Читать книгу Кожа. Стихотворения 2000—2017 годов - Александр Александрович Петрушкин - Страница 67

и так же смерть похожа на лицо

и медленные мокрые ладони

ощупывают мёртвых быт и ё

среди корней уже наверно осень

но кажется агония ещё

не учит говорить ещё всё та же

погладь непонимающе её

лицо похоже в угольях и саже

погладь её и руки и кольцо

от сердца остановлено в глубинах

погладь её древесное шмотьё

которое никто уже не сдвинет

там также смерть похожа на себя

как ты когда листву свою теряешь

и ест зима в полёте снигиря

и цвирк шмеля наружу вынимаешь

и ты несешь его как смерть свою

как зверя зверь спасаешь зайца в бездне

и я твою смерть как свою шепчу

погладишь против рук и всё исчезнешь

так прорастаешь дворников своих

которые стоят посередине

твоей уже свершенной и своей

и разве кто-то смерть как камень кинет?

и разве сны недолги и тонки?

и лёд нас учит нашей тёмной речи

которая короче чем вода

которая нас в ступе защебечет

похожая почти что на лицо

качается в предзимья сердцевине

как ты незавершённая любовь

страшась что кто-то к свету

её вынет

(2010)

сведет с ума присутствие зимы

как время кости наши с фотоснимков

рентгеновских – и разве были мы

иначе как под капельницей – близко

уже сгорание всего всего всего

за минусом под ёлкой мандарина

попробуем представим вкус без вкуса

холодное немёртвое зверьё

(перечеркнул – поскольку не моё

переписал – поскольку нас не видно)

сведёт с ума наличие имён

необходимость называнья вещим

произношения с акцентом и нулём

перешиваешь шерстяные вещи

сведёт до насекомого меня

чтобы раскройщики увидели земля

ладони разжимает и клевещет

особенно как видно детвора

глотает нашу жизнь за нас – в бега

нас ударяет в небеса гремя

как перебежчик

скажу тебе нам не сойти с ума

пока лучи рентгеновские светят

насквозь отличия зимы и января

пережимают глотку говоря пускай

ещё немного много не заметят

и я сижу смотрю на этот луч

благодаря судью или присяжных

или подонка что велик-могуч

засунул в тело мне и с тем оставил

(2010)

вот ты стоишь с прозрачным языком

жуёшь воздушный оробелый ком

застывший снег живёт перегибай

положат лист – с другой его читай

положат в гроб – перевернись за жизнь

земля в тебе и нет иных отчизн

положат в твердь как небо утикай

нас боль в живых запишет через край

(2010)

Мы разучились говорить на русском языку —

Висит солёная вода на ледяном суку.

Затвержен скорый договор бухлом в твоей крови —

Переговорщик с языком, давай поговори.

Поговори за ночь со мной чучмек, поэт и брат.

По хромоте – я там одной, мой дружелюбный гад.

Из съёмной этой наготы – я на одной стою

И голожопым языком не с Богом говорю.

(2010)

бука спит она устала стала женщиной и вот

переходит мир на запад ожидаючи аборт

обжигает крылоплечи закрывает черепки

бука спит она устала и шаги её легки

и шагая без уклона из груди её сосёт

сын как тёмный татарчонок

воркутлаговский полёт

вдоль по свету неповинный

бубучонок смотрит свет

тёмно-синий тёмно-тёмный

через мамочкин скелет

бука спит она устала бубучонок наперёд

смотрит вниз а видит запад

ожидаючи аборт он шагает без уклона

среди первородных вод

татарчонок как бубука

обнимает весь живот

(2010)

спине уже не больно на окно

ложится смерть ласкать её детей

и хорошо быть среднему поэту

приподыматься к утреннему свету

так рядом с местной бабой третью

не ожидать и слушать как живой

с соседом говорит стучится пяткой

в живот у смерти в земли для детей

как хорошо быть средним человеком

уравненным со смертью живым смехом

своих уже рождённых дочерей

спине уже не больно на окно

прикладывается смерть – её щекочешь

и быть иным и говорить с плечом не хочешь

тем более что на плече их нет

тем менее что узнавать ответ

причины не найдется не находишь

и снигири клюют её животный свет

рельефный неизвестный

бог есть нет

и никого не

спросишь

(2010)

