но только несколько братьев бросились к кафедре, чтобы, по всей видимости, схватить нечестивца и силой спустить его вниз, как незнакомец резко скинул с себя плащ с ярко-красной подкладкой, и, расстегнув верхние пуговицы камзола, показал всем присутствующим висевшую на своей шее подвеску. Она держалась на толстой золотой цепочке и изображала перевёрнутый циркуль с крестом, распустившийся бутон розы и доминирующую над ними пятиконечную корону, усыпанную крупными сверкающими рубинами.

Подвеска была достаточно большой, почти с ладонь человека, и соответственно очень дорогой. Увидев оный знак, священники невольно вскрикнули, а тот, который был полней остальных, протянул к бегущим на кафедру людям руку, как бы желая её взмахом остановить их. Заметив этот жест, они тут же замерли и встали как вкопанные.

– Кто ты, брат? – задал незнакомцу вопрос худощавый священник.

– Я тот, кто есть и тот, кто грядёт, – ответил незнакомец. – Я, «Строитель с Востока».

– Откуда же ты пришёл?

– Я прибыл вслед за осенним ветром из земли великого Ормуза. Звезда Востока привела меня через Вадж-Ур прямо сюда.

– Как же твоё имя, брат?

– Своего имени при рождении, если оно и было, я не знаю. Но воспитывался и рос я под звучным именем Маниват, которое дал мне мой учитель и благодетель Кольмер. А к нему я попал благодаря нашедшим меня в пустыне людям.

– Как же их имена?

– Тот, которого величали Альтотас, – по залу пронёсся вихрь удивления и восхищения, вызванный явно знакомым всем присутствующим именем, – называл своего преемника Ашаратом. Последний, к сожалению, канул в небытие, возложив себя на алтарь политических убеждений, преступно недооценив собственные научные познания. Вот вам отличный пример бесславного забвения человека, который неосмотрительно пренебрёг коэнами нашего тайного ордена. Nulla politica (никакой политики лат.)!

– А теперь не сочти нас неверующими, брат, но покажи нам последнее доказательство своих слов.

– Ну, что же, сейчас я вам его предоставлю, – мрачно и торжественно сказал незнакомец.

Подойдя к столу, он сначала перевернул стоящие на нём песочные часы, а затем, схватив длинный хирургический ланцет, одним взмахом руки перерезал худощавому священнику горло.

От такой неожиданности все присутствующие вскрикнули и в одно мгновение превратились в соляные столбы. Смертельно раненный священник схватился за свою шею и громко жутко захрипел. Вытащив язык и выпучив глаза, он упал на колени и безрезультатно пытался остановить обильное кровотечение. Липкая бурая жидкость быстро залила часть кафедры и стала стекать на грязный каменный пол, образуя там расползающуюся кровавую лужу.

Два других священника вжались в свои кресла и так же, как остальные, оцепенев от ужаса, продолжали наблюдать за страшными предсмертными муками своего товарища. Только незнакомец, скрестив на груди руки, хладнокровно стоял в стороне и ждал, когда раненный священник окончательно перестанет цепляться за быстро гаснущую в нём жизнь.

Наконец это произошло. Священник опустился на пол и больше не двигался. В его широко раскрытых остекленевших глазах застыли боль и ужас. Хрипы его прекратились и из глубокой раны на шее лишь иногда появлялись кровавые пузыри, напоминающие те, что образуются на поверхности закипающей воды.

– Он жив? – тихо спросил толстый священник, первым нарушив всеобщее молчание.

Встав с кресла, он медленно склонился над умершим товарищем и заглянул ему в открытые глаза.

– Мертвее мёртвого, – твёрдо ответил незнакомец.

– Но вы же его сейчас оживите? – осторожно предположил полный священник, посмотрев на незнакомца.

– А разве это возможно?

– Значит, вы его просто убили? – в ужасе спросил священник и, взявшись за свою шею, с трудом проглотил подступивший к горлу ком.

– Я лишил его жизни за то, во что он сам не верил, но заставлял верить других, – ответил незнакомец.

– Но, но…, – пятясь обратно к креслу, пробубнил испуганно священник, пытаясь выразить своё возмущение.

