Читать книгу Империя, которую мы потеряли. Книга 2 - Александр Афанасьев - Страница 5

Один из выводов, к которому я пришел не сразу, спустя очень большой промежуток времени с того момента, как я начал изучать историю России начала 20 века – так это тот, что мы не понимаем тогдашней системы власти, ее составляющих и соотношения сил между ними – а потому раз за разом приходим к неверным выводам относительно того что произошло. Мы экстраполируем на тогдашнюю ситуацию советский и современный российский опыт – чего делать нельзя. РИ, СССР и РФ – это три разные страны.

Начнем вот с чего: самодержавие. Что вы думаете, слыша это слово? Наверное, что вот, есть самодержец, который может все что угодно и с кем угодно сделать, правит так как захочет его левая пятка.

На самом деле, это очень далеко от истины. То, что мы представляем – это тоталитаризм. В нашем случае – сталинизм. Но никак не самодержавие.

Действительно, самодержец был «хозяином земли русской», формально он в своем правлении не был ограничен вообще ничем (по крайней мере, до 1905 года). Но это на словах. А что было фактически.

Представьте себе – Россия. Интернета нет. Телевидения нет. Самолетов нет. А страна еще больше чем сейчас. Телефон роскошь. Бумаги печатаются на машинке. Из баз данных – картотека и память.

Вопрос – как реально управлять страной?

Что такое вообще управление. Управление – это оказание воздействия на управляемый субъект с целью добиться изменений. Например, мы поворачиваем руль автомобиля, оказывая на него воздействие чтобы он ехал в нужном направлении. Но для этого нам надо видеть дорогу, иметь руль и педали. А что было рулем и педалями в Государстве Российском?

…

Придворный штат в 1894 году был 561 человек, в 1914 он вырос до 1129 человек, в 1917 году сократился до 1044 человека причем немалое число должностей было чисто церемониальным.

…

http://www.strana-oz.ru/2004/2/mnogo-li-chinovnikov-bylo-v-rossii

Точных данных о численности государственного аппарата в конце XVIII века не существует. Предположительно ее определяют в 21,3 тысячи человек, в том числе от 12 до 16 тысяч чиновников. Цифра эта получена путем расчета, исходя из темпов роста различных категорий чиновничества в предшествовавший период. Располагая конкретными сведениями о численности чиновников и канцелярских служителей отдельных губерний (в зависимости от количества уездов она колебалась от 1 000 до 600 человек), выскажем предположение, что к концу XVIII века только на местах было занято свыше 30 тысяч человек. Тем не менее при населении в 37,4 миллиона Россия управлялась намного меньшим числом чиновников, чем европейские государства. Например, во Франции, где проживало тогда 26 миллионов человек, насчитывалось около 90 тысяч чиновников.

Министерская реформа начала XIX века способствовала дальнейшей бюрократизации системы государственного управления, получившей наиболее полное развитие при императоре Николае I. Именно в годы его правления численность бюрократии росла особенно быстрыми темпами. Если в 1842 году работу государственной машины обеспечивало 74,5 тысячи чиновников и канцеляристов, то в 1857 году для этих целей потребовалось уже 122,2 тысячи человек, т. е. в 1,6 раза больше. Если соотнести эти сведения с общей численностью населения (59,3 миллиона человек в 1858 году), то окажется, что на каждого служащего приходилось 480 жителей России. Но даже в самый «бюрократический» период своей истории Россия в этом отношении по крайней мере в два раза отставала от Австрии, Франции и Великобритании. Например, в Австрии уже в 1804 году при населении в 21,8 миллиона человек насчитывалось 102 тысячи чиновников, т. е. на каждого из них приходилось по 214 жителей.

Проведение во второй половине XIX века реформ местного управления (земской 1864 года и городской 1870 года), создавших широкую сеть общественных учреждений, не могло не сказаться на темпах роста численности государственных служащих. Однако привести точные сведения о количестве чиновников и канцелярских служителей в конце XIX – начале XX века не может ни один историк, причем разброс в предполагаемых цифрах очень велик. Так, в литературе можно встретить следующие данные об их численности: 436 и 144 тысячи (в 1897 году), около 500 тысяч (в 1903 году), 575 тысяч (в 1910 году), 253 тысячи (в 1913 году).