зачем зачем о жизни три вОрона летят

и каждый третий держит в своей руке котят

зачем косноязычье незримо мне дано

о впалое как старость отчаянное дно

зерно в подскулье ноет у бледной из ворон

я склонен к паранойе в любой из всех сторон

зачем мне смерть однажды смеётся изнутри

нет музыки понятной для цифры нумер три

и оспою укрыто у черной из ворон

крыло как феней синей написанное С. Л. О.Н.

зачем мне голос птичий безногий голос дан

до боли неприличный как чёрный Казахстан

и рыжий красный ворон забитый в кислород

мне тело лапой ищет и закрывает рот

зачем твоё бессмертье – четвёртый ворон бел

летит на тёмном свете наш чёртов Кыштым-бей

зачем зачем о жизни ворОны три летят

и в каждой третьей дети как умца-ца гудят

(2010)

вот этот шмель узкоколейки в четыре дня

в пути соседей время дрючит идущих на

какая дура – перекрестит – как свояка

и бог молчит и небо меньше себя пока

пока я говорю изыди меня любовь

легко проходит через речи и горла кров

вот этот шмель и он податлив как дурь в июль

на километре выйдут эти и те войдут

блатная речь благословляет любую речь

ну ты приедешь и ответишь за нас перечь

перечь старуха своей смерти перечь за всех

на перегоне у Байкала смотри у дна

благословляет шмель идущих

с любовью на

(2010)

нисколько – это много а сейчас

окно откроешь и мороз сквозь руки

как капельницы длинная вина

как окружившие любовью своей суки

нисколько – это больно до того

договоримся что условно мы

принадлежим бумаге заодно

и как зерно проросшее прямы

нисколько – это я там над тобой

припомнивший что голос в долг был принят

заходишь в тело а внутри темно

и мокрый дождь болезнью сухо вымыт

(2010)

и была у смертей улыбка

но недолго – на море зыбка

от локтя до локтя как Индра

ты приедешь и слышишь Тында

на хрена мне как двери тело

что я мог всё уже ты спела

скрипка купленная трёхрублёво

а пройдёшь и внутри херово

только дверь постучится в воздух

растворяется голос возле

неужели теперь я смертный

баба с возу – улыбка светит

(2010)

о, оловянный голос тишины

до оленины мясо на зубах

нас носит страх за третьих [не своих]

на мятной к пятнице неделе на губах

воловьих львиное лицо глядит в окно

и оставляет четверной [как в рюмке] свет

и машет стрекоза ему в окно четырёхкрытый

и просторный снегу

цвет

о, жертвоприношение моё

непринятое чашей – никого

ни ангела ни семени во тьму

ни крови ни ошметка не возьму

в субботу в пасху в мясо как своё

меня кладёт за дар себе зверьё

о, доброе зверьё меня меня

ты вынимаешь дымом из огня

и раздуваешь ноздри как метель

засовывая как записку в щель

написанное мною мудаком

и унося в своё гнездовье ком

из мяса и его нетишины

которые уже не

прощены

(2010)

мне не с кем говорить ни тут ни там

похоже дым похоже по губам

водили хером бритвою пером

судьбою рыбьей чешуёй лапшой

братан не бойся больше не проси

на двух не хватит зеков и рассий

на двух не хватит пепла и вины

вода течёт но обтекает дым

нам не с кем говорить с тобою брат

вводи по капле в вену препарат

ты препарируешь и бога и лягух

как каин авеля как плоть безмолвный дух

братан не бойся дальше будет свет

ещё подальше тьма – двух сигарет

нам не хватает и хватаешь дух

как рыба воздух бога нет на двух

нам нечем говорить с тобою брат

весь русский низок инородный гад

мне не с кем говорить за нас с тобой

один стоит над нашей головой

с прошитым темячком и рваною губой

откроет рот и бьётся как плотва

со смертью накрест языком братва

а я стою и наблюдаю дым

и не кем мне вот здесь

заговорить

(2010)