– Теперь вас ждёт ад, – сказал третий служитель, ещё ни разу не покинувший занимаемого им кресла. – Вы убили священнослужителя! Вы убили нашего брата!

– Ха-ха-ха. Ну что же, не такое уж это и страшное место, как многие считают. И в аду можно существовать. Главное, занять в нём достойное место.

– Я понял, это сумасшедший! – вдруг воскликнул полный священник, продолжая пятиться назад. – Кто пустил сюда сумасшедшего!? – И, обратившись к сбившимся в кучу людям, прокричал: – Чего же вы ждёте, братья? Хватайте и вяжите его!

Но только оторопевшая толпа встрепенулась, как незнакомец высоко подняв руку, воскликнул:

– Неужели вы посмеете схватить своего брата!?

– Хватайте его, никакой он не брат! – не унимался священник. – Только ненормальный может убить священнослужителя!

– В таком случае пострадают все, – грозно отозвался незнакомец, и, заметив, что некоторые из толпы действительно двигаются в его направлении, вытащил из кармана маленькую серебряную шкатулку. Своим внешним видом она очень напоминала табакерку.

Положив сей предмет на ладонь, он приподнял его инкрустированную драгоценными камнями крышечку, и слегка подул в него. В ту же секунду из шкатулки вылетело облако золотистой пыли, моментально окутавшее тех нескольких человек, которые уже поднимались на кафедру с обнажёнными шпагами в руках.

Не пробыв в странной золотой пыли и пары секунд, эти люди, вдруг, начали кашлять и задыхаться, а из их глаз нескончаемым потоком полились слёзы. Схватившись за горло, и широко раскрыв рты, словно им стало не хватать воздуха, несчастные побросали свои шпаги и отступили. По мере того, как окружившая их пыль рассеивалась, они постепенно стали приходить в себя, и теперь стояли поодаль, сбившись кучкой у самой дальней стены помещения, где находилась спасительная лестница, ведущая наверх.

Незнакомец спокойно посмотрел на перевёрнутые им песочные часы. В верхней части колбы оставались всего лишь несколько песчинок. Не сводя с них напряжённого взгляда, он подошёл к распростёртому в луже собственной крови худощавому священнику и склонился над ним. Приподняв ему голову, он вытащил из шкатулки какой-то предмет и провёл им по глубокой зияющей ране священника.

К всеобщему удивлению, шоку и восхищению, священник вздрогнул, моргнул несколько раз глазами, сделал пару глубоких вдохов и, опираясь на руки незнакомца, поднялся. В эту самую секунду последняя песчинка часов упала вниз, наконец, полностью освободив верхнюю часть колбы.

Незнакомец сделал глубокий вздох, словно обрадовавшись тому, что всё обошлось, и помог священнику вернуться в своё кресло.

Всё произошедшее на глазах этих людей выглядело настолько нереальным и фантастичным, что после увиденного никто из них не смог пошевелиться или сказать хоть слово.

Первым пришёл в себя полный священник. Вскочив, он подошёл к своему воскресшему коллеге и, взяв его за руку, поинтересовался, как тот себя чувствует. При этом он не сводил изумлённого взгляда с его испачканной бурой кровью шеи. Там где минуту назад зияла рана, не осталось от неё и следа.

Тот лишь закивал головой и что-то невнятно прошептал.

– Не напрягайте связки, они ещё не окрепли, – посоветовал ему незнакомец. – Вам теперь потребуется много времени, чтобы восстановить силы и вернуть потерянную кровь.

– Кто вы? Великий алхимик или магистрат школы колдовства египетского жреца Джедая? – задал ему хриплым голосом вопрос, полный священник. – Как вы смогли воскресить брата Юэзуса? Вам известен секрет магистерия?

– Демонстрация с воскрешением человека, мне была необходима лишь для того, чтобы вы безоговорочно поверили мне, – спокойно ответил незнакомец. – Что же касается магистерия, то я лишь его обладатель, а не создатель. А секрет его создания принадлежит великим алхимикам, братьям нашего ордена, к сожалению, давно ушедшим от нас в мир иной. На протяжении многих веков, открывая формулу за формулой, создавали они этот камень и старались сделать так, чтобы никто из них не знал тайны открытий другого. Так, путём множества проб и ошибок, познавая природу человека и вселенной, каждый из них привносил в создание магистерия свою лепту. Но даже теперь, энергии созданного ими ре̒биса, согласно тайным писаниям братства, хватит только на несколько оживлений человека или животного. Но при условии, что после смерти несчастных прошло не более трёх минут и они не были обезглавлены.