Очевидно, что точный ответ на вопрос, вынесенный в заглавие, потребует от историков проведения большой и кропотливой работы. Тем не менее, даже согласившись с авторами, допускавшими существование полумиллионной армии чиновников, мы не выведем нашу страну в число лидеров по бюрократизации управления. В 1913 году при населении в 155,4 миллиона человек на каждого из 575 тысяч предполагаемых чиновников приходилось лишь 270 граждан России. По подсчетам Б. Н. Миронова, в 1910 году на каждого служащего, занятого в государственном и общественном управлении, приходилось: в России – 161, Англии – 137, США – 88, Германии – 79 и Франции – 57 человек. Совершенно очевидно, что с учетом огромной территории Российская империя на протяжении всей своей истории не имела достаточного числа чиновников для организации бюрократического государственного управления по европейским стандартам.

В этом отношении дореволюционная Россия представляла разительный контраст с Советской Россией, где темпы роста численности бюрократии были очень велики. Так, уже в 1922 году ряды управленцев насчитывали 700 тысяч человек (при населении в 133,5 миллиона), а к 1985 году достигли почти 2,4 миллиона человек (при населении в 276 миллионов), что выразилось в соотношении: один чиновник, соответственно, на 190 и на 115 жителей СССР. Не исключено, что именно на этой почве и вырос миф о чрезмерной бюрократизации управления Российской империи.

…

…после 1917 г. установление тотального контроля социалистического государства над всеми сферами жизни мгновенно привело к невиданному разрастанию административно-управленческого слоя. В конце 1919 г., несмотря на отпадение огромных территорий с многомиллионным населением – только в 33 губерниях европейской России насчитывалось 2360 тыс. средних и высших госслужащих (т.е. без курьеров, швейцаров и т.д.). Даже при НЭПе перепись 1923 г. зафиксировала только в городах, без сельской местности, 1836 тыс. служащих. С 1925 по 1928 г. их число увеличилось с 1854,6 до 2230,2 тыс. чел. Если до 1917 г. в России на 167 млн. населения приходилось менее 0,6 млн. госслужащих, а в Германии на 67,8 млн. населения – 1,5 млн., то уже через 10 лет Германия осталась далеко позади: к этому времени там в управлении было занято 20 чел. на 1000 населения, а в СССР – 33. Если Российская империя занимала по этому показателю последнее место среди европейских стран, то СССР уверенно вышел на первое. Причем если в России с середины XIX до начала XX в. число чиновников на 1000 чел. населения оставалось примерно одинаковым (за вторую половину XIX в. даже снизившись), то в советские годы оно постоянно возрастало (составляя в 1928 г. – 6,9, в 1940 – 9,5, в 1950 – 10,2, и только в «перестройку» в 1987 г. снизилось до 8,7), превышая по этому показателю Российскую империю в 8—10 раз.

Обратите внимание, что до 1917 года в число чиновников включались, например служащие почты и полицейские. Но посмотрите на выше приведенные данные, теперь представьте, какова была эффективность работы всех этих людей, при том, что у подавляющего их большинства не было и телефона…

Кстати, а сколько было полицейских? На 1917 год – по МВД было примерно 145 тысяч человек, причем в это число входили и пожарные. Для сравнения – в СССР было примерно 630 тысяч милиционеров, то есть их число возросло вчетверо. Сейчас полицейских еще больше – и не забывайте, это при том, что территория России сократилась, а эффективность работы каждого чиновника и полицейского в частности – кратно повысилась.

Читал как-то статью одного украинского политолога. Тот с горечью сказал – стоит ли нам охаивать былое, если при царе на Украине община из десяти тысяч человек могла содержать одного исправника, и при нем писаря – а больше чиновников не было, и никто не осваивал бюджетные средства, не налетал подобно саранче и не покупал Бентли на «честно заработанные»…

Теперь.

Трудно поверить, но у Николая II не было личного секретаря. То есть, он сам выполнял большую часть секретарской работы – например, запечатывал и надписывал конверты. Причина – Николай II боялся постороннего влияния на себя.