снег завершает мёртвую петлю

из всех возможностей что я не говорю

из всех воздушных рукавов и ям

снег завершает снег наверно пьян

он молится за этих и за тех

из всех холодных щурится абрек

он учится смешению времён

чтоб в небо уходил мой патиссон

снег завершает фразу обрыва

снег рвёт наружу как шахида два

теперь шахида с нескольких сторон

лежат и загорают с кадыком

который продышаться им не дал

снег возвращает всё что он в кармане смял

из всех возможностей я эту повторю

почти живую мёртвую петлю

(2010)

сберегая бескостных детей хлебный мякиш в руке

бродят волки в своём отраженье в кыштымской реке

перебросишь сюда хлебный шарик проглотит нас волк

или тьма обшмонает своих а ничьих недотрог

поразительна речь и заразна как будто бы бог

застыдился и спрятался в горле как будто бы смог

защитить всех бескостных стоит эта кость поперёк

видишь мякиш в руке слышишь в горле застрявший глоток

(2010)

Не вспоминай меня – на свет

наколот пластырь света. Урка,

пока ты остаёшься здесь —

летит, как стрекоза, маршрутка.

Не вспоминай меня – простить

из лагеря побег заветен

пока хранят, как сухари,

зверёныши нас, эти дети.

За всех, что были неспроста,

теперь начисленная плата

нас ждёт, считая тьму до ста

и пластыри до зоосада.

Ты, убивающий стрекоз

подземных тёмными шагами —

не ожидаешь, но пройдёшь

над взглядом нашим сапогами.

Не вспоминай меня за свет

засвечено – на пол-аршина

мой дом оторван от земли

и пластыря почти не видно.

(2010)

во как снится эта [трасса]

бог стоит посередине

из асфальта и из [спаса

из] ещё нетвёрдых линий

транспортного коностаса

он почти что не [оформлен]

как цивирк как птичий клёкот

под крылом [до перелома]

кровь горит из поворота

говорит [договорится]

этой трассы середина

бог стоит [да бог с другими]

из укропа или тмина

он растёт [языкового]

и фиксирует на камне

не себя [того – другого]

потому что очень занят

он прохожим [убываньем]

в смысле и в значенье скоро

грохот этому [настанет]

бог нас видит из азора

(2010)

под деревом сидит над головой

то голос твой

то голод твой по слуху и другим

за это спим

за то законник может даже финку в бок

и внемлет Бог

а голос твой слабее изнутри

и выйдет три

три голоса болячку этот звук

протри испуг

под деревом сидит над головой

с самим собой

царапает смешные письмена

как смерть страна

(2010)

вот так и говорить вот так и воровать

у бабы теплой смех а на изнанке свет

ребенок и кровать пора – кровит – вставать

недолго и смешно чтоб говорить за всех

чтоб тело обживать до горлышка в огне

до пятнышка в паху до звука об стекло

(патетика не верь) друзей или врагов

за всех лишь утром снег и не бывает всё

кыштым тебе рассвет пиздец какой китай

я выхожу на кухню и в форточку тянусь

за сигаретный дым прости и съешь меня

поскольку говорить я как всегда боюсь

(2010)

наконец-то нельзя задразнить щебетать

перегнувшись из смерти

все равно нас никто не простит —

ну а если простит – не заметит

и вконец перекопанный ад —

назови его будучи живу —

перегнул эту смерть и сломал —

как малец конопатя машину

смерть смотрела в свои же глаза

повторяя бессмысленно жесты

я не помню кто это сказал

но наверное тоже не местный:

вот и я помолчу о себе

вот и я постою о других

а снаружи как видишь всё свет

а по свету небесны круги

(2010)

о чём о том скрипят ладони

пластмассовые темноты

все переправлено направо

нарывы рты

животное всё наизнанку

идёт гулять

и начинается по знаку

вся жизнь опять

о чём о том ты некрасива

и голубь мне

не говори молчи со мною

я сам во тьме

(2010)