Из поколения в поколение передаётся секрет магистерия и его растущая с веками и новыми открытиями сила. От верховного правителя ордена, который зовётся Великим мастером, к его избранному общим собранием последователю. Поэтому орден должен продолжать дело своих почивших великих братьев и ни в коем случае не останавливаться на достигнутых ими успехах, чтобы не пропали их труды и открытия напрасно, чтобы знали они «там», (он ткнул указательным пальцем вверх) что прожили земную жизнь не напрасно и дело их живёт и приумножается.

– Только Император ордена может обладать магистерием, – вставая, проговорил третий, самый пожилой священник, и, вытянув руку, обратился к незнакомцу с просьбой, – покажите же, наконец, нам его. Покажите!

Незнакомец опять полез в карман и вновь достал из него серебряную шкатулку.

– Как и любой драгоценный камень, который должен блистать в заслуживающей его оправе, без которой он теряет свой лоск, магистерий также обязан находиться в достойном для него хранилище. Эта прекрасная мини-шкатулка на самом деле является великолепно сделанной табакеркой. Искусная, тонкая работа старых мастеров. И неплохой подарок, которым наградила меня сама Екатерина Медичи, большая поклонница подобных вещиц, – пояснил мужчина, увидев взволнованные взгляды людей, и вытащил из табакерки небольшой предмет, не превосходящий по размерам кулак младенца.

Затем, незнакомец положил этот предмет на свою ладонь и поднял руку так, чтобы все присутствующие люди могли без труда рассмотреть его. Внешне, предмет напоминал кусок голубого кварцита с пробивающимся изнутри радужным свечением, которое создавало такую невероятно красивую ауру, что от камня невозможно было оторвать глаз; настолько мягок и приятен был его свет. Он успокаивал и невольно гипнотизировал своей неземной красотой.

– Император!

– Великий мастер!

– Это он!

Послышалось со всех сторон, после минутной паузы, из-за любования предоставленным предметом.

– Наконец-то! – воскликнул пожилой священник и бухнулся в своё кресло, прикрыв глаза рукой. А когда он убрал руку, то многие заметили текущие из его глаз слёзы. Хотя на лице старика сияла улыбка. – Дождался, – прошептал он, и вновь обратился к незнакомцу. – Теперь мы верим. И после того, как я увидел Его, я могу сказать, что жил не зря, и уйду на тот свет счастливым.

– Говорите же, Великий мастер. Говорите, – обратился к незнакомцу полный священник, полушёпотом, наблюдая и за стариком, и за тем, как незнакомец подошёл к столу и положил камень на верхушку штатива с ретортой; так, чтобы все могли насладиться его видом.

– Говорите.

– Говорите.

Посыпались просьбы со всех сторон.

Незнакомец развернулся к сбившимся в плотную толпу у кафедры людям, и, сверкнув чёрными глазами, торжественно заговорил:

– Как я уже вам представился, имя моё Маниват. И несмотря на то, что оно месопотамского происхождения, я не нахожу в себе корни настоящего ассирийца. Как я уже сказал, память моя берёт начало лишь с того момента, когда меня нашли в пустыне бедуины, у которых я был выкуплен великим и всем вам известным Ашаратом. Хотя это было уже не первое моё рождение. Но об этом я узнал гораздо позже, когда мои учителя открыли мне что такое регрессия прошлых жизней, и что физическое тело имеет целый набор намного более тонких энергоинформационных структур, принадлежащих различным уровням устойчивого существования материи.

По мере изучения определённых методик, тренирующих сознание человека перемещаться из настоящего тела в тело памяти и помогающих открывать доступ в пространство прошлых воплощений, я набирался утерянных и забытых собственных знаний, становясь всё могущественнее и сильнее. Но мне всегда хотелось большего, и однажды я решил познать все тайны нашей вселенной. Однако мои земные учителя и те, которые существовали теперь только в верхних мирах, поведали, что я обязан не только познавать мир воспоминаниями из прошлого, но и учиться сам. Так, достигнув определённого пика, в один момент я понял, что на самом деле зашёл в тупик и в действительности ничего не знаю.