В чем отличие русского кабмина от… к примеру советского совмина? Ключевое – в кабмине министры не подчинены административно премьер-министру, они имеют доклад у Государя напрямую. Почему так? Потому что в противном случае – премьер автоматически становится соправителем России.

Так что тогда мог сделать Николай II при тех возможностях по управлению страной, которые у него объективно были?

Первое – это подбор кадров. Это всегда оставалось за Императором. Кадровая политика Николая II – это тема очень и очень сложного разговора. С одной стороны – именно при нем выдвинулись очень и очень талантливые в своих областях да и в целом люди. Из известных – конечно же Столыпин и Витте. Из менее известных – фон Плеве и Кривошеин, который, не будь революции, скорее всего стал бы премьером и снискал бы на этом поприще не меньше славы, чем Столыпин и Витте. Фон Плеве – опередил свое время лет на пятьдесят в вопросе полицейского контроля общества. С другой стороны – Николай II нередко назначал одиозных личностей типа Горемыкина, дал ход разрушительному влиянию Победоносцева и катастрофически упустил армию, позволив в ее недрах сформироваться заговору против себя. Я повторюсь: Николай II отличался двойственностью в вопросе подбора кадров. С одной стороны – понимая свою ответственность перед страной и историей – он находил и назначал действительно выдающихся людей. С другой – он тяготился обществом людей, которые были умнее и сильнее его и любил общество слабых, лизоблюдов и тех, кто говорил то, что он хотел услышать.

Второе – это принятие окончательных решений. Тут можно много говорить – но цифры экономического роста говорят сами за себя.

И – попробуем подвести итог. Самодержавие – категорически нельзя сравнивать ни со сталинским тоталитаризмом, ни даже с сегодняшним временем – это время, когда человек был почти автономен. Да, у него не было некоторых прав – но отсутствие прав компенсировалось и отсутствием обязанностей, а так же минимальным вмешательством государства в жизнь людей. Это минимальное вмешательство в сочетании с правильными стимулами и быстро растущим населением – давало высочайшие темпы экономического роста, которых не было ни при СССР и нет в сегодняшней России.

4.1. О легитимности царской власти в преддверии 1917 года

Происходящие на наших глазах события на Украине – снова, как и сто лет назад ставят перед нами фундаментальные вопросы и требуют их разрешения. Один из таких вопросов – вопрос легитимности власти и соотношение законности и легитимности.

Обратимся к Википедии и словарю Ожегова за общепринятым пониманием легитимности

Легитимный, -ая, -ое (спец.). Признаваемый законом, соответствующий закону. (Словарь Ожегова, Толковый словарь русского языка)

…

Применительно к политической легитимности известный английский политолог Дэвид Битэм (David Beetham) разработал «нормативную структуру политической легитимности»:

1. власть соответствует принятым или установленным в обществе правилам;

2. эти правила оправданы путём ссылки на веру, которую разделяют управляемые и управляющие;

3. имеются доказательства согласия на существующие отношения власти.

Легитимность – первоначально то же, что и законность. В политологии – признание власти населением. Легальный – законный, соответствующий правовым нормам (закону или подзаконным актам).

Обратите внимание – толкование легитимности в словаре Ожегова кардинально отличается от более позднего толкования Битэма, и это неспроста. Согласно современному пониманию, у Ожегова под термином «легитимность» понимается законность, другое понятие. Легитимность же – это не столько действие закона и соответствие закону, сколько активное согласие населения с законом. Эта разница скорее всего обусловлена тем, что в британской политической культуре за народом признавалось право восстания против тиранической власти – в России такое право никогда не признавалось.

Еще задолго до Ожегова и Битэма о легитимности писал Николо Макиавелли, определяя ее как особый тип активного политического согласия, которое император обязан постоянно завоевывать и удерживать, если он хочет оставаться императором.

