Читать книгу Империя, которую мы потеряли. Книга 2 - Александр Афанасьев - Страница 16

Было бы ошибочно думать, что мы пережили только «политические» годы и нуждаемся только в политическом поучении, в политических выводах. Более того, можно сказать, что в некоторых отношениях чисто политическая точка зрения пока бесплодна. Бесплодна потому, что, как ни ясны некоторые политические цели, никто не может пока указать ясных политических путей к этим целям. Сравнительно с дооктябрьским прошлым Россия сделала огромный принципиальный шаг вперед в политическом отношении. Но сделав этот шаг, она очутилась перед культурными проблемами, которые, казалось, были оттеснены на задний план политическим вопросом. Если прежде можно было сказать… что никакой культурный прогресс невозможен без решительного, принципиального политического разрыва с прошлым, – то теперь так же решительно можно утверждать, что никакой политический шаг вперед невозможен вне культурного прогресса; без такого прогресса всякое политическое завоевание будет призраком, будет висеть в воздухе.

Из фатального круга двух основных политических положений:

1) необходима конституция, прочный правовой порядок и

2) правительство, которое в политическом смысле держит в своих руках положение, ведет всякую иную, только не конституционно-зиждительную и конституционно-консервативную политику…

Из этого фатального круга самого по себе невозможно извлечь ничего положительного. Все свести к критике правительства значило бы безмерно преувеличивать значение данного правительства и власти вообще: источник неудач, разочарований и поражений, постигших Россию, лежит гораздо глубже. Даже если бы каким-нибудь чудом политический вопрос оказался разрешенным, решение его лишь более выпукло выдвинуло бы значение другой, более глубокой задачи. Это значит: общество должно задуматься над самим собой. Мы переживаем идейный кризис, и его надо себе осмыслить во всем его национальном значении.

Из всех злоключений в Первой и Второй Думе Струве сделал фундаментальный вывод: проблемы России не являются ни политическими, ни экономическими, ни социальными. Главная проблема – прежде всего культурная. Даже лучшие законы и конституция – в России не сработают, ибо общество не готово принять те культурные ограничения и нормы, какие налагает свобода. Никакой политический шаг вперед невозможен вне культурного прогресса; без такого прогресса всякое политическое завоевание будет призраком, будет висеть в воздухе, ибо не подкреплено ничем.

Струве сделал и другой мрачный вывод – интеллигенция не только не пытается заполнить культурные пробелы, не дающие возможности для эффективной и ответственной публичной политики – но и усугубляет ситуацию. В ответ – понятное дело, интеллигенция повела оголтелую газетную атаку на Струве. Демонизация существовала уже тогда.

…

Струве видел, что считать происходящее «опытом взросления» уже слишком опасно – после краха первого парламентаризма и после всей той крови, которая пролилась и продолжает литься. Его поразило то, насколько равнодушно интеллигенция и левые – отнеслись к конституционному акту 17 октября, насколько он им был не важен. Ему не нравилось то, что русская интеллигенция, оголтело отталкиваясь от царизма, проявляла те же черты – одержимость, нетерпимость к другому мнению, доктринерство, неспособность к компромиссу. Не нравилось то, что правовая беспринципность власти встречает такую же правовую беспринципность интеллигенции, она попирает право так же легко как и власть. И в этом случае – в революции смысла не будет, потому что она не принесет освобождения.

…

Правовая беспринципность революции выражалась в формуле: всякое действие допустимо, если оно полезно для революции. По недомыслию, хорошо известному логической теории, все вредное для правительства приравнивалось к полезному для революции, и, таким образом, к морально чудовищной посылке присоединялись допущения, фактически нелепые. Каким реальным содержанием история наполнила эту логику, достаточно известно.

Правовая беспринципность контрреволюции выражается в формуле: всякое административное действие допустимо, если оно наносит вред «крамоле». На линии этого рассуждения может лежать всякое преступление… Этим подготовляется не умиротворение страны, а возрождение с новой силой тождественной формулы с революционным знаком.

