Читать книгу Короче, Пушкин - Александр Архангельский - Страница 5

В семейной памяти Пушкиных сохранился эпизод. То ли 1804-й, то ли 1805 год. Александр отстал от матери, разозлился и сел посреди пыльной улицы. Заметил, что некая дама смотрит из окна и смеется; привстав, огрызнулся: “Ну, нечего скалить зубы!”

Он толст, ленив, обожает залезать в корзину и молча наблюдать, как бабушка, Марья Алексеевна Ганнибал, или “Ганнибалова”, как ее иногда зовут, вяжет и вышивает. Бабушка довольна тихим внуком, учит читать и писать по-русски, он посещает детские танцевальные вечера в знаменитой школе Йогеля и влюблен в Соню Сушкову. Цыганистая мать, Надежда Осиповна, сердится: как заставить мальчика гулять и бегать? Она добросердечна, но обидчива: может надуться и не разговаривать неделями и даже месяцами. Отцу, Сергею Львовичу, светскому философу, старомодному щеголю и автору эпиграмм, все равно; отношения отставного майора с сыном всегда будут прохладными, в худшие времена – враждебными, в лучшие – равнодушными. Дядя, Василий Львович, веселый болтун, рифмоплет, бонвиван, заинтересуется племянником гораздо позже:

Мальчик родился в Москве 26 мая 1799 года (6 июня по новому стилю); у него есть смуглая и волоокая сестра Ольга, старше его на полтора года, и брат Николай, младше – почти на два. С Ольгой Александр дружен, они болтают, ставят домашние спектакли; потом возьмут верх гендерные стереотипы: дружба – дело мужское. Брат с сестрой будут переписываться, изредка общаться, в 1830-е годы Пушкин столкнется с ее мужем Павлищевым: у них возникнут разногласия из-за имущества и денег. Николай умрет шестилетним и перед самой смертью покажет Александру язык – эта сцена останется в пушкинской памяти навсегда. В 1805-м у Пушкина родится еще один брат, Лев, баловень семьи. Такой же курчавый, но белокурый и светлокожий; по словам современника, “его наружность представляла негра, окрашенного белою краскою”. Лев запутает литературные дела брата, будет лишен права представлять его интересы, но любимчиком поэта останется. Остальные дети Пушкиных умерли младенцами.

Вскоре Александр заметно похудеет, станет резвым; склонность к язвительным шуткам усилится. Выдающийся поэт конца XVIII столетия Иван Иванович Дмитриев, рябой после оспы, был частым гостем в доме Пушкиных и однажды пошутил над мальчиком: “Ишь, какой арапчик!” “Арапчик да не рябчик”, – заметил юный нахал, чем вызвал общий восторг.

Семья не подарила Пушкину тепла, он остался недолюбленным, и многое в его позднейшем поведении объясняется этим. Но зато родители открыли ему путь в литературу. Согласно семейному преданию, будущий поэт забыл про игрушки и заслушался разговором отца с Карамзиным. Правда это или нет, но важна сама возможность эпизода. У отца была хорошая разноязыкая (с преобладанием французских книг) библиотека. Интересны застольные разговоры старших о русских порядках и европейских делах. Забавны народные сказки в передаче бабушки и крепостной Арины Родионовны, которую биографы называют то Яковлевой, то Матвеевой, хотя она фамилии не имела.

А главное, семья сформировала чувство приобщенности к истории.

“…Имя предков моих встречается поминутно в нашей истории. В малом числе знатных родов, уцелевших от кровавых опал царя Ивана Васильевича Грозного, историограф именует и Пушкиных. … Четверо Пушкиных подписались под грамотою о избрании на царство Романовых…” И когда Пушкин пересказывает эпизод, которого не может помнить (как во время путешествия в Михайловское и Петербург в 1800-м столкнулся с Павлом Первым, и царь приказал несчастной няньке снять с растерянного мальчика картуз), он не просто дает зарисовку, но ставит себя в ряд политически значимых предков. Пускай и с иронией.

Отдельный сюжет связан с дедом по отцу, Львом Александровичем. Тот, если верить Пушкину, во время екатерининского переворота остался верен свергнутому Петру III и выпал из русской истории. Зато сохранил родовое достоинство и дворянскую честь.

На самом деле Лев Александрович ни в какой крепости не сидел и в отставку не выходил. Также поэт был уверен, что дедушка заподозрил связь своей первой жены с французом-учителем; жену заморил в домашней тюрьме, а француза “весьма феодально повесил на черном дворе”. Пушкин возвращался к сюжету, в том числе в переписке с невестой: “…ваша любовь – единственная вещь на свете, которая мешает мне повеситься на воротах моего печального замка (где, замечу в скобках, мой дед повесил француза-учителя, аббата Николя, которым был недоволен)” (письмо к Наталье Гончаровой от 30 сентября 1830; по-французски). В реальности венецианец Харлампий Меркади был просто поколочен; Лев Александрович получил монаршее прощение за “непорядочные побои”. О своей первой жене впоследствии отзывался с нежностью.

Пушкина не беспокоили биографические ошибки, ему была важна сама идея рода, аристократической прописки, принадлежность к партии шестисотлетнего дворянства. Род обеспечивает человеку то, чего купить невозможно: законное место в истории. Главное политологическое сочинение Пушкина – “Сказка о рыбаке и рыбке” – написана в 1833 году, и в ней содержится важнейший эпизод. Старик, поймавший золотую рыбку, выполняет одно за другим требования властной Старухи: добывает новое корыто, хорошую избу. И это все терпимо, пока Старуха не выказывает претензию на родовитое дворянство: “Не хочу быть черной крестьянкой, / Хочу быть столбовою дворянкой”. Столбовое дворянство – старинное, проверенное веками, задним числом записаться в него невозможно, а если можно, значит, ты владеешь тайной управления прошлым. Отныне путь Старухи предопределен: она стремится к власти. Для начала – политической (“хочу быть вольною царицей”), затем – духовной. В рукописи Старуха превращалась в Римскую папу:

А получив “венец латынский”, Старуха покушается на полномочия “владычицы морской”. И, конечно, возвращается к разбитому корыту.