Для расширения кругозора мне были необходимы путешествия и соответственно чья-то защита. Поэтому подчинив свои амбиции сознанию разума, я стал адептом многих тайных орденов, раскинувших щупальца по всей Европе и в большинстве потворствующих становлению нового мирового порядка. Некоторые из них исчезали, другие зарождались, но я уже понимал, что только объединение лучших умов даёт самые значимые результаты. Одному человеку не в силах постичь секреты всех наук сразу. Так, появился и магистерий. Объединяя в себе всё новые и новые открытия самых талантливых умов, он вскоре стал обладать множеством возможностей.

Благодаря простому монаху, при добавлении магистерия в кипящий чан с определёнными ингредиентами, мы можем получить теперь прекрасное, исключительно мягкое и легко поддающееся обработке чистейшее золото. Я сам пробовал его варить, и скажу вам честно, оно выходит не хуже, чем по рецепту из Великого гримуара Соломона.

То, что магистерий в одно мгновение избавляет от ран и даже возвращает к жизни, при определённых, конечно же, обстоятельствах, вы могли убедиться сегодня сами. И всё это стало возможным благодаря открытиям наших братьев, от самого первого из них, отца нашего, Гермеса Трисмегиста, до последнего – Исаака Ньютона. Уж они-то были достойными адептами.

Среди современников же, готов отметить немногих. Так, брат Эйреней, ставший впоследствии Sanctus Germano, добился потрясающих успехов в химии, благодаря которым открыл формулу очищения бриллиантов, а из магистерия научился выпаривать порошок.

А теперь, давайте каждый спросит себя сам, достойный ли он приверженец и адепт нашего ордена. Может ли он продолжать в нём оставаться?

Да, все ваши открытия непло̒хи, и некоторым из них я даже пророчу далёкое будущее и всеобщую человеческую благодарность. Но не ждите славы. В будущем, люди не буду помнить ваших имён. Лучше посмотрите и подумайте, во что теперь, с течением времени, превратился наш орден. Разве о таких последователях своих идей и коэнов мечтали его создатели? Нет, скажу я вам!

Незнакомец подошёл к проскинитарию и положил руки на лежащую на нём раскрытую книгу.

– Не беспокойтесь, все ваши работы, записанные вашими отцами, никуда не денутся, и по ним о вас будут судить наши потомки. Но и мы, последователи тех, кто вносил в эту великую книгу свои знания, можем судить о них.

– Это, сколько угодно, – сказал, вставая полный священник, – но первые страницы книги заполнялись не на латыни, а тайнопись наших предков остаётся для нас загадкой. Особенно тот раздел, где по нашему мнению описывается создание магистерия. Там явно не хватает страниц.

– Ещё бы, – усмехнулся незнакомец, и быстро пролистнул бо̒льшую часть книги. – Эти записи должны были открывать свои тайны только «посвящённым», поэтому каждый листок этой книги изначально заполнялся сигилами, кабалистическими символами, ключ к которым утерян в веках и заменён со временем латынью. Языком, более известным среди образованных и сведущих в медицине и алхимии людей. А что до недостающих страниц, – незнакомец засунул свою правую руку глубоко во внутренний карман камзола и вытащил оттуда свёрнутые листы, похожие больше на древний, но хорошо сохранившийся папирус, – то вот они, – и, развернув вынутые им листки, он вложил их в книгу.

Затем он склонился над талмудом, снова перелистнул в нём несколько страниц и с жадностью стал читать написанные сигилами первые главы. В зале всё это время сохранялась гробовая тишина.

Через минуты три-четыре, незнакомец оторвал от книги свой взгляд, выпрямился, запрокинул голову, и, закрыв глаза, словно возносит молитвы богу, тихо прошептал:

– Вот оно. Наконец-то, нашёл.

Открыв вновь глаза и увидев вопросительные взгляды присутствующих людей, он вздохнул и, уже более громко, сказал:

– Теперь я узнал местонахождение последнего, недостающего компонента магистерия. С ним он станет во сто крат сильнее и сможет не только преобразовывать неблагородные металлы в золото и оживлять людей, но и даровать избранным и достойным вечную молодость. С ним наш орден станет самым могущественным в мире.

– Значит, до сих пор, он не мог только омолаживать? – поинтересовался полный священник, подходя к камню и внимательно осматривая его со всех сторон.

– Проводимые мной опыты с выпаренным из магистерия порошком, который я добавлял в питьё испытуемым, к сожалению, показали его слабую эффективность в этом направлении, – спокойно ответил незнакомец. – Не хватало Пятого элемента. Того самого. Люди лишь ненадолго омолаживались и по истечении небольшого отрезка времени, вновь обретали свой прежний облик, соответствующий их настоящему возрасту. Но в скором времени всё изменится. Как только я добавлю в магистерий нужный ингредиент, камень обретёт свою истинную силу.

Теперь встали со своих мест и два других священника. Они подошли к столу и принялись тоже рассматривать светящийся и переливающийся всеми цветами радуги предмет. Наконец оторвав от него взгляд, они переглянулись и повернулись в сторону зала. Незнакомец без труда прочитал во взгляде этих людей тайное желание оставить камень у себя и даже проследил за их многозначительными взорами, устремлёнными на стоявших в зале людей, у многих из которых блеснули из-под плащей эфесы шпаг и рукоятки пистолетов. Казалось, что все они уже забыли, какую шутку с золотой пылью ещё совсем недавно сыграл с ними этот человек.

Несмотря на это, незнакомец спокойно снял камень со штатива и убрал его в табакерку, которую затем всё-таки протянул полноватому священнику. Тот опешил, и как многим показалось, поначалу даже побоялся взять столь странный предмет в свои руки. Но посыпавшиеся со всех сторон слова: – Берите! Берите же! – подбодрили его, и, набравшись храбрости, он забрал табакерку и торжественно прошёл с ней на край кафедры, где подняв над головой, показал остальным.

Незнакомец же отошёл на задний план и молча наблюдал за этой картиной со стороны.

– Ну, что же, – сказал он, наконец, после того, как дал всем присутствующим насладиться созерцанием магистерия. – Я не мог не оставить магистерий здесь, в стенах этого собора, в руках самых ярых его приверженцев. И пусть он находится тут до нашей следующей встречи, о которой говорил монсеньор.

– Как!? – воскликнул худощавый священник, у которого вновь прорезался голос. – Вы меня узнали?

– Узнал, – спокойно ответил мужчина, сходя с кафедры. – И приеду обязательно в день весеннего равноденствия будущего года.

– Вы уже и дату знаете?

– Знаю, – немного усмехаясь, ответил незнакомец, отступая всё дальше и двигаясь в направлении противоположной к кафедре стены. – И очень надеюсь, что наша встреча состоится.

– Можете в этом не сомневаться! – воскликнул полный священник.

– Я вам верю господин Префект.

– Как?! – воскликнул он. – Вы и меня узнали?

– Да, – спокойно ответил незнакомец, – и в случае надобности, всегда смогу всех вас найти. Ведь вы же не потеряете доверенную мной вам вещь?

– Эту!? – вновь воскликнул священник и прижал к своему сердцу табакерку с камнем. – Никогда! Она будет храниться в тайнике этого собора, известном только нам троим, – и он обвёл рукой себя и двух других священников.

– Тогда я спокоен, – сказал незнакомец, пятясь к стене, где вдруг на секунду исчез из виду, скрывшись в единственном тёмном углу помещения.

Но и этого мгновенья мужчине оказалось вполне достаточно, чтобы незаметно покинуть подземелье, воспользовавшись скрытой потайной дверью, известной, почему-то, только ему одному. Даже дежуривший у лестницы каноник не успел ничего увидеть. Поэтому бросившиеся по мановению руки священника следом за ним люди наткнулись лишь на глухую и холодную серую стену.

Когда же они вернулись к кафедре с дико шарящими вокруг себя глазами, полный священник откинул крышку табакерки и издал истошный, дикий крик.

– Что там?

– Что вы увидели?

Тут же посыпались вопросы испуганных его криком людей.

Трясясь всем телом, священник перевернул табакерку внутренним донышком вниз, и, посмотрев на взволнованных братьев, еле выдавил из себя лишь несколько фраз:

– Там, ничего нет. Пусто.