В конце концов – Струве пришел к выводу, который он такими словами не сформулировал, но… он понял, что победа революции не принесет свободы в силу того, что интеллигенция ничуть не лучше власти. Те кто борется – не лучше тех против кого борются и более того – во главе новой несвободы могут встать люди, которые ранее боролись за свободу. И панацеей против этого – должно стать изменение культуры, сначала интеллигенции потом и общества в целом.

Опыт Первой и Второй Думы – он к сожалению не стал для России опытом парламентаризма. Происходившее там – противоречило самой идее парламента как выдвижения представителей народа, которые будучи объединенными в некий орган власти, отдельную ветвь власти – смогли бы говорить от имени общества, контролировать расходование денег, собранных с общества и предотвращать появление власти, отдельной от общества и довлеющей над обществом. Парламент – нигде кроме России не становился инструментом разрушения системы власти, а не частью ее.

Еще парламент становился местом согласования интересов различных групп общества, а не местом продолжения и углубления конфликта.

В России – парламент стал продолжением революции и свидетельством ее незавершенности – что в свою очередь отражало крайнюю незрелость и безответственность общества. Но одновременно с этим – взорвались мины, которые были заложены многим ранее и не обезврежены. Надо признать, что общество того времени было не готово для парламентаризма.

Что такое парламент? Я уже говорил выше: идея парламента заключалась в том чтобы создать еще одну ветвь власти, народную, которая бы стояла рядом с неизбираемой (монархом) и выполняла функции и контроля, и совета и законотворчества. Первоначально – парламент возник в Великобритании, где монархия существует и поныне. Во Франции – парламент работал и рядом с президентом и рядом с королем – кстати, многие кто знаком с политической кухней Франции говорят, что французы по-прежнему выбирают себе не президента, а короля. Идея парламента заключалась не в борьбе с монархией, не в перехвате власти, не в победе революции. Но у нас она именно в этом и заключалась: причем апологеты этой идеи не слишком то задумывались о том, а какой должна быть конфигурация власти. Конституционная монархия? Президентская республика? Как и кем должен избираться глава государства, если это будет выборный пост? Мы подошли к 1917 году «интеллектуально голыми» я бы так сказал, без малейшего понимания, а если не Николай II то кто и если не монархия – то что? И призывы к Первой думе провозгласить себя конституантой, то есть учредительным собранием и дать стране Конституцию разбивались думаю об это – не было Конституции! Не было даже понимания, как должна выглядеть русская конституция. Это кстати удивительный факт – общество с таким жаром требовало конституцию, но за несколько лет – не смогли подготовить нормальный проект конституции. Думаю, если бы была обсужденная, разделяемая подавляющим большинством конституция – за принятием дело не стало бы.

Но все это скрывает еще более глубокую проблему – аправовой и антиправовой характер тогдашнего (да чего греха таить и сегодняшнего) русского общества и его передового отряда – интеллигенции.

Парламент – созывается для того чтобы дать людям ПРАВА и закрепить их законодательно. Как это соотносится с вызывающими оторопь откровениями русской интеллигенции о том, что они против свободы, России не нужна свобода, что не нужно право, потому что право есть обман, и чем стоять на праве, лучше рухнуть. И это не просто слова. Вдумайтесь – ни в первой ни во второй Думе правительство не смогло найти большинство для того чтобы провести законы дающие крестьянам право собственности на землю. Зато и там и там – даже партии, считающиеся либеральными, предлагали законопроекты о переделе земли, предполагающие массовые нарушения чужого права собственности на землю. Ведь никто в том числе и те кто считался либералом – не подумал о том, что крестьянам надо помочь землю КУПИТЬ. Практически все законопроекты предусматривали, что землю нужно ОТНЯТЬ. И мало кто думал: ну хорошо, пройдет еще двадцать лет, и снова возникнет неравенство – и что тогда? Опять отнимать? И когда все это кончится?

Не подумали и дальше – если можно отнять землю, то что еще можно отнять? Крестьяне кстати тоже не подумали – если могут отнять они, почему нельзя отнять у них? Сталин и отнял.