Так вот – Николай II потерял трон, а потом и жизнь, потому что его власть полностью утратила легитимность. Но утратила она ее во многом по его вине – так как Николай II не выполнял той работы, о которой писал Макиавелли. В этом смысле интересно сравнить его с кайзером Вильгельмом. Вильгельм – был вынужден царствовать в условиях парламентаризма, как и в России после законов 17 октября. Но при этом его власть была более прочной, ее называли полусамодержавной, так как он имел политическую позицию и отстаивал ее, вступал в соглашения с партиями и активно поддерживал их, активно участвовал в борьбе за пост канцлера, проталкивая на него нужные ему кандидатуры, активно участвовал в политическом торге в Рейхстаге, проводя через него нужные ему законы (например, закон о флоте) и небезуспешно. Николай II после 17 октября не последовал примеру Вильгельма, он не стал политическим лидером и выразителем взглядов какой-либо части населения, не создал промонархическую партию и не участвовал активно в деятельности правых, хотя поддерживал их, в том числе деньгами (как обычный человек), не произносил политических речей и не появлялся в Думе иначе как при ее открытии чтобы поприветствовать депутатов и произнести традиционную речь. Он вообще испытывал отвращение к публичной политике. Поэтому Николай II оказывался все более и более уязвимым к политической критике, и терял все больше и больше сторонников, пока не потерял всех. Он не боролся.

Попробуем проследить за динамикой потери политических сторонников царской властью.

– национальные меньшинства – Николай II потерял одними из первых, ввиду одобренной и проводимой от его имени политики форсированной русификации. Она была ошибкой и привела к появлению целого сонма национальных движений, требующих самоопределения вплоть до отделения. Эти национальные движения «отгрызали» наиболее ценный правый электорат. Например, в Финляндии получилось так, что против монархии были и левые и правые – правые требовали самоопределения, а левые – республиканского правления, а то и революции.

– интеллигенция – одновременно с этим Николай II потерял симпатии интеллигенции. Он мог бы их завоевать (хотя симпатии российской интеллигенции штука сомнительная), объявив при вступлении на престол о перспективах реформ – что сильно контрастировало бы с консервативно-охранительской политикой Александра III. Способствовали этому и надежды на влияние императрицы – Аликс Гессенская окончила Оксфорд, долгое время прожила в Великобритании, где фактически исполняла роль секретаря у королевы. Николай II развеял надежды почти сразу, еще на встрече с представителями земств, заявив, что никаких перемен не будет и приблизил к себе одного из самых ненавидимых обществом людей – Константина Победоносцева. Это стало причиной возмущения как в студенческо-разночинной среде, так и в обществе, прежде всего в земской среде, откуда и вышли могильщики режима. И главный среди них – Гучков…

– церковь. Симпатии церкви Николай II потерял, когда отказался собрать Собор и возродить патриаршество, а так же начал говорить о том, что и он сам не прочь бы поработать патриархом. Если называть вещи своими именами – речь шла о контроле над большими средствами Церкви. Если бы Николай II дал Патриарха, да еще бы какие-нибудь льготы подкинул по освобождению от пошлин иностранного табака например – Церковь бы за него пошла.

– бизнес. Бизнес в России того времени не был единым целым, он не смог сформировать целостное «третье» сословие с едиными интересами и требованиями. Часть бизнеса сидела на госзаказах, но это не значит, что она поддерживала монархию, скорее наоборот, ей нужен был парламент британского типа. Для чего? А для того же для чего украинским олигархам сейчас нужна Рада – как площадка по договоренностям дербана бюджета. Сколько ты депутатов провел/перекупил – такой у тебя и кусок в общем пироге. Другая часть бизнеса была староверами, а те считали Романовский режим сатанинским еще со времен Никона. Третья часть бизнеса либо была еврейской, либо зависела от международного финансирования, которое держало в руках еврейство – этих не устраивала политика царского правительства в отношении евреев, они связывали надежды на отмену черты оседлости и антиеврейских ограничений с парламентаризмом. Четвертая часть бизнеса была просто левой – были же случаи в Москве, когда фабрикант на свои деньги револьверы для боевиков покупал. Наконец, пятая часть бизнеса мечтала после войны устроить передел собственности, что Николай II не пообещал. Но проправительственного бизнеса в стране практически не было.

– армия. Падение авторитета Николая II в армии – сложный и до сих пор до конца не исследованный процесс. Он к тому же еще и многофакторный. Тут и традиции вольнодумства в армии, которые заходят далеко за декабристское восстание; мы многого не знаем – хотя бы две попытки устроить смуту, в начале 1830-х и в начале 1860-х годов. И то и другое подаётся как польские восстания, хотя и то и другое является попытками использовать армию для захвата власти, в Польше просто оба раза произошел взрыв из-за в целом взрывоопасной ситуации, а в России – нет. Тут и неафишируемое, но имеющее место противостояние между армией (и Генеральным штабом) и Гвардией, которая по сути была отдельной армией. Тут и попытки генералов оправдать собственную бездарность раздуванием слухов о предательстве в верхах и шпионаже в Зимнем. Тут и проникновение в армию «детей семидесятых», которые были инфицированы идеями народничества – и ко времени Великой войны занимали генеральские посты.

– евреи. Тут сказать нечего – грубо ошибочная политика по установлению новых ограничений вместо отмены старых, не принесшая ничего кроме вреда и большой крови. Политика эта связана с личностью Николая II и его убеждениями, которые были антисемитскими и крайне правыми. Эта политика принесла очень много вреда и породила целую касту профессиональных революционеров.

– крестьянство. Вероятно, самая болезненная тема, потому что сам Николай II недолюбливал город и городское население и считал себя «царем крестьян», искал опору именно в этом слое. Надо сказать, что свергли его отнюдь не крестьяне – это был элитный заговор, крестьяне там были только в виде мобилизованных, и это уже были не совсем крестьяне. Но объективно – крестьяне не протестовали, так как считали, что падение самодержавия будет им на руку. Почему?

Вопрос был в земле, и он был сложнее чем кажется, потому что в 1917 году землю отбирали уже не у помещиков – практически вся земля и так была в руках выходцев из крестьянского сословия. Начиная с реформ Столыпина в деревню все больше и больше проникали коммерческие отношения, но воспользоваться ими могли далеко не все. По-прежнему существовала община – причем к 1917 году в ней осталась наиболее нищая часть крестьянства, которой нечего было терять. Существовали отрубники – на их земли и нацелились общинники. Существовали кулаки – местные сельские ростовщики, заслужившие ненависть односельчан. Переселение в Сибирь, освоение целины современного Казахстана началось уже тогда – но оно не было настолько массовым, чтобы снять демографическое давление с деревни. Десять детей в семье было нормой. Общинные угодья истощались и сужались из-за отрубов. Первая мировая война оказалась более жестокой и продолжительной, чем любая другая ранее, а крестьянские рекруты – оказались во многом к ней не готовы. К 1917 году – многие готовы были пойти за кем угодно, кто пообещает землю и мир на любых условиях. Включая и потерю территорий – они не считали территории своими. Для них собственные сотки были важнее возможной потери скажем, Украины. Украиной не прокормишься.

Тут надо развеять некоторые мифы. Русские крестьяне образца 1917 года не были русским народом в современном понимании. Они были именно крестьянами, частью православного крестьянского мира. Формирование единой политической нации, в которой у крестьянина и у того же депутата Думы – одно и то же понимание того где они живут – началось, но не завершилось. Крестьяне были по сути отдельным народом, их горизонт понимания окружающего мира редко простирался за горизонты своего уезда да того города, куда он ходил на подработки. Немалая часть крестьян жила в нищете – а такая жизнь жестко диктует правила выживания, и потому крестьяне и готовы были обменять пять или десять соток лично себе на поражение страны в войне и потерю территорий. Если бы Царь победил – они были бы за него. Но так как война оказалась куда более тяжелой и долгой – от «неудачного царя» они отшатнулись

Вдобавок ко всему – к 1917 году в жизнь начало вступать первое политически грамотное поколение крестьян – как показывает опрос петроградских солдат (крестьянских рекрутов), уже подавляющее большинство из них было грамотным, могло прочитать газету или листовку. Но при этом – в них еще сохранялась наивность, когда печатному слову верили как Евангелию. Отсюда кстати нередко проскакивающее в воспоминаниях, что во время февральской революции бешено хлопали всему, даже прямо противоположным речам…

– наконец, рабочие. Далеко не все рабочие были за большевиков, и далеко не все рабочие даже были левыми – но все рабочие хотели улучшения условий труда. Невозможность легальной политической борьбы – толкала их к противникам правительства.

Плюс – элитам удалось убедить не только самих себя, но и рабочих, и мещанство – в том, что монархия развращена (тема Распутина) и пронизана предательством (немка вместе с Распутиным рулит страной). Протесты против монархии – носили, в том числе и антинемецкий характер.

С какого-то момента – власть Николая II стала законной, но нелегитимной. Вряд ли можно назвать точное время, можно лишь сказать, что лето – осень 1914 года были вероятно последними периодами легитимности царской власти – но и это не значит, что царская власть была легитимной до того. Потерю легитимности вряд ли можно рассматривать как линейный процесс. Полный провал в легитимности – это 1905—1907 годы, когда Москву брали гвардейские части с артиллерией, расстреливали без суда и при малейших признаках нелояльности – то есть речь шла о войсковой операции против собственного народа. Тот факт, что революцию удалось подавить еще не означал восстановления легитимности – если вы почитаете воспоминания Ариадны Тырковой, то увидите описание первой Государственной Думы – общество в лице депутатов явилось туда не законодательствовать, а на бой с властью. Даже изъяснялись военными терминами и понятное дело, ни о каком СОТРУДНИЧЕСТВЕ не могло быть и речи.

Частичное восстановление легитимности произошло в период 3 Государственной Думы, и связано это было как с прошествием времени после кровавых событий 1905 года, так и с серьезным экономическим ростом в России, сгладившем основательный провал начала века и позволивший новым миллионам выйти из того состояния, когда главная беда – неурожай лебеды. Времена премьерства Столыпина, а затем и Коковцева – это времена бурного экономического роста, времена, когда часть крестьянства сполна ощутила на себе улучшения реформы Столыпина, времена, когда стремительно росли города, налаживалось кредитование бизнеса, одна за другой шли великие стройки, стремительно внедрялись плоды технического прогресса.

Но одновременно с этим назревали и проблемы

– общество – и из всех воспоминаний того периода не забыло и не простило власть. При любой последующей серьезной встряске – проблемы должны были вылезти наружу, старые счеты – вспомниться.

– левое крыло в российской политике было намного сильнее правого. В каком-то смысле пришествие большевиков в 1917 году было исторически неизбежно и именно поэтому. Те, кто пытался держаться центра – например, кадеты – постоянно разрывались между инстинктивной правизной верхов, осторожностью Милюкова – и давлением влево со стороны первичек, которые сигнализировали, что отказ двигаться левее лишает партию поддержки избирателей. Милюков это понимал, но лживым популистом типа Керенского так и не стал. Глобально кадеты проиграли 1917 год именно потому, что не нашли в себе силы подчиниться давлению улицы и сделать решительный шаг влево.

Справа – были октябристы (они считались правым центром) – а дальше шли уже вполне антисемитские и погромные организации. Но проблема в том, что ни у тех, ни у других – не было массовой доброкачественной поддержки в низах. Октябристы были партией олигархов – поддержку они просто покупали. Антисемиты и погромщики – играли на темных инстинктах толпы. Но если у левых был Маркс, которого, наверное, читал каждый русский студент, а потом еще и пересказал другому в меру своего разумения – то у правых не было ничего. Не было у них ни популярной теории, ни программы. При появлении «четыреххвостки» – они в Думу либо не проходили, либо проходили, но минимальным составом. Огромная вина в этом конечно была церкви – в большинстве европейских стран правые формировались именно на базе церковных приходов (христианские демократы) – но в России даже церковь стала опасно левой и антиправительственной.

Зато, если бы не было революции в 1917 году – в двадцатые пополнение правые могли получить оттуда, откуда не ждали. Мировая война потрясла сознание всех народов Европы и привела к появлению гибрида социалистической догматики с радикальным национализмом. Гибрид назывался «национал-социализм». Как Гитлер начинал среди баварских коммунистов, так и эсер Савинков к 1917 году уже прошел большую часть пути к фашизму. Социализм – но без братства народов, только для избранных. После газовой атаки в братство народов верится особенно хорошо.

В период 1914— 1917 годы общество в лице контрэлит и части элиты предприняло массированную атаку на и так подорванную легитимность царской власти – и она увенчалась успехом. Вероятно, удалось бы учредить конституционную монархию, если бы не разъяренные толпы на улицах.

Подводя итог. Отказ Николая II участвовать в политической борьбе привел к тому, что к 1917 году он не мог опереться ни на один класс, ни на одну социальную группу. Таким образом, он стал нелегитимным правителем, правление которого не опиралось на согласие подданных, а опиралось исключительно на привычку и на возможность применения силы. При первом замешательстве власти – нелегитимный режим был свернут.

4.2. Роль национализма в разрушении Российской Империи

Произошедшая в России в 1917 году катастрофа – являет собой не один кризис, а кульминацию нескольких разных кризисов, развязка которых слилась воедино. Точнее даже не развязка, а взрыв, потому что многие вопросы о жизни России, поставленные в 1917 году – не получили своего разрешения и доныне. Одним из таких вопросов является вопрос национальный. В начале 20 века он стоял остро, но после падения монархии – в жестокой борьбе почти везде (кроме Польши и Финляндии) уступил вопросу классовой борьбы. Вопрос, почему так случилось, почему для Российской Империи определяющим стал класс, а не нация – это отдельный вопрос, а сейчас поговорим о том, что происходило до 1917 года.

Итак.

Россия, безусловно, являлась империей до 1917 года и является империей сейчас. Причем империей правильной, построенной по классическому римскому канону. Ахиллесовой пятой всех империй, построенных европейцами – является их исконный, исходящий из самой сути европейского проекта национализм, вполне способный перейти в фашизм. В Риме этого не было – римляне женились на местных женщинах, а абориген из самой отдаленной провинции, получив гражданство, мог сделать самую блестящую карьеру. Это все ушло в прошлое – Европа переродилась как скопище национальных государств, и никому за все время после падения Рима – не удалось восстановить империю. Когда же европейцы пошли по свету, создавая свои колониальные империи – они поставили в основу то, что ни один абориген не равен и не может быть равен европейцу. В британской индийской армии – британский новобранец сразу получал звание майора, а индиец не мог получить звания старше капитана, потому что британец не мог подчиняться индийцу. Любой индиец должен был вычистить обувь британцу, если тот этого потребует.

Российская империя строилась по классическому римскому канону – как, кстати, и китайская. Варвар, который ведет себя как ханец – ханец, ханец, который ведет себя как варвар – варвар. Или как сказал император Николай I маркизу де Кюстину – вот это у меня грек, вот это армянин, вон те двое грузины – а вот все вместе они – русские. Представители вошедших в Империю народов – считались равными русским, и могли делать любую карьеру. Примеров не счесть. Грузин Багратион стал фельдмаршалом, как и украинец Паскевич. Армянин Лорис-Меликов стал едва ли не соправителем Александра II. Именно поэтому в своем нормальном состоянии Российская империя отличалась чрезвычайной устойчивостью, а как только в пределы вторгался враг – все народы вставали и шли в бой, плечом к плечу. Каждый из малых народов – ощущал государство своим, как и любой русский.

Однако, к концу 19 века ситуация начала меняться и немалую роль в этом сыграло пробуждение русского национального духа, перетекшее в шовинизм, а в каких то случаях – и в протофашизм. Весь этот процесс инициировался и поддерживался на государственном уровне и представлял собой неумелую попытку «лечить чуму холерой». То есть сбить накал борьбы леваков – народников за счет внедрения в общество правой, националистической идеологии – прежде всего в низы общества. Проект этот оказался не только провальным с точки зрения первоначально поставленных целей – крестьяне за правыми не пошли, они четко сознавали свой интерес, землю и шли за теми, кто им землю обещал. Но этот проект до крайности обострил еще и национальный вопрос, внеся существенную лепту в кризис 1917 года.

Каково было положение с национальностями в России до конца 19 века, когда начала внедряться данная